Текст книги "Финт хвостом"

– Отпусти его! – крикнула Джейн и ударила маму по руке. Мама его отпустила. Джейн ударила маму еще раз. И еще раз. Мама расплакалась. Мама закрыла голову руками. Тимми попытался отползти в сторону и вдруг почувствовал, что в комнате есть кто-то еще, кто-то большой. Он замер на полу.

– Какого черта здесь происходит? – спросил отец. Джейн медленно поднялась с пола. Ее лицо было уродливо красным. Очки разбиты, юбка порвана.

– О Господи… Мистер Коллинз?

– Что здесь…

– Простите, пожалуйста. Ох, простите. Я Джейн Фаркхар, я вам звонила, чтобы вы приехали…

Отец ничего не ответил. Тимми взглянул на него снизу вверх и все вспомнил. Джейн сняла разбитые очки и поправила порванную юбку.

– Я очень рада, что вы приехали, мистер Коллинз. Ситуация резко ухудшилась, ваш сын крайне нуждается в вас. Бэтти просто не может… она… – Джейн запнулась.

Отец подошел к лежащей на полу матери. Ее глаза были закрыты. Лицо отца побагровело. Он свирепо взглянул на Джейн:

– Какого хрена вы с ней сотворили? Вы что, не знаете, что она больна? Мать вашу, что с вами такое?!

Тимми закрыл глаза. Но он чувствовал, когда отец смотрел на него. Он действительно это чувствовал.

– Тимми. Ты здесь – единственный мужчина. Разве я тебе не говорил, что это твоя обязанность – заботиться о матери?

Он сидел среди деревьев, у ручейка, который он про себя называл отдушиной. Хотя на самом деле это был самый обыкновенный ручей. Он не взял с собой ни Мэриголд, ни наволочку. Он не хотел, чтобы с ними что-то случилось. Он ждал, напевая: «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Может быть, Джейн найдет его первой, но он в это не верил. Отец всегда находил его, в любом городе – так же, как он нашел его в Дансвилле, когда он выходил из класса мистера Кеннисона. Именно так все всегда и происходило. Папа их находил, а потом вроде как давал им с мамой время уехать, и они с мамой садились в машину и ехали в другой город, и мама звонила из телефонов-автоматов в какую-то организацию, и там ей говорили, куда ей ехать. Но сейчас до этого было еще далеко. Сейчас отец их нашел.

– Тимми. Ты меня очень подвел.

– Прости, папа, – сказал Тимми, хотя знал, что это не поможет. Никогда не помогало.

– У твоей матери не все в порядке с головой. Я тебе говорил. Я говорил тебе в Дансвилле, что это твоя обязанность – заботиться о матери, чтобы она не волновалась, пока я не закончу с делами и не смогу забрать вас домой. Я тебе это не раз говорил, да, Тимми?

– Да. – Тимми пытался думать о Мэриголд, о добром и безопасном месте в глубине ее глаз. Но он не видел его, не чувствовал. Он очень сильно дрожал. А чтобы туда попасть, нужно быть спокойным и тихим.

– Ты подвел меня, Тимми. Ты подвел нас обоих. И ты это знаешь, не так ли, сынок?

– Д-а-а-а-а-а.

– И я даже не могу тебя наказать, пока мы не уедем отсюда. И все из-за этой суки Джейн Фаркхар, которая лезет, куда не просят. Ладно, сейчас она нам мешает. Но ты же знаешь, что я все равно тебя накажу, когда мы уедем отсюда, да, Тимми? И ты понимаешь, что это все – для твоей же пользы. Ты понимаешь?

– Д-а-а-а-а-а.

– Если мальчик не может защитить женщину, из него вырастет плохой мужчина.

Тимми ничего не ответил. Отец развернулся и пошел обратно, вдоль Отдушины Мэриголд, которая на самом деле была обыкновенным ручьем. Тимми слышал, как хрустит снег у него под ботинками. Дрожь никак не проходила. В другое время отец бы не стал выжидать. В другое время он бы сразу его наказал. Для его же пользы. Тимми дрожал. Ему было холодно. Очень холодно.

