Текст книги "Рассвет языка. Путь от обезьяньей болтовни к человеческому слову. История о том, как мы начали говорить"

Чтобы задать теме развития языка нужный контекст, мы должны больше узнать о других обезьянах и их развитии. Для этого нам придется пройтись по основным этапам эволюции приматов.

Итак, приматы делятся на две основные группы. Первая – лемуры и их непосредственные сородичи. Вторая – собственно обезьяны. Существует и третья группа, долгопяты, которые близки обезьянам, хотя обычно их обезьянами не называют. Но лемурам и долгопятам нечего сказать о языке, поэтому мы не будем их трогать. Обезьяны, напротив, нам интересны. Они наши ближайшие родственники и их эволюционная история и биологические особенности составляют хорошую основу для развития языка.

Обезьяны существуют на земле вот уже 50 миллионов лет. Около 20 миллионов лет тому назад на родовом обезьяньем дереве появилась ветвь человекообразных обезьян, к которой принадлежим и мы.

Важнейшая особенность человекообразных обезьян в том, что у них нет хвоста. Другое отличие в том, как они используют конечности, когда лазят по деревьям. У человекообразных обезьян длинные и цепкие «руки», которыми они хватаются за ветки, в то время как конечности большинства других обезьян не так подвижны, и их лазание по деревьям больше похоже на перемещение по земле четырехногих животных. Эта подвижность верхних конечностей пришлась как нельзя кстати, когда наши далекие предки стали использовать «руки» для других целей.

Регионы Африки, упомянутые в этой книге.

Современные человекообразные обезьяны делятся на несколько видов. Они малочисленны, и их ареалы разобщены: гиббоны и орангутаны обитают в Юго-Восточной Азии, а шимпанзе и гориллы – в Центральной Африке.

Большинство видов находится на грани исчезновения. В остальной части Азии и Африки много разных обезьян, но человекообразные исчезли там еще 5–10 миллионов лет тому назад.

Все человекообразные обезьяны – близкие родственники, хотя и сильно отличаются как образом жизни, так и способами коммуникации. Гиббоны живут семейными группами и кричат почти по-птичьи, чтобы обозначить свою территорию и удержать вместе семью. Орангутаны по натуре одиночки, хотя и поддерживают контакты с соседями, в том числе и при помощи громких криков, которые слышны в джунглях более чем за километр. Гориллы живут гаремными семьями: один самец, нескольких самок и детенышей. Шимпанзе организуются в стаи с несколькими самцами и самками.

Шимпанзе наиболее близки нам среди современных обезьян[36]36
  Род шимпанзе включает два вида: обыкновенные шимпанзе (Pan troglodytes) и карликовые, бонобо (Pan paniscus).


[Закрыть]. Гориллы немногим дальше, а вот орангутаны и гиббоны – более дальние родственники. То есть мы, люди, в основе своей африканские обезьяны. И наши пути с шимпанзе разошлись менее десяти миллионов лет тому назад, быть может, даже менее пяти миллионов, что для эволюции не такой большой срок. Примерно тогда же, не многим меньше пяти миллионов лет назад, разошлись пути лошадей и ослов. Но эти животные по-прежнему настолько близки, по крайней мере в глазах друг друга, что могут спариваться и производить на свет мулов.

Генетически люди отличаются от шимпанзе примерно настолько, насколько лошади от ослов, но вероятность спаривания нулевая, нельзя даже теоретически представить, что на свет появится «обезьяний мул». Как же получилось, что мы так отличаемся друг от друга, как внешне, так и в плане содержимого черепной коробки (что не в последнюю очередь относится и к языку), хотя не так далеко отстаем друг от друга генетически и эволюционно?

Собственно, до сих пор неизвестно, как выглядел наш с шимпанзе общий предок. У нас есть кое-какие окаменелости той эпохи, но определить, имеем ли мы дело с остатками нашего общего с шимпанзе прапрадедушки или же его брата, довольно трудно. В любом случае, у этого существа больше общего с шимпанзе, чем с нами, просто потому что шимпанзе, в отличие от нас, достаточно типичная человекообразная обезьяна.

К находкам той далекой эпохи относятся, например, кости ардипитека, которого некоторые ученые склонны считать тем самым общим прапращуром.

