Текст книги "Лунный камень Сатапура"

Первин трудно было понять, почему Колин так расхваливает ее угрюмого сопровождающего. Она язвительно поинтересовалась:

– Лакшман что, наделен особыми способностями?

– В определенном смысле, – кивнул Колин. – Он не нуждается в оружии. Его уважают как старшего, и он знает здесь все стежки-дорожки.

– Да, мы нанимали его для транспортировки своих гостей, – подтвердила Вандана. – При этом Лакшман робеет перед чужаками. Он будет очень доволен, если вы попросите отнести вас в положенное место, чтобы оставить там приношения.

– Приношения? Кому? – По спине у Первин побежали мурашки. Оставалось надеяться, что речь не идет о настоящем жертвоприношении.

– Араньяни. – Это имя Вандана произнесла медленно, явно понимая, что Первин слышит его впервые. – Она – мать-покровительница всех лесных зверей. Местные устраивают в ее честь пуджу[19]19
  Пуджа – религиозный праздник.


[Закрыть] перед началом сезона дождей. Ее почитают по всей Индии, но здесь известно, что именно она властна над дождями: если дождей выпадает особенно много и с наводнениями, значит, кто-то обидел какого-то зверя.

– А что, мало поклоняться основным богам и богиням, тем более что у некоторых из них сильно больше двух рук? – с усмешкой произнес Родерик.

Первин подозревала, что он христианин, но в любом случае шутка выглядела неуместно в смешанной компании. Разве Эймс не понимает, что люди с уважением относятся к собственным верованиям? Она бы никогда не позволила себе ничего подобного при индуисте.

Вандана, однако, ограничилась легкой улыбкой.

– Чем больше богов, тем лучше. Места у нас безлюдные. Я вот жалею вас, христиан: у вас всего один бог, чтобы ему молиться. Как он может услышать всех?

– У нас с вами, Первин, та же беда, не так ли? – Язад тихо усмехнулся. – Именно поэтому я слушаюсь советов Ванданы и, проезжая мимо святилища Араньяни, каждый раз оставляю там несколько рупий. Полагаю, она самая состоятельная одинокая дама во всем Сатапуре.

Первин заметила, с какой беспечностью Язад относится к индуизму, да и к родной зороастрийской вере. Впрочем, если он женился на иноверке, его наверняка изгнали и из семьи, и из агьяри.

– А я никогда не видел в этом так называемом святилище никаких монет, – передернул плечами Родерик. – Араньяни или кто-то еще сложили их себе в карман.

– Ну, если вы не видели монет, это не повод не оставлять приношений, – произнесла Вандана. – Может, именно защита Араньяни и хранит путников от нападений этих бандитов. Первин, отвезите завтра Араньяни несколько сластей, да и несколько монет.

Первин еще раз взглянула на горы – солнце садилось, и они меняли цвет. Выглядело очень красиво. Да, она нервничала, но предчувствовала, что ей понравится передвигаться по незнакомым местам, через горные джунгли.

Язад осушил второй бокал и жестом попросил Раму наполнить его снова.

– А когда мы возьмемся за карты? Вы ведь для этого нас пригласили, Колин!

– Верно, но вы еще об этом пожалеете. В Оксфорде у Первин была репутация опытного игрока, – сказал Колин и подмигнул.

Первин закатила глаза, пытаясь понять, почему он так отчетливо помнит вечер, про который сама она давно забыла.

– Это преувеличение, – поспешно возразила она. – Да и вообще, нас только пятеро, так что сыграть в бридж не получится.

– Я могу и так посидеть, – предложил Родерик Эймс. – Картежник из меня никакой.

– Ну уж нет. Раз вы здесь, будете играть – скоро появится доктор Эндрюс, будет вам шестой. – Вандана перевела взгляд с Эймса на стену гостевого дома. – А обязательно играть в бридж? Можно и в паплу. Для этого не нужно четное число игроков.

– Я в последний раз играл в паплу с бабушкой. Но почему бы и нет? – сказал Язад с усмешкой, которая начинала действовать Первин на нервы.

И все равно лучше уж общество Язада, чем Родерика Эймса.

