Книга: Последние свидетели. Соло для детского голоса - Светлана Алексиевич

О такой книге не хочу и не могу писать долго – прочтите сами, если сможете. Там смерть, боль, насилие. Там леденящий душу ужас, над некоторыми историями я не могла плакать, просто была в ступоре. И самое главное, что бьет, как будто нож в сердце – это пережили дети. Они дают интервью спустя годы после войны, многие из них уже стали бабушками и дедушками, но в их словах все та же боль, что и десятилетия назад. Но поражает не это, а то, что посереди ада на земле им запомнились светлые моменты, поддержка совершенно незнакомых людей, неожиданное спасение, простые радости, которым мы сейчас не придаем значения. Жалко каждого рассказчика, каждого ребенка, у которого отняли не только дом и близких, но и само детство.

Я думала, что «У войны не женское лицо» - это тяжелая книга. Нет, «Последние свидетели» еще страшнее. Я долго отходила после них, и еще не скоро вернусь к работам Алексиевич. Но это нужно читать, и об этом нужно помнить.

Аннотация. В «Последних свидетелях» — воспоминания о Великой Отечественной детей, самых беспристрастных и самых несчастных ее свидетелей. Война, увиденная детскими глазами, оказалась еще страшнее, чем запечатленная женским взглядом в книге «У войны не женское лицо». «Последние свидетели» — это подвиг детской памяти.

Да... Безусловно истории внутри неё по-прежнему трогают и запоминаются, расшатывая психику, словно первые, неровные зубы, которые не терпится вырвать и дать почву для нового опыта, одновременно, лишь изредка вспоминая то время, когда их не существовало в природе.

Светлана Алексиевич является автором документальной прозы, которая способна взрывать стенки сердца, перечислениями человеческой боли и списка лишений, вызванных военными действиями. В чём конкретно её заслуга при написании книг, которые сделали её лауреатом престижной премии в области литературы? Прочитав её вторую работу из цикла, я бы не назвал её баснословно-великой и достойной самых громких аплодисментов, с громкими криками: "Браво!" за каждую из доли секунд проведённых на сцене. Всё кажется неимоверно простым и может быть в этом и кроется тот самый сокровенный смысл и список всех почестей? Она первая додумалась задать важный вопрос и записать его в свой блокнот со слов очевидца. Получается, что для получения премии, нужна всего лишь возможность разговорить собеседника, записать суть разговора и отредактировав речь, добавить немного собственных мыслей и выводов? Да. Этого может хватить, при условии, что премия носит, скорее политический характер и должна была позлить человека, что не держится за своё кресло при помощи пальцев, которыми можно душить, на протяжении, приблизительно тридцати прожитых лет.

Что касается достоверности данных, искажённых фамилиях и прочих фактах... Многие другие авторы рецензий пишут о вранье, судах и прочих непотребных вещах... Не слушайте их! Просто прочтите то, что она написала и сделайте собственный вывод. Даже смотря на всё под призмой литературы в которой нет достоверности. Скажите, а где она есть? В том, что в колбасе должно быть мясо, небо непременно должно быть голубым, а речи правителей  не должны быть скользкими, как дорога в первые дни снегопадов? Может здесь и присутствует доля вымысла, попытка вызвать больше эмоций, но эти все вещи не перечёркивают суть самой книги.

Я не забираю чужие заслуги и не ставлю под сомнение талант и идею записывать. Автор поднимает множество тем и в других своих книгах, которые я собираюсь прочесть, но прочитывая каждую строчку я думал, а где здесь автор? Человек-ухо, которое слышит и возможно видоизменяет чужую боль? Хотя, так делает практически каждый писатель, подсматривая идеи из жизни или берёт характеры для героев из списка старых друзей.

Конкретно в этой книге мне не хватило разнообразия с предыдущей частью во всём списке историй. Просто луч прожектора сменился новыми лицами и оставаясь прежним интервьюером, автор жаждет самых ярких эмоций, которые можно будет пересказать внутри написанной книги. Мне, как читателю, это было не так интересно и совершенно не ново. Не было потрясений от формы повествования, не было новых эмоций... Только чужая впитанная боль и взгляд в окно, сопровождаемый жадными затяжками терпкого табака и тяжёлыми вздохами. Автор не удивил. Не открыл мне новые грани войны и повод задуматься, как было в первой книге этого важного цикла. В том случае, если вы не читали первую часть... Настоятельно рекомендую вернуться в начало рецензии и забрать её в список желаемого, нажав на слово, что светится синим. В том случае, если остановились на ней, то попробуйте прочитать эту книгу и найти себе поводы думать. Может быть я просто в тот день был слишком циничным? Но я обязательно прочту остальные и буду советовать только лучшие части... Хотя, мне кажется, что откровенно слабых у автора не существует.

Эту книгу я рекомендую всем тем, кто до сих пор видит в любой войне что-то приличное. Взлёт экономики, жажда территорий или денег. Вас это не коснётся... Забудьте! Это не ваши желания, потому что вам их кто-то внушил. Смерть близких, потерянное детство детей или громкий плач с закрытым ртом, чтобы не выдать себя остальным... Это наша реальность, которая касается каждого. Реальность в которой не хочется жить, потому что никто её недостоин.

Спасибо всем, кто сохранил мирное небо над головой и не дал шанса жить под диктовку, отдав свою жизнь. И ничего не нужно повторять кроме фразы...

"Читайте хорошие книги!" (с)

"Человек, который видел, как убивают другого человека, никогда не станет прежним". А если это ребёнок? Как ему жить дальше? Если он на самом деле - ПОСЛЕДНИЙ свидетель.... .