Точное время разделения также неясно. Скорее всего, это был затяжной процесс с попеременными периодами сближения будущих шимпанзе и будущих людей, особенно поначалу. В любом случае о разительном внешнем контрасте не могло быть и речи. И наши прапрадеды наверняка оказались бы в обезьяньем вольере, попади они в сегодняшний день на машине времени.

Самые ранние окаменелые остатки, которые мы с уверенностью можем назвать относящимися к предкам только человека, но уже не шимпанзе, принадлежат австралопитеку (зачастую таким предком считают все же ардипитека). Это довольно многочисленный и долго существовавший род, самым известным представителем которого, пожалуй, является Люси.

Люси была молодой и низкой взрослой женщиной – примерно метр ростом, как современный пятилетний ребенок. Жила около 3,2 миллиона лет тому назад на территории нынешней Эфиопии. Ноги и бедра Люси свидетельствуют о том, что передвигалась она в основном в вертикальном положении, как мы.

Шимпанзе, как и многие другие обезьяны, тоже могут передвигаться на двух задних конечностях. Но им так неудобно, поэтому перемещаются они таким образом только тогда, когда руки нужны для чего-то другого. У нас, людей, несколько иначе устроены бедра, поэтому вертикальное положение для нас естественно и удобно, а перестройка тела в этом направлении началась как раз у австралопитеков.

Но во всем, кроме прямохождения, австралопитеки – самые обычные обезьяны. Их мозг ненамного больше, чем у шимпанзе, и ничто не указывает на то, что их повседневные занятия чем-то отличались от обезьяньих. Кроме, возможно, того, что австралопитеки использовали каменные сколы в качестве орудий труда. То есть нет никаких свидетельств тому, что они отличались от обезьян, в том числе и умственными способностями, включая лингвистические. В том, что касается языка, австралопитеки находились все на том же базовом уровне.

Australopithecus afarensis, реконструкция скелета Люси

Австралопитеки как род возникли около четырех миллионов лет назад, возможно, от некоторых разновидностей ардипитеков, и около двух миллионов лет назад исчезли с лица земли. За два миллиона лет существования австралопитеки в нескольких отличающихся друг от друга разновидностях распространились по довольно большой территории – от Южной Африки до Эфиопии. Постепенно их тело развилось в некое подобие человеческого, мозг же остался обезьяньим. Большая часть видов австралопитеков получила свое имя по названию места, где они впервые были найдены. Началось это с Australopithecus africanus, которого нашли в Таунге, в Южной Африке, около ста лет тому назад.

Это был череп ребенка лет пяти. Немало копий было сломано, прежде чем ученый мир того времени признал в нем предка человека. Глубокие предрассудки не позволяли тогдашнему обществу согласиться с тем, что у нашего предка был такой маленький мозг, не говоря об африканском происхождении.

Искусство изготовления и использования орудий труда долгое время считалось привилегией человека, хотя уже в XIX веке было известно, что шимпанзе тоже используют примитивные подручные средства.

Сегодня уже никто из ученых не сомневается в том, что многие животные применяют что-то вроде орудий труда, хотя и не все они изготовляют их сами. Шимпанзе приспосабливают палки для ловли термитов. Особенно изобретательны вороны и галки: птицы используют разные подручные средства в зависимости от ситуации. Они могут, к примеру, согнуть кусок проволоки крючком, чтобы с его помощью вытащить пищу из трубки.

Но даже если наши предки не были уникальны в использовании подручных средств, их орудия труда гораздо многообразнее и демонстрируют качественно иной уровень сложности, чем у других животных. Поэтому появление среди окаменелостей каменных топоров тем не менее свидетельствует о новой вехе в развитии человечества.

Изготовление каменного топора требует гораздо больше смекалки, ловкости и опыта, нежели даже самая совершенная обработка палки, и поэтому каменные топоры кое-что говорят о способностях своих создателей.

Каменное орудие олдувайской (олдованской) культуры на металлическом держателе постиндустриальной культуры

Исследователи размышляли о возможной связи между смекалкой, требующейся для изготовления каменного топора, и минимумом ментальных способностей, необходимых для возникновения языка. Один из таких ученых – канадский археолог Кори Стейд, экспериментально подтвердивший, что человек, который сумел изготовить каменный топор, должен владеть языком. Если это и в самом деле так, каменные топоры – важное свидетельство в истории человечества.