Интересно, почему инженер явно не вписывается в компанию? – гадала Первин. Он чиновник на государственной службе, имеет полное право останавливаться в гостевом доме, да и Колин обращается с ним как со старым добрым другом. И тем не менее Родерик Эймс подчеркнуто держится в стороне от остальных. Возможно, дело в его англо-индийском происхождении: он не индуист, не парс, не англичанин – и при этом небогат.

В Индии предрассудки не сводились к тому, что белые управляют индусами. Та же зараза распространилась и на местных: у них возникла своя иерархия в зависимости от цвета кожи, религии, родного языка. Первин знала: если у уроженца Индии смуглая кожа и английская фамилия, пересуды вокруг него будут бесконечными.

7
Разыграть свою карту

Первин всегда считала, что за карточным столом открывается окно в душу. И действительно, через четверть часа после того, как Колин сдал карты, вся задушевность с Язада слетела и стал заметен его взрывной темперамент. Вандана играла рассеянно, ходила как придется и постоянно бомбардировала Первин вопросами по поводу разных людей из бомбейского света. Родерик Эймс, вопреки своему заявлению, что карты его не интересуют, игру знал хорошо и действовал умело – в ответ на его ходы Язад только хмурил брови.

Колину же, похоже, было решительно все равно, выиграет он или проиграет: бокал он к губам подносил реже, чем его гости, и время от времени бросал лукавый взгляд на Первин. Она все пыталась разгадать смысл этого взгляда.

Вдруг снаружи залаяли собаки, и Первин инстинктивно вздернула плечи. Вошел Рама в сопровождении сутулого джентльмена-европейца. Тот был почти лыс, лишь венчик рыжих волос обрамлял макушку, светлую кожу испещрили красные крапинки и веснушки. Маленькие глазки были водянисто-голубого цвета. Трудно было сказать: то ли он рано состарился под жарким солнцем, то ли уже перевалил за семьдесят. В любом случае выглядел он не слишком могучим.

– Добрый вечер, доктор Эндрюс! – Язад поднялся и с ироническим почтением поклонился эскулапу, одетому в сильно помятый саржевый костюм. – Вот и явился наш карточный чемпион. Боюсь, мы начали без вас – получается не игра, а черт знает что.

– Неважно. Продолжайте. – Врач опустился в кресло подальше от стола.

Колин положил на стол свою талью, налил чаю в чашку, отнес гостю.

– Вы, видимо, устали после длинного дня.

– Еще двое детей умерли от холеры, – сказал врач, с благодарным кивком беря в руки чашку.

– А Первин сегодня была в деревне! – заметила Вандана, с тревогой глядя на гостью. – Вы потом принимали ванну?

– Я… – Первин замялась, потому что не привыкла обсуждать столь личные вопросы в присутствии малознакомых людей. – Я обтерлась губкой перед вашим приездом. Мне никто не сказал, что в деревне есть больные.

– Признаков эпидемии пока не заметно, однако осторожность не повредит. – Доктор Эндрюс посмотрел на нее, нахмурившись. – А вы кто? По каким делам в этих краях?

Вмешался Колин:

– Мисс Первин Мистри – юрист на государственной службе, она направляется во дворец. Ее прислало Колхапурское агентство, и я очень этому рад.

«Юрист на государственной службе» было некоторым преувеличением, однако Первин решила не спорить. Зато она теперь знала, как ей лучше рекомендоваться.

– Если собираетесь во дворец, вы должны быть совершенно здоровы. – Доктор Эндрюс бросил на нее внимательный взгляд. – Там и так уже настрадались. Нельзя их заразить.

– Давайте все в качестве меры предосторожности вымоем лицо и руки, – предложил Колин. – Рядом со столовой есть ванная комната. Рама подаст ужин пораньше, если вы голодны.

– А как же карты? – воспротивился Язад.

– Как по мне, я готов закончить прямо сейчас, – сказал Колин. – Что можно выиграть в карты?

Вандана погладила мужа по плечу.

– Слишком часто мы проводим вечера за картами, потому что больше нечем заняться. Такого общества здесь не собиралось с прошлой весны! Давай возьмем от него все, что можно.

