Текст книги "Крауч-Энд (сборник)"

– Она уже жалеет о том, что вышла за него, да? – спросила Лори. И ей вдруг захотелось плакать. Почему взрослые так глупы в самых очевидных вещах, которые ясны даже детям? Прямо так и тянет всыпать им как следует! – Во-первых, ей совсем не хотелось ехать в эту Англию… и потом он иногда так на нее кричит…

– И еще не забывай, эти головные боли, – заметил Трент. – Она говорит, что сама себя до них доводит. Да, она сожалеет, это ясно.

– А как ты думаешь… она когда-нибудь с ним…

– Разведется, да?

– Да, – ответила Лори и почувствовала облегчение. Она вовсе не была уверена, что сможет произнести это слово вслух. И только теперь поняла, насколько похожа на мать в этом смысле. Она просто не решалась вымолвить это слово, хотя вывод напрашивался сам собой.

– Нет, – сказал Трент. – Кто угодно, только не мама.

– Тогда мы не в силах ей помочь, – вздохнула Лори.

В ответ на это Трент еле слышно шепнул:

– Как знать, Килька, как знать…

В течение следующей недели они, пользуясь каждым удобным моментом, просверлили множество маленьких дырочек по всему дому: под афишами в своих комнатах, за холодильником в буфетной (причем Брайану удалось заползти за него и поработать дрелью самостоятельно), в чуланах под лестницей. Трент даже просверлил одно отверстие в столовой, прямо в обоях, но высоко и в самом темном уголке, где никогда не было достаточно света. Делал он это забравшись на стремянку, а Лори страховала его.

И ни в одном из этих мест металла обнаружено не было. Одна дранка.

А потом дети на какое-то время позабыли обо всем этом.

* * *

Однажды, примерно месяц спустя, когда Лью все дни напролет был занят в колледже, Брайан зашел к Тренту в комнату и сообщил, что видел еще одну щель в штукатурке на третьем этаже и что в ней тоже поблескивал металл. Трент с Лиссой тут же помчались наверх. Лори была в школе, репетировала в оркестре.

Как и тогда, в первом случае, у мамы был приступ мигрени, и она лежала в постели. Нрав Лью значительно улучшился с момента возобновления занятий (что, собственно, и предсказывали Трент с Лори), однако не далее, как накануне вечером у них с матерью разгорелся жаркий спор. Лью хотел устроить вечеринку для членов исторического факультета, а для миссис Брэдбери не было ненавистнее и страшнее занятия, чем играть роль хозяйки на подобного рода вечеринках. Но Лью очень настаивал, и в результате она была вынуждена сдаться. И вот теперь лежала у себя в спальне с зашторенными окнами, с мокрым полотенцем на лбу и пузырьком фиоринала на тумбочке возле кровати. А Лью, по всей видимости, раздавал приглашения на вечеринку в университетском кафетерии и звучно шлепал при этом коллег по спине.

Новая щель находилась в западной части коридора, между дверью в кабинет отчима и лестничной площадкой.

– Ты уверен, что видел там металл? – спросил Трент. – Мы ведь эту сторону тогда проверяли, Брай.

– Сам посмотри, – ответил Брайан. И Трент последовал его совету. Тут даже фонарика не понадобилось: щель была широкая, и в глубине ее поблескивал металл.

Трент долго обследовал щель, затем заявил, что должен пойти в скобяную лавку, прямо сейчас.

– Зачем это? – спросила Лисса.

– Купить штукатурки, – ответил он. – Не хочу, чтоб он увидел эту дыру. – После некоторого колебания он добавил: – И уж тем более не хочу, чтоб он заметил там металл.

Лисса, недоуменно хмурясь, вскинула на брата глаза:

– Но почему, Трент?

Тот не ответил. Он и сам толком не знал. По крайней мере пока.

И они снова принялись сверлить, и на этот раз нашли металл за всеми стенами на третьем этаже, в том числе и в кабинете Лью. Трент пробрался туда днем, когда Лью был в колледже, а мама вышла в магазин за покупками к предстоящей вечеринке.