– Это судебное постановление, запрещающее вам приближаться к нему, – сказала Джейн. Рядом с ней стоят полицейский и еще какой-то мужчина в черном костюме с дипломатом. – До слушания дела Тимми останется под моим попечительством. Если вы приблизитесь к нему на расстояние менее двухсот футов, вас арестуют.

Мама стояла рядом с отцом. Рядом с ним она выглядела совсем маленькой. Она была в новом платье, ее волосы были расчесаны, а лицо было очень бледным. Она ничего не сказала. Когда папа был рядом, она почти всегда молчала. Она смотрела в пол и улыбалась своим мыслям. Мать и отец держались за руки. Джейн откашлялась.

– Из всех нездоровых психологических зависимостей… – Она резко расправила плечи. – А теперь уходите, вы оба.

– Мы это запомним, – сказал отец. – Тимми, сынок, скоро мы тебя заберем.

– Только не в этом штате, – сказала Джейн.

Тимми слышал, как машины отъезжают от дома: сперва машина матери, потом – отца. Вот так все всегда и происходит. Он будет ехать за ней, не выпуская ее из виду до самого дома.

Так все всегда и происходит. Но такого не было еще никогда – чтобы мама с папой оставили его с какой-нибудь чужой тетей. Это было что-то новенькое.

Джейн встала на колени рядом с Тимми.

– Ты теперь в безопасности, понимаешь? Они больше не смогут вернуться и как-то тебя обидеть. Мистер Джекобсон, адвокат, – он им не даст тебя обидеть… и офицер Френч, и я. Со мной ты в безопасности, Тимми. Ты понимаешь?

Тимми смотрел в пол и молчал.

– Хочешь, сходим посмотрим котят? Все трое уже подросли.

Все трое. Их было четверо. До того дня, пока серый котенок – один из двух серых – не начал мурлыкать в буфете.

Джейн как будто поняла, что сказала что-то не то. Тимми отвернулся и пошел наверх. Коробка с Мэриголд лежала у него в кармане. Он никогда больше не будет смотреть на котят. Никогда.

– Тимми, – окликнула его Джейн. – Тимми, малыш, если тебе будет что-нибудь нужно, ты обязательно мне скажи, хорошо?

Тимми ничего не ответил и даже не обернулся.

Ночью он проснулся в холодном поту. Их здесь нет. Их действительно здесь нет: ни матери, ни отца. Они не спят в раздельных комнатах, как спали дома, и не спят вповалку голыми, как спали в пути. Но плохие мысли по-прежнему были здесь, в голове у Тимми, и он не знал, как их прогнать. Теперь они стали еще настойчивее. Теперь ему не от кого больше прятаться. Матери рядом нет. И отца тоже. Все его потайные места теперь раскрыты, и плохие мысли приходят… «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Иногда плохие мысли превращались в плохие сны, и он просыпался с криком. Его рот был зажат его старой любимой наволочкой, чтобы никто не услышал крика. Его руки делали это сами, пока он спал.

Тимми вылез из кровати, включил Мэриголд и стал смотреть, как она ходит кругами и играет с невидимой мышью. Но круги ему нравились больше. Он мог опуститься на пол, приблизить лицо к ее мордочке и увидеть то доброе и безопасное место в глубине ее глаз.

Но он не мог попасть в это место. Никогда, никогда.

– Его внутренние защитные барьеры потихонечку рушатся, – сказала Джейн в телефонную трубку, – но реального прогресса пока никакого. Господи, на это больно смотреть… Он видится с доктором Ламбертом три раза в неделю, но пока не сказал ему ни единого слова. И он ничего не ест.

Тимми теперь заставлял Мэриголд ходить кругами все больше и больше. Все утро, весь вечер и еще – по ночам, когда он не мог заснуть. «Четыре мыши без одной, погнались за фермеровской женой…»

– Ему нужна отдушина для его злости, – сказала Джейн в телефонную трубку. – Господи, это ужасно!

