Текст книги "Кристина"

– Я не могу, Дэннис! Я не могу сделать это! Она – кричит!

– Ты должна сделать это, – сказал я. Ее нога нажала на газ, и я снова услышал пронзительный вой сирены. Я схватил Ли за плечо и почувствовал невыносимую боль в левой ноге. – Ли, ничего не изменилось. Вперед!

– Она кричит на меня!

– Ли, осталось совсем немного. Давай!

– Я попытаюсь, – прошептала она и снова нажала на газ.

Я включил задний ход. «Петуния» сдвинулась с места. Затем я снова нажал на сцепление, поставил рычаг скоростей на первую передачу… и Ли внезапно воскликнула:

– Дэннис, нет! Нет! Посмотри!

Мать и маленькая девочка, Вероника и Рита стояли перед еще искореженным, но уже выправляющимся корпусом Кристины. Они держались за руки, их лица были торжественны и печальны.

– Их здесь нет, – сказал я. – А если они здесь, то самое время отправить их обратно, – новая боль в ноге заставила меня содрогнуться, – обратно, туда, где их место. Нажимай на педаль.

Я отпустил сцепление, и «Петуния», набирая скорость, покатилась вперед. Две человеческие фигуры не исчезли, как призраки в фильмах ужасов; они заметались то в одну сторону, то в другую, их краски поблекли… а потом они просто растаяли в воздухе.

Мы взгромоздились на корпус Кристины и раздавили его. Затем я включил задний ход, и мы поехали на то, что еще недавно называлось машиной. Теперь ее уже не существовало на свете.

Я выключил двигатель и потерял сознание.

Очнулся я двадцать первого января. Моя левая нога снова была в гипсе. На ней висели знакомые веревки и противовесы. Рядом с моей постелью сидел человек, которого я не видел никогда прежде. Он взглянул на меня и отложил книгу, лежавшую у него на коленях.

– Поздравляю тебя с прибытием на этот свет, Дэннис, – улыбнувшись, проговорил он.

– Вы врач? – спросил я, думая узнать, где находится доктор Арроуэй, лечивший меня в прошлый раз.

– Инспектор полиции штата, – представился он, – Ричард Мерсе. Можно просто Рик.

Он осторожно протянул руку, я прикоснулся к ней. Я и в самом деле не мог пожать ее. У меня болела голова. Хотелось пить.

– Послушайте, – сказал я. – Я не возражаю против разговора с вами, но мне хотелось бы повидаться с врачом. – Я помолчал, а потом добавил: – Мне нужно знать, буду ли я когда-нибудь ходить снова.

– Если доктор Арроуэй говорит правду, – добродушно произнес Мерсе, – то ты будешь ходить через шесть недель. Ты не сломал ее, Дэннис, хотя она и опухла, как сосиска. Твой врач говорит, что ты легко отделался.

– Что с Эрни? – спросил я. – С Эрни Каннингеймом? Вы знаете…

Он отвел глаза.

– Что с ним?

– Дэннис, – сказал он и немного замешкался. – Не знаю, самое ли время…

– Я прошу вас. Эрни… он мертв?

Мерсе вздохнул.

– Да, он погиб. Он и его мать попали в дорожную аварию. Был густой снегопад. Это был несчастный случай.

Я хотел говорить, но не мог. Мерсе налил в стакан воды из графина, стоявшего на столике, и протянул его мне. Я выпил его до дна.

– Что именно произошло с ними?

Мерсе сказал:

– Из-за снега они не разглядели указатель поворота. Машина упала с обрыва и взорвалась.

Я закрыл глаза. «Они много пережили. И настрадались. Все трое. Дэннис, в машине находилось трое людей…»

– Трое?

– Да. Один тракторист ехал за ними следом и видел, что в машине происходила ссора. Однако мы нашли только два трупа. По нашей версии, они подобрали какого-нибудь хитчхайкера, который скрылся с места аварии до прибытия полиции.

Все было нелепо, но не смешно. Нужно было знать Регину Каннингейм, чтобы понять смысл происшедшего. Регина ни разу в жизни не подбирала хитчхайкеров. И никогда не меняла своих привычек.

Это был Лебэй. Да, он не мог находиться сразу в двух местах. И когда увидел, к чему клонится дело в гараже Дарнелла, то бросил Кристину и попытался вернуться к Эрни. Можно только гадать о том, что случилось дальше. Но мне кажется, что Эрни вступил в борьбу с ним… и по крайней мере заслужил собственные похороны. Я не циник, но это лучше, чем ничего.