Все последние дни бывшая миссис Брэдбери выглядела бледной и удрученной – даже Лисса это заметила, – но когда кто-то из детей спросил, все ли в порядке, она лишь сверкнула встревоженной и фальшиво-веселой улыбкой. И сказала, что все прекрасно, лучше не бывает, просто замечательно. Тогда Лори, отличавшаяся излишней прямолинейностью, заметила, что, как ей кажется, мама сильно похудела. О нет, нет, поспешно ответила мама, Лью говорит, что в Англии я превратилась в настоящую толстушку. Наверное, виной всему эти бесконечные чаепития. Она просто пытается вернуть себе прежнюю форму, вот и все.

Лори было виднее, но даже несмотря на всю свою прямолинейность, она не осмелилась сказать матери в лицо, что та лжет. Вот если бы все они четверо, фигурально выражаясь, «навалились» на нее, тогда результат мог бы получиться другим. Но даже Тренту как-то не пришло это в голову.

В кабинете Лью висел в рамочке на стене один из его дипломов. Все остальные ребятишки столпились у двери, их едва ли не тошнило от волнения, а Трент спокойно снял рамочку с крючка, положил диплом на стол и просверлил в центре квадрата на обоях маленькую аккуратную дырочку. На глубине примерно двух дюймов сверло уперлось в металл.

Трент аккуратно повесил диплом на место – убедился, что висит он ровно, – и спокойно вышел из кабинета.

Лисса даже расплакалась от радости, что все обошлось. И к ней присоединился Брайан – он явно стыдился своей слабости, но ничего не мог с собой поделать.

Они просверлили отверстия по всей стене вдоль лестницы, до самого второго этажа и через равные интервалы, и повсюду за обоями и штукатуркой был металл. Металл обнаружился и ниже, при переходе со второго этажа к первому, но до входной двери так и не дошел. Металл находился и за всеми четырьмя стенами в комнате Брайана, а в комнате Лори – лишь за одной стеной.

– Тут он еще не закончил расти, – сделала мрачный вывод Лори.

Трент удивленно глянул на сестру.

– В смысле?

Но не успела она ответить, как Брайана что называется осенило.

– Попробуй пол, Трент! – воскликнул он. – Посмотрим, может, он и там тоже.

Трент на секунду задумался, потом пожал плечами и вонзил дрель в половицу в комнате Лори. Дрель прошла насквозь, не встретив сопротивления, но когда он, откинув ковер от ножки своей кровати, попробовал сверлить там, то вскоре наткнулся на твердую сталь… или твердое непонятно что.

Тогда, по настоянию Лиссы, он встал на стул и, щуря глаза от сыпавшейся сверху белой пыли, начал сверлить потолок.

– Все, приехали, – заметил он несколько секунд спустя. – Там тоже металл. Ладно, на сегодня хватит.

Лори единственная из всех заметила, как обеспокоен брат.

В ту ночь, когда в доме погасли все огни, уже Трент зашел в комнату Лори, и та не стала притворяться, что спит. По правде сказать, все дети спали крайне плохо последние две недели.

– Что ты хотела этим сказать? – шепотом спросил Трент, присаживаясь на край кровати.

– В смысле? – спросила Лори и облокотилась о локоть.

– Ну, когда говорила, что он еще не закончил расти в твоей комнате. Что ты имела в виду?

– Перестань, Трент! Ты же не тупица какой-нибудь.

– Нет, не тупица, – согласился он. – И я догадываюсь, о чем ты. Просто хотелось услышать из уст самой Кильки.

– Если хоть еще раз обзовешь меня так, никогда не услышишь!

– Ладно. Лори, Лори, Лори!.. Ну, теперь довольна?

– Да. Просто эта штука разрастается по всему дому. – Она на секунду умолкла. – Нет, не совсем так. Она разрастается из-под дома.

– Тоже нет.

Лори задумалась на секунду, потом вздохнула.

– О'кей, – сказала она. – Она растет в самом доме. Она его пожирает. Вас такой вариант устраивает, мистер Умник?