Мэриголд ходила кругами, задрав свой пушистый хвост.

– Тимми, малыш, тебе надо поесть.

Она не понимает. Еда помогает плохим мыслям. Когда он поест, его сознание превращается в сытое место, куда нравится проникать плохим мыслям. Когда он ничего не ест, его сознание им не нравится – оно становится слишком чистым и полным света, такого же золотистого света, из которого сделана Мэриголд.

– Тимми, если ты не поешь, мы будем вынуждены отправить тебя в больницу. Малыш, ну пожалуйста, съешь хоть чуть-чуть.

Иногда Тимми видел Мэриголд – как она ходит кругами, с высоко задранным хвостом, – даже когда она была выключена. Но включенной она была лучше. Если он и сумеет когда-нибудь оказаться в том безопасном месте в ее глазах, то это будет только тогда, когда Мэриголд включена.

– Ему нужен катарсис, – сказала Джейн в телефонную трубку. Ее голос был странным, жестким и отчаянным. Тимми прятался в буфете. Голос Джейн был похож на голос матери, когда она хотела, чтобы он ее слушался.

– Да, Марти, я понимаю, – сказала Джейн, – сегодня вечером. Я встречу тебя у дома.

Мэриголд не включалась.

Тимми сидел на полу у себя в комнате и нажимал на переключатель. Ничего не происходило. Он нажал еще раз. Ничего. Тимми швырнул коробку через всю комнату, потом подполз к ней на коленях и снова принялся нажимать.

Он долго сидел на полу, тяжело дыша и стараясь не шевелиться.

Ножи хранились на кухне. Он взял один, бесшумно поднялся к себе и отколупнул крышку, закрывающую отсек для батареек. Там было пусто. Кто-то вынул батарейки.

Тимми склонился над черной коробкой. Мэриголд исчезла. И безопасное место в глубине ее глаз тоже исчезло, осталось только темное место у него в голове, куда приходят плохие мысли. Мэриголд исчезла…

Он отчаянно закричал и снова швырнул коробку через всю комнату. Потом подбежал к ней и принялся топтать ногами. И золотистая кошка, сделанная из света, носилась по комнате, высоко задрав хвост. Только ее здесь не было, она умерла, он убил ее в буфете под лестницей, потому что она мурлыкала слишком громко, точно так же, как он убил маму и папу, как он хотел их убить, снова и снова тыкая в них ножом, всякий раз, когда они его били, он хотел переехать их на машине, сжечь их в огне… отрезать им головы разделочным ножом… плохие мысли теперь все здесь, потому что Мэриголд мертва, и он убил ее, кромсал ее кухонным ножом, пока она не испортилась и не умерла, как сейчас, и весь ковер изрезан на куски и весь залит красным… забрызган мамочкиными кишками…

– Тише, тише, Тимми, – напевала Джейн, обнимая его. Доктор Ламберт тоже был здесь, большой, похожий на отца в его зимнем пальто. – Теперь все будет хорошо, малыш. Теперь все будет хорошо, просто поплачь. Я здесь, с тобой. Тебе просто нужна отдушина для всей этой боли. Тише, все хорошо…

Отдушина. Спасение. Он все рыдал и рыдал, а потом заснул у нее на руках.

Его не надо везти в больницу, сказал доктор Ламберт. Тимми по-прежнему нужно приходить на сеансы три раза в неделю, но теперь все будет хорошо, потому что теперь Тимми с ним разговаривал. Сначала совсем немного, но потом – все больше и больше. О матери и отце, и о времени, когда они были в пути. И он опять начал есть, сначала немного, а потом все больше и больше. Джейн улыбалась.

Но лучше всего было то, что Мэриголд вернулась.

