Текст книги "Фортуна на стороне мертвеца"

Глава 6

Дом Коллинзов не был точной копией особняка Вандербильтов, но очень близок к тому. Четырехэтажное гранитное здание стояло в центре Верхнего Ист-сайда и серым плоским фасадом напоминало психлечебницу для высшего класса. В дверях нас поприветствовал Сэнфорд – тощий как жердь человек в традиционном наряде дворецкого. Он обладал тщательно уложенными воском седыми усами и характерной отстраненностью профессиональной прислуги.

Прочитав немало детективных романов, я всегда надеялась на то, что убийцей окажется дворецкий. Но, учитывая тщательно отработанное спокойствие Сэнфорда, сомневалась, что он способен хотя бы повысить голос, не то что занести руку для удара. В доме нас с едва скрываемым нетерпением поджидал Рэндольф. Уоллеса, как нам сказали, вызвали на заседание совета директоров, так что экскурсию по дому устроил молодой Коллинз.

– Вчера Ребекка поздно легла, – сказал он с презрением. – Она еще спит.

– Везет же некоторым, – пробормотала мисс Пентикост.

Ей позволено дуться. Ее ведь вытащили из постели на целых четыре часа раньше привычного срока. Но она влила в себя столько кофе, что и мертвого поднимет, и я надеялась, что по крайней мере три из четырех цилиндров ее мотора работают.

Рэндольф надел темно-серые брюки и толстую рабочую рубашку. Когда я что-то сказала по этому поводу, он ответил:

– Позже я должен поехать на фабрику. Там не место для галстуков и костюмов.

Вышло немного натянуто, как у нарядившегося для игры маленького мальчика.

В отличие от мрачноватого фасада внутри дом выглядел приятнее. На первом этаже раскинулись гостиные, столовая, кухня и «скромный бальный зал», как отрекомендовал эту комнату Рэндольф.

На втором этаже находились спальни близнецов, а также кабинет и спальня Алистера. На третьем – хозяйская спальня, которую занимала Абигейл, и несколько пустующих комнат для прислуги. Ни Сэнфорд, ни кухарка, ни горничная не жили в доме. Четвертым этажом почти не пользовались – там была оранжерея и детская.

Я мысленно отметила, что Абигейл и Алистер спали в разных комнатах. Возможно, это что-то значит. Или просто кто-то из них храпел.

Нас провели по первым двум этажам. Это был не самый плохой день для мисс Пентикост, но все же она пару раз споткнулась на лестнице.

Рэндольф повел нас в кабинет, который, по его словам, остался нетронутым после убийства. Я с удивлением обнаружила, что оставили даже черный бархат на стенах и единственном зарешеченном окне. Ткань превратила комнату в темную жутковатую пучину с маячившим посередине старым столом Алистера, вдвое большего размера, чем стол мисс Пентикост. Свечи, окровавленный шелк и, естественно, орудие убийства забрала полиция.

В воздухе висел запах опаленной ткани и бумаги. Сильнее всего пахло рядом с камином, слева от стола.

Мисс Пентикост шагнула внутрь и опустилась в кресло за столом.

Рэндольф остался у порога, пытаясь сохранить невозмутимый вид, хотя ему это и не удалось.

– Полиция настояла, чтобы мы не трогали место преступления, – объяснил он. – Честно говоря, как только все утрясется, мы полностью переделаем эту комнату. Вынесем все и превратим ее в нечто совсем другое.

Кто может их винить? Жизнь обоих родителей самым ужасным образом окончилась в том самом кресле, где сейчас сидела мисс Пентикост. Я бы тоже захотела все кардинально поменять.

– Похоже, замки на ящиках взломали, – заметила мисс Пентикост.

– Полиция, – с ноткой презрения в голосе пояснил Рэндольф. – Если бы нас попросили, мы бы дали ключи, но зачем просить, если можно просто переломать антикварную мебель?

Я бы не сказала, что мебель «переломали», но спорить не стала.

– Ящики были заперты во время вечеринки?

– Да. Они всегда были заперты. Хотя после смерти отца в них не осталось ничего ценного.