Долгое время самые древние находки, указывающие на существование каменных топоров, по датировке совпадали с древнейшими следами человеческого рода Homo, которому более двух миллионов лет. Но в последние годы коллекция находок пополнилась еще более древними: как каменными топорами, так и обработанными ими костями животных, которым более трех миллионов лет. Это могли сделать только австралопитеки или их родственники – кениантропы.

Объема их мозга не больше, чем у шимпанзе, оказалось достаточно, чтобы изготовить простейшее орудие труда. Мы ведь говорим не о каком-нибудь изощренном инструменте, всего лишь о куске камня, с которого сбито несколько сколов. Но и этого добиться не так-то просто. Не верите? Попробуйте сами.

«Попробуй сам» – этот метод стал одним из самых распространенных в современной археологии. Археологи собственными руками пробуют изготовлять копии каменных топоров, чтобы узнать, каково это, с какими трудностями мог столкнуться первобытный мастер и какими умственными способностями должен был обладать.

Диаграмма, иллюстрирующая, когда жили наши предки, окаменелости которых дошли до современных ученых

Проводились эксперименты и с измерением активности мозга людей, работающих над изготовлением каменных топоров. Цель – понять, какая часть мозга на каком этапе работы наиболее активна и как это зависит от конструкции топора. Более совершенные орудия труда больше задействовали участки мозга, ответственные за планирование работы и сличение возможных вариантов.

Каменный топор характерной каплевидной формы

Не все топоры, дошедшие до нас из каменного века, выглядят одинаково. Существует огромная разница между древнейшими изделиями, которые выглядели как плоский кусок камня с заостренным концом, и топорами, изготовленными нашими немногочисленными современниками, до сих пор живущими в каменном веке. Нынешние мастера до мелочей представляют себе технологию изготовления древнейшего инструмента. Они знают, какой камень взять и как добиться нужной формы. Все это не так просто, и обучение искусного мастера занимает немало лет. Зато в результате получается топор высокого качества.

Эволюция обработки камня прошла несколько этапов. В течение нескольких миллионов лет в качестве орудия труда использовался кусок камня со сколотым краем, в общем и целом сохранявший первозданную форму. Со временем острые края получались все лучше, но качественного продвижения не наблюдалось, пока мозг пралюдей оставался обезьяньим.

На протяжении миллионов лет в истории изготовления каменных орудий отчетливо выделяются четыре тенденции. Первая – первобытные искусники становятся все более опытными по части выбора исходного материала, то есть камня. Вторая – если первые мастера тесали как бог на душу положит, то со временем сам процесс изготовления орудия труда планируется все более тщательно и становится продуманным до мелочей. Третья – экономия материала, который мог быть редким и труднодоступным. Мастера стараются изготовить как можно больше продукции из того же количества камня.

Четвертая тенденция – приготовляемый инструмент становится все более специализированным, то есть делается под все более конкретные цели. Первые каменные топоры, над формой которых мастера явно работали, появились около полутора миллионов лет тому назад. Теперь это были не просто камни с заостренными краями, а ручные топоры стандартной формы. Вне зависимости от исходной формы и размера камня, его обработка продолжалась до тех пор, пока он не становился каплевидным и такого размера, чтобы было удобно держать в руке. Такой модели придерживались наши предки в период от полутора до полумиллиона лет тому назад.

И это был значительный шаг вперед, потому что само понятие о стандарте требует определенного уровня ментальных способностей. Нужно уметь работать, имея в голове образец готового топора.

Ранние мастера, когда обтесывали камень, думали о предназначении топора. Они добивались острого края, между тем как форма инструмента в целом их мало волновала. Но мастера более совершенных топоров ориентировались не только на предполагаемую функцию будущего изделия, но и на форму, в идеале каплевидную. Поэтому они должны были планировать свою работу. А планировать, то есть действовать сознательно, исходя из определенной цели, – немногие животные способны на такое.

* * *

В зоопарке Фурувик, неподалеку от Евле, живет шимпанзе по имени Сантино. В вольере довольно тоскливо, и болтливые посетители со своими глупыми комментариями, лишь усугубляют ситуацию. Поэтому Сантино делает все возможное, чтобы хоть немного скрасить свою жизнь. Его любимое занятие – забрасывать публику камнями. Но публике не нравится эта шутка. Люди жалуются, и служители зоопарка стараются убрать все, чем можно бросаться, как можно дальше от клетки шимпанзе.

