Текст книги "Смерть под ее кожей"

Глава 8

После радужного мира Мейв обычное августовское солнце показалось разочаровывающе бесцветным.

Как только мы отошли достаточно далеко, я выложила мисс Пентикост свои подозрения, что гадалка что-то от нас утаила.

– Нужно будет еще раз с ней поговорить. Может, после того, как мы лучше поймем, о чем именно она умалчивает, – ответила мисс П.

Я согласилась. Мейв очень проницательна. Мне не хотелось обвинять ее во вранье, не имея на руках козырей.

Мы прошли последние десять футов «Аллеи диковин» – здесь проход сужался в бутылочное горлышко, увешанное рекламой главного представления. Я откинула плакат с летающими акробатами Сабатини и показала моему боссу проход в «Петлю».

– Этот путь огибает всю территорию цирка? – спросила она.

– Не всю, – сказала я. – Он начинается здесь и ведет вокруг большого шатра, а потом сворачивает к малому и заканчивается между лотками с закусками и трейлерами труппы. Скажем, у Мануэля сольный номер в малом шатре или он собирается перекусить, но не хочет, чтобы по пути его двадцать раз остановили люди, желающие поглазеть на Мальчика-аллигатора. Тогда он может пройти «Петлей».

– Насколько вероятно, что кто-нибудь посторонний узнает про этот путь? – спросила она.

– В идеальном мире – маловероятно. Но в реальном мире артисты входят и выходят здесь постоянно. Не так уж и сложно заметить это. И почти все входы в «Петлю» похожи на этот. Войти может любой. Если кто-нибудь следил за Руби, он мог пойти за ней по «Петле».

Договаривать я не стала.

Мы прошли «Аллею диковин» до конца и снова оказались на общей территории цирка. Людей стало больше, поэтому я потащила мисс Пентикост к укромному уголку у тележки с попкорном.

– Я могу сбегать к грузовику и прогреть мотор. Чтобы он не заглох, – предложила я. – Если нигде не встрянем, у нас будет полчаса на разговор с Вэлом.

Мисс П. раздражающе долго изучала этот уголок цирка.

– Где находится трейлер мисс Доннер? – спросила она.

– Босс, у нас нет времени, чтобы как следует его осмотреть и успеть в тюрьму в часы приема посетителей.

Она взглянула на меня, и я наконец поняла.

– Вы не собираетесь разговаривать с Калищенко сегодня, – сказала я, и это прозвучало скорее как обвинение, чем как вопрос.

– Мы увидимся с мистером Калищенко завтра, как только начнутся приемные часы.

– Если вы хотите разобраться, что случилось в ночь убийства, разговор с Вэлом должен быть первым в списке приоритетов.

Я пыталась говорить спокойно, но безуспешно.

– Он определенно не в самом низу списка, – парировала мисс Пентикост. – Но, как нам сказали, мистер Калищенко ничего не помнит о событиях, приведших к смерти мисс Доннер. Значит, в качестве свидетеля он не очень полезен. А я пока хотела бы увидеть, где жила жертва.

– После убийства прошло три дня. Если в ее трейлере есть что-то интересное, оно никуда не денется ни завтра, ни послезавтра.

Она посмотрела на меня сверху вниз, ее родной глаз был таким же холодным, как стеклянный. Я пыталась выдержать ее взгляд, но сдалась. Только выругалась. Проходившая мимо женщина с двумя маленькими детьми покосилась на меня и поспешила прочь.

Мисс Пентикост глубоко вздохнула, и ее лицо приняло выражение, которое она обычно приберегала для нашего общего друга лейтенанта Лейзенби, когда он проявлял чудеса бестолковости.

– Чем больше я узна́ю о жертве, тем более полезным будет разговор с мистером Калищенко, – объяснила она. – Пока что я недостаточно хорошо знаю мисс Доннер, чтобы задать ему правильные вопросы.

