Текст книги "Позвольте вас подставить (сборник)"

Глава 6

На следующий день с Романом связался следователь Абакумов и попросил его приехать, поскольку в деле обозначились новые детали. Лариса во время звонка была рядом и решила поехать вместе с адвокатом.

Следователь Абакумов с некой злорадной сдержанностью официально уведомил адвоката Батурина о том, что был произведен обыск в офисе фирмы Прошакова, а также повторный обыск в гараже, уже более тщательный, и что там была найдена женская сережка. Подозреваемый Прошаков опознал ее – это была сережка его жены.

– Но ведь это не доказывает того, что Прошаков виновен в убийстве своей жены! – парировал адвокат Батурин. – Тело ведь так и не найдено!

Абакумов только вздохнул и промолчал. Ответить ему на это было нечего.

– Прошаков близок к тому, чтобы сознаться, – спустя некоторое время сказал он. – Так что готовьтесь к защите в усложненных обстоятельствах: умышленное убийство, сами понимаете…

– Но, товарищ майор, – вступилась за родственника Лариса. – Это мало что доказывает. Ведь для того, чтобы обвинять Виктора, нужно доказать, что Татьяна приезжала к нему в офис, что там произошла какая-то ссора. Кстати, кто-нибудь в офисе видел Татьяну в тот самый злополучный день, когда она исчезла?

Майор снова промолчал, из чего Лариса сделала вывод, что свидетелей нет. Однако Абакумов не намеревался сдаваться и с милицейской горячностью и упрямством собирался продолжать разрабатывать версию семейного убийства.

«Вот вроде нормальный мужик, – подумала Лариса. – Его, конечно, понять можно – много дел, Прошаков не один наверняка у него, разбираться досконально неохота, а идти по пути наименьшего сопротивления – наоборот, очень легко. Но ведь так очевидно, что Виктор не виноват. Неужели он такой дурак, что, убив жену у себя в офисе, потом принес ее вещи к себе и спрятал на балконе?! Это ведь уж совсем глупо!»

– А следы борьбы, кровь в офисе были обнаружены? – задал очередной вопрос адвокат.

– Там работают эксперты, – сухо ответил Абакумов. – Собственно говоря, у меня все. Я обязан был вас проинформировать, что я и сделал. А сейчас извините – у меня дела.

Этот знак к окончанию беседы был понят Ларисой и Романом правильно, и они покинули кабинет следователя.

Роман, похоже, был расстроен, Лариса же – наоборот. Она почти окончательно уверилась в невиновности Виктора, и в голове у нее крутилась одна версия, которую надо было бы проверить. Но пока возможностей для этого она не видела, хотя анализ происшедшего все больше и больше заставлял ее убедиться в правильности именно этой версии.

Впрочем, нет. Есть, наверное, такой человек, который мог бы хоть что-то прояснить в характере Татьяны, а возможно, и вообще в сложившейся ситуации. Может быть, конечно, Лариса ошибалась, но проверить этого человека было нужно. Лариса вспомнила беседу с Машей Кудрявцевой в офисе фирмы «Ваша книга», а также заместителя директора фирмы Филиппа Викторовича Астахова. Помнится, Маша обмолвилась, что Татьяна проводила много времени в его кабинете, по полдня пила кофе, что замдиректора сам частенько любил приглашать ее к себе… Интересно, что за отношения у замдиректора с подчиненной, если она запросто по полдня пьет у него кофе?

Да, но и Маша и Виктор начисто отрицают возможность того, что у Татьяны был любовник. Что это означает? Они ошибаются? Или просто не хотят говорить? А может быть, это и впрямь так? Но тогда откуда столь теплые отношения между Татьяной и Филиппом Викторовичем? Что их связывает?

Так или иначе, а встретиться с Астаховым нужно и поговорить с ним как можно подробнее. Если версия Ларисы верна, то он является самой подходящей кандидатурой, чтобы все это осуществить. Лариса вспомнила реакцию Астахова на сообщение об исчезновении Прошаковой, и она ей показалась какой-то неестественной, притворно-кудахтающей, чрезмерно сюсюкающей.