– Пожирает дом… – тихо повторил Трент, сидя рядом с Лори на кровати, разглядывая афишу на стене с портретом Крисси Хинд и словно смакую произнесенную сестрой фразу. Потом кивнул и сверкнул улыбкой, которую она так любила. – Да, неплохо сказано.

– Как ни называй, но ведет себя эта штука так, точно она живая.

Трент снова кивнул. Ему уже приходила в голову эта мысль. Правда, он понятия не имел, как это возможно, чтобы металл вдруг оказался живым, но, черт побери, другого объяснения этому явлению просто не подобрать.

– И это еще не самое худшее.

– А что самое худшее?

– Он все время подглядывает и словно мотает на ус. – Глаза сестры, мрачно устремленные на него, казались огромными и испуганными. – И вот это мне особенно не нравится. Не знаю, с чего это все началось и что означает. Но эта штука точно подсматривает за нами.

Она запустила пальчики в его густые светлые волосы и убрала их с висков и лба. Этот неосознанный жест живо напомнил Тренту об отце, волосы у которого были в точности такого же цвета.

– У меня такое ощущение, что скоро что-то должно случиться, Трент. Вот только я не знаю, что именно. Похоже на кошмарный сон, из которого нельзя найти выхода. Ты ведь тоже так иногда чувствуешь, верно?

– Ну, пожалуй. Но я точно знаю, что что-то должно случиться. И даже догадываюсь что.

Сестра резко села в постели и схватила его за руки.

– Ты знаешь? Но что? Что?

– Еще не уверен, – ответил Трент и поднялся. – Думаю, что знаю, но не готов пока поделиться с тобой своими соображениями. Придется еще немного понаблюдать.

– Если мы просверлим еще несколько дырок, весь дом может рухнуть!

– Я же не сказал, что собираюсь опять сверлить. Я сказал, понаблюдать.

– За чем?

– За тем, что еще не пришло, еще недостаточно разрослось. Но когда придет, это мы заметим сразу.

– Расскажи мне, Трент!

– Еще не время, – ответил он и легонько чмокнул сестру в щеку. – И потом помни: любопытство погубило Кильку.

– Я тебя ненавижу! – воскликнула Лори и откинулась на подушки, натянув простыню на голову. Но после разговора с Трентом почувствовала себя лучше и спала гораздо крепче, чем все предшествующие дни.

До назначенной Лью вечеринки оставалось два дня. Будь Трент повзрослев, он наверняка бы заметил, что мама с каждым днем выглядит все хуже – туго натянутая на скулах кожа блестела, лицо было страшно бледное и с каким-то нехорошим желтоватым оттенком. Он также заметил бы, что она часто потирает виски. Хотя и отрицает, что у нее разыгрался новый приступ мигрени – причем в голосе ее при этом звучал неподдельный испуг – и что недомогание мучает ее всю последнюю неделю.

Однако он не замечал всего этого. Он был слишком занят поисками ответа на вопрос.

Примерно за пять дней до того, как у них с Лори состоялся тот памятный ночной разговор, он уже примерно понимал, что ищет. Заглянул в каждую кладовую, каждый чулан большого дома раза по три; чердак над кабинетом Лью осматривал пять или шесть раз; облазил весь большой захламленный старыми вещами подвал дюжину раз, не меньше.

И в конце концов нашел именно в подвале.

Нет, нельзя сказать, чтобы в других обследованных им местах он не находил самых странных и занятных предметов. Уж чего-чего, а всякого добра там было предостаточно. Так, в чулане на втором этаже, торчала в потолке шарообразная ручка из нержавеющей стали. В чулане для чемоданов на третьем этаже обнаружилась выступающая из стены изогнутая металлическая арматура. Тусклая, сероватая, отполированная на вид… но так казалось до тех пор, пока он не коснулся ее рукой. Стоило ему только дотронуться до нее, как железяка приобрела мутно-розовый оттенок, и еще он услышал, как в стене что-то тихо, но вполне внятно загудело. Он тут же отдернул руку, точно арматура была горячая (и на ощупь она показалась горячей, словно он дотронулся до электроплиты, вот только никаких следов ожогов на ладони не осталось). Но затем, стоило ему убрать руку, металлическая штуковина снова стала серой. И гудение тут же прекратилось.