– Но я ее знаю, – возразила я, и в мой тон закрались ненавистные мне умоляющие нотки. – То есть знала. И я знаю его, и…

Я осеклась, пока не зашла слишком далеко.

Конечно, нам нужно больше узнать о Руби. Черт, да нам нужно больше узнать обо всем и обо всех. Если вам было интересно, в чем заключается метод Лилиан Пентикост, то именно в этом. Пойми жертву, и ты поймешь ее действия. И тогда, возможно, увидишь, где она перешла дорогу убийце.

Это кажется очевидным, но во время обычного расследования убийства – если вообще можно назвать такое занятие обычным – про жертву, как правило, забывают в суете. Все вертится только вокруг убийцы: отпечатки ботинок, угол проникновения орудия убийства, методы и мотивы. Когда наконец появляется подозреваемый, жертва нужна только для того, чтобы подкрепить историю убийцы.

А если убита женщина, в половине случаев на нее навешивают ярлык случайной трагической жертвы. В другой половине случаев она «сама напросилась». Угадайте с трех раз, к какой половине причислят Руби.

– Если вы хотите лично посетить мистера Калищенко, то вольны сделать это самостоятельно, – сказала мисс Пентикост. – Можете взять грузовик, а я найду Сэма Ли и попрошу его проводить меня к трейлеру Руби.

Я уже собиралась принять ее предложение, но тут посмотрела на нее внимательно. Она тяжело опиралась на трость. Из замысловатой прически выбилось несколько рыжих прядей. Костюм помялся и обвис – это для меня сигнал, что его владелица истощена до предела.

Еще бы. Мы с самой зари были на ногах, пересекли четыре штата и миновали столицу, целый день провели в цирке, и все это после долгой недели подготовки к суду.

Ко всему прочему, рассеянный склероз мисс Пентикост и августовская жара были плохо совместимы. Хотя сама мисс П. предпочитала лето зиме, от долгого пребывания на солнце ее самочувствие обычно ухудшалось.

Пока что этого не произошло, но она была на грани.

Теперь, увидев, как она истощена, я уже не могла выбросить это из головы. Я не хотела оставлять Вэла в одиночестве камеры еще на один день, но не могла бросить мисс П. посреди расследования. Тем более ее бак для горючего почти пуст.

Я вдруг поняла, что мои руки сжаты в кулаки. Усилием воли я расслабила пальцы. Ногти оставили в ладони следы-полумесяцы.

– Ладно, – сказала я. – Давайте взглянем на берлогу Руби. Может, нам повезет и мы найдем там дневник с записью «Кто мог бы меня убить».

Спросив дорогу у кого-то из рабочих цирка, мы направились к трейлеру Руби. Он находился недалеко от трейлера Большого Боба и совсем рядом с передвижной душевой, явно из армейских запасов. Я машинально задумалась, есть ли в новой душевой горячая вода, которой не было в мое время.

Трейлер щеголял новым сверкающим замком на двери, скорее всего любезно предоставленным полицией Стоппарда. Я никогда не была бойскаутом, но предпочитала быть готовой ко всему. Я вытащила пару отмычек и быстро справилась с замком. Мы вошли внутрь и закрыли за собой дверь.

Трейлер Руби был в полтора раза больше, чем у Большого Боба. И поскольку она была полноправным членом труппы, то жила здесь в гордом одиночестве. Тут имелись складная кровать, складной стол, шкаф с выдвижными ящиками и вешалка для костюмов, которые Руби не хотела помять.

Было очевидно, что трейлер обыскивали. Повсюду была разбросана одежда. Постель скомкана в углу. Все, что не приколочено, висело криво.

Мы полчаса обыскивали крохотный трейлер. Теперь я никуда не спешила и работала на совесть. Но мы не нашли и намека на подсказку. В сущности, здесь мало что раскрывало личность Руби, не считая нескольких триллеров в мягких обложках и пары киножурналов.

А должно было быть больше.