Одним словом, после обеда Лариса решительно направилась в «Вашу книгу». Романа она отправила домой, решив, что он ей в разговоре с Астаховым вряд ли чем-то поможет, а в случае чего его можно будет вызвать по мобильному телефону.

* * *

Филипп Викторович встретил Ларису удивленным взглядом ясных, наивных глаз из-под очков и оттопыренной нижней губой, что, видимо, свидетельствовало о высочайшей степени изумления.

– Мне передали, что вы меня хотите видеть, – невнятно промямлил он, смущенно отодвигая в сторону две огромные тарелки – одну с нарезанными колбасой и сыром, а вторую с балыком и черной икрой. – Секретарша сказала… я, правда, не понял, чем, так сказать, я могу помочь… Мне кажется, мы с вами мельком знакомы… Но все же я надеюсь, что вы, так сказать, представитесь…

– Лариса Викторовна Котова, я частный детектив из Тарасова, – сказала Лариса. – Так вы уделите мне время? Это очень важно!

– А-а-а… Э-э-э… А почему, так сказать, из Тарасова?

– Ну потому что я там живу, а здесь оказалась, можно сказать, в командировке и вот… занялась расследованием исчезновения вашей сотрудницы.

– Ужасная история, – тут же закачал головой Астахов. – Но все же я так понял… э-э-э… тела так и не нашли?

– Не нашли, – подтвердила Лариса.

На лице Астахова отразилось удовлетворение. Он как-то почувствовал себя увереннее и даже спокойнее.

– Филипп Викторович, – не стала тратить время Лариса на пустые охи-вздохи. – Мне сообщили, что вы очень много времени проводили с Татьяной Прошаковой. С чем это связано и чем вы занимались?

Возможно, вопрос прозвучал несколько бестактно, особенно для такого человека, как Астахов, но Лариса почувствовала: чтобы не заниматься тягомотиной, разговаривать с ним нужно именно так. Астахов вытаращил глазки и еще больше отклячил нижнюю губу. Потом вдруг закашлялся, круглое лицо его напряглось, покраснело, он замахал руками и только спустя полминуты, откашлявшись, пробормотав извинения несколько раз в перерывах между сморканиями, заговорил. Причем речь его и на сей раз не отличалась конкретностью.

– А… почему, собственно? То есть что значит – чем занимались? Мы с ней пили кофе… Обсуждали различные вопросы…

– По полдня? – усмехнулась Лариса.

Астахов еще сильнее покраснел и как-то обиженно ответил:

– А что, поговорить нельзя, что ли? Когда работа закончена? У нас вообще-то не завод, не фабрика, где постоянно идет рабочий процесс. У нас если книжка закончена, то можно, так сказать, посидеть, отдохнуть, обсудить за чашкой кофе новые проекты… Я не знаю, кто вам что здесь наговорил, но я разберусь! – Он погрозил неизвестно кому толстым пальцем. – Вот уж не думал, что в нашем коллективе найдутся сплетники! – Филипп Викторович грустно покачал головой. – Я, так сказать, всегда относился к своим сотрудницам с сочувствием и пониманием… Они сами со мной делились своими проблемами.

– И Татьяна тоже? – тут же спросила Лариса.

– Да, и Татьяна, а что тут такого? – развел руками Астахов. – Я, можно сказать, по-отечески ее выслушивал, давал советы…

– Вообще-то вы по возрасту не очень-то годитесь ей в отцы, – заметила Лариса.

– Ну, как же, как же, я уже старый! – широко улыбнулся Астахов, и Лариса узрела в его манерах элемент наивного кокетства. – Сейчас, знаете ли, молодость в цене! Рьяность, так сказать. А я больной человек и люблю покой. Посидеть, поговорить по душам – вот, собственно, и все, что мне нужно. К тому же у меня семья. М-да…

– А вот вы сказали – делились проблемами, а вы давали советы. Что у Татьяны были проблемы с мужем, это понятно. И какие же вы советы, интересно, ей давали?