Первин совсем не удивилась, когда на стол поставили жареную курятину. Но прежде Рама подал охлажденный томатный суп, а еще рис, два вида маринованных овощей, картофельное карри и дал. Открыли две бутылки вина: кларет того же года, что и накануне, и шампанское. Воду не пил никто, кроме доктора.

– Мой повар обучался в отеле «Тадж-Махал» в Бомбее, – похвасталась Вандана Первин. – Не хотите навестить нас завтра? Накормлю вас завтраком или ланчем, как скажете.

Первин замялась.

– Было бы замечательно, но я, скорее всего, уеду рано утром.

– Туда пути три часа. Выезжать в самую рань не обязательно. – Вандана задумчиво потягивала шампанское.

Первин ее замечание удивило.

– Так вас совсем не пугают бандиты, которые ограбили Язада?

– Не пугают, и я не единственная дама, которая ездит верхом по лесу! – Вандана победоносно глянула на мужа. – Пусть эти бандиты только попробуют ко мне сунуться! Да в мои времена и не было никаких бандитов. Все любили ездить во дворец. Там было весело и оживленно.

Первин, несколько воспрянув, попросила:

– А вы не расскажете мне про махарани?

– Разумеется! – Вандана положила вилку и нож и подалась вперед, явно радуясь возможности посплетничать. – Вдовствующая махарани – ее все называют раджмата[20]20
  Раджмата – мать правителя.


[Закрыть] – была очень властной. Всех нас наставляла, как надо себя вести, даже тех, кто обречен всю жизнь оставаться в стенах дворца. Именно от нее я узнала о важности приметных украшений. Мне она в качестве приметы посоветовала бриллианты. Отличная мысль!

– И для тебя, и для месье Картье, – вставил Язад и рассмеялся собственной шутке. – Якобы даже на портсигаре должны быть бриллианты.

Почти все драгоценности, подаренные ей на свадьбу пять лет назад, Первин продала, чтобы заплатить за обучение в Оксфорде. Она улыбнулась и заметила:

– Боюсь, единственное мое приметное украшение – наручные часы. Я путешествую налегке.

Вандана потянулась и постучала по стеклу часиков Первин.

– «Лонжин». Недурно.

Первин, слегка обидевшись, попросила:

– А не могли бы вы подробнее описать характер вдовствующей махарани?

– Ужасно строгая! Если мы, дети, кричали и носились по зенане, она вечно нас ругала. Зато щедра на подарки. – Подавшись вперед, Вандана осведомилась: – Какие вы ей подарки привезли?

Подарки? Об этом и речи не было.

– У меня ничего нет. Я…

– Без подарков нельзя, – отрезала Вандана, наморщив лоб. – Колин, расскажите ей, что с вами произошло!

Колин ловко смешал рис с далом, а потом ответил:

– В прошлый свой визит я привез жестянку печенья из «Фортнум и Мейсон». Но печенье отвергли, оно вернулось со мною обратно.

Вандана театральным жестом швырнула салфетку на стол.

– Скорее всего, именно из-за этого бестактного подарка вас и не приняли!

– Да неужели? – ошарашенно спросил Колин.

– Безусловно. Именно поэтому она и попросила вас рассказать еще раз! – пошутил Язад.

А вот Первин, которая и жестянкой с печеньем-то не запаслась, было совсем не смешно.

– Думаете, засахаренные кешью, которые я купила в деревне, не подойдут?

– Только не чикки. Они к зубам прилипают! – заявила Вандана и передернулась.

– А травы от Рамы? – подмигнул Язад.

Первин его слова озадачили.

– Вы предлагаете отвезти им в подарок травы, которые используют в качестве приправ? Вряд ли махарани сами готовят пищу.

– Нет, я имею в виду лечебные травы, – поправил ее Язад. – Здесь есть травы, которыми пользуются индийские целители, и они очень хорошо растут в сезон муссонов. Все знают, что Рама владеет даром исцеления и умеет собирать травы, верно?

– Он научил меня опознавать брахми и ашвагандху, – вставил Колин. – А еще есть очень красивый кустарник, который растет буквально повсюду, называется датура[21]21
  Датура – семейство из девяти видов ядовитых растений, цветущих в ночное время (Solanaceae).