За день до этого на чердаке он заметил паутину из тонких переплетенных проводов, слабо поблескивающую в темном углу под карнизом. Сам Трент полз в это время на четвереньках, весь вспотев и собирая с полу грязь и пыль, и вдруг увидел это поразительное явление. Он так и застыл на месте, уставившись через свалившиеся на лоб пряди волос на провода, взявшиеся неизвестно откуда (так, во всяком случае, ему тогда показалось), спутанные и переплетенные друг с другом так плотно, что казалось, будто они были слиты в единое целое. Но по мере приближения к полу эта «лавина» становилась все более разреженной, в разные стороны торчали отдельные «щупальца» и пытались укорениться в небольших кучках опилок на полу. Казалось, они создавали нечто вроде гибкой опоры, и на вид это сооружение выглядело очень крепким, способным удержать весь дом, не дать ему разрушиться от самых сильных толчков или ударов.

Но каких ударов?

Каких именно толчков?..

И снова Тренту показалось, что он знает. В это было трудно поверить, но он был почти уверен, что знает.

В северной части подвала находился маленький чуланчик. Вдалеке от того места, где стояли станки и находилась печь. Их настоящий отец называл этот чуланчик «винным погребком», и хотя держал там лишь дюжины две бутылок дешевой бурды (мама почему-то всегда начинала смеяться, услышав это слово), все эти бутылки аккуратно хранились на сделанных им собственноручно стеллажах.

Лью заходил сюда еще реже, чем в мастерскую, где стояли станки, вина он не пил. И хотя с отцом мать с удовольствием выпивала иногда стаканчик-другой, пить вино она теперь тоже перестала. Трент вспомнил, какое грустное стало у нее лицо, когда Брай однажды спросил, почему она не пьет больше «бурду», сидя у камина.

«Лью не одобряет, когда люди пьют, – ответила она тогда. – Говорит, это скверная привычка».

Дверь в «погребок» запиралась на висячий замок, но висел он там скорее для проформы – просто чтобы дверца вдруг не распахнулась и вино не попортилось от жара, исходившего от печи. Ключ висел рядом на гвоздике, но Тренту он был не нужен. Во время одного из первых посещений, он осмотрел замок и убедился, что в «погребок» никто давным-давно не заглядывал. Да и вообще, насколько ему было известно, в эту часть подвала никто больше не заходил.

Теперь же он приблизился к двери и не слишком удивился, уловив исходящий из «погребка» кисловатый запах пролившегося вина. Еще одно доказательство в пользу того, что уже знали они с Лори – в доме постоянно происходят странные перемены. Он отворил дверь, и увиденное хоть и напугало его, но нельзя сказать, чтоб сильно удивило.

Металлические конструкции прорвались сквозь две стенки «погребка» и снесли стеллажи. Бутылки «Боллинджера», «Мондави» и «Баттиглиа» попадали на пол и разбились.

И здесь тоже начала образовываться паутина из тонких проводов – «разрасталась», если использовать термин Лори, – но еще не закончила свой рост. И словно ожила, когда на нее упали лучи света, и так засверкала, что у Трента заболели глаза, а к горлу подступил комок тошноты.

Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что никаких проводов здесь нет и изогнутых распорок тоже нет. То, что разрослось в заброшенном «винном погребке» отца, напоминало скорее корпуса каких-то приборов, кронштейны и панели управления. По мере того как он вглядывался в это смутное сплетение металлических конструкций, из него, точно головки змей, начали подниматься попавшие в фокус зрения диски, циферблаты, рычаги и счетчики. Заблестели мигающие огоньки. Нет, он был готов поклясться, некоторые из огоньков тут же начинали мигать, стоило только ему посмотреть на них.

И все это действо сопровождалось странными звуками, напоминавшими тихие вздохи.

Трент осторожно сделал еще один шаг вперед, и тут на глаза ему попалась особенно яркая красная лампочка. Или целое скопище этих лампочек. Он чихнул – все эти механизмы и кронштейны покрывал густой слой пыли.

