Текст книги "Малабарские вдовы"

Первин зажала ладонью рот, шагнула назад. Если бы она не глянула в щель, то и не узнала бы, что Мукри мертв. А теперь уже поздно: она осведомлена об этой смерти, равно как и о свалившейся на нее новой ответственности.

1916

12. Разлив обещаний

Бомбей, август 1916 года

Ей казалось, что Сайрус умер и оставил ее скорбеть.

После их задушевного разговора в Бандре Первин не слышала от него ни слова. Она не выходила из семейного бунгало, и перед глазами у нее вставал один страшный сценарий за другим.

Наверное, Сайрус рассказал про нее родителям и получил решительный отказ. Содавалла так разгневались, что увезли его обратно в Калькутту. Принять это ей казалось легче, чем более очевидный вариант: Сайрус не сдержал обещания. Может, романтические заявления были просто уловкой, чтобы ею насладиться. Или он все обдумал и решил, что девушка, которую ему выбрали родители, чем-то лучше.

Дома она оставалась еще и по причине родительского гнева. В пятницу днем в клубе «Рипон» Джамшеджи очнулся от дремы, потому что услышал, как два адвоката сплетничают об истории с первой студенткой Государственной юридической школы: сама ушла, или ее выгнали.

Вечером Первин призвали в гостиную, к родителям. Она не решалась на них взглянуть, лишь пробормотала:

– Я собиралась объяснить, что произошло. Но не могла подобрать слова.

– И предпочла обман! Каждый день уезжала в город с учебниками, а сама уже не училась. Как ты проводила все эти часы, если не была на занятиях? Тратила деньги, ходила в кино, ела в ресторанах? – Джамшеджи был вне себя. – Так вот, теперь посиди-ка дома.

– Я ходила в библиотеку. – Голос у Первин дрожал. – Но не могла больше провести ни дня рядом со студентами и преподавателями в колледже.

– Тебе невыносимо в колледже? – Вид у отца стал озадаченный. – Но ты была лучшей студенткой!

– Меня все время пытались выжить – и чего только не вытворяли, чтобы мне было невыносимо находиться на занятиях, – ответила Первин.

– Это верно, – вмешалась Камелия. – Однокурсники над ней издевались. Про некоторые случаи она рассказывала. Но с этим можно было бы разобраться…

Первин была благодарна матери за эти слова, но не хотела создавать впечатление, что попусту очерняет своих однокурсников.

– Это не просто «случаи», и такое происходило каждый день. Они убили во мне желание изучать право. Прости меня, папа.

– Но… – Суровость на лице Джамшеджи сменилась смятением. – И что теперь? Кем ты хочешь стать?

– А почему мне обязательно становиться кем-то? Я не могу просто быть собой?

Сказать им правду она не могла: «Я хочу отсюда сбежать и выйти замуж за Сайруса». Не собиралась она ошарашивать их еще одним скандальным признанием, тем более ведь может оказаться, что любимый ее исчез без следа.

Однако через два дня все переменилось. Началось все в воскресенье вечером с телефонного звонка дедушки Мистри. Трубку сняла Первин и, услышав знакомый сиплый голос, сразу насторожилась. Дедушка обычно звонил на что-то пожаловаться: у него артрит, разносчик не доставил заказ, Мустафа опять в чем-то провинился.

– В Мистри-хаус пришли какие-то парсы из Калькутты, хотели видеть твоего отца. Я сказал, что его нет на месте, они оставили письмо. Что это еще за ерунда такая? – заворчал дедушка. – Эти гхельсаппы[46]46
  Гхельсаппа (парси-гуджарати) – тупой, идиот.


[Закрыть] сказали, что адвокат им не нужен.

Первин почувствовала, что волоски на запястьях встали дыбом.

– Бапава[47]47
  Бапава (парси-гуджарати) – дедушка.


[Закрыть], а сколько их было?

– Муж, жена и взрослый сын. Мустафа их впустил. Сказал, что сын очень напористый. Я велел, чтобы такое не повторялось.

– Я рада, что он их впустил. Этот очень важные люди! – Первин ощутила счастливое облегчение, хотя и не могла понять, почему Содавалла пошли именно в Мистри-хаус. Она же назвала Сайрусу свой домашний адрес. Возможно, в семье решили, что прежде всего нужно выразить почтение деду. – Ты им сказал, чтобы они зашли сюда?