– Ну то есть как это какие? – удивился Филипп Викторович. – Смириться, искать, так сказать, положительные стороны… У нее не такой уж и плохой муж, насколько я знаю. Просто Танечка вся такая порывистая, несдержанная… А с другой стороны – где сейчас нормальные мужики? – Астахов, похоже, окончательно развеселился и заговорил каким-то неестественно высоким голосом. – Вы мне скажите, где нормальные мужики? У вас вот есть муж?

– Есть, – не стала скрывать Лариса.

– Хороший?

Лариса не успела открыть рот, как Астахов ее перебил:

– Вот видите, вы задумались, а это уже говорит о многом! Значит, и у вашего мужа есть недостатки. А у кого их нет? Просто у одного больше, у другого меньше. У Танечкиного мужа, как мне кажется, их не очень много, но ей-то хотелось идеала!

Филипп Викторович, увлеченный собственной речью, поднялся со стула, подошел к шкафу, вынул оттуда бутылку коньяка и две рюмки. Продолжая непрерывно говорить, он разлил коньяк и пододвинул одну рюмку Ларисе, вернул тарелки с закусками на прежнее место, а затем нажал кнопку на телефонном аппарате и распорядился принести лимон. Причем порезать лимон он попросил Леночку как можно тоньше, потому что «так просто удобнее закусывать».

Лариса на сей раз не стала отказываться от предложенного угощения, Астахов же, после того как опрокинул рюмочку коньяка, стал еще более словоохотлив.

– Вообще мне кажется, что ей завидовали, – задумчиво произнес он, пережевывая бутерброд с черной икрой. – Вот именно – завидовали! Потому что у нас, откровенно говоря, многие девушки не могут похвастаться работоспособностью, живостью ума… Сидят, ни рыба ни мясо… У нас, конечно, постоянная смена кадров, без этого просто нельзя, но… И все же, мне кажется, вы не здесь ищете. Ну что вы от нас можете узнать? От меня, например? От Машеньки? Кстати, я разговаривал с Машенькой после вашего первого визита, и она мне сообщила, что все вам честно рассказала. А она знала о Татьяне больше, чем все остальные. И уж если она ничего не может добавить, то я тем более. О других и говорить не приходится. Кстати, к нам и товарищи из милиции приходили, разговаривали даже с директором, хотя он очень занятой человек. Очень! Сергей Аркадьевич постоянно в командировках, здесь тоже без дела не сидит, у него вообще нет времени, как у меня, на кофе и беседы с сотрудниками… На нем все бизнес-проблемы. Это я больше творческие вопросы решаю, а в этом без импровизации нельзя.

– Ну хорошо, Филипп Викторович, – притомилась от нескончаемого журчания речей не по делу Лариса. – Скажите, а во время вашего последнего разговора с Прошаковой за кофе вы ничего подозрительного не заметили?

Астахов сложил губы трубочкой.

– Да нет, все было как обычно. Она пришла, мы посидели, она стала жаловаться на жизнь, на мужа…

– Кстати, она не интересовалась, где можно найти крупную сумму денег взаймы?

– Нет, – Астахов все больше изумлялся. – А зачем, так сказать, ей крупная сумма? Нет, я понимаю, деньги нужны всем, и чем больше, тем лучше, но зачем ей влезать в долги?

– Вы знали, что она собирается открывать собственное дело?

– Танечка? Свой бизнес? Впервые слышу! – Астахов настолько разволновался, что еще раз разлил коньяк и быстро выпил. – Но ведь она совершенно не создана для этого. Она прекрасный исполнитель, но слишком эмоциональна… Она, правда, кричала, что уволится с работы назло мужу, но я и это списывал на ее эмоциональность и не относился к ее словам серьезно. Она много чего говорила сгоряча.

– А сделать что-нибудь она могла сгоряча? – спросила Лариса.