Пока босс копалась в столе, я проверила бархатные драпировки. Ткань висела вплотную к стенам и книжным шкафам. Никто не сумел бы за ней спрятаться, не выставив напоказ ступни. Была лишь одна ниша рядом с дверью – проем между книжным шкафом и стеной. Я втиснулась туда и поняла, что места маловато. Здесь мог бы спрятаться только очень маленький человек, да и тот дышал бы с трудом.

– Нашли что-нибудь? – За спиной брата в дверном проеме появилась босая Ребекка в белой шелковой пижаме. После сна ее светлые кудри были всклокочены.

– Спасибо, что оказала нам честь своим присутствием, – буркнул Рэндольф.

– Прости. Я плохо спала.

– Может, если бы ты не приходила домой с рассветом… – сказал он с излишней резкостью.

Но Ребекка его не слушала. Она уставилась на стол и стул, на котором сидела во время спиритического сеанса.

– Когда-то я любила этот кабинет. Теперь все в прошлом, – сказала она. – Только спиритического сеанса хватило бы, чтобы отвадить меня отсюда.

– Вы верите в то, что произошедшее во время сеанса было правдой, мисс Коллинз? – спросила мисс Пентикост. – Теперь, когда хорошенько все обдумали?

Ребекка ответила не сразу.

– Пожалуй, нет, – наконец признала она. – Но если та женщина – шарлатанка, то ей удалось меня провести. Мысль о том, что отец говорил со мной из могилы… Это страшное потрясение.

– Дядя Харри потратил круглую сумму, чтобы пресечь слухи, – сказал Рэндольф.

– А у духа вашего отца были причины мстить вашей матери? – поинтересовалась мисс Пентикост.

– Не говорите ерунды, – фыркнул Рэндольф. – Что за глупый вопрос?

– Необходимый вопрос, – отозвалась мисс Пентикост. – Поскольку ваш отец не может быть виновником, значит, кто-то хочет внушить, что это он. То есть подлинный убийца, похоже, считает, что в это поверят.

Рэндольф пробормотал что-то непечатное.

– Иначе говоря, – продолжила мисс Пентикост, – были ли отношения между вашими родителями теплыми при жизни отца?

– Да, – выпалил он. – У них были прекрасные отношения. Они были счастливы.

Ребекка промолчала.

– Кто-нибудь задавался вопросом, что смерть вашего отца была не самоубийством?

Вопрос словно разворошил осиное гнездо.

– Нет! Какую бы грязь ни пыталась выудить пресса, всем было ясно, что…

Он снова принялся выплевывать ругательства. Ребекка тронула его руку, и Рэндольф тут же осекся.

– Послушайте… Нанять вас решил дядя Харри. Я уговаривал его обратиться к людям, с которыми мы уже имели дело, к компании, которой мы доверяем. Но теперь вы с нами и должны распутать все это, а не копаться в грязном белье. Ясно же, что ко всему приложила руку эта Белестрад. Почему бы вам не поговорить с ней?

Я была склонна с этим согласиться, но все равно с трудом подавила порыв сказать, куда он может засунуть свои предложения. Мисс Пентикост только вздернула голову, будто изучая полотно весьма посредственного художника.

Ребекка уже открыла рот, собираясь что-то вставить, но тут в кабинет сунул голову Сэнфорд и с бесстрастным лицом сообщил:

– Вернулся мистер Уоллес. Он ждет вас в гостиной.

Мисс Пентикост смахнула пылинку с жакета и повернулась ко мне.

– Уиллоджин… ты не могла бы завершить осмотр комнаты? Мне нужно задать кое-какие вопросы мистеру Уоллесу.

– Конечно, босс, – отозвалась я и обратилась к близнецам: – Не возражаете, если я сниму ткань? Так будет проще.

– Делайте что хотите, – ответила Ребекка. – Я все равно сюда не войду.

Мисс Пентикост последовала за Рэндольфом вниз. Ребекка свернула направо.

– Приму душ и оденусь, – бросила она через плечо. – Скоро спущусь.

Рэндольф только что-то злобно буркнул.

Я досчитала до двадцати, вышла из кабинета, тоже свернула направо и остановилась перед дверью в спальню Ребекки. За годы совместной деятельности мы с мисс Пентикост разработали кодовую систему. Когда она называла меня Уиллоджин, это значило, что мне следует расширить зону поисков.

Я постучала.

– Да? – раздался голос по ту сторону двери.