– Стану я отправлять чужаков к твоему отцу, чтобы они ему докучали! – сварливо заявил дедушка.

– Я сейчас приеду за письмом.

– Никуда ты не поедешь поздно вечером. Если хочешь, я письмо сам привезу. – Он помолчал. – Что Джон готовит на ужин?

– Карри из креветок. Приезжай, пожалуйста. Уверена, там на всех хватит! – У Первин возникли подозрения, что дедушка позвонил сказать про письмо только потому, что соскучился. Вот и хорошо. Он свое получит – возможно, и она свое тоже.

Первин встретила деда в вестибюле, попросила не отдавать отцу письмо до конца ужина. Она знала: голодные люди вспыльчивы, а когда отец с дедом насытятся и за едой выпьют несколько бокалов, то и отреагируют благожелательнее.

Сразу после десерта Первин пригласила всех перейти в гостиную. Она сказала:

– Бапава привез важное письмо. Я его не читала, но слышала, что речь там обо мне.

– Ну надо же! – обрадовалась Камелия. – Может, это из колледжа, еще есть надежда…

– Скорее у курицы зубы вырастут, – отрезал дедушка Мистри. – Это письмо от парсов из Калькутты.

Джамшеджи вскрыл конверт, вставил в глаз монокль. Дочитав, обвел взглядом родных, покачал головой.

– Очень странно. Они просят завтра встретиться с ними в отеле «Тадж-Махал-палас», чтобы обсудить возможный союз для Первин.

– С кем? – Растом, ерзавший на диване рядом с дедушкой Мистри, поднял глаза.

– Фамилия авторов письма – Содавалла, – пояснил Джамшеджи. – Довольно распространенная, но я их что-то не припоминаю.

– Я их знаю. – Первин в сильно урезанном виде рассказала о встречах с Сайрусом в Эльфинстоне и библиотеке Сэссуна, о том, что он был в их компании, ходившей в кино.

Камелия пристально взглянула на дочь.

– И это все? До меня дошли слухи, что тебя видели на станции Бандра с молодым человеком. Я сказала: такого не может быть, ты не гуляешь с мужчинами.

– Это было в тот день, когда он сделал мне предложение, – смущенно подтвердила Первин. – Он не мог объясняться при посторонних.

– Похоже, этот юноша невысокого пошиба! – Джамшеджи сжал губы, будто откусив кусок несвежей папайи.

– Вряд ли он такой уж безнравственный, если ищет невесту! – возразила Первин. Она как раз и опасалась поспешного неодобрения отца.

– Сперва я должен жениться – а это только через два года, верно? – Растом посмотрел на родителей, ожидая подтверждения своих слов.

– Старшему в семье положено вступать в брак первым, – подтвердил Джамшеджи, неотрывно глядя на Первин из-под нахмуренных бровей. – А с твоей женитьбой мы спешить не станем. Прежде чем мы найдем тебе невесту, ты должен занять в компании более высокую должность.

Дедушка Мистри откашлялся и добавил:

– Если младшую сестру выдают раньше старшего брата, все решат, что это по беременности. И тогда нашей репутации конец.

– Мы не такие. – Первин старалась, чтобы голос звучал ровно. – И что мне теперь с собой делать, если я больше не студентка? Мне только и остается, что выйти замуж.

– Кто яму роет, тот в нее и упадет, – мрачно заявил дедушка Мистри, а Растом фыркнул.

Камелия нервно стиснула ладони с наманикюренными ногтями.

– Ты всегда была такой славной послушной девочкой. Ценила то, что тебе дают, в отличие от многих других. Как ты могла так с нами поступить?

– Я вам ничего не делала! Его родители попросили о встрече. Пожалуйста, не отказывайтесь, окажите им хоть это уважение! – взмолилась Первин. – Неужели не лучше, если мы поженимся так, как принято в нашей общине?

– А какая альтернатива? Побег? – вскинулся Растом. – Если ты нас так опозоришь, я никогда не найду себе невесту!

– Я не хочу тебе вредить. – Первин понимала, что брат по-своему прав. – Но все должны знать: если меня принудят, я готова на все. И Сайрус тоже.

– Посмотрим, как тебе понравится жить на улице! – проскрипел дедушка Мистри. – Вот тогда и расскажешь нам, каково остаться без приданого.