[Закрыть]. Цветочки такими раструбами, они приглушают даже самую беспощадную боль. Он мне несколько раз делал из них отвар.

– Кажется, я видела этот куст у веранды, когда утром ходила гулять. – Первин посмотрела через весь стол на Раму, который стоял в тени у дверного проема. – Это и есть датура?

– Да. Только несведущим к ней нельзя прикасаться. – Голос Рамы прерывался. – Семена могут убить.

– Он прав! – подтвердила Вандана, отправляя в рот последнюю вилку картофельного карри. – Но привозить во дворец лечебные травы неуместно. Даже если вы привезете хорошие, они заподозрят в них отраву!

– Не очень-то я верю в целительные свойства этих трав. – На лице доктора Эндрюса читалось неудовольствие. – Растения растут на разной почве. Дозировку не проконтролируешь.

– Тогда сбережем мысль Язада на будущее, – предложил Колин. Тарелка его опустела, глаза поблескивали. – Я придумал одну вещь. У меня есть нераспакованный ящик с книгами, который доставили до начала муссонов. Полагаю, детские книги там есть тоже. Вот и выберете подарки для князя и княжны.

– Что думаете, Вандана? – Первин очень не хотелось ехать с пустыми руками.

Вандана склонила голову набок, подумала.

– Это приемлемо, если книги совершенно новые и заграничные. А что до махарани, вам могу помочь я. У меня еще не распакованы чемоданы после последней поездки в Европу, там полно прелестных безделушек.

– Нет, я не могу брать вещи у вас. – Первин разволновалась, хотя и была уверена, что Вандана сделает самый правильный выбор.

– Да вы не переживайте, – вмешался Колин, приязненно глядя на Вандану. – Благодарю вас, Вандана.

– Договорились! – Миссис Мехта хлопнула в ладоши. – Приезжайте ко мне завтракать, заодно расскажу вам подробнее про дворец.

– А в каких вы отношениях с обитателями дворца? – спросила Первин. Лучше не упоминать Вандану во дворце, если у нее сомнительная репутация, а судя по обилию косметики и крашеным волосам, так все и было.

– Она князю двоюродная, – сказал Язад, которому явно делалось не по себе, когда его исключали из разговора. – Часто бывала там в детстве. Но теперь жена моя скорее выбросит свои драгоценности к павлинам, чем переступит порог дворца. Я ей не раз говорил: кто старое помянет… Но она не желает иметь с ними ничего общего.

– Ваши родители расстроились, что вы не вышли замуж за махараджу? – предположила Первин.

Вандана посмотрела на канделябры на столе, будто выискивая в пламени ответ. И после паузы заговорила:

– Да, расстроились. Но мне такая жизнь больше по душе. Больно оно надо – становиться индийской царицей! Попадете в Сатапурский дворец – сама увидите, какую затворническую жизнь ведут мать и вдова покойного махараджи. Сидят в этой зенане с того самого дня, как вошли в нее невестами, и до самой смерти. Да, княгиням дарят драгоценности – но какая от них радость, если ты не выходишь из дома? А вот махараджа может ездить куда пожелает.

– Некоторые махарани отказываются от пурды и путешествуют, – заметила Первин. – Например, Сунити, махарани Кох-Бехара. Она вращается в лондонском свете. А ее дочь Индира, насколько я знаю, известная светская дама.

– Встречала я этих дам из Кох-Бехара, когда путешествовала по Европе. – Вандана провела ладонью по блестящим волосам, лежавшим почти неподвижно. – Такую свободу можно обрести только в том случае, если вдовствующая махарани не держит девушек, входящих в семью, в большой строгости. Но здешняя махарани очень властная. И вдова покойного махараджи, Мирабаи, всегда была у нее в подчинении.

Первин очень заинтересовал этот рассказ.

– А как вы полагаете, махарани Мирабаи добровольно соблюдает пурду?

Вандана пожала плечами.

– В жизни ее не видела. Но она родом из Бхора, родители давали ей некоторую свободу. Насколько я знаю, в пять лет ей подарили охотничью винтовку, и она каждый день ездила верхом. А пурду стала соблюдать только в Сатапуре.