Лампочки, привлекшие его внимание, оказались цифрами. Цифры эти были высвечены на табло. А табло это находилось под стеклом и было вмонтировано в металлическую конструкцию, закрепленную на кронштейне. Тут же на глаза попался новый предмет, некая штука, напоминающая стул, хотя сидеть на таком стуле вряд ли было удобно. Ну по крайней мере существу, наделенному человеческими формами, с легким содроганием подумал Трент.

И в один из подлокотников этого перекрученного стула – если то, конечно, был стул – была вмонтирована стеклянная полоска. А в ней виднелись цифры – очевидно, он заметил их только потому, что они двигались.

72:34:18

превратились в

72:34:17,

а затем в

72:34:16.

Трент взглянул на наручные часы с секундной стрелкой, и они только подтвердили его догадку. Этот самый стул, он, может, и не стул вовсе, но то, что в него вмонтированы электронные часы, не вызывает ни малейших сомнений. И идут они задом наперед. То есть, говоря точнее, отсчитывают время назад. И рано или поздно на табло появятся следующие цифры:

00:00:01,

а ровно через секунду —

00:00:00.

И от этого момента их отделяет трое суток.

Теперь он уже был уверен, что знает. Да каждый американский мальчишка знал, что происходит, когда на электронных часах возникают нули, то есть кончается отсчет времени. Взрыв – вот что. Или старт космического корабля.

Следующей мыслью Трента было: уж слишком много тут всякого оборудования, разных датчиков и конструкций, чтобы это было взрывом.

Он подумал, что нечто пробралось в их дом, когда все они были на отдыхе в Англии. Возможно, какая-то спора или микроб, проникший на Землю, пролетевший за миллиард лет непостижимое разуму пространство, прежде чем опуститься здесь, на Земле, попав под ее притяжение. Порхнуть вниз по спирали, как падает пушинка от одуванчика, подхваченная легким бризом, чтобы затем прямиком угодить в каминную трубу дома, что находится в Титусвилле, штат Индиана.

В доме Брэдбери, в Титусвилле, штат Индиана.

Нет, безусловно, это могло быть что угодно, иметь какую угодно форму, но почему-то Трента грела идея о том, что это была именно спора. И хотя он был старшим из детей Брэдбери, но при этом достаточно молод, чтоб заснуть как убитый ровно в девять вечеpa, после съеденной на ужин огромной порции пиццы, или чтоб полностью доверять своему восприятию и интуиции. Да и какая разница в конечном-то счете? Главное — это случилось!..

И будет иметь свое продолжение.

На сей раз, покидая подвальное помещение, Трент не только убедился, что навесной замок как следует заперт, но и прихватил с собой ключ от него.

На вечеринке, устроенной Лью, произошло нечто ужасное. Произошло без четверти девять, то есть всего через сорок пять минут после того, как начали прибывать первые гости. И Трент с Лори позже слышали, как отчим кричал на мать и говорил, что единственный положительный момент во всем сводился к тому, что она сваляла эту глупость достаточно рано. Что было бы гораздо хуже, если б она дождалась до десяти – к этому времени по дому расхаживало бы человек пятьдесят гостей, если не больше.

– Что, черт возьми, с тобой происходит? – орал он на нее. И Трент почувствовал, как в руку ему скользнула, точно маленькая холодная мышка, ладошка Лори, и он крепко сжал ее. – Неужели не понимаешь, что теперь скажут люди? Неужели не знаешь, какие сплетни разводят люди, особенно на факультете? Нет, Кэтрин, это просто выходит за рамки моего понимания! Вздумала комедию ломать, нашла время и место! – Мать не отвечала, лишь тихо и беспомощно плакала, и на секунду Трента против воли охватил приступ неукротимой ярости. Да к чему вообще ей понадобилось выходить за него замуж?.. Сама во всем виновата, вот и наказание за глупость.

Но он тут же устыдился этой своей мысли. Отбросил ее и обернулся в Лори. И с ужасом увидел, что по щекам сестренки градом катятся слезы, а тихая печаль в ее глазах резанула по сердцу, как ножом.

– Ничего себе вечеринка, да? – прошептала она и принялась вытирать слезы тыльной стороной ладони.