Тут поспешно вмешалась Камелия:

– До такой жестокости мы никогда не опустимся. Мы только потому и поддерживали тебя в твоем желании учиться, что очень тебя любим – потому и хотим, чтобы ты пожила с нами еще несколько лет, а не выходила замуж такой молодой.

Нежные слова матери поколебали решимость Первин. Не хотелось ей жить пусть и замужем, но в разлуке с родней. Слегка поперхнувшись, она сказала:

– Вы все для меня сделали. Я вас тоже очень люблю.

Джамшеджи пристально посмотрел на дочь.

– Нужно съездить в отель и повидаться с этими Содавалла. Это не значит, что я даю свое согласие. Но и шанса их не лишаю.

– Тогда занимайся этим сам. Я не поеду. – Дедушка Мистри неодобрительно сложил руки на груди.

Это было печально, но хотя бы отец на ее стороне. Первин посмотрела на Джамшеджи с благодарностью.

– Я всего лишь прошу о короткой встрече. Спасибо, папа.

В «Тадж» они поехали в середине следующего дня. Пока они шагали по величественному лобби, Джамшеджи говорил вполголоса:

– Семья – такой же важный фактор, как и сам молодой человек. А я ничего не успел проверить. Просто позор.

– А что бы ты сделал? Нанял одного из своих детективов? – Первин фыркнула. Она была невысокого мнения о пронырливых сыщиках, услугами которых отец пользовался, чтобы выявить измену или другое мелкое преступление.

– Безусловно. Я знаю лишь то, что твоя мать выяснила у своих подруг: миссис Содавалла – троюродная сестра Хоми Вачи. Но Вача их почти не знают.

– Эстер нравится Сайрус.

– Хороша рекомендация, при том что ты терпеть не можешь Эстер Вачу, – проворчал Джамшеджи.

– Папа, ну не будь ты юристом. Обещай, что не станешь их допрашивать! – Зубы у Первин были стиснуты, но она не забывала улыбаться знакомым в лобби. Мистри знали многих из тех, кто работал в «Тадже» или часто здесь бывал. Дедушка Мистри когда-то даже приятельствовал с основателем отеля, мистером Джамсетжи Татой, одним из столпов общины парсов.

– Ладно, прекратите, – остановила их Камелия. – Давайте искать тех, к кому пришли.

Метрдотель провел их по общему обеденному залу, мимо целого моря столов под белоснежными скатертями, в самый угол.

– Очень рады вас видеть! – провозгласил Сайрус, невероятно красивый в белом костюме с воротником-стойкой. Он поднялся навстречу гостям и пробормотал: – Мистер и миссис Мистри, позвольте представить вам моих родителей.

У мистера Бахрама Фрамджи Содавалла были те же изысканные черты, что и у сына, но с возрастом он раздобрел, лицо поплыло. Из-под черной феты выглядывали седые волосы. Бехнуш Содавалла тоже была седой, но круглое лицо ее выглядело моложавым. Сари матери Сайруса говорило о достатке: из шелка-гара, с пышным шитьем. Сари у Бехнуш оказалось роскошнее, чем у Первин – из синего шелкового атласа с вышитой гладью каймой, – и тем более роскошнее намеренно скромного сари Камелии – из желтого шифона, расшитого золотой нитью.

Приветствия произнесли на формальном гуджарати. Родители Сайруса, как и он, говорили с легким акцентом. Первин находила его очаровательным, она даже подумала, что, может, и у нее выговор изменится, если ей повезет выйти замуж и переехать в Бенгалию.

– Садитесь, пожалуйста, – радушно пригласил Бахрам. – Я уже заказал виски – надеюсь, что вы не против.

– Мне маленькую порцию со льдом, – ответил, кивнув, Джамшеджи. Стоявший рядом официант тут же приблизился и налил ему из хрустального графина, а уж потом – Бахраму и Сайрусу.

– Мы с дочерью предпочитаем чай, – благовоспитанно произнесла Камелия, от чего Первин внутренне скривилась. – Дарджилинг; молоко и сахар отдельно.

Так, на английский манер, принято было подавать чай в «Тадже», дома же они его пили иначе. Видимо, Камелия не хотела, чтобы они с Первин чувствовали себя по-домашнему.

– Я обычно не пью, но муж убедил меня выпить немного виски со льдом. Я вся на нервах! – Миссис Содавалла хихикнула, неожиданно по-девичьи.