Шимпанзе Сантино в зоопарке в Фурувике, 2012

И здесь начинается самое интересное, потому что Сантино начинает играть со служителями в кошки-мышки. Когда никого из них нет поблизости, например в конце рабочего дня, шимпанзе собирает камушки про запас – выкапывает из земли или выковыривает из стены кусочки бетона – и складывает боеприпасы в укромном, но легко доступном месте. Как только зоопарк открывается – он снова готов вести прицельную стрельбу.

Каждый вечер Сантино готовит порцию камней на утро. Он едва ли стал бы это делать, если бы не имел возможности помнить о своей цели. Но Сантино исходит из поставленной цели и шаг за шагом планирует свои действия.

* * *

Топоры каплевидной формы – первое убедительное свидетельство способности наших предков просчитывать свои действия, при том что у нас нет никаких оснований полагать, что австралопитек делал это лучше, чем Сантино. На сегодняшний день найдено огромное количество каплевидных топоров, как в Европе, так и в Африке.

Старейшим окаменелостям, которые мы можем назвать человеческими, как уже говорилось, более двух миллионов лет. Насколько они человеческие, вопрос спорный. Некоторые исследователи склонны относить их скорее к австралопитекам.

Часть окаменелостей возрастом около двух миллионов лет имеет несколько больший объем мозг, чем у шимпанзе, и меньший размер зубов. Но эти находки мало чем похожи друг на друга и скорее всего принадлежат разным видам.

Homo habilis, реконструкция лица

Первая из этих окаменелостей получила название Homo habilis (человек умелый), и, во избежание дальнейших пререканий по поводу того, что и как следует называть, вся группа, скорее неформально, стала именоваться «хабилины». Но и у хабилинов не обнаруживается никаких признаков, свидетельствующих о качественном умственном прогрессе по сравнению с шимпанзе.

Хабилины населяли открытые пространства, ели больше мяса, чем обычные шимпанзе, и активнее использовали каменные орудия труда. Но они распространились не дальше, чем австралопитеки, и не выказывают никаких признаков большей успешности в эволюционном смысле[37]37
  Ископаемые люди из Дманиси (Грузия) возрастом около 1,8 миллиона лет назад сближаются разными исследователями с поздними Homo habilis, Homo rudolfensis либо ранними Homo ergaster или Homo erectus и, таким образом, могли покинуть Африку на стадии развития, называемой С. Юхансоном «хабилинами», а другими авторами также «эогомининами» либо «преархантропами». – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Из некоторых разновидностей хабилинов около 1,8 миллиона лет тому назад развилось новое существо, куда более похожее на человека, чем его предки. Его практически человеческий скелет оказался в руках ученых. Речь идет об одной из ранних форм человека Homo erectus, которую иногда рассматривают как отдельный вид, и в этом случае называют Homo ergaster – «человек работающий».

«Homo erectus» означает «человек прямоходящий». Само по себе это может ввести в заблуждение, ведь Люси и ее сородичи встали на задние конечности еще за пару миллионов лет до «эректуса». Но Эжен Дюбуа не знал этого, когда в 1892 году давал название своему «яванскому человеку». Мозг Homo erectus все еще меньше, чем у среднестатистического современного человека, но уже в два раза больше, чем у шимпанзе, и это видно невооруженным глазом. В мире очень много людей имеет мозг не больше, чем у среднестатистического «эректуса», и у них не наблюдается недостатка ни в ментальных, ни в языковых способностях[38]38
  Французский писатель Анатоль Франс – показательный пример. Имея мозг такого же объема, как и у «эректуса», он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе в 1921 году. У некоторых людей мозг такого же объема, как и у шимпанзе, но в этом случае мы имеем дело с патологией, называемой микроцефалией, обычно связанной с серьезными умственными и функциональными нарушениями.


[Закрыть]. Если для возникновения языка необходим определенный минимум объема мозга, то этот предел достигнут.

Орудия труда, которые связывают с видом Homo erectus, – это описанные выше каплевидные каменные топоры. И они свидетельствуют о том, что Homo erectus мог планировать свои действия. То, что форма оставалась стандартной столь длительное время, доказывает, что у Homo erectus ремесленные навыки передавались из поколения в поколение. Дети перенимали у взрослых, как надо работать с камнем и как должен выглядеть правильно сделанный топор. При этом формы готового изделия сильно варьировались.