Теперь ему не нужна была черная маленькая коробка. Мэриголд появлялась всегда, когда он смотрел особенным образом, уголком глаза. Поначалу она ходила там же, где Бутс и котята, которые уже совсем выросли и научились подниматься по лестнице, взбираясь на каждую ступеньку, как будто это была гора. Когда Бутс или ее котята ходили по комнатам, Мэриголд была с ними – большая кошка, сделанная из золотистого света, идущая вместе с котятами из плоти и крови. А потом Мэриголд начала появляться сама по себе, уже без Бутс или котят. Она приходила, размахивая хвостом, каждый раз, когда Тимми хотел ее видеть. И самое лучшее было то, что, когда Тимми разбил коробку, Мэриголд научилась говорить.

– У меня появилась отдушина, Тимми, – сказала ему Мэриголд. – Теперь я выбралась наружу. Теперь я могу приходить к тебе всегда, когда ты захочешь, а так я живу в том безопасном месте в глубине. Ты сломал коробку, и у меня появилась отдушина.

– Даже не верится, что за такой краткий срок произошло такое заметное улучшение, – сказала Джейн по телефону. – Это невероятно.

Мэриголд прижала уши и задрала хвост.

Тимми начал ходить в школу. Специальную школу, где в классе всего лишь шесть учеников, и он был единственным, кто умел читать. Иногда Мэриголд тоже приходила в школу. Но это происходило не часто, и чтобы увидеть ее, Тимми приходилось ждать, когда он вернется к Джейн. Школа была не хорошей и не плохой. Тимми было все равно.

– Он по-прежнему очень замкнутый, – сказала Джейн в телефонную трубку, – и Марти Ламберт опасается делать прогнозы. Но я настроена оптимистично.

С ее голосом было что-то не так.

– Джейн тоже нужна отдушина, – сказала Мэриголд Тимми.

– У нее нет тебя, – ответил Тимми. – И я тебя ей не отдам. Мэриголд, можно мне тоже пойти с тобой в то безопасное место, куда ты уходишь?

В ответ Мэриголд лишь улыбнулась и исчезла. Тимми это не понравилось. Он ненавидел, когда она так исчезала. Он долго сидел неподвижно; плохие мысли пытались проникнуть в его сознание, пока рядом не было Мэриголд. А потом она возвращалась и ходила кругами с задранным хвостом как ни в чем не бывало.

Снег уже почти растаял, когда Джейн сказала Тимми, что им нужно поехать в суд, чтобы рассказать историю Тимми одному хорошему человеку – судье, который хочет помочь Джейн оставить Тимми у себя насовсем. Мать и отец Тимми тоже там будут, сказала Джейн, но они не смогут прикоснуться к Тимми и даже с ним заговорить. Так что ему не надо бояться.

– Мать и отец уже здесь, – сказала Мэриголд, вышагивая вокруг Джейн. – Только Джейн этого не знает. Они прячутся с той стороны деревьев, и они заберут тебя, как только этого захочет отец.

Тимми расплакался.

– Малыш, не надо. Не плачь. – Джейн попыталась обнять Тимми. Он оттолкнул ее. Что она знает о том, что сказала ему Мэриголд?! О том, на что способен его отец?! И вообще обо всем?!

Тимми выбежал из дома и спрятался под крыльцом кухни. Мэриголд тоже пришла туда. Они сели рядышком в темноте.

– Плохие мысли опять идут, – прошептал Тимми.

– Я знаю, – ответила Мэриголд.

– Я…

– Тебе больно, – сказала Мэриголд. То же самое все время говорил и доктор Ламберт, но Тимми никогда ему не отвечал, потому что доктор Ламберт на самом деле ничего не знал. Это были всего лишь слова вроде тех, что говорил отец, о необходимости наказания, или слова матери о том, что она больна. Всего лишь слова. Но Мэриголд знала.

– Тебе тоже нужна отдушина, – сказала Мэриголд. – Как тогда, когда ты сломал мою коробку и выпустил меня. Помнишь, как это было хорошо?

– Но я сломал твою коробку, потому что плохие мысли меня заставили, – ответил ей Тимми.

– Но после того, как ты это сделал, плохие мысли ушли, – не сдавалась Мэриголд. – И помнишь, как это было хорошо?