**Так и связалось у меня в памяти, что война – это когда нет папы...
**Воспитатели и учителя старались не произносить при нас слово «мама». Они рассказывали нам сказки и подбирали такие книжки, чтобы там не было этого слова. Если кто-то вдруг произносил «мама», сразу начинался рев. Безутешный рев.
**Наши детские разговоры...Сядем и рассуждаем: если словить мышь (а их в войну развелось много – и в доме, и в поле), можно ли ее съесть? Едят ли синичек? Едят ли сорок? Почему мама не сварит суп из жирных жуков?
**У меня, например, было две сестры, у кого-то брат или двоюродные братья и сестры. А у кого не было, те сами роднились: давай ты будешь мой брат или давай ты будешь моя сестра. И тогда уже оберегали друг друга, заботились.
**Зимой мы несколько раз катались на замерзших немецких трупах, их еще долго находили за городом. Катались, как на саночках... Могли пнуть мертвых ногой... Прыгали по ним... Мы продолжали их ненавидеть.
**Как захотелось детских игрушек! Детства захотелось... Положим кусочек кирпича и представляем, что это кукла. Или кто-то самый маленький изображал, что он кукла.
**Не вспомню... Не запомнила, когда мысль о том, что можно съесть свою кошку или свою собаку, стала нормальной. Обыкновенной. Стала бытом.

**Немцы ходили по хатам... Собрали тех, у кого дети ушли в партизаны... И отрубили им головы посреди деревни... Нам приказали: смотрите. В одной хате никого не нашли, поймали и повесили их кота. Он висел на веревочке, как ребенок...

**Война — это мой учебник истории. Мое одиночест­во... Я пропустил время детства, оно выпало из моей жизни. Я человек без детства, вместо детства у меня — война.

Сразу вспоминаю рассказ сестры свекрови. Ей было пять лет в 1941году. Её мать с тремя малолетними детьми уходила из Калинина в октябре пешком по бежецкой дороге вместе с беженцами. Вплоть до освобождения города 16 декабря 1941года они жили в лесу в шалашах. Есть было нечего. Но они выжили, вернулись в Калинин, сразу после освобождения города.Книга Алескеевич и о ней тоже.

**Мы — последние свидетели. Наше время кончается. Мы должны говорить...

В моем словарном запасе нет настолько мощных слов, чтобы описать эмоции от "Последних свидетелей".

Герои книги уже выросли, но все равно говорили дети. Ведь такое не вытравить из памяти никакими средствами.

Пусть будут просто цитаты.

"На земле живут люди и живут дети. И я не могла спросить у ребенка о смерти, считая это непосильным и опасным испытанием для него, пока они сами не заговорили со мной об этом. Через сорок лет."

"В разбитом немецком посёлке увидел: детский велосипед валяется. Обрадовался. Сел и поехал. Хорошо так идёт! Я за войну ни одной детской вещи не видел. Забыл, что они где-то существуют. Забыл..."

"В Слуцке в парке повесили две партизанские семьи. Стояли большие морозы, повешенные были такие замёрзшие, что когда их качало ветром, они звенели. Звенели, как замёрзшие деревья в лесу... Этот звон..."

"От голода брат съел угол печки. Грыз, грыз каждый день, когда заметили в печке была ямка."

"Стали бомбить поезд, налетели самолёты, никто не успел выскочить из вагона. Тут мы слышим крик: у беременной оторвало ногу. Этот ужас до сих пор сидит у меня в памяти. Женщина начала рожать... И родной отец стал принимать роды. И все это на виду у всех. Грохот... Кровь, грязь... Ребенок рождается..."

"После войны в нашей деревне Старые Головчицы Петриковского района ещё два года хоронили детей. Военное железо валялось всюду... А у нас же игрушек не было..."

"Страшно было потерять маму. Я видела убитую молодую женщину, а ребенок сосал у нее грудь. Видно, ее минуту назад убило. Ребенок даже не плакал. А я сидела рядом..."

"С того времени боюсь молодых мужчин. Всю жизнь одна живу... Замуж не вышла. Любви не узнала... Боялась: а вдруг рожу мальчика?.."

"Сейчас мне ещё страшнее, чем тогда. Я поэтому и не вспоминаю..."

И ведь действительно страшнее всего, что переживать и проживать им пришлось это не одно десятилетие, а 3, 4, 5, 6, а кому-то и больше.

#светланаалексиевич #последниесвидетели

«Жила я у немецкого бауэра. Он посмотрит на меня, а я в драном тонком платьишке, и говорит, мол, когда у тебя груди выскочат. Мне надо, чтобы скорее, тогда мои мужчины-работники лучше работать будут. А я ничего не понимала, пока хозяйка мне не объяснила, что хочет ее муж, и я ночью пыталась повеситься…» (Люба Ильина — 11 лет).

«— Не надо, детки, маму вам такую видеть… Проводила она нас за деревню, а туда, где лежали наши родные, не пустила. Через много лет я узнала, что маме выкололи глаза и вырвали волосы, отрезали грудь. На маленькую Галю, которая спряталась под елку и не отзывалась, напустили овчарок. Те принесли ее по кусочку. Мама еще была живая, мама все это видела…» (Валя Змитрович, 11 лет).

«…От войны у меня осталось впечатление как от костра, который горел, горел бесконечно. Соберемся маленькие дети, и знаете, о чем мы говорим? Что до войны мы любили булочки и сладкий чай и что этого больше никогда не будет» (Люда Андреева, 5 лет).