– Я тоже очень нервничаю! – не сдержалась Первин. – Но я страшно рада, что вы не отказали Сайрусу и согласились со мной познакомиться.

– Насколько я понимаю, познакомила их моя племянница Эстер, – бодрым голосом произнес Бахрам. – Я приношу извинения за нашу назойливость. Сайрус сказал, что вы пока не ищете дочери жениха.

– Да, поскольку она студентка, – подтвердила Камелия, отказываясь что-либо еще брать у разносчика, стоявшего рядом с серебряными вазочками, полными орехов и печенья.

– Была студенткой, – поправила Первин. – Я больше не учусь в Государственной юридической школе.

– Сайрус нам об этом сказал. Однако он не знает вашего точного возраста. Представляете себе? – Миссис Содавалла беспечно рассмеялась, внимательно рассматривая лицо, грудь Первин, да и все, что было видно над столом. Первин это не понравилось, хотя она и знала: женщина, собирающаяся взять ее в невестки, не станет поступать иначе.

– Мне девятнадцать. – Первин догадалась, что об этом Сайрус родителям не сказал, потому что тогда они, возможно, не согласились бы на встречу.

– В вашем возрасте у меня уже было двое сыновей. Наш старший, Нивед, женат и живет в Бихаре. Дома остался только Сайрус. И в доме слишком тихо! – Миссис Содавалла бросила на Джамшеджи и Камелию вопросительный взгляд. – Мы посетили ваш фамильный дом в Форте. Почему вы там не живете?

– В Мистри-хаусе я принимаю клиентов, – пояснил Джамшеджи, позволив миссис Содавалла снова наполнить его бокал на четыре сантиметра. – Жена предпочла перебраться в пригород, там воздух чище и не такая суета. Я быстро понял, что и мне нравится покой.

– Да, но старые городские районы хранят память о стольких людях и событиях – это прямо ощущается в кирпиче и камне! – Первин не хотела, чтобы Содавалла подумали, будто она не желает жить в старом городском районе, в каком живут они.

– Что скажете про ленч? – поинтересовался мистер Содавалла, обводя взглядом стол. – Разделим трапезу? Я приглашаю.

– Не уверен, что на это есть время, – ответил Джамшеджи.

– Мы, конечно, за последние несколько недель ели здесь уже не раз, – объяснил Бахрам Содавалла, как будто напоминая остальным, что они встречались со множеством потенциальных невест. – Мне очень нравятся телячьи эскалопы.

– Первин просто красотка, правда? – произнесла миссис Содавалла, с приязненной улыбкой глядя на Первин. – Такие густые темные волосы. Наверное, сразу две служанки помогают ей их расчесывать по утрам и вечерам.

– Я сама расчесываю волосы. – Первин вспыхнула. Ей не понравилось, что ее назвали красоткой, но по крайней мере это означало, что осмотр дал положительные результаты.

– Сайрус, расскажите нам о себе. – Голос Джамшеджи звучал несколько натянуто. – Я ничего не знаю, кроме того, что ваша семья занимается розливом напитков.

– «Эмпайр-сода лимитед», фирма, основанная нашим дедом, – третья по величине в Бенгалии и самая большая в Бихаре, где ею сейчас заправляет мой брат. Мы только что приобрели завод в Ховре, за рекой, напротив нашего дома. Мне не придется часто отлучаться из города, поэтому я смогу показать Первин Калькутту. Вам доводилось там бывать, сэр? – с искренним любопытством спросил Сайрус.

Джамшеджи с деланым равнодушием пожал плечами. Он разыгрывал неприступного человека.

– Самый большой и самый лучший город в Индии, – вставил Бахрам. – Чтобы увидеть Калькутту, люди приезжают со всех концов света.

– И чтобы учиться, – добавила Первин, в основном ради родителей. – Это ведь правда, мистер Содавалла, что в Калькутте есть несколько женских университетов?

– Правда. А еще у нас много женских кружков, которые занимаются самыми разными добрыми делами, – сказала миссис Содавалла, бросив многозначительный взгляд на Камелию. – Молиться мы ходим в агьяри[48]48
  Зороастрийский храм; другое название – храм огнепоклонников.


[Закрыть] совсем рядом с домом. Какое религиозное воспитание получила ваша дочь, миссис Мистри?

Прежде чем ответить, Камелия пригубила чашку с чаем.