– Твоя правда, Килька, – сказал он и крепко прижал сестренку к плечу, чтоб плача ее никто не услышал. – Ладно, не переживай, все скоро образуется. Очень скоро.

Похоже, что Кэтрин Эванс (которая уже горько жалела о том, что сменила фамилию) все это время лгала своим близким. Приступ чудовищной невыносимой мигрени продолжался у нее не два дня, как она уверяла, но целых две последние недели. И все это время она почти ничего не ела и потеряла в весе пятнадцать фунтов. Она как раз подавала канапе Стивену Крачмеру, декану исторического факультета, и его супруге, когда вдруг вся кровь отхлынула у нее от лица, а перед глазами все помутилось и поплыло. Она качнулась вперед, задела и опрокинула полный поднос с китайским рулетом из свинины на новое дорогое платье миссис Крачмер, которая та приобрела у «Нормы Камали» специально к этому торжественному случаю.

Брайан и Лисса, услышав шум в гостиной, потихонечку прокрались на лестницу в пижамах – посмотреть, что там внизу происходит. Хотя всем им, всем четверым, папа Лью категорически запретил покидать свои комнаты как только начнется вечеринка. «Университетским людям ни к чему видеть детей на своих приемах, – коротко объяснил им Лью еще днем. – Они могут превратно это понять».

Но, увидев, что мать их лежит на полу и что вокруг столпились встревоженные члены факультета (миссис Крачмер среди них не было, та помчалась на кухню отмывать с платья пятна жира и соуса, пока они не въелись еще слишком глубоко), дети забыли о строгом запрете отчима и устремились вниз. Лисса рыдала, Брайан тихонько подвывал от страха. Лисса умудрилась оттеснить преподавателя с факультета Азии, бесцеремонно пнув его острым локотком в левую почку, и протиснулась вперед. Брайан, будучи двумя годами старше и весивший фунтов на тридцать больше, превзошел сестру: так сильно оттолкнул приглашенную читать лекции на осенний семестр дамочку профессора, походившую на пухлого младенца в розовом платьице и вечерних туфельках с острыми загнутыми вверх носами, что та отлетела и плюхнулась прямо в камин. Где и осталась сидеть в куче серого пепла, растерянно моргая глазами.

– Мама! Мамочка! – закричал Брайан. И затряс бывшую миссис Брэдбери. – Мамочка! Вставай!

Тут миссис Эванс шевельнулась и тихонько застонала.

– Ступайте наверх! – строго сказал Лью. – Вы, оба, живо!

Однако дети и не думали подчиняться. И тогда Лью положил руку Лиссе на плечо и начал сжимать пальцы, пока она не взвизгнула от боли. И смотрел при этом на нее страшными глазами, и на бледных его щеках проступили, точно нанесенные помадой, два круглых красных пятнышка.

– Я сам всем займусь, – прошипел он сквозь плотно стиснутые зубы. – А ты со своим братцем ступай немедленно наверх и…

– А ну убери лапы от моей сестры, сукин ты сын! – громко заявил Трент.

Лью – а вместе с ним и все гости, прибывшие как раз во время, чтобы стать свидетелями столь занимательного зрелища, – обернулись к арке, отделявшей гостиную от холла. Там стояли Трент и Лори – бок о бок. Трент был бледен, как и отчим, но лицо его поражало каким-то каменным спокойствием и собранностью. На вечеринке присутствовали гости – правда, их было немного, – которые знали первого мужа Кэтрин Эванс, и позже все они сошлись во мнении, что сходство между отцом и сыном просто поразительное. Казалось, что Билл Брэдбери восстал из мертвых – дать отпор этому разнуздавшемуся типу.

– Я хочу, чтоб все вы немедленно отправились наверх, – сказал Лью. – Все четверо. Вам здесь не место. Это вообще вас не касается.

Тут в гостиную вернулась миссис Крачмер, платье от «Нормы Камали» было совершенно мокрым спереди, но пятна исчезли.

– Отпусти Лиссу, – продолжал настаивать Трент.

– И отойди от нашей мамочки, – добавила Лори.