Я открыла дверь. Ребекка сняла верх пижамы и стояла ко мне голой спиной. На долю секунды я поразилась, насколько ее кожа гладкая и безупречная. Ребекка вздрогнула, снова накинула пижаму и быстро застегнула пару пуговиц.

– Простите, – сказала я. – Решила, что вы захотите поговорить без отца и дяди.

– Мне не стоит этого делать, – ответила она.

– А если я задам прямой вопрос? Захотите ответить – прекрасно. А если нет – ничего страшного.

Она заправила за ухо выбившуюся белокурую прядь.

– Я не привыкла пускать незнакомцев в собственную спальню, чтобы мне устраивали допрос.

– Я не совсем незнакомка.

– Но почти, – сказала она с кривой улыбкой.

– В таком случае мне следует представиться. Меня зовут Уилл Паркер.

Я протянула ладонь для рукопожатия. Мысленно бросив монетку, Ребекка все-таки ее пожала. Пальцы были длинные и гладкие, но в хватке чувствовалась сталь.

– Приятно познакомиться, мисс Паркер.

– Просто Уилл.

– Тогда зовите меня Бекка.

– Ну вот, теперь мы знакомы.

И тогда она улыбнулась по-настоящему – и губами, и глазами.

– Точно. Задавайте свой вопрос.

– Ваш брат сказал правду? Насчет того, что ваши родители были счастливы?

Ее улыбка слегка померкла. Ребекка села на кровать и уставилась небесно-голубыми глазами в пол.

– Счастливы? Я бы не сказала. Скорее довольны. Удовлетворены. Не всякие отношения строятся на страсти.

– Мать сама вам призналась? – спросила я.

– Это уже два вопроса, Уилл.

– Сделайте одолжение.

Она запустила пальцы ног в пышный ковер.

– Так говорил отец. Сказал, что можно строить жизнь на фундаменте идеалов, но остальное здание состоит из компромиссов.

– Тяжело жить с такими взглядами.

– Отец был тяжелым человеком. И не… не сентиментальным.

Это уж точно. Любой, кому удалось сохранить процветающую компанию в годы после Великой депрессии, имеет нечто общее с головорезами. Даже весьма много общего, если верить газетным статьям про «стальное сердце» Ала Коллинза. Хотя это как-то не вяжется с человеком, сунувшим себе в рот ствол.

– Думаете, он и впрямь покончил с собой?

Она вздернула голову. В ее глазах сверкало пламя. Но не полыхающая ярость, как у брата, а нечто иное.

– Да, – без колебаний ответила Ребекка.

– И вас это не удивило? – спросила я. – Судя по тому, что писали газеты, это случилось безо всякой причины.

Не знаю, что происходило в ее голове, пока она подбирала ответ, но я бы дорого заплатила, чтобы посмотреть на такой спектакль.

– Да, удивило, – наконец сказала она. – Он не из таких людей.

– Но вы не считаете, что его убили.

– Да. Не считаю, – заявила она с полной уверенностью – или, во всяком случае, хорошо изобразила уверенность. – Боюсь, что мне все-таки пора пойти в душ и одеться. Ваше время истекло.

Ребекка встала и мягко, но настойчиво повела меня к двери.

Когда я уже перешагнула через порог, она сказала:

– Могу и я задать вопрос, мисс Паркер?

– Конечно.

– Вы танцуете?

– Я… э-э-э… Что? – брякнула я. – В смысле, да, танцую.

– Прекрасно.

И она закрыла дверь прямо перед моим носом.

Глава 7

Я простояла перед закрытой дверью целых тридцать секунд, пытаясь прийти в себя. Не знаю, что сбило меня с толку больше – вопрос про танцы или уверенность в том, что в чем-то она солгала. Просто я не знала точно в чем.

Я вернулась в кабинет, сдернула со стен ткань и полтора часа тщательно обыскивала комнату. То есть перетрясла каждую книгу с полок и отвинтила перочинным ножом электрические розетки в поисках тайников, проверила все доски паркета и каждый дюйм стола.

Ничегошеньки. Точнее, куча всего, только не относящегося к делу.