Я знала это наверняка, потому что много раз бывала в трейлере Руби. Первый раз был самым запоминающимся, хотя мне не хотелось заострять на нем внимание, поскольку тогда я продемонстрировала свою задницу в самых разных ракурсах.

Я была совсем юна и неопытна. Всего несколько месяцев проработала в цирке и нетвердо стояла на ногах. И все еще привыкала находиться среди людей, которые по-настоящему заботятся обо мне. Вокруг которых не нужно ходить на цыпочках, боясь получить оплеуху. Руби была внимательна ко мне, задавала вопросы, улыбалась, и я прочла в ее взгляде больше, чем она в него вкладывала. А еще она была такая красивая и неординарная – по крайней мере, по моим тогдашним меркам – и зрелая, что скорее привлекала, а не пугала.

Это было задолго до того, как я познакомилась с теми акробатами, так что в основном мой сексуальный опыт на практике ограничивался тем, что я позволила Бобби Ньюберри засунуть руку мне под рубашку, когда мы стояли за коровником его отца. Большую часть своих знаний я почерпнула из глянцевых журналов, которые нашла, когда гостила у тети, хозяйки придорожной закусочной. Даже в подростковом возрасте я ставила под сомнение правдивость историй в этих журналах.

Так что мной руководили одни гормоны, когда однажды вечером после окончания шоу я пробралась в трейлер Руби, разложила ее кровать и забралась под одеяло, чтобы удивить ее.

О да, она удивилась.

После того как я, запинаясь, произнесла заготовленную речь, Руби спокойно и сочувственно объяснила, что, хотя ей очень льстит мое внимание, она не увлекается девушками. А если бы и увлекалась, то, наученная жизнью, не стала бы спать с коллегой.

Она помогла мне прийти в себя и не отпускала, пока я не перестала рыдать. Затем проводила обратно к трейлеру, который я делила с танцовщицей.

Я не горжусь этим эпизодом. Но прекрасно помню, что, лежа на кровати Руби и дрожа от волнения, я видела гораздо больше личных вещей, разбросанных там и сям.

Возможно, трейлер опустошили копы, но я в этом сомневалась. Если они уже забрали Вэла, не было причин копаться в пожитках Руби. А если бы кто-нибудь собирал ее вещи, чтобы отдать родственникам, то взял бы все, включая одежду.

Кто-то устроил зачистку, и, кажется, я знала, кто именно.

Глава 9

От трейлера Руби мы отправились к главному входу. Уже перевалило за четыре часа, и люди после работы заходили в цирк посмотреть представление.

Я пошла к грузовику, скрестив пальцы в надежде, что парковщик выполнил свою работу и наш багаж остался нетронутым. Я была так обеспокоена, что чуть не столкнулась с женщиной с брошюрой в руках.

– Есть ли Бог в вашем сердце? – спросила она, сунув сложенный листок прямо мне под нос, будто я должна была понюхать его, а не прочитать.

– Простите, – ответила я. – В моем сердце уже и так многолюдно.

Она быстро заморгала, ее улыбка дрогнула, но не исчезла. Женщине было под сорок, длинные седеющие волосы обрамляли загорелое лицо, которое все равно каким-то образом выглядело бледным. Кто-то испортил ее лицо морщинами и украл губы. На ней было выцветшее платье в цветочек, подол которого купался в пыли.

Если Руби была девушкой из цветного кино, то эта женщина явно принадлежала черно-белому.

Рука с листовкой отодвинулась чуть дальше.

– Вот, – сказала женщина. – Тут указано время службы. Мы рады всем. У Бога есть место для вас, даже если у вас нет места для него.

Я сдалась и взяла листовку. На ней был изображен Иисус в окружении стада ягнят. Над картинкой было написано: «Церковь Крови Агнца».

В сестре Брошюре я узнала особую породу проповедников, которых помнила с детства. Они любили, чтобы их женщины были как коктейли: если уж не совсем невинными, то хотя бы слабыми.