Сделать каменный топор не так просто. Даже современному человеку придется долго упражняться, прежде чем у него будет получаться что-нибудь более или менее приемлемое, – если, конечно, не поможет толковый учитель. Вот почему передавать знания и навыки было так важно. В конце концов, детеныши обезьян тоже учатся у взрослых, правда, в этом случае обучение не настолько детально и его результаты не так стабильны. Шимпанзе будет крайне сложно поддерживать традицию на протяжении нескольких поколений.

Стабильно передавать знания детям – необходимое условие функционирования языка. В противном случае каждому новому поколению придется изобретать язык заново, и он никогда не сможет развиться в такую сложную и всеохватную систему, какую сегодня собой представляет. С другой стороны, язык – мощное средство, способное облегчить передачу знаний. Можно ли, не владея языком, научиться изготовлять каплевидные топоры и какую роль могли сыграть учителя ремесла в развитии языка?

* * *

Мои самые ранние воспоминания относятся приблизительно к третьему году жизни. Два события того времени остались в моей памяти: первое – у меня появилась младшая сестра, и второе – мы переехали в новый дом. У меня сохранились кое-какие отрывочные воспоминания о старой квартире, включая сам переезд. Особенно один эпизод, как мы с папой ехали в новый дом на машине, доверху набитой всякой всячиной.

* * *

Отдельные эпизоды жизни хранятся в эпизодической или автобиографической памяти, и это естественно и неизбежно для каждого человека. Но как обстоят дела с памятью у животных?

* * *

Красивая серо-голубая птица слетает с дуба с желудем в клюве. Она опускается на землю рядом с кочкой, из которой торчит пучок сухой травы, соскребает немного земли, заталкивает желудь под кочку и снова присыпает землей. Потом возвращается на дуб, срывает еще один желудь и прячет его под другой кочкой. Сделав это, птица, как обычно, озирается. И тут замечает другую такую же, как она сама, птицу на дереве неподалеку. Могла ли «соплеменница» видеть ее тайник? На всякий случай следующий желудь птица прячет в другом месте. И дальше продолжает зарывать желуди, один за одним.

Время на стыке зимы и весны самое голодное. На дубах нет желудей, да и другой еды совсем мало. Значит, пришло время откапывать старые запасы, и наша птица то и дело слетает то к одному тайнику, то к другому. Таким образом она перезимует, а там и подойдет пора высиживать птенцов.

* * *

Флоридская сойка – птица, как следует из названия, обитающая на территории штата Флорида в США. Ее серое оперение отливает голубым на голове, крыльях и хвосте. Она – близкий родственник сойки из наших лесов и ведет похожий образ жизни. Так же запасается орехами и другой пищей на голодное время. Одна сойка может спрятать несколько тысяч орехов в разных местах и ни одного не забудет. Исследователи установили, что птицы не только запоминают места, но и время, где что зарыли. Таким образом они следят за сроком годности продуктов и в первую очередь съедают то, что спрятали раньше. Кроме того, они могут помнить отдельные события, связанные с тем или иным «тайником». К примеру, появление другой птицы, которая могла бы видеть, где зарыты запасы пищи. В таком случае сойка как можно скорее возвращается к ненадежному «тайнику» и либо съедает его содержимое, либо перепрятывает в другое место.

Так есть ли у флоридской сойки эпизодическая память?

* * *

Плоды на дереве, которое шимпанзе обрывают вот уже несколько часов, скоро закончатся, а стая еще не насытилась. Впрочем, кое-кто уже ворчит, что пора уходить. Внизу, на земле, несколько шимпанзе уже расходятся в разные стороны, призывая других. В конце концов, около половины стаи собирается под деревом и идет вниз по течению реки. Там, у озера, растет другое фиговое дерево, которое в прошлом году принесло так много плодов, что стая питалась ими по меньше мере неделю. Когда они проходили там пару недель назад, фиги еще не созрели. Так, может, стоить проверить теперь?

* * *

В основе как планирования, так и эпизодической памяти лежат ментальные перемещения в пространстве-времени, то есть способность думать о том, что случится, либо о том, что уже случилось. И в одном, и в другом случае – о том, чего нет здесь и сейчас. У нас в голове как бы прокручивается кинопленка, на которой запечатлены сцены из прошлого либо того, что мы ожидаем увидеть в будущем.