Между страницами книг я нашла пару сотен бумажек, в основном счета из книжных магазинов. Обнаружила отозванные банковские чеки и несколько безобидных документов компании. Пару десятков записок с покупками, много пыли и сигарету в глубине ящика стола, которую мистер Коллинз, вероятно, припас на черный день.

Никаких откровений. Я была разочарована, но не удивлена. Во время таких обысков редко можно найти ключевую улику.

Я убедилась, что решетка на единственном окне крепка, а щели на раме закрашены. Исключив проникновение грабителя через окно, я с помощью набора отмычек пятнадцать минут ковырялась в замке, пытаясь отпереть его снаружи. Без толку. Дверь отпиралась только изнутри.

Но все же я нашла кое-что интересное, хотя вряд ли это можно назвать уликой. Семейную фотографию в рамке, стоящую на книжной полке. На ней Ал Коллинз сидел на главной лестнице особняка. Выглядел он мрачным и холодным, в точности как в газетах – широкий лоб с залысинами и аккуратные усы над тонкими губами, словно прорезанными бритвой.

На коленях он держал улыбающегося карапуза – видимо, Ребекку, хотя непохоже, чтобы ему это доставляло удовольствие. Рядом сидела Абигейл, пытаясь успокоить вопящего Рэндольфа. На ступень выше сидел еще один мужчина, моложе Алистера, но ненамного, весьма привлекательный и полная противоположность Коллинзу.

Только через несколько секунд я поняла, что смотрю на молодого Харрисона Уоллеса. Годы его не пощадили, но в прежние времена он выглядел красавцем-мачо. Он наклонился между мужем и женой, пытаясь помочь Абигейл утихомирить Рэндольфа, и оказался очень близко к ней. Из всех людей на фотографии, включая младенцев, он улыбался шире всех.

Харри и Абигейл. Интересная мысль.

Возможно, компаньоны делили Абигейл не только в качестве секретарши? Да и близнецы не сильно напоминали отца. Хотя и на дядю Харри тоже не были похожи. И все-таки есть над чем подумать.

Рэндольфа, Ребекку (надо все-таки называть ее Беккой), Уоллеса и мисс Пентикост я обнаружила внизу, в гостиной. Рэндольф опять бушевал.

– Я не говорю, что бизнесменам можно наплевать на моральные принципы, но в конце-то концов! Шла война. Аморально с нашей стороны было бы не обеспечить солдат оружием, – объявил он.

Нетрудно было разглядеть в привлекательном лице Рэндольфа того капризного младенца.

– А ваша мать этого не одобряла? – спросила мисс Пентикост.

– Она сказала, что у нас руки в крови погибших от наших бомб.

– Хотя раньше ее это не особенно беспокоило, – вставил Уоллес. – Пока она не связалась с этой гадалкой. А ведь мы говорим о миллионах. Даже больше, если учесть цену акций компании.

Пока Уоллес неистовствовал, мисс Пентикост бросила взгляд на меня. Я ответила тем же, что означало: я еще не закончила вынюхивать все, что можно узнать.

Я прошла через «скромный бальный зал» на кухню. И обнаружила там приземистую женщину лет пятидесяти, в фартуке. Она присматривала за тремя булькающими кастрюлями и за печкой, из которой пахло так, как будто там готовилась целая корова.

Я вежливо покашляла, и она обернулась, заметив, что я вторглась в ее королевство.

– Чем могу помочь? – спросила она с ирландским акцентом.

– Я Уиллоджин Паркер, помощница Лилиан Пентикост.

Обычно судейским чиновникам и женщинам в возрасте я называлась полным именем, так для них привычней.

– А я Дора, кухарка. Ну, вдруг это неочевидно.

– Можно попить чего-нибудь холодного? Может, лимонада?

– Кажется, в холодильнике есть пара бутылок. Сейчас проверю.

– Не беспокойтесь, – сказала я. – Я и сама могу открыть холодильник. Не отвлекайтесь. А то вдруг в подливке появятся комки.

– Нет-нет, этого не случится, – отозвалась она и снова принялась помешивать свое варево. – Кстати, несколько комков все равно никто не заметит. Молодой мистер Коллинз заглатывает все не жуя, мисс Коллинз питается как птичка, а мистер Харри больше не остается на ужин. Но я почти двадцать лет делала подливку для покойного мистера Коллинза, а он любил, чтобы все делалось как следует.