– То есть? – не понял Астахов. – То есть это смотря что сделать…

– Что-нибудь такое, отчего пострадал бы ее муж, причем серьезно пострадал.

– Ну-у-у… Гм-м-м… Она говорила, что разведется с ним и все у него отберет, но… – Астахов снова закашлялся, чем вызвал новую паузу в разговоре на целых полминуты. Снова был призван на помощь носовой платок, опять последовали многократные извинения, откашливания и высмаркивания, после которых он сложил руки на столе и продолжил уже более внятно: – Понимаете, это все так, угрозы… Она бы и не развелась с ним по собственной инициативе. Если бы действительно хотела развода, то сказала бы только ему, а не рассказывала бы мне, Маше, всем остальным… Какой в этом смысл, кроме как выплеснуть накопившийся негатив?

Лариса сидела, задумавшись, сосредоточившись на своих мыслях. Когда Астахов закончил, она спросила:

– Вы последний раз ее видели восемнадцатого? Она приходила к вам в кабинет?

Астахов задумался, потом радостно закивал:

– Да-да, мы с ней долго сидели в тот день, отмечали завершение книги, Танечка хорошо постаралась, все сдала даже раньше срока… А ушла она сразу после шести. Я еще видел, как они с Машенькой вышли из офиса, потом Танечка подняла руку, машину тормозила… Устала, наверное, со мной болтать, да и выпили мы с ней, признаться, многовато…

На лице Астахова появилась виноватая улыбка. Но не количество выпитого им с Татьяной захватило сейчас мысли Ларисы, а его слова о том, что Татьяна «тормозила машину».

– И что, она остановила кого-нибудь? – перебила она Филиппа Викторовича.

– Да, почти сразу возле нее остановилась белая «шестерка», – кивнул Астахов. – Я еще запомнил, потому что сам хотел ее остановить. Я сам машину не вожу, приходится на частниках домой добираться. Только хотел руку поднять, смотрю – Танечка голосует. Ну, думаю, пускай она едет себе спокойно…

– Значит, точно белая «шестерка»? – уточнила Лариса.

– Ну да… – снова обиженным тоном ответил Филипп Викторович.

– Не темная «девятка»? – продолжала допытываться Лариса.

Астахов обиженно засопел.

– Я, знаете ли, хоть личного автомобиля не имею, – заговорил он, – но права у меня есть, а не вожу только из-за того, что это требует большой ответственности… Лишний раз рюмочку себе не позволишь, да и вообще… Опасно при нынешнем оживленном движении. И то, что я ношу очки, не значит, что я ничего не вижу. Очки прекрасно корректируют зрение, так что уж «шестерку» от «девятки» я отличу!

– И вы уверены, что Татьяна остановила машину, а не этот человек за рулем сам подъехал к ней? Вы видели, что она поднимала руку и тормозила его?

– Конечно, видел! Своими глазами! Зачем я стану вводить вас в заблуждение? Мне только непонятно, какое это все имеет значение… – развел руками Астахов и наивными глазами уставился на собеседницу.

А для Ларисы это имело огромное значение. Можно было в принципе допустить, что Маша совершенно не разбирается в моделях автомобилей и перепутала «девятку» с «шестеркой». Другое дело, что темную с белой… Но не могла же она не видеть, что Татьяна остановила машину, а не сам к ней подъехал темноволосый парень и увез с собой? А это значит, что кто-то из них умышленно путается в показаниях – либо Маша, либо Филипп Викторович. Но вот кто и с какой целью? В принципе, с какой целью, Лариса догадывалась. И это подтверждало ее версию, которая наметилась у нее перед приходом в «Вашу книгу». Но вот только на кого же давить в этом случае – на Машу или Филиппа Викторовича?

Астахов был, как говорится, под рукой, а Маша… Да, в общем-то, тоже под рукой, по коридору пройти несколько шагов. Нет, наверное, вначале стоит привести мозги в порядок и обдумать ситуацию, чтобы решить, как действовать дальше. И Лариса, изобразив на лице улыбку, предупредила зама, что отойдет совсем ненадолго, и поспешила выйти из его кабинета.