Тимми помнил. И Мэриголд тоже. Когда говорила Мэриголд о чем-то таком, это были не просто слова.

– Тебе нужна отдушина, – повторила Мэриголд.

– …в интересах ребенка, – сказал судья. За эти два дня он сказал еще много других длинных и непонятных слов. Тимми перестал слушать. Это были всего лишь слова, и тем более он устал. Мать и отец сидели в другом конце комнаты на жестких коричневых стульях и пытались ему улыбнуться. Он на них не смотрел. Он вообще ни на кого не смотрел. Мэриголд отказалась прийти в суд, и Тимми это обидело и взбесило. Как она могла не прийти?! Ведь она должна быть рядом, когда она ему так нужна.

– …нет никаких убедительных доказательств того, что родители обращались с ребенком жестоко, и если вы, миссис Коллинз, обещаете пройти курс психиатрической помощи, и если вы можете обеспечить Тимоти условия, чтобы он ходил в школу, я не вижу причины, чтобы лишить вас родительских прав…

– Нет! – закричала Джейн. – Вы не можете!

Она вскочила со стула. Тимми хотел, чтобы она села. Она выглядела так глупо в своем длинном платье, что висело на ней, как на вешалке, и в очках, сползших на нос.

– …также нет убедительных доказательств, что ребенок нуждается в посторонней опеке, мисс Фаркхар…

– Нет… – сказала Джейн упавшим голосом. Тимми видел, как она сжала руки, так что кожа стала совсем белой. Как лапки у Бутс. Он отвернулся.

– Неужели вы не понимаете, ваша честь? Тимми никогда не знал любви. Сейчас любовь для него означает боль. Но он не трудный ребенок, и со временем…

– Я огласил решение, – перебил ее судья. – У вас есть три дня, чтобы вернуть Тимми родителям, мисс Фаркхар. Дело закрыто.

Джейн сжала плечо Тимми. Ему это не понравилось. Ему не нравилось, как мать с отцом на него смотрят. Ему хотелось вернуться домой, к Мэриголд.

Этой ночью он взял ее с собой в библиотеку, где они устроились за диваном. Теперь Мэриголд позволяла ему брать себя на руки. Это было странное ощущение – нести такую тяжелую кошку, целиком сделанную из света. И еще она бледно светилась в темноте. В библиотеке было холодно – на ночь Джейн выключила обогреватель, – и пахло там, как не пахло больше нигде. Тимми нравился этот запах.

– Они сказали, что мне придется отсюда уехать, – сообщил он Мэриголд. – Вернуться к родителям.

– Я поеду с тобой, – сказала Мэриголд.

– Я знаю. Но мама снова меня ударит, и тогда мы опять убежим и отправимся в путь, и когда мы где-нибудь остановимся, отец найдет нас и побьет меня за то, что я снова не позаботился о маме.

– Но я буду с тобой, – сказала Мэриголд.

– Я знаю, – повторил Тимми несчастным голосом.

Только этого мало. Мэриголд уже мало. Как такое может быть?!

– Плохие мысли опять приходят, Мэриголд, – прошептал он. – Я хочу… – Он заплакал.

– Помнишь то хорошее чувство, когда ты разбил мою коробку? – спросила Мэриголд.

– Возьми меня с собой, в то безопасное место, Мэриголд! Забери меня от плохих мыслей!

– Я не могу, – вздохнула Мэриголд.

– Возьми меня в безопасное место в глубине твоих глаз!

– Я не могу. – Мэриголд взмахнула хвостом. – Но ты можешь, Тимми.

– Я боюсь, – всхлипнул он.

– Помнишь, как тебе было хорошо потом?

Мэриголд посмотрела на него. В темноте за диваном ее глаза были ярко-зелеными. И в глубине этих глаз Тимми снова увидел то доброе и безопасное место.

– Плохие мысли уже здесь, Мэриголд!