– Погиб, – проговорил я, и ко мне вернулись слезы. Я был слишком слаб, чтобы остановить их.

– Расскажи мне о том, что произошло, – сказал Мерсе. – С самого начала, Дэннис.

– А что рассказала Ли? – спросил я. – И как она?

– В пятницу вечером она проходила обследование здесь, – тихо произнес Мерсе. – У нее было небольшое сотрясение мозга. Кроме того, ей наложили дюжину швов на затылке. Лицо, к счастью, не пострадало. Она очень красивая девушка.

– Она прекрасная девушка, – поправил я.

– И она ничего не желает говорить. Ни мне, ни своему отцу. Она настаивает на том, что ты сам должен рассказать – если захочешь, конечно. – Он задумчиво посмотрел на меня.

– Мне предстоит большая работа, – пробормотал я и подумал о всех годах, которые провел вместе с Эрни. Но как я мог рассказать о них? Подобная идея показалась мне абсурдной.

– Так что же произошло? – повторил свой вопрос Мерсе. – Расскажи, Дэннис.

– Вы все равно не поверите, – угрюмо сказал я.

– Может быть, поверю, – медленно проговорил он. – Знаешь, это дело сначала расследовал парень по фамилии Дженкинс. Он был моим другом. Хорошим другом. Он погиб, но за неделю до смерти сказал мне, что в Либертивилле происходят такие события, в которые никто не поверит. Затем его убили. Так что для меня это личный вопрос.

Я осторожно повернулся.

– Больше он ничего не говорил?

– Он сказал, что ему удалось раскрыть одно старое убийство, – произнес Мерсе, глядя мне в глаза. – Но добавил, что убийца уже умер.

– Лебэй, – пробормотал я и подумал, что если Дженкинс так много узнал, то Кристина должна была охотиться за ним. Дженкинс шел по верному пути.

Мерсе сказал:

– Да, Дженкинс упоминал эту фамилию. – Он придвинулся ко мне ближе. – И я скажу тебе кое-что еще, Дэннис. Дженкинс был первоклассным водителем. До свадьбы он участвовал в гонках в Филли-Плэйнс, и у него была целая коллекция медалей и вымпелов. Он ехал со скоростью сто двадцать миль, и у его «доджа» был форсированный двигатель. Если его кто-то догнал и сбил – а мы знаем, что все так и было, – то этот кто-то был дьявольским асом.

– Да, – проговорил я. – Он был дьявольским гонщиком.

– Я пришел к тебе сам по себе, неофициально. У меня нет ни магнитофона, ни радиопередатчика в кармане. То, что ты скажешь, не будет считаться твоими показаниями. Все останется между нами. Но я должен знать все о смерти Руди, потому что мне часто приходится видеть его жену и детей. Понимаешь?

Я обдумал его просьбу. Я думал долго – больше пяти минут. Он не мешал мне. Наконец я кивнул.

– О’кей. Но вы все равно не поверите.

– Увидим, – произнес он.

Я открыл рот, не зная, о чем буду говорить.

– Знаете, он был рохля, – начал я. – В любой средней школе их бывает по крайней мере двое – это как закон природы. Каждого стараются топтать ногами. Только иногда… иногда они находят что-нибудь помогающее им удержаться и выживают. У Эрни был я. А потом у него появилась Кристина.

Я посмотрел на него. Он внимательно слушал.

– Я только хотел, чтобы вы поняли это, – сказал я, а затем какой-то вязкий комок подкатил к моему горлу, и я не смог выговорить того, что, вероятно, должен был произнести: «Ли Кэйбот появилась позже».

Я выпил еще один стакан воды. Я говорил в течение следующих двух часов.

Вечером меня навестили отец и мама. Мое настроение уже улучшилось, потому что как раз перед их приходом ко мне заходил доктор Арроуэй. Он сказал, что я потерял еще не все шансы когда-нибудь участвовать в марафонских забегах.

– Что произошло? – спросил отец. – Ли рассказала своим родителям какую-то сумасшедшую историю о машинах, которые ездят сами, о каких-то умерших девочках и не знаю, о чем еще. Это близко к помешательству.

Я кивнул. У меня не было сил, но я хотел защитить Ли от ее родителей. Она хотела помочь мне с Мерсе, а я хотел помочь ей с ее отцом и матерью.

– Ладно, – сказал я. – Придется вам кое-что рассказать. Элли не ждет вас в ближайшие два часа?

– Нет, – ответил отец. – Она пошла на свидание. – Он усмехнулся, а потом добавил: – Такая долгая история?