Проходя по коридору, она заглянула в кабинет, где работала Маша, но увидела там только Галину Андреевну, которая довольно вежливо, хотя и рассеянно поприветствовала ее.

– А где же Маша? – спросила Лариса.

– Она позвонила и отпросилась на сегодняшний день, – развела руками Галина Андреевна. – Вы знаете, у нее мама сильно болеет…

– Вот как? – переспросила Лариса.

И отсутствие Маши на работе в условиях разработки версии самоисчезновения казалось подозрительным.

Так что же, ехать к ней домой? Или все-таки вытрясти душу из Филиппа Викторовича? Этот толстяк, каким бы добродушным он ни был, может просто выставить ее за дверь, и она не сможет воспротивиться. А что, если сделать вот так?..

Лариса решительно развернулась и снова направилась в кабинет заместителя директора. Филипп Викторович сидел на прежнем месте. Она отметила, что количество икры и колбасы на тарелках значительно уменьшилось за время ее короткого отсутствия. Котову он встретил с любезной улыбкой и радушно указал рукой на ее прежнее место, собираясь снова наполнить рюмки, но Лариса, усаживаясь на стул, с не менее любезной улыбкой заглянула ему прямо в глаза и спросила:

– Филипп Викторович, где сейчас Татьяна?

Астахов заморгал коротенькими ресничками, недоуменно уставившись на Ларису.

– То есть как это?.. То есть что значит, где? – наконец вымолвил он, растерянно разводя руками.

– Я сейчас все вам объясню, – предупреждающе подняла руки Лариса, чтобы не тратить времени на лишние слова. – Я пришла к выводу, что исчезновение Татьяны Прошаковой – на самом деле самоисчезновение. Что свидетельствует об этом? Во-первых, подброшенная на балкон окровавленная блузка… Нужно сказать, это выглядит довольно глупо и явно рассчитано на то, чтобы подставить Виктора. Но умный человек, мужчина, подставил бы его более тонко, если бы хотел навредить. Понятно же, что Прошаков не стал бы, убив жену, хранить ее вещи дома. К тому же это совсем не те вещи, в которых она была в день исчезновения. То есть все это указывает на человека, действовавшего в порыве, под влиянием эмоций. И эмоции эти направлены были против Виктора. А кто больше всего испытывал к нему отрицательных эмоций, кроме собственной жены?.. Теперь дальше.

Лариса перевела дух и закурила сигарету. Ошеломленный Филипп Викторович машинально протянул ей зажигалку.

– Попасть в квартиру незаметно, не взломав замка, могли только двое – Прошаков и его жена. Или кто-то опять же по их просьбе. Виктору подставлять самого себя резона нет, значит, это сделала Татьяна. Ну и, наконец, найденная у него в гараже ее сережка… Заметим, дешевая сережка и явно подброшенная. А у Татьяны, по словам ее мужа, было достаточно дорогих украшений, эти же побрякушки она вообще не носила. Понятно, что ей было жалко подбрасывать дорогую вещь, вот она и решила обойтись безделушкой. Татьяна, как многие говорили, в том числе и вы, женщина эмоциональная, даже стервозная и меркантильная. Да, она грозила своему мужу на словах, но это не значит, что она не могла выкинуть какую-нибудь подлянку в его адрес и на деле. Вот она и придумала ее, в полном соответствии со своим характером. Кстати, насчет крупной суммы денег и собственного бизнеса – это не шутка. Татьяна и впрямь хотела стать бизнес-леди, не очень, правда, представляя себе, что это такое, и просила у мужа денег. Муж решительно отказывал, и Татьяна затаила на него злобу. Я убедительно говорю?

Филипп Викторович даже не смог ничего ответить и только осторожно кивнул.