Теперь миссис Эванс уже сидела, прижав руки к голове и растерянно озираясь. Голова казалась ей раздувшейся, точно шар, она была полностью дезориентирована в пространстве и ощущала страшную слабость, но боль, терзавшая ее на протяжении последних четырнадцати дней, отступила. Она понимала, что сотворила нечто ужасное, огорчила Лью, возможно, даже опозорила его. Но в тот момент испытывала только облегчение – боль ушла. Раскаяние и позор придут позже. Теперь же ей хотелось лишь одного – подняться наверх, очень медленно – и прилечь.

– Вы будете наказаны за это, – сказал Лью, злобно глядя на своих пасынков, слова эти раздались в полной тишине, воцарившейся в гостиной. И оглядел всех четверых по очереди, словно оценивая степень вины каждого. И когда взгляд его остановился на Лиссе, девочка начала плакать. – Прошу простить за столь неподобающее поведение наших детей, – обратился он к гостям. – Боюсь, моя жена их несколько распустила. Им нужна хорошая английская нянька, которая…

– Ну и осел же вы, Лью! – сказала вдруг миссис Крачмер. Голос у нее был громкий, но не слишком мелодичный, и немного напоминал крик того самого животного, о котором она только что упомянула. Брайан вскочил, обнял сестру и тоже заплакал. – Ваша жена потеряла сознание. Вполне естественно, что дети встревожились.

– Вы совершенно правы, дорогая, – заметила лекторша в розовом, с трудом выбираясь из камина. Только теперь платье ее было уже не розовым, а серым от пепла, а пухлое личико перепачкано сажей. Лишь туфельки с загнутыми вверх носками сохранили прежний вид, правда, теперь как-то не слишком сочетались со всем ее обликом. Тем не менее она сохраняла полное спокойствие, точно с ней не произошло ничего экстраординарного. – Дети должны заботиться о своих матерях. А мужья – о женах.

Произнося эти последние слова, она смотрела прямо на Лью, но тот, похоже ничего не заметил. Он провожал взглядом Трента и Лори, которые помогали матери подняться наверх. Лисса с Брайаном тащились следом, точно почетная свита.

Вечеринка продолжалась. Инцидент был, что называется, исчерпан. Да и вообще, университетским людям было не привыкать к разного рода инцидентам: чего только не случалось у них на вечеринках! Миссис Эванс (спавшая не больше трех часов в сутки с того момента, когда муж объявил о предстоящем приеме) уснула тотчас же, как только голова ее коснулась подушки. А дети слышали, как болтает и хохочет внизу Лью, разыгрывавший роль гостеприимного хозяина. Тренту даже подумалось, что отчим, должно быть, испытывает сейчас облегчение – ему не приходится делать на людях непрерывные замечания своей нерасторопной и робкой, как мышка, жене.

И ни разу за весь вечер он не поднялся наверх – посмотреть, все ли с ней в порядке.

Ни разу. До самого конца вечеринки.

Наконец, когда за последним гостем затворилась дверь, он, тяжело ступая, поднялся сам и велел подниматься жене. Что она и сделала, послушно и поспешно, как поступала с того самого дня, когда совершила роковую ошибку, дав в присутствии священника клятву, что будет во всем подчиняться своему мужу.

Затем Лью заглянул в спальню Трента, находившуюся рядом, и окинул детей злобным взглядом.

– Так и знал, что все вы здесь, – удовлетворенно кивнув, заметил он. – Заговорщики! Вас ждет наказание. Да, так и знайте. Завтра. А сегодня чтоб все и немедленно разошлись по своим комнатам и хорошенько обдумали позорное свое поведение. Ну, живо, все по местам! И чтобы никаких больше шастаний по дому!

Ни Лисса, ни Брайан вовсе не намеревались «шастать», они слишком устали и морально, и физически. И им хотелось только одного – улечься в свои кроватки и уснуть. Но Лори, несмотря на запрет Папы Лью, все же вернулась в комнату Трента. И оба они молча и с отвращением слушали, как отчим отчитывает мать за то, что та осмелилась упасть в обморок на его вечеринке… А мама только рыдала и не возразила ему ни словом.