Иначе это называется ментальными путешествиями во времени-пространстве. В этом месте эпизодическая память может снова показать вам список Хоккета, которому был посвящен один из разделов предыдущей части этой книги. Все правильно – одно из отмеченных Хоккетом свойств языка заключается в том, что с его помощью можно рассуждать о том, чего нет здесь и сейчас.

Но рассуждать или общаться на подобные темы означает способность думать о том, чего нет здесь и сейчас. Современный человеческий язык предполагает умение носителя совершать ментальные путешествия во времени.

Язык в его развитой, современной форме располагает множеством инструментов для подобных перемещений, прежде всего я имею в виду систему временных форм глагола. Мы говорим о том, что собираемся сделать, что сделали, в том числе и до определенного момента в прошлом, а также что могли бы, могли были бы, должны были, имели возможность сделать и какие возможности хотели бы обеспечить нашим детям и так далее.

При помощи всех этих выражений мы легко перемещаемся в пространстве и времени во всех возможных направлениях, а также между реальным, возможным и желаемым мирами. При этом совсем необязательно, что все эти инструменты были в языке с самого начала. Взаимодействие между тем, что мы можем думать, и тем, что можем сказать, развивалось постепенно в ходе эволюции. Поэтому окаменелости, проливающие свет на мыслительные возможности наших предков, так важны для понимания развития языка.

Ментальные путешествия, то есть эпизодическая память плюс способность планирования, – два опорных момента именно человеческого мышления, ключ к ответу на вопрос, что такое быть человеком. Мы, люди, без проблем совершаем ментальные путешествия во времени и пространстве. А как обстоит с этим у братьев наших меньших?

Как мы уже имели возможность убедиться, есть животные, которые могут планировать свое будущее и имеют эпизодическую память, по крайней мере в ограниченной форме. И это, так или иначе, указывает на способность к ментальным путешествиям. Сомнительно, однако, что у них она так же хорошо развита, как и у людей. Особенно сомнительно в отношении птиц, у которых эта способность развилась как будто для вполне конкретной цели. У нас нет никаких свидетельств тому, что птицы могут так же хорошо запоминать и другие факты, не имеющие никакого отношения к хранению желудей.

Возможности шимпанзе в этом плане как будто простираются шире. Они помнят, какие плоды когда созревают и где растут хорошие деревья того или иного вида. Похоже, с путешествиями во времени-пространстве обстоит так же, как и со многими другими когнитивными способностями, которые мы принимали за исключительно человеческие, и разница между нами и другими животными скорее в степени проявления. Наша способность к ментальным путешествиям во времени более глубокая и всеохватная, при этом нельзя сказать, что в этом отношении между нами и шимпанзе пролегла пропасть.

Таким образом, исходный уровень развития языка содержал, хотя бы в зачаточном состоянии, возможность ментальных путешествий – в той мере, в какой этого оказалось достаточно для возникновения языка. Во всяком случае, с этой стороны препятствий для его возникновения не было.

* * *

Вернемся к Homo erectus. Это был не только первый человеческий вид, способный планировать и мысленно перемещаться во времени, но и следовавший библейской заповеди осваивать планету. Есть ли взаимосвязь между ментальными возможностями «эректуса» и тем, что он смог заселить такие обширные территории?

Более ранние предшественники человека обитали в Восточной и Южной Африке. Но «эректус» не только распространился по всему Африканскому континенту и тропической Азии, вплоть до современного Китая (пекинский человек) и Индонезии (яванский человек), но и проложил дорогу в Европу.

Он не выносил чересчур холодного климата, поэтому не продвинулся севернее современного Пекина. Хотя уже в Пекине зимы бывают морозными, со снегом и минусовой температурой, но он их выдерживал.

Некоторые виды обезьян могут обитать и в холодном климате, к примеру в Японии. Но таких обезьян совсем немного. И справляться с суровым климатом им помогает теплый мех.

Был ли у Homo erectus мех? Этого мы не знаем. В исключительных случаях мех и кожа могут сохраняться в окаменелостях, но с прачеловеческими окаменелостями нам в этом отношении до сих пор не везло, во всяком случае настолько. По поводу того, почему волосяной покров у людей не такой, как у их ближайших родственников, существует множество теорий, но не одна из них не выглядит достаточно убедительной.