Благослови Господь болтливую прислугу!

Я сунула голову в холодильник и вытащила бутылку с этикеткой «лимонная шипучка». Открыла ее и отхлебнула. Вкус оказался омерзительным, но когда стоишь с напитком в руке, то вроде как получаешь предлог здесь находиться, и тебя уже труднее вышвырнуть. Я села за столик в углу, где, видимо, едят Дора и Сэнфорд.

– Меня устроит любой рецепт, лишь бы подливка получилась вкусной, – сказала я. – Но могу понять людей, которые любят, чтобы все делалось как следует. Он был из таких? Покойный мистер Коллинз?

– О да. Он бы не стал тем, кем стал, таким важным человеком, главой компании, если бы пренебрегал мелочами.

Она не отрывала взгляда от кастрюль, разве что на мгновение, чтобы повернуться и добавить щепотку того или сего. Миссис Кэмпбелл одобрила бы.

– Знали бы вы моего босса! – сказала я. – Вот уж кто и за сотню шагов услышит, когда я делаю опечатку.

– Я читала о ней в газетах, – призналась Дора. – Про убийства в Центральном парке. Как ловко она вычислила убийцу!

– Да, это были напряженные две недели.

– Похоже, она умна. Нюх как у ищейки.

Ее тон изменился. Трудно было сказать, считает ли она наличие у мисс Пентикост хорошего нюха достоинством или недостатком. Я ждала, что она продолжит, но Дора занялась кастрюлей с овощами.

– Так говорите, вы работаете в этой семье двадцать лет?

– Чуть больше двадцати. – Она взяла щепотку соли. – Мы с Джереми заступили за несколько лет до того, как мистер Коллинз женился на мисс Абигейл.

Видимо, Джереми – это имя Сэнфорда. По тому, как она это произнесла, я сделала вывод, что они пара. Я с трудом представляла себе их супружескую страсть, но бывают и более странные пары.

– Наверное, хорошее место, раз вы работаете здесь столько времени.

– Нам повезло здесь оказаться. Тем более в те дни. Тяжелые были времена. А потом появились дети, близнецы. Я была их няней и провела с ними много времени.

Она открыла духовку и всмотрелась в шипящее жаркое. Судя по всему, увиденное ее удовлетворило, и Дора закрыла духовку, ничего не добавив к блюду.

– Когда я сказала, что мистер Коллинз был особенным, то имела в виду только хорошее, – сказала она, вытирая со лба пот посудным полотенцем. – Всегда был щедр. Бонусы на Рождество и дни рождения. И всегда предлагал нам с Джереми ненужную мебель или одежду. Джереми носит несколько пиджаков мистера Коллинза.

Когда кто-то из кожи вон лезет, убеждая меня в чьей-либо святости, я первым делом думаю о том, какие грехи пытаются скрыть.

– А как насчет миссис Коллинз? – поинтересовалась я. – Она была особенной?

Дора потопталась с ноги на ногу.

– Да, она была особенной, упокой Господь ее душу. Но очень переменчивая, если вы понимаете, о чем я.

– Непостоянная?

Ее резкий смешок был больше похож на лай.

– Непостоянная, точно. Вечно новые увлечения, новые хобби, новая мода. Верховая езда, стрельба из лука, вязание – ее хватало на неделю. А еще мексиканские танцы в расфуфыренных платьях. И диета ее тоже постоянно менялась. Сегодня она обожает какое-то блюдо, а завтра нос от него воротит. – Дора покачала головой. – Не стоило мне это говорить. Она не была плохой хозяйкой. Просто угодить ей было сложновато.

Я рыгнула лимонной шипучкой.

– Простите. А… э-э-э… Она ладила с мистером Коллинзом?

– Они ведь были женаты, – ответила она.

– Разные бывают браки, – заметила я. – Вот взять, к примеру, моих родителей. Всю жизнь ворковали как голубки. Держались за руки и делились друг с другом всем до самой смерти. Но мои тетя с дядей со стороны отца… В какой день ни подойдешь к их двери, за ней стоял такой ор, будто подслушиваешь мафиозные разборки.

Конечно, все это было враньем, но я никогда не боялась пожертвовать честностью ради красного словца.

Дора повернулась ко мне, сжав губы в тонкую линию.