– Тебе нужна отдушина, – сказала Мэриголд голосом Джейн и вдруг заурчала, чего никогда прежде не делала. Ее урчание звучало почти как песенка. У этой песенки были слова, слова Мэриголд, которые были правдой: «Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

Тимми прокрался на кухню. Ножи были на месте – остро заточенные ножи для отрезания хвостов наглым мышам. Он взял два, по одному в каждую руку, потому что теперь ему больше не надо было нести Мэриголд, она сама радостно бежала за ним. Тимми и Мэриголд спустились в подвал. Тимми не был здесь с той, первой недели, когда они приходили сюда с Джейн смотреть котят. Плохие мысли тяжело наваливались на него, и ему было больно от них – так же больно, как и тогда, когда его бил отец…

Коробка за печкой была пуста.

– Джейн отдала котят в хорошие руки, когда они подросли, – сказала Мэриголд. Тимми посмотрел на нее. На ее золотистой мордочке не отражалось вообще ничего. И это было невыносимо.

– Мэриголд, плохие мысли опять наступают. Я не могу их остановить, мне от них больно…

На этот раз Мэриголд ничего не ответила, и это было гораздо хуже, чем ее спокойный и равнодушный взгляд. Гораздо хуже. Тимми поднялся по лестнице, потом – еще по одной, ведущей к спальням на втором этаже.

Джейн спала на боку, ее рот был слегка приоткрыт. Она храпела. Без очков ее лицо выглядело каким-то пустым. От плохих мыслей Тимми было так больно, что он едва сдерживал крик.

Тимми поднял нож. Он смотрел на Джейн, храпящую с открытым ртом. Только она не храпела, а шла по полянке, держа Бутс в руках. «Тебе нравится Бутс? Она очень ласковая. Хочешь взять себе одного котенка? Насовсем? Хочешь еще один сандвич с арахисовым маслом, малыш?»

– Я не могу, – прошептал Тимми.

– Давай, Тимми, – сказала Мэриголд, на этот раз голосом матери, нетерпеливым и злым. – Давай же, Тимми, какого черта… ты можешь хоть что-нибудь сделать правильно, маленький ты засранец…

Плохие мысли сжигали его изнутри. Кололи, били и жгли… и кровь, и мозги вытекают наружу… и у них больше нет рук… и их внутренности на полу… отрезать им головы разделочным ножом…

– Помнишь, как хорошо было в тот раз? – спросила Мэриголд. – Уже потом?

«Это тебе, – говорит Джейн. – Твоя мама сказала, что не разрешит тебе завести котенка и забрать его с собой, когда вы переедете в новый дом, так что я принесла тебе это. Вот здесь нажимаешь на кнопку…»

…«Рассерженный фермер обстриг им хвосты. Сказал: не со злости, а для красоты…»

И тогда Тимми увидел…

Оно было здесь, в глазах Мэриголд. Когда он сломал ее коробку, это было хорошо. Это была отдушина, это было спасение… Это был путь к Мэриголд, которая всегда будет рядом, и никогда не покинет его, и никогда не ударит, не причинит ему боль и не позволит, чтобы ему причинили боль нехорошие мысли. Отдушина – это путь в безопасное место в глубине глаз Мэриголд, просто плохие мысли пытались сбить его с толку, потому что они плохие. Он сломал коробку Мэриголд, но этим он только освободил ее. Освободил, чтобы она могла показать Тимми то безопасное место, куда никогда не проникнут плохие мысли… никогда-никогда…

– Спасибо, – сказал Тимми. Он сказал это вслух и поднес острый нож себе к горлу. Мэриголд улыбнулась. Тимми с силой вонзил нож куда нужно и услышал крик. Кто-то кричал, и не один человек, а двое. Но это было уже не важно, потому что теперь ему больше уже никогда не придется слышать, как кто-то кричит, и плохие мысли ушли, и он все же добрался до безопасного места в глубине глаз Мэриголд; до того места, где мыши гоняются за фермеровой женой, где Бутс и ее котята всегда будут вместе, и, конечно, там будет и Мэриголд, его кошка… его кошка; до того места, которое он создал сам, потому что никто не смог бы создать его для него. Безопасное место. Отдушина Мэриголд.