– По вашим словам выходит, что все махарани Сатапура живут будто в тюрьме, – заметил Родерик. – А ведь большинство женщин только о том и мечтает, чтобы кто-то исполнял все их желания.

– Мечтать не вредно, дорогой! – откликнулась Вандана, и все рассмеялись.

Родерик густо покраснел.

– Пурда – это не привилегия, а жизнь, полная ограничений, – бесстрастно произнесла Вандана. – Махарани обязана ездить на поклонение в семейный храм – до него несколько километров, – но и туда ее везут в закрытом паланкине. Никому не дозволено видеть ее лицо.

Колин откинулся на спинку кресла и негромко произнес:

– Насколько мне известно, пурда – распространенный обычай у магометан, но почему ее соблюдают и индуисты?

– У нас, индуистов, есть укоренившееся представление, что соприкосновение с низшими кастами вредоносно, – произнесла Вандана, поворачивая к нему лицо куда более серьезное, чем раньше. – Именно поэтому неприкасаемых не допускают в храмы, а многие брамины выходят из себя, даже если тень человека низшей касты падает им под ноги. Вторая причина в том, что, если никто не знает махарани и княжон в лицо, у них больше шансов остаться в живых, если во дворец проникнут враги.

– Гандиджи, выступая в Бомбее, защищает права неприкасаемых, – заметила Первин. – И у нас теперь уже не то общество, где один король пытается отнять трон у другого.

– Так речь не о королях, а о князьях, – вставил Родерик. – Правителей княжеств называют этим словом, потому что они подданные Георга V, нашего короля и императора.

Первин задела его неуместная поправка. Однако именно благодаря Родерику она вспомнила, что вряд ли разумно упоминать имя Мохандаса Гандиджи в официальном месте. Нужно срочно сменить тему. Первин посмотрела на врача, который едва ли не дремал в своем кресле. Вот бы задать ему прямой вопрос касательно гибели князя Пратапа Рао и его отца. Но это слишком деликатная тема, не для прилюдного обсуждения. Первин заговорила как можно уважительнее:

– Доктор Эндрюс, было бы интересно узнать, каково это – заниматься медициной в независимых княжествах. Кто вам платит, где ваш кабинет?

Доктор Эндрюс поднял голову и ответил:

– Я сотрудник Индийской медицинской службы, нахожусь в подчинении у Колхапурского агентства. Живу и работаю в небольшом бунгало рядом с деревней. Половину здания занимают приемная, операционная и палата для тех, кто нуждается в круглосуточном наблюдении. При мне две медсестры и еще несколько помощников. В Индии я с 1885 года, мне случалось работать одному, так что я очень признателен махарадже за дополнительную финансовую поддержку.

– А ваши сотрудники – индусы? – Первин заинтересовала возможность того, что здесь можно зарабатывать иначе, чем крестьянским трудом.

– Да, и они постоянно твердят, что я должен применять травы Рамы, а не нормальные медикаменты. – Доктор вздохнул. – Некоторое время у нас работала сестра-ирландка, но она не выдержала жизни в такой изоляции.

– Мы с Язадом приглашали ее к себе в поместье, но она так и не приехала. Видимо, слишком много о себе мнила и не желала общаться с индусами. – В голосе Ванданы звучала обида.

– А может, ее просто смутило ваше общественное положение? – мягко предположил Колин.

– А, так вот в чем она вам втайне призналась! А вам-то она нравилась, Колин! – отрывисто произнесла Вандана.

Колин покраснел.

– Не играю я в такие игры, Вандана.

Первин удивилась, что ощутила то же краткое, но острое чувство досады, как и раньше, когда размышляла о том, останавливаются ли в гостевом доме другие одинокие женщины. Не будь это совершенно непредставимо, она приняла бы собственную реакцию за ревность.

Доктор Эндрюс встал, придвинул свой стул к столу.

– Я не охотник до сплетен. Поеду, мне завтра работать с раннего утра.

У Первин упало сердце. Если доктор уедет, не удастся расспросить его про смерти во дворце. Она сложила салфетку и поднялась.

– Позволите с вами пройтись, доктор Эндрюс? Снаружи очень темно.

– Нет нужды, – отрывисто ответил доктор. – Я возьму лампу в конюшню.