– Понимаю, о чем вы. Я не дура.

– И в мыслях такого не держала. Дура уж точно не знала бы, как сделать вкусную подливу из свиного сала.

– Ну ладно, – сказала она. – Думаю, вы с мисс Пентикост делаете доброе дело. Одна моя подруга работает в пансионе в Бронксе. Она пару раз встречалась с вашим боссом. И постоянно ее нахваливает.

Я знала, о каком пансионе она говорит. Там всегда было наготове несколько свободных комнат для женщин, оказавшихся в трудном положении. Мисс Пентикост время от времени наведывалась туда для бесплатных консультаций. В половине случаев проблема заключалась в муже-выпивохе или распускающем руки, или и то и другое. Обычно мисс Пентикост помогала этим женщинам уйти от мужа, и побыстрее.

Дора выключила конфорки и в последний раз помешала варево.

– Они никогда не ссорились. Спорили, конечно. Все пары спорят. Обычно о деньгах. Хотя я старалась не вслушиваться.

– Разумеется.

– В общем, я бы не сказала, что они сильно любили друг друга. За руки уж точно не держались. Но многие браки таковы.

С помощью ловких акробатических трюков она пыталась убедить меня, что у Ала и Абигейл все было хорошо, но я прекрасно умею читать между строк. Они были холодны друг к другу и спорили о деньгах. Дора надела рукавицы, открыла духовку и нагнулась к ней.

– Его смерть вас удивила? – спросила я.

Она так и осталась в согнутом положении, лицом в духовке, я даже подумывала прийти ей на помощь, пока она не поджарилась.

– Конечно, удивила, – наконец ответила она, вытаскивая дымящееся жаркое. Потом отвернулась от меня, поставила жаркое на стол и начала нарезать. – Ведь такое невозможно предвидеть, правда?

Мне показалось, что она смахнула слезу, но Дора стояла спиной ко мне, так что вполне могла вытереть пот. Она пыталась сорваться с крючка, и потому я не стала тянуть за эту нить.

– А что мистер Коллинз думал о духовной наставнице своей жены?

Похожая на гнома Дора резко развернулась, с вилкой в одной руке и прихваткой в другой.

– Наставнице! – выплюнула она. – От этой женщины одни неприятности.

С каждым слогом она тыкала в воздух вилкой.

– Какие неприятности?

– Можете думать что хотите о непостоянстве мисс Абигейл. Но у нее хотя бы была голова на плечах. А потом она связалась с этой женщиной. Все решили, что это очередная ее прихоть, пройдет через недельку или месяц. Как всегда. И вдруг она начала приводить эту женщину сюда.

– Ариэль Белестрад? Зачем?

– Якобы она что-то там может «прочесть» в комнатах. Энергетику пространства, так сказала эта Белестрад. Я хорошо запомнила, потому что она пришла на кухню, когда я как раз занималась шоколадным суфле, а это требует сосредоточенности. И тут она говорит, мол, здесь плохая энергетика. Недобрая. И зыркнула на меня так, словно это я виновата.

Она так резко всплеснула руками, что прихватка подлетела к потолку и чуть не плюхнулась в кастрюлю с овощами.

– Видали? Стоит только вспомнить о ней, как меня прям колотит. И естественно, суфле не поднялось. Пришлось делать из него пудинг.

– Какой кошмар, так ужасно поступить с суфле, – с серьезным видом покачала головой я. – А что о ней думали остальные?

– Насколько я могу судить, в точности то же, что и я. Мистер Коллинз ее просто игнорировал. Мистер Рэндольф корчил рожи за ее спиной. Мисс Бекка пыталась ее избегать.

Во время этой тирады она сняла кастрюли с плиты и начала раскладывать блюда по тарелкам.

– А что насчет мистера Уоллеса? – спросила я. – Он ведь частенько здесь бывает, верно?

– А как же, – искренне заулыбалась она. – Мистер Харри – почти член семьи. Очень старый друг мистера Коллинза. И конечно, крестный его детей.

– А он что думал о Белестрад?

– Да ничего хорошего. В особенности после тех ее слов. Трудно его в этом винить.

– Конечно, – согласилась я, как ни в чем не бывало потягивая лимонную гадость. – А что именно она сказала, не напомните?