– О, Трент! Что же нам делать? – прошептала Лори, уткнувшись носом брату в плечо.

Лицо Трента было неестественно спокойным и бледным.

– Делать? – переспросил он. – Да ровным счетом ничего, Килька.

– Но мы должны! Трент, мы должны! Так же нельзя. Надо ей помочь!

– Нет, мы ничего не должны делать, – медленно произнес Трент, и на губах его заиграла странная и немного пугающая улыбочка. – За нас все сделает дом. – Он взглянул на часы и пошевелил губами, точно отсчитывая время. – Завтра днем, примерно в три сорок, дом все сделает за нас.

Никакого наказания утром не последовало; мысли Лью были целиком заняты предстоящим семинаром, посвященным последствиям норманнского вторжения. Нельзя сказать, чтобы это очень удивило Трента или Лори, скорее – обрадовало. Лью обещал собрать их вечером у себя в кабинете, вызвать туда по одному и «воздать каждому сполна по его заслугам». И пригрозив этой цитатой, взятой непонятно откуда, он вышел из дома с высоко поднятой головой и крепко сжимая в правой руке портфель. Мама еще спала, когда со двора донеслось чихание заводимого мотора, и вот «порш» выехал за ворота.

Двое младших ребятишек стояли у окна в кухне, крепко обнявшись, смотрели на Лори и напоминали ей иллюстрацию из сказки братьев Гримм. Лисса плакала, Брайан изо всех сил сдерживался, прикусив нижнюю губу, но был бледен и под глазами его залегли тени.

– Он нас выпорет, – сказал Брайан Тренту. – А знаешь, как он больно порет!

– Нет, – ответил Трент. Ребятишки воззрились на него с надеждой и недоверием. Ведь Лью обещал наказать и вряд ли пощадит даже Трента.

– Но Трент… – начала было Лисса.

– Слушайте сюда, – сказал Трент. Отодвинул от стола стул и уселся на него задом наперед, лицом к испуганным малышам. – Слушайте внимательно, старайтесь не пропустить ни единого слова. Это очень важно, так что мотайте на ус.

Они уставились на него большими голубовато-зелеными глазами.

– Как только занятия в школе кончатся, я хочу, чтобы вы двое немедленно пошли к дому. Но в дом не входить, остановитесь на углу Кленовой и Каштановой и там ждите. Ясно?

– Да-а, – растерянно протянула Лисса. – Но зачем это, а, Трент?

– Не важно, потом поймете, – ответил Трент. Его глаза – тоже голубовато-зеленые – возбужденно сверкали. Но Лори показалось, она уловила в них какой-то нехороший, опасный огонек. – Просто будьте там и все. Стойте у почтового ящика. Вы должны быть там в три, самое позднее — три пятнадцать. Все понятно?

– Да, – ответил Брайан за двоих. – Мы поняли.

– Мы с Лори тоже будем там. Или придем чуть попозже.

– Интересно, как это у нас получится, Трент? – спросила Лори. – Ведь раньше трех из школы нам не выйти, потом у меня практика, потом еще на автобусе надо…

– Сегодня мы с тобой в школу не пойдем, – сказал Трент.

– Нет? – Лори, похоже, была в полном замешательстве.

Лисса же была так просто в ужасе.

– Трент! – сказала она. – Ты не можешь этого сделать! Это… это… Прогуливать занятия?.. Но мы еще никогда…

– Давно пора начать, – мрачно заметил Трент. – Так, теперь вы двое, быстренько собирайтесь и валите в школу. Помните: в три, три пятнадцать самое позднее, на углу Кленовой и Каштановой. И что бы ни случилось, ни в коем случае не приближаться к дому! – Он с такой яростью и так многозначительно смотрел на Лиссу с Брайаном, что малыши еще теснее придвинулись друг к другу, а Лори даже испугалась. – Ждите нас, но не смейте заходить в этот дом, – сказал он. – Ни за что и никогда!

Когда младшие ребятишки ушли, Лори ухватила брата за рукав и потребовала объяснить, что происходит.