– Вы раздаете здесь брошюры с тех пор, как открылся цирк? – спросила мисс П., умудрившись нависнуть над женщиной, хотя была выше ее всего на пару дюймов.

– Ой, э-э-э… да, – пробормотала сестра Брошюра. – В смысле не я лично, но здесь всегда есть кто-нибудь из наших, от открытия до закрытия.

– Вечером вторника кто-нибудь из ваших был здесь?

Теперь я поняла, к чему она клонит.

– Кажется, брат Карл.

– Он пробыл здесь до закрытия? – спросила я.

– Кажется, да.

Женщина встала на цыпочки и крикнула:

– Брат Карл!

Почти в самом конце очереди на вход повернулась голова. Проповедница махнула ему рукой, и мужчина, предположительно брат Карл, двинулся в нашу сторону.

Он шел с уверенностью Христа, идущего к своим апостолам, чтобы сообщить благую весть. Правда, брат Карл был похож не столько на Иисуса, сколько на Иоанна Крестителя, который только что вышел из пустыни и натянул на себя светло-голубой костюм. Ростом выше шести футов, с широкими плечами и грудью бойца. В его темных волосах серебрилась седина, а на подбородке темнела щетина, будто вечерние тени, опустившиеся раньше времени. Солнце отражалось от булавки в его галстуке.

– Да, сестра Эвелин? – сказал он на удивление тихим голосом.

– Эта леди спрашивает, был ли здесь кто-нибудь во вторник вечером. Ты был здесь, верно?

Вместо того чтобы повернуть к моему боссу голову, он развернулся всем телом, как будто у него был всего один шарнир – в талии.

– Я был здесь, миссис…

– Пентикост. Мисс Лилиан Пентикост.

Он явно впервые слышал это имя. Может, церковь Крови Агнца имеет что-то против газет?

– Карл Энгл, – сказал он, протягивая свою лапу. – Пастор церкви Крови Агнца.

Мы обменялись рукопожатиями. И только когда мисс П. сказала ему, что мистер Хэлловей нанял нас для расследования смерти Руби Доннер, на его лице мелькнуло понимание.

– Берт говорил что-то насчет того, что цирк нанял детектива. Я не думал…

Не знаю, кто такой Берт, но эта фраза определенно должна была закончиться словами «…что детективом будет женщина».

Мисс Пентикост тут же заполнила паузу. Она никогда не упускала возможности задать вопрос.

– И давно вы пастор церкви Крови Агнца?

– В 1921 году я собственноручно построил молитвенный дом, – с гордой улыбкой ответил брат Карл.

– Большой шаг – от рубки деревьев к проповеди, – заметила мисс П. – Почему вы построили церковь здесь, а не поближе к северным лесам?

Карл взглянул на Эвелин, но та лишь пожала плечами и покачала головой.

Она явно не была всеведущей сплетницей.

– Акцент, мистер Энгл, – объяснила мисс Пентикост. – Прошло двадцать пять лет, но эхо штата Мэн до сих пор не затихло. А шрамы на ваших руках говорят о том, что вы часто пользовались ручной пилой. И ваша спина… Обычная рабочая травма лесорубов. От постоянных движений пилой и таскания бревен.

Брат Карл захлопал и просиял.

– Вот это да!

Мисс Пентикост нечасто играла в Шерлока Холмса, но когда это делала, то производила фурор. По ее словам, если свидетели считают детектива всевидящим, то с меньшей вероятностью попытаются солгать ему.

Теперь, когда Карл и Эвелин были под впечатлением, она начала задавать действительно важные вопросы.

– Вы были знакомы с Руби Доннер? – спросила она.

– О да, – ответил пастор. – Ее родители ходили к нам в церковь.

– И Руби тоже?

Пастор и сестра Эвелин переглянулись.

– Мы ее потеряли, – призналась Эвелин. – Еще до отъезда.

– Потеряли?

– Она продала душу дьяволу, – заявила Эвелин так, будто это было очевидно.