– Что якобы в нем исток плохой энергетики во всем доме. Что он отравляет души. Это мистер Харри-то! Самый милый человек на свете! Детям он был как второй отец. Если он способен кого-то отравить, то я вообще Тифозная Мэри![5]5
  Мэри Маллон, получившая прозвище Тифозная Мэри, была бессистемным носителем брюшного тифа и заразила как минимум пятьдесят три человека, работая кухаркой.


[Закрыть]

– А она сказала, почему так думает?

– Мне не говорила. Но думаю, это потому, что мистер Харри и мистер Коллинз вечно говорили о делах. А деньги, по ее словам, отравляют родник души. – В эти слова она вложила столько сарказма, что я чуть не поперхнулась. – Всем, кто так говорит, ни дня в жизни не пришлось беспокоиться о деньгах.

– А что об этом думала миссис Коллинз? – спросила я. – Выступила в защиту Харри?

Дора уже собралась ответить, но тут появился Сэнфорд. Увидел меня за столом, и на мгновение его маска хладнокровия слетела, обнажив… Что именно? Панику? Злость?

– Я могу вам чем-то помочь, мисс? – спросил он, снова надев маску.

– Нет, благодарю. Я уже нашла все, что искала, – ответила я, приподняв лимонную шипучку.

– Я рассказывала ей о Белестрад, – призналась Дора. – Как она цепляла всех на крючок.

Плечи Сэнфорда слегка расслабились. Интересно, неужели он так волновался из-за того, о чем мы могли разговаривать?

– Как думаете, она имела отношение к случившемуся с миссис Коллинз? – спросила я.

Дора уже хотела ответить, но муж ее перебил:

– Откуда же нам знать? Мы все время крутились на кухне. Во время происшествия уж точно.

Его жена послушно кивнула.

– Это верно, – сказала она. – Да мы уже рассказали обо всем полиции.

– Кажется, разговор в гостиной окончен, – сказал мне Сэнфорд, недвусмысленно намекая, что мне пора выметаться.

Я поблагодарила кухарку за лимонад и разговор и ушла.

Беседа в гостиной и правда закруглялась.

– Не понимаю, зачем это нужно, – произнес Уоллес. – Они люди занятые.

– Именно поэтому лучше всего опросить всех сразу, а не вызывать их ко мне в кабинет.

Намек на то, что либо Уоллес уступит, либо важных шишек из «Сталелитейной компании Коллинза» вынудят таскаться в Бруклин.

– Ладно, – согласился он. – Велю всем поучаствовать.

Мы распрощались, и мисс Пентикост пообещала держать их в курсе расследования. По дороге домой, в наш кошмарный район, она сообщила, что на этой неделе мне предстоит съездить на фабрику Коллинза в Джерси-Сити. Там я встречусь с руководством компании и с другими людьми, присутствовавшими на вечеринке. Конечно, можно было бы пригласить их к нам, но так я лучше почувствую атмосферу этого места.

– Похоже, накануне смерти миссис Коллинз в компании случился какой-то кризис, – объяснила мисс Пентикост со своего кожаного гнездышка на заднем сиденье седана. – Совет директоров всеми силами добивался возобновления военных контрактов. Однако в прошлом году миссис Коллинз изменила мнение и начала выступать за то, чтобы компания вернулась к производству гражданской продукции. Видимо, зарабатывать на войне стало казаться ей неэтичным.

– Неужели подобные идеи ей внушила Белестрад?

– Таково господствующее мнение, – сказала мисс Пентикост. – А ее сорокапроцентная доля в компании могла бы склонить чашу весов в пользу меньшинства акционеров с аналогичными воззрениями.

Я вильнула, объезжая суетливого пешехода, и показала ему средний палец, когда бампер машины мелькнул в нескольких дюймах от его коленей.

– А кто теперь голосует этими сорока процентами?

– После всех формальностей акции поделят между детьми, но в ближайший год ими будет распоряжаться опекун, пока близнецам не исполнится двадцать один. Хочешь сделать ставку на имя опекуна?

– Обойдемся и без ставок, – отозвалась я. – Это Уоллес. – Глянув в зеркало заднего вида, я увидела, как мисс Пентикост кивнула. – И на чью же сторону склоняется дядя Харри?

– Ни на ту, ни на другую.