– Навджот[49]49
  Навджот – обряд совершеннолетия мальчиков и девочек у парсов.


[Закрыть] Первин провели в агьяри Сет-Банаджи-Лимджи. Предки моего мужа ходили туда молиться с восемнадцатого века.

– А насколько часто она посещает храм после навджота? – осведомилась миссис Содавалла.

Первин переглянулась с Сайрусом – тот искательно смотрел ей в лицо. Она не подготовилась к таким вопросам.

Мать ее ответила:

– Мы ходим в агьяри по праздникам, на семейные и дружеские церемонии. А в повседневной жизни отдаем дань нашей религии своими делами.

– Мой дед состоит в совете попечителей агьяри, – добавила Первин, жалея, что дед отказался пойти с ними. Ему явно было бы уютнее со старомодными Содавалла, чем ее родителям.

– Я же вам сказал: она идеальна во всем! – объявил Сайрус и улыбнулся Первин.

Миссис Содавалла кивнула.

– Это хорошо. Мой покойный отец был священником.

Мистер Содавалла осушил бокал с виски и жестом приказал официанту налить еще.

– Мы оказываем нашему агьяри серьезную поддержку, потому что в Бенгалии парсов мало. На данный момент вряд ли нас наберется пять тысяч. Этого недостаточно, чтобы строить собственные кварталы, школы и все такое, – не так, как у вас.

– Возможно, рано или поздно все это появится. Сейчас женский комитет агьяри собирает средства на начальную школу, но, чтобы она открылась, нужно, чтобы в районе было больше детей-парсов. – Бехнуш оценивающе посмотрела на Камелию. – Вача говорят, что вы имеете большой опыт благотворительной деятельности, миссис Мистри. Вы открыли шесть школ и две больницы, верно?

– Не сама, – уточнила Камелия, однако по выражению лица Первин поняла: матери льстит, что работу ее оценили по достоинству. – Население Бомбея растет, бедные люди приезжают со всей округи, мы должны как-то на это реагировать.

– Безусловно, обязанность общины – открывать в таких случаях свои кошельки. И при этом на шее у нас сидят англичане, а по-настоящему большие деньги – у них! – заявил мистер Содавалла.

– Это верно. Но им, к сожалению, неведомы заветы парсов: добрые мысли, добрые слова, добрые дела, – произнесла Первин.

– Ваша дочь говорит прямо по книге! – Мать Сайруса радостно рассмеялась и, потянувшись через стол, погладила Первин по руке. Ее ладонь оказалась теплой и напомнила прикосновение Сайруса, которому Первин изо всех сил старалась не улыбаться.

– Да, миссис Содавалла, она любит учиться, – подтвердила Камелия. – Собственно говоря, нас очень заботит, что ей нужно бы получить дальнейшее, более обширное образование – Первин пока еще не сформировалась.

– У женщины вся жизнь на то, чтобы читать. Целую неделю каждый месяц! – заметила миссис Содавалла.

Первин не совсем поняла, что она имеет в виду, однако улыбнулась и кивнула.

– Как по мне, это очень здорово.

– Если нам позволят взять Первин в жены, клянусь своей жизнью, что она будет счастлива, – вмешался Сайрус. – Я понимаю, что мы поступили неуважительно, когда сами предложили себя в супруги. Но когда два человека идеально подходят друг другу, встречаются по случаю и понимают это – потом им уже не утаить правды.

Первин тихим голосом произнесла еще одну религиозную фразу:

– Истина есть лучшее из всего лучшего.

– Так некогда сказал наш пророк! – восторженно откликнулся мистер Содавалла. – Послушайте, я с полной откровенностью говорю, что мы с миссис Содавалла еще не видели никого под стать вашей дочери.

После этого заявления Первин показалось, что она растекается в теплую лужицу счастья. Родители Сайруса готовы назвать ее его невестой. А что ее родители?

Она посмотрела на них. Лицо Камелии смягчилось, а вот Джамшеджи выглядел так же, как в тех случаях, когда приходил домой, проиграв дело. Первин под скатертью нащупала ладонь отца. Крепко ее пожала. Этим пожатием она говорила то, чего не могла сказать вслух. Да. Я этого хочу.

Джамшеджи оставил свою ладонь в ладони дочери.

– Прежде чем отправиться сюда сегодня, я решил для себя, что встреча эта не является хастегари[50]50
  Хастегари – в зороастрийской традиции официальная встреча мужчины с родителями женщины, на которой он хочет жениться.