В настоящем глазу мисс Пентикост что-то вспыхнуло. Ее губы скривились в мрачной улыбке. Но она быстро подавила ее.

– Наверное, она много грешила, – сказала мисс Пентикост, – раз ее считали потерянной уже в таком юном возрасте.

Нужно отдать пастору должное, он увидел яму, к которой привела его Эвелин, и грациозно перепрыгнул ее.

– Нет такого человека, которого нельзя было бы спасти, – заявил он. – Ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.

Строки из Евангелия лились из него потоком, и все, кого захлестнул этот поток, повернули к нам головы. Что ни говори, а проповедники зарабатывают на жизнь словом, и лучшие из них действительно знают свое дело.

– Послание к Римлянам, 8:38, – сказала мисс П.

При мне не было Библии, но, судя по лицу брата Карла, она попала в точку.

– В общем, поэтому мы и здесь, – сказал он. – Чтобы достучаться до потерянных людей. Или помешать тем, кто уходит от Бога.

Мисс П. оглянулась на поток посетителей у входа – счастливые семьи, улыбающиеся и держащиеся за руки парочки, дети, стремящиеся вперед, привлеченные музыкой и запахом сахарной ваты.

– Неужели цирк – это средоточие зла?

– Ну не то чтобы средоточие, – сказал он. – Скорее это метафора. Микрокосм реального мира, который призван соблазнить нас через удовольствия. Отвлечь. Оглушить огнями, звуками и вкусами. Мир, посвященный удовольствиям плоти, которая пройдет путь по пути всего земного. К пеплу и праху.

Метафора? Микрокосм? Я поменяла свое мнение о проповеднике. Может, он и провел какое-то время в глуши, но явно наткнулся там на словарь. Еще я бросила взгляд на лицо сестры Эвелин, и, судя по всему, ее ответ на вопрос, зло ли цирк, определенно был: «Да, еще какое».

– Вы видели мисс Доннер перед ее смертью? – спросила мисс П.

Он покачал головой.

– К сожалению, нет.

– Во вторник вы были здесь до самого закрытия?

– И еще полчаса после или даже больше. Я понимаю, что немногие люди, выходящие из цирка, готовы воспринять слово Божие. Но если я сумею дотянуться хотя бы до одного человека, то не зря потрачу время.

– Вы видели что-нибудь необычное? Кто-нибудь примечательный входил или выходил?

В смысле кто-нибудь в крови, сбегающий с места преступления.

Брат Карл покачал головой.

– Боюсь, что нет. К тому времени уже было темно. И когда я проповедую слово Божие, я вижу только человека, к которому обращаюсь.

– А в городе есть кто-нибудь, с кем мисс Доннер…

Ее прервал автомобильный гудок. Из окошка потрепанного седана высунулась яйцевидная голова с непримечательным лицом. Машина перегораживала путь другим автомобилям, и парковщик злобно косился на нее.

– Карл! Уже пятый час. Нужно поторопиться, если мы хотим успеть до темноты.

Карл помахал водителю и повернулся к нам спиной.

– Уже иду, Берт!

– Сожалею, но мне пора, – он снова развернулся к нам и сказал это тоном, не предполагающим, что он о чем-либо сожалеет. – По пятницам я навещаю пожилых и больных прихожан.

– Мы также развозим по округу продукты и одежду, – вклинилась сестра Эвелин. – Многие люди до сих пор едва сводят концы с концами.

Я снова посмотрела на седан и заметила, что заднее сиденье до самой крыши забито картонными коробками. Вереница нетерпеливых водителей хором начала сигналить.

– Что ж, не буду мешать вашей работе, – сказала пастору мисс Пентикост. – Но надеюсь, вы еще найдете время поговорить со мной о мисс Доннер. Мне очень хотелось бы узнать больше о ее жизни до того, как она покинула Стоппард.

– По воскресеньям я от рассвета до заката в молитвенном доме. И у нас две проповеди, – отозвался брат Карл, кивая на листовку в моей руке. – В десять утра и шесть вечера. Будем рады видеть вас на любой из них.