Я призадумалась. Ясно же, что пушки всегда будут приносить больше прибыли, чем степлеры. На чаше весов лежит крупная сумма. Если миссис Коллинз настаивала на степлерах, то это первостатейный мотив для убийства. А потом я вспомнила фотографию в кабинете. Что, если добавить к деньгам историю о тайной страсти?

Отмахнувшись от этих мыслей, я пересказала мисс Пентикост свой разговор с Беккой и кухаркой, а также поделилась идеями насчет семейного портрета. Голую спину и вопрос о танцах я опустила.

– Как думаете, может дядя Харри оказаться папочкой Харри? – спросила я. – Или хотя бы любовником Харри?

– Он определенно испытывает сильные эмоции, когда говорит об Абигейл, хотя и тщательно это скрывает.

Она поерзала на сиденье, пытаясь устроиться поудобнее. А значит, опять испытывает боль из-за усталости, и мне следует отправить ее подремать после ужина, иначе завтра у нее будет плохой день.

– Конечно, все может оказаться именно таким, каким выглядит, – заметила я. – Сотрудница обольщает босса, заполучает пару спиногрызов, и – бац! – выигрывает в лотерею. Трудно судить наверняка, не разобравшись, какой она была.

– К несчастью, ни мистер Уоллес, ни его крестники не могут или не хотят посвятить нас в подробности жизни Абигейл до замужества. Она приехала в Нью-Йорк в 1924 году, той же осенью начала работать секретаршей у мистера Коллинза и мистера Уоллеса и в течение года забеременела. Насколько им известно, она не хранила документов или памятных предметов из прошлой жизни.

– Какова вероятность, что первая костяшка домино, запустившая убийство, упала так далеко в прошлом? – спросила я.

Ответа с заднего сиденья не последовало. Это был риторический вопрос, а кроме того, я прекрасно знала, как мисс Пентикост относится к пропущенным главам в жизни жертв.

– Видимо, в ближайшем будущем мне придется с головой погрузиться в расследование, – сказала я.

– Нетрудно было предсказать.

– Кстати, о предсказаниях. Что насчет Белестрад?

– А что?

– Она была в доме в тот вечер. Устроила спектакль в кабинете. Вызвала бурю страстей. Даже если она не имеет отношения к убийству, она явно запустила руки в дела семейства Коллинзов.

Ответа опять не последовало. Я посмотрела в зеркало и увидела, что ее глаза закрыты. Не знаю, размышляла ли она или только притворялась.

– Я лишь говорю, что эта женщина очень подходит на роль подозреваемой, и уж точно она отличный источник информации. Раз уж я не поеду в Джерси до пятницы, может, стоит завтра нанести ей визит?

На заднем сиденье стояла тишина. Я уже собиралась задать еще один вопрос, но тут мисс Пентикост медленно произнесла:

– Нет. Не стоит. Еще рано.

– И чего мы ждем? Ну правда, босс. Как по мне, я бы поехала к ней прямо сейчас.

– Знаю. Но не ты правишь балом, так что пока погодим встречаться с мисс Белестрад.

Она не часто так решительно настаивает на чем-то, так что я решила не развивать эту тему.

– Ладно. Что верно, то верно. Так чем займемся в ближайшие два дня?

– Думаю, у нас в расписании визит к профессору Уотерхаус, – сказала она, когда седан въехал в Бруклин. – Она наблюдала за мисс Белестрад. Мне бы хотелось узнать результат ее наблюдений.

– Позвоню в университет и спрошу, когда она свободна. Но это займет час или два. Что дальше?

Да, это была западня, и довольно агрессивная. Уж больно мне хотелось добраться до Белестрад, и желательно немедленно. Мисс Пентикост не обратила на мои слова ни малейшего внимания.

– Думаю, ты сэкономишь кучу времени на фабрике, если мы узнаем, что уже выяснила полиция насчет алиби, – сказала она. – Потереби своих людей в департаменте. Детективов из отдела убийств оставь на потом. Не хочу раньше времени раскрывать карты.

Я припарковала «кадиллак» перед домом, причем передний бампер оказался в нескольких дюймах от знакомого неприметного седана.

– Кажется, нам решили помочь сэкономить время, – сказала я, ставя машину на ручник.

Копы были уже здесь.