[Закрыть].

– Ну разумеется! – подтвердил мистер Содавалла, на миг продемонстрировав свой крутой нрав. – Мы же на тот момент еще не видели девушку. Мы должны были составить мнение.

– Наши дети выбрали друг друга без нашего участия, – хмуро произнес Джамшеджи. – Они проигнорировали тот факт, что брак – это важнейший контракт в жизни человека. Заключать такой союз, не располагая подробными сведениями, недопустимо. Мы с женой считаем необходимым как можно ближе познакомиться с женихом и его семьей.

Первин выдернула руку из руки отца. Да, за столом идет любезная беседа, но она отчетливо видит, что отец не намерен давать свое согласие. Он уже не раз поступал так при ней в суде: высказывал аргументы, заставлял с ними соглашаться – и в результате все принимали разумность его позиции.

– Я понимаю, каковы ваши ожидания, – сказал Бахрам Содавалла: он откинулся на спинку стула с явственным облегчением. – Мы начали с того, что стали искать невесту в своем городе. Но, как я уже сказал, в калькуттской общине парсов меньше пяти тысяч человек. Там не оказалось никого, кто подошел бы Сайрусу. Именно поэтому я очень рад, что двоюродная сестра познакомила его с девушкой из хорошей семьи.

Похоже, ее будущий свекор решил действовать одновременно и лаской, и таской. Первин это одобрила – а кроме того, не могла молчать при виде его унижения и отцовской жесткости. Подавшись вперед, она произнесла:

– Мистер и миссис Содавалла, я очень рада, что вы решили устроить эту встречу. Мне хочется одного: чтобы мои родители поняли, что я никогда не найду жениха лучше вашего сына.

– Ш‑ш, Первин! – одернула ее Камелия, вспыхнув. – Ничего еще не решено.

Глядя на Джамшеджи в упор, мистер Содавалла сухо выговорил:

– Возможно, вы думаете, что от женитьбы сына мы ждем финансовой выгоды. Нет, мы не нуждаемся ни в каких дарах или обещаниях.

Джамшеджи кивнул, пригубил виски. Что это означает? Он готов слушать? Содавалла очень щедры на предложения – только бы ее семья согласилась.

– Видимо, они полюбили друг друга с первого взгляда, – целомудренно улыбнувшись, предположила Бехнуш Содавалла. – Любовь до брака – вещь не слишком уместная. Но кто мы такие, чтобы мешать двум детям-парсам из хороших семей создать крепкий союз?

– Я хотел бы выслушать мнение жены, – сказал Джамшеджи и, повернув голову, посмотрел Камелии в лицо.

Он всегда спрашивал ее точку зрения по поводу важных семейных и хозяйственных дел. Первин затаила дыхание.

– Первин несколько порывиста, но при этом умна. – Камелия посмотрела в свою тарелку, блестящую, нетронутую. – Я ценю, что она спросила наше мнение и что ваш сын поговорил с вами. На дворе новый век, некоторые молодые индийцы и вовсе вступают в брак за пределами своей религиозной общины. Эти двое хотя бы хранят верность вере предков.

Первин выдохнула, бросив на мать благодарный взгляд.

После долгой паузы Джамшеджи сказал:

– Да, хорошо, что дети попросили нашего благословения. А значит, если Камелия не станет возражать, я дам свое согласие на длительную помолвку, по ходу которой стороны успеют лучше узнать друг друга.

– Отец! Спасибо тебе! – Первин повернулась, чтобы обнять его, и в стремительном движении перевернула свою чашку, стоявшую между ними. Камелия поставила чашку обратно на блюдечко и позволила дочери себя расцеловать.

– Я считаю, что девяти месяцев или года встреч под присмотром будет достаточно, – сказал Джамшеджи, слегка улыбнувшись. – А Первин за это время разберется с учебой в университете.

Первин радостно кивнула. Такой же график она предложила Сайрусу, когда он сделал ей предложение в Бандре. Он казался разумным. У них не только будет время познакомиться поближе, они еще и успеют спланировать потрясающий медовый месяц.

Сайрус склонил голову – а когда поднял, в глазах его стояли слезы.

– Сэр, я в восторге от того, что вы дали свое согласие. Хотя мы провели вместе не так много времени, я всей душой люблю вашу дочь. Но с вашим предложением касательно помолвки есть одна проблема.