– Такая долгая.

Отец посмотрел на меня.

– О’кей, – сказал он.

И я рассказал свою историю во второй раз. Сейчас я рассказал ее в третий раз; а третий счет, как говорят, платит за все.

Покойся в мире, Эрни.

Я люблю тебя, друг.

Эпилог

Если бы эта история была выдумана, то я закончил бы ее словами о том, как одна белокурая прекрасная леди повергла ниц рыцаря из гаража Дарнелла. Однако на самом деле ничего подобного не случилось. Ли Кэйбот превратилась в Ли Эккерман. Она и ее супруг, продавец компьютеров IBM, живут в Нью-Мексико; у них две маленькие дочери-двойняшки. Мое чувство к прекрасной леди не совсем угасло, мы обмениваемся почтовыми карточками на Рождество, и я посылаю ей открытку в ее день рождения, так же как она не забывает о моем. Иногда мне кажется, что прошло гораздо больше времени, чем четыре года.

Что произошло с нами? Я не знаю. Хотя, может быть, вот что: у нас бывали ночи, когда мы занимались любовью, а потом лежали в постели, и я чувствовал, что нас разделяло только одно: лицо Ролланда Д. Лебэя. Я мог целовать ее губы, грудь и живот, жаркие от страсти, но внезапно слышал его голос: «Пожалуй, это самый лучший запах в мире… не считая запаха гнили». И у меня пропадало желание обладать лучшей женщиной в мире.

Бывало, что и в ее глазах я читал то же самое. Мне кажется, любовники не могут долго и счастливо жить с такими воспоминаниями, даже если они не сделали ничего противоестественного, а только спасали друг друга и своих близких.

Через два года мы расстались. Ли окончила колледж и вышла замуж. Я был на ее свадьбе. У нее замечательный супруг. Правда. Он хороший парень. Ездит на «хонде». С ним у нее нет никаких проблем.

Остались ночные кошмары. Иногда я просыпаюсь посреди ночи и, поглаживая больную ногу, вспоминаю, что видел Эрни. После этого я не могу заснуть и ворочаюсь до утра, то и дело глотая подкатывающие к горлу слезы.

Я был на похоронах Каннингеймов. Гробы были закрыты. Сам вид этих выстроенных в ряд продолговатых деревянных ящиков больно и холодно поразил меня. И почти военный порядок у меня каким-то образом связался с памятью о муравьиных лагерях.

После похорон я разговаривал с Ричардом Мерсе и, уже расставаясь, спросил его, что стало с грудой железа в гараже Дарнелла.

– А, я сам ею занимался, – ответил он. Его лицо вдруг стало очень серьезным. – Я велел двум парням из местной полиции положить обломки под пресс на заднем дворе и сделать из них вот такой кубик металла. – Он развел ладони приблизительно на два фута. – У одного из этих ребят остался здоровенный шрам на руке. Он очень переживает из-за него.

Мерсе внезапно улыбнулся – самой горькой и ледяной улыбкой из всех, которые я когда-либо видел.

– Ему показалось, будто что-то ударило его.

Затем он ушел по своим делам, а я присоединился к своей семье и девушке, поджидавшим меня.

А знаете, почему я решился рассказать вам всю эту историю?

Несколько недель назад я прочитал небольшую заметку в газете – одну из тех, что вместе составляют колонку курьезных происшествий и не очень значительных новостей.

В заметке сообщалось о трагическом и нелепом случае с неким Сандиром Галтоном, чье имя вполне могло быть искаженным Сэнди.

Упомянутый Сандир Галтон был убит в Калифорнии, где работал механиком кинотеатра. После окончания сеансов он закрылся в кафетерии и собрался перекусить перед уходом. Какая-то машина на полной скорости врезалась в стену, проломила ее и настигла Галтона, когда тот пытался скрыться в кинобудке. Полиция решила, что он хотел спрятаться, поскольку в его руке были зажаты ключи от двери. Я прочитал заметку, озаглавленную «Странное убийство в Лос-Анджелесе», – и подумал о том, что говорил мне Мерсе, о его последних словах: ему показалось, будто что-то ударило его.

Конечно, это было невозможно, но так же невозможна была и вся история Кристины.

Я не могу не думать о Джордже Лебэе в Огайо.

О его сестре в Колорадо.

О Ли в Нью-Мексико.

Что, если все началось снова?

Что, если сейчас она мчится на восток, чтобы завершить свое дело?

Что, если она оставила меня напоследок?

Такая неотступная в достижении своих простых целей.

С ее неиссякающей яростью.