Одно ни у кого не вызывает сомнения – потерять мех мы могли только в теплом и солнечном климате. Остаться без согревающего волосяного покрова на холоде абсолютно неразумно, в том числе и с эволюционной точки зрения. Значит, это произошло, когда наши прапрадеды жили в Африке. Из этого следует, что мех исчез самое позднее у хабилинов два миллиона лет тому назад. Если это так, Homo erectus ходили с гладкой кожей и должны были иметь по крайней мере во что закутаться, чтобы пережить холодные пекинские зимы. При этом никаких прямых доказательств их наготы у нас нет.

Немного южнее, в Индонезии, климат был значительно мягче, чем на территории современного Пекина, поэтому там не требовалось ни одежды, ни меха. В этом регионе «эректус» столкнулся с другими трудностями. Уровень океана в те времена (а мы говорим о начале ледникового периода) был значительно ниже, чем теперь, поэтому до крупнейших из индонезийских островов, Суматры и Явы, можно было легко дойти вброд. Но дальше на восток глубина была сопоставима с нынешней, однако «эректусу» удалось добраться и туда.

Каменные топоры той эпохи обнаружены на острове Флорес, который никогда не был частью континента. Если у «эректуса» не было лодок, как иначе он смог бы туда проникнуть? Мы все еще слишком мало знаем о его способностях.

Карта. Остров Флорес в Индонезии

Французский лингвист Жан-Мари Хомберт утверждал, что язык является необходимым условием как долгих морских путешествий, так и колонизации земель по ту сторону моря, потому что как строительство более-менее надежной и вместительной лодки, так и планирование действий, необходимое для колонизационного путешествия, невозможны без языка. Хомбер имел в виду прежде всего заселение Австралии человеческим видом Homo sapiens, но аргументы применимы и к колонизации «эректусом» Флореса. Чтобы совершить такое, он должен был иметь язык.

* * *

В Западной Африке конец засушливого сезона. Саванна на территории Сенегала покрыта желто-бурой сухой травой. Стая шимпанзе отдыхает в тени дерева. Большую часть дня они посвятили поискам пищи и нашли не так много. А сейчас слишком жарко, чтобы бродить по саванне. Грозовая туча на небе – предвестник сезона дождей. Как только солнце заходит за тучу, стая оживляется.

Шимпанзе все еще голодны. Дождь шел недолго, зато блеснула молния и ударил гром. От молнии загорелось дерево, и огонь быстро распространился по саванне. Когда горизонт заволокло дымом, шимпанзе сразу поняли, в чем дело. Вскоре они увидели надвигающийся на них фронт огня и без паники переместились в безопасное, по их расчетам, место. Шимпанзе знают, как ветер разносит пожар, и выбирают то направление, где огня не должно быть.

Когда пожар стихает, они как ни в чем не бывало возвращаются на прежнее место и продолжают искать еду уже на пепелище. Если повезет, могут обнаружить какого-нибудь зверька, не так хорошо, как они, понимавшего огонь.

Большинство животных при виде огня охватывает паника, но только не шимпанзе. Они понимают, отчего возникает и как распространяется пламя. В неволе шимпанзе могут научиться разжигать и поддерживать огонь. При этом нет свидетельств тому, что в дикой природе они имеют с ним более тесный контакт, нежели это описано выше.

* * *

Конец засушливого сезона на территории современного Израиля около миллиона лет тому назад. Трава на склонах желто-бурая и сухая. Группа «эректусов» отдыхает в тени скалы. Большую часть дня они искали пищу и нашли совсем немного. А теперь стало слишком жарко. Горстка твердых орехов – вот вся их добыча. И ядра такие горькие, что есть их можно, пожалуй, только под угрозой голодной смерти. Грозовая туча на небе – предвестница сезона дождей. Как только солнце заходит за нее, люди начинают двигаться. Они все еще голодны. Дождя почти не было, но по небу прокатились раскаты грома. Молния ударила в дерево поодаль, и оно загорелось. От искр воспламенилась высокая трава, и огонь быстро распространился по холмам. Горизонт заволокло дымом. На людей надвигается фронт огня, но они не паникуют, а спокойно переходят в безопасное, по их расчетам, место. Из опыта они знают, как ветер разносит пожары, и могут предвидеть направление распространения пламени.

Но они знают об огне еще кое-что. Один из людей забегает за фронт огня, выносит оттуда горящую ветку и торжествующе показывает ее соплеменникам. Те тут же собирают в кучу траву и сухие ветки и вскоре устраиваются вокруг весело потрескивающего костра. Орехи кладут ближе к огню. Пусть поджарятся, так вкуснее.