– Вот как? – Джамшеджи со стуком поставил бокал на стол.

Первин уставилась на Сайруса, не понимая, в чем дело.

Сокрушенно глянув на Первин, Сайрус сказал:

– Между Бомбеем и Калькуттой полторы тысячи километров. Я не смогу часто ездить туда-сюда. Простите ли вы меня?

– Разумеется, – тут же ответила Первин. – Помолвка длится несколько месяцев, а брак – всю жизнь! Мы сделаем все, что необходимо, только бы свадьба состоялась.

– Первин, ты запрягаешь телегу впереди лошади, – упрекнул ее Джамшеджи. – Если брак на всю жизнь, что мешает отложить его начало на момент, который устраивает обе стороны?

– Прошу меня простить, сэр, но мой сын прав, – вмешался мистер Содавалла без тени извинения в голосе. – Мы увеличиваем производство перед зимними праздниками, для нас это самый горячий сезон продажи бутилированного алкоголя. С октября по март у нас нет времени справлять свадьбу, а потом погода делается очень тяжелой, да и нам приходится задействовать все мощности для розлива содовой.

– Вы хотите сказать, что для вас моя дочь – очередная бутылка на конвейере? – вскинулся Джамшеджи.

Бахрам Содавалла захихикал:

– Ха-ха, ну вы и пошутили!

Миссис Содавалла повернулась к мужу:

– Поскольку у нас такая радость – мы нашли невесту, мы же можем остаться в Бомбее еще на несколько дней? У детей будет возможность встречаться под присмотром.

Камелия произнесла негромко:

– Я согласна.

– А у меня есть еще одна мысль. – Бехнуш переводила взгляд с мужа на Мистри. – Если мы будем справлять свадьбу под конец года, справим ее в Калькутте. Чтобы нам не удаляться особо от разливочной фабрики.

– Ну, не знаю, – тут же возразила Камелия.

Мысли Первин неслись вскачь. Ей страшно хотелось поскорее выйти за Сайруса, но не устраивать свадьбу в Бомбее – это ужасно. С детства она помнила десятки свадеб у родственников: трудно сказать, смогут ли все эти люди приехать в Калькутту. И очень будет странно, если свадьба пройдет не в бальной зале отеля «Тадж-Махал-палас» – дедушка очень на это надеялся, памятуя свои особые отношения с основателем отеля.

– Оплачивать свадьбу будем мы. И она должна состояться здесь, в «Тадж-Махале», – непреклонно объявил Джамшеджи.

– Но папа! – Первин не смогла себя заставить договорить: «Если ты будешь упираться, я могу потерять Сайруса».

– Отель великолепный, но в Калькутте есть места не хуже, – высказала свое мнение миссис Содавалла.

Первин подумала: а знает ли миссис Содавалла, что они сидят в самом дорогом отеле Бомбея? Впрочем, для нее дело было не в любимом отеле, а в Сайрусе. Первин пробормотала:

– Я не против выйти замуж в Калькутте. Для меня важна не свадьба, а муж и семья.

– Если будут проблемы с бронью, позвольте нам помочь, – сказала миссис Содавалла, поглаживая Первин по руке. – В Калькутте парсов невеликое количество, а значит, агьяри нам предоставят в любой момент.

В ответ на теплую улыбку миссис Содавалла Первин засветилась изнутри – поняв, что ее ждут в этой семье.

– Закажем ленч, мистер Мистри? – с нетерпением спросил мистер Содавалла.

– Ну хорошо. – По тону Джамшеджи Первин поняла, что он смирился с неизбежным. – И давайте не будем с ним торопиться. Нужно время, чтобы все это переварить.

Сделав заказ, Первин извинилась и выскользнула в женский гардероб.

Сайрус нагнал ее в мраморном коридоре. Глядя в глаза, произнес:

– Как же я тебя люблю и как тобой восхищаюсь. Ты великолепно себя вела, я и помыслить не мог, что ты заставишь их пойти на компромисс.

– Я очень боялась тебя потерять, – призналась Первин, – вот ко мне и пришли нужные слова.

Разумеется, они не могли поцеловаться или взяться за руки – этим они опозорили бы родителей. Но никто не помешал им несколько минут смотреть друг другу в глаза, давая взглядами обещания, которые не выскажешь словом.