– Вот и отлично! Пройдусь с вами, а потом принесу лампу обратно. – Первин твердо решила переговорить с доктором и вышла с ним вместе, проигнорировав озадаченное выражение на лице у Ванданы.

Первин думала, что снаружи стоит тишина, однако их встретила какофония звуков: шорохи насекомых, далекое завывание – мелкие кошки или крупные? Они зашагали по заросшей мхом тропинке, пес Дези бежал рядом с Первин.

– Что за бред вы затеяли? – Похоже, доктор Эндрюс сильно сердился. – Вас беспокоит что-то по здоровью?

– Нет-нет, – торопливо ответила Первин. – Просто я хотела бы знать подробности вскрытия тел покойного махараджи и его старшего сына.

– В высшей степени странная просьба. Зачем? – Голос зазвучал жестко.

Первин, стараясь не выдавать обиды, пояснила:

– Мне предстоит посетить дворец по поручению Колхапурского агентства. На мой взгляд, кончина правителя и его преемника в течение менее чем одного года настораживает.

Доктор был мал ростом – метр шестьдесят с небольшим. Но тут будто вырос и посмотрел на Первин сверху вниз.

– Речь идет о конфиденциальных сведениях.

Таким тоном судья выносит порицание адвокату.

– Правительство поручило мне принять решение касательно будущего махараджи, – пояснила Первин. – Если существует вероятность того, что старшего брата убили, это веский повод отправить младшего за границу.

– Князя Пратапа Рао убил зверь, не человек. Разве Колин вам об этом не сказал?

– Сказал, но как вы объясните тот факт, что между гибелью махараджи и его сына прошло всего одиннадцать месяцев?

Как будто подчеркивая важность вопроса, Дези заскулил и поднял на доктора глаза.

– Обычное совпадение. – Доктор заговорил мягче: – Махараджа Махендра Рао заразился смертельной болезнью после посещения деревни, где как раз начиналась эпидемия холеры. От того же недуга погибли и двое слуг, которые за ним ухаживали. Переболели и другие слуги и члены семьи, но им помогли лекарства.

Первин пристукнула комара у себя на локте.

– Да, это трагедия. А что вы можете сказать о гибели старшего брата князя Дживы Рао? Мистер Сандрингем описал ее лишь в общих чертах, но я нашла в документах, которые он мне показал, несколько подробностей.

Доктор с укором сжал губы. Помолчав, сказал:

– Князя загрыз тигр или леопард. Про такое не рассказывают при дамах.

– Если тело было сильно изуродовано, как его опознали? У вас не осталось сомнений? – гнула свое Первин.

– А кто еще это мог быть? На молодом махарадже и его дяде, князе Сварупе, были одинаковые сапоги с княжеской эмблемой. Те же сапоги нашли и на теле. Одежды почти не осталось, но, судя по обрывкам ткани, речь шла о том самом ездовом костюме, который мальчик надел утром. Я знал и параметры его тела, и цвет кожи – я же был его врачом.

Первин вгляделась в темноту, подумав, что доктор говорит дело.

– Понятно. А какие обстоятельства привели к его смерти? Как так – леопард утащил ребенка, и никто не вмешался, не застрелил зверя?

– А так, что махараджа был очень своеволен. Участники охоты мне сказали: мальчик сильно переживал, что зверя может застрелить не он, а его дядя – опытный охотник. Махараджа устроил скандал и настоял на том, чтобы вооруженным на охоту ехал он один. Да, его учили, но много ли опыта у тринадцатилетнего ребенка? – Врач вздохнул, перекинул фонарь в левую руку – похоже, правая у него болела. – Все остальные обязаны были подчиняться его прихотям. Вот и пошли с голыми руками, хотя в седельных сумках было оружие.

– Дайте мне фонарь. – Первин протянула руку, и врач передал ей свою ношу. – Но ведь леопарды очень осторожные звери, верно? Почему этот вышел на открытое место?

– Мне кажется, мальчик слишком к нему приблизился. Зверь его увидел и разъярился.

– Кто сообщил вам все эти подробности? – спросила Первин, только сейчас заметив, что латунная ручка фонаря довольно сильно нагрелась.