– Спасибо, мистер Энгл, – сказала мисс П. – Хотя боюсь, что в Стоппарде у нас будет много других дел.

– Для Бога всегда найдется время, мисс Пентикост.

С этими словами он развернулся всем телом и зашагал к ожидавшему его седану. Сестра Эвелин коротко попрощалась и поспешила прочь, держа брошюру перед собой.

Когда мы шли к грузовику, я повернулась к мисс Пентикост.

– Неплохой был трюк с проповедником. Когда вы раскусили, что он был лесорубом, – сказала я. – И когда продемонстрировали свои познания в Библии. Хорошо, что и дьявол может процитировать Евангелие.

– Мой отец читал вслух Библию каждый вечер после ужина. Это один из его любимых стихов.

– Ваш отец был фанатом Библии?

– Думаю, да, – ответила она, осторожно выбирая путь через ухабы поля, которое превратили в парковку. – Он был пастором.

Мне потребовалось десять минут, чтобы вывести грузовик с быстро заполняющейся парковки, и еще полминуты, чтобы свернуть на шоссе и затем на гравийную дорогу, ведущую к дому Доннеров. Все десять с половиной минут я бомбардировала мисс Пентикост вопросами, но тщетно. Мне даже не удалось выпытать, к какой церкви принадлежал ее отец.

О жизни мисс Пентикост до того, как ее заметила «Нью-Йорк таймс», было мало что известно. Мы почти четыре года работали бок о бок, и я не знала о ней почти ничего.

По гравийной дороге нам навстречу проехала «скорая». Мы чуть не царапнули ей дверь, поравнявшись на узкой дороге. «Скорая» явно не торопилась, и я предположила, что внутри никто не истекал кровью.

Дом Доннеров был похожим на сотни других, мимо которых мы проезжали по пути из Фредериксберга, – двухэтажный сельский дом, покрашенный уже выцветшей белой краской, с сеткой от насекомых на крыльце и внушительным амбаром неподалеку. Судя по разросшемуся бурьяну и навесному замку на двери, амбаром уже давно не пользовались.

Я припарковала цирковой грузовик рядом с таким же ржавым пикапом неопределенного цвета. Выйдя, я хлопнула дверью, чтобы хоть как-то предупредить дядю Руби о нашем появлении. Через несколько секунд дверь открылась и на крыльцо высунулось какое-то огородное пугало: высокий и тощий мужчина в рабочем комбинезоне поверх клетчатой рубашки, с копной волос, больше напоминающих солому, если бы она могла быть седой, и с бородой, в которой могли бы свить гнездо воробьи. На круглом лице с такими глубокими морщинами, что можно было заблудиться, криво сидели очки в проволочной оправе.

– Ой, простите, – сказало пугало, распахивая дверь-сетку. – Услышал машину и подумал, что это возвращаются те люди. Санитары? Агенты? Простите, не знаю, как их назвать. И не знаю, почему извиняюсь. – Он проковылял вниз по лестнице на негнущихся ногах. – Я немного… ну, честно говоря, прилично пьян. Ну вот, опять извиняюсь. Чем могу помочь?

– Кажется, нас хотели устроить здесь пожить на некоторое время, – сказала мисс Пентикост.

– А, точно-точно, сыщики. Простите. Я Пэт Доннер. Можете звать меня Док. Меня все так называют.

– Лилиан Пентикост. А это Уилл Паркер, моя коллега.

Услышав мое имя, он улыбнулся и утратил всякое сходство с пугалом. Человек с такой лучезарной улыбкой просто неспособен кого-либо напугать. Даже ворон.

– Вы ведь знали мою племянницу, да?

– Знала. Когда-то давно.

– Я тоже, – сказал он, и его улыбка быстро угасла. – Когда-то давно.

Он резко тряхнул головой и повернулся к дому.

– Можете войти и повидаться с ней. Ее только что привезли.