– Тот же самый дядя правителя, о котором я вам уже говорил: князь Сваруп, который долго и безуспешно его искал. Подтверждение его рассказа я получил при отдельной беседе с мистером Басу, наставником князя, и этим типом, который исполняет роль придворного шута.

Металлическая ручка ощутимо жгла ладонь, но Первин ее не выпускала – не хотелось отвлекать врача.

– Какой ужас – смотреть, как ребенка тащит прочь зверь!

Доктор склонил голову набок, будто обдумывая ее вопрос.

– Свидетелей не было. Охотники поняли, что мальчик уехал вперед, а потом просто его потеряли. И аристократы, и грумы провели в поисках всю ночь, потом им на помощь прислали дворцовую стражу. На следующее утро князь Сваруп обнаружил останки мальчика. Именно он принес тяжелую весть во дворец. С тех пор я постоянно тревожусь за здоровье махарани Мирабаи.

– Какой кошмар. – Первин волновалась все сильнее, ручка фонаря становилась все горячее. – Если у махарани Мирабаи проблемы со здоровьем, об этом нужно сообщить властям. Она, по сути, регент после кончины мужа.

– Я уже два года ее не видел, но, судя по сообщениям, она страдает меланхолией.

– В каком смысле? – не без скепсиса спросила Первин. Меланхолией принято было объяснять все, от алкоголизма до необщительности, особенно если речь шла о женщине.

– До смерти мужа она ездила в гости к другим княжеским семействам, пользуясь пурда-каретой. Появлялась на официальных мероприятиях – разумеется, под вуалью. Теперь – нет. Говорят, что она не отпускает от себя ни князя Дживу Рао, ни княжну Падмабаи. Не принимает посетителей, даже не ходит молиться в дворцовый храм. Я слышал, что отношения со свекровью у нее натянутые.

– А откуда у вас все эти сведения? – Эти слова Первин произнесла торопливо, потому что ручка стала совсем уж горячей, а кроме того, она услышала, что кто-то еще вышел из бунгало и расхаживает по веранде.

Врач кашлянул и ответил:

– От Оуэна Маклафлина, последнего сатапурского агента. У него были тесные связи с рядом придворных, в том числе и с нынешним премьер-министром князем Сварупом, которого он и назначил на эту должность.

У Первин осталось множество вопросов, но время почти истекло.

– А существует какое-то современное лекарство от меланхолии? Я бы отвезла его во дворец.

– Если бы! – ответил врач. – Нет такого лекарства, как и лекарства от холеры.

Первин поставила лампу на дорожку, понимая, что более доктору ее помощь не нужна. Похоже, руку она все-таки обожгла.

– Может, еще появится.

Врач перевел взгляд с лампы на нее и качнул головой.

– Не привыкли вы к тяготам жизни в мофуссиле. Тревожно мне, выдержите ли вы это путешествие. – Он помолчал. – А руку обмотайте тканью, смоченной в холодной воде.

Первин задели его слова, а еще она ругала себя за то, что все-таки слишком долго продержала в руке лампу.

– Ожог несерьезный.

– Получите серьезный, если будете задавать слишком много вопросов. Это то, что мне сказали по ходу последнего визита во дворец. – В тихом голосе звучала зловещая нотка.

Это что, угроза?

– У юристов работа такая – задавать вопросы. Именно поэтому меня и наняли в Колхапурское агентство.

Врач запустил руку в переметную сумку и вытащил оттуда маленький незажженный фонарик – ручка была обмотана кожей. Отодвинув шторку, он достал изнутри свечку и прижал фитиль к нагревшемуся фонарю, стоявшему на земле. Когда фитиль вспыхнул, врач пробормотал:

– Очень сомневаюсь, что в Сатапурском дворце вы узнаете больше, чем узнал я.

Видимо, и он задавал вопросы касательно этих смертей – и ему указали на дверь. Вот откуда его обиженный тон. Отбросив все нараставший скепсис, Первин произнесла:

– Благодарю вас за этот разговор. Спокойной ночи, доктор Эндрюс.

– Спокойной ночи, мисс Мистри. – Он с неожиданной легкостью вскочил в седло, жестом попросил ее передать ему его фонарик. – И как бы оно там ни было – удачи!