– Отлично, – тоже кивнула Лариса. – Значит, вы меня понимаете. Ну и последний штрих. Вы сегодня упомянули белую «шестерку», которую Татьяна сама остановила. Я ведь недаром вас мучила и по нескольку раз переспрашивала, уверены ли вы, что все было именно так. Дело в том, что Татьяна в тот вечер, как вы помните, вышла с работы со своей подругой Машей Кудрявцевой, и та видела, что Татьяна села не в белую «шестерку», а в темную «девятку» или «восьмерку», причем не сама ее остановила, а водитель подъехал и затормозил именно возле нее, без всякого сигнала. То есть он ее знал. Маша стояла близко и ошибиться не могла. Я сразу подумала, что для осуществления плана по самоисчезновению Татьяне нужен был сообщник. И знаете, чья кандидатура пришла мне на ум?

– Чья? – промямлил Астахов.

– Ваша, – спокойно ответила Лариса. – Вы помногу общались с Татьяной, она доверяла вам, говорила о личных переживаниях, к тому же вы во многих вопросах человек компетентный и авторитетный для нее. Неудивительно, что она обратилась именно к вам. За рулем темного автомобиля, конечно же, были не вы, но кто-то, кого вы попросили. И этот кто-то отвез Татьяну в указанное место. Я уж не знаю, кто из вас подкидывал окровавленные вещи, вы или сама Татьяна, но скорее всего она, только это совсем не важно. Сейчас важно, чтобы она вернулась домой. И если этот муж ее не устраивает, пусть решает вопрос цивилизованными методами, а не таким дурацким способом. Ведь человек сидит в следственном изоляторе по обвинению в том, чего не только не совершал, а чего вообще не было! Так что подумайте над этим и перестаньте поддерживать Татьяну в ее сумасбродстве…

Свой монолог Лариса закончила жестко и в упор посмотрела на Филиппа Викторовича. При этом она была вся напряжена в ожидании, удастся ли ее, по сути дела, блеф. Ведь она до конца не была уверена, что сообщником Прошаковой был именно Филипп Викторович. Кандидатура его, конечно, подходила, но все же полной уверенности не было. А вот в чем Лариса не сомневалась, так это в том, что сумасбродка Татьяна сама затеяла детскую игру в похищение. Вот только последствия этой игры могут быть совсем не такими невинными, как у детишек.

На Филиппа Викторовича речь Ларисы произвела ошеломляющее впечатление. На некоторое время он словно остолбенел, приоткрыв рот и тупо глядя перед собой. Потом медленно подтянул к себе свою рюмку, налил в нее коньяку, выпил и опять наполнил. Сейчас он напоминал Ларисе крупного сома, которого вытащили из воды и он недоумевает, как же с ним могла произойти такая оплошность?

Наконец Филипп Викторович начал возвращаться к реальности, лицо его прояснилось, потом и вовсе засияло, и он воскликнул:

– Так, значит, Танечка жива?

– Надеюсь, что так, – ответила Лариса. – Если только не ввязалась в очередную авантюру со своим неугомонным характером. Филипп Викторович, обращаюсь к вам со всей серьезностью – скажите, где она.

Повеселевший Астахов разлил коньяк и, подмигнув Ларисе, поднял рюмки:

– Давайте выпьем, прошу вас! Знаете, вы очень умная женщина! Вы меня полностью убедили. Теперь я и сам думаю, что Танечка жива. Ну конечно! Это она сама все придумала! Слава богу, что она жива, слава богу!

Астахов снова закудахтал. Он залпом опрокинул рюмку, и Ларисе даже показалось, что смахнул слезу. Это уже показалось ей перебором.

– Филипп Викторович, – серьезно сказала она, отодвигая свою рюмку. – Давайте все-таки проясним вашу роль в этом деле. Есть ряд нестыковок, от которых никуда не денешься. Вы понимаете, что можете оказаться сообщником в деле о мошенничестве? Ведь Маша Кудрявцева скажет, что Татьяна никого не останавливала сама и что к ней подъехал мужчина на темной «девятке» или «восьмерке». И что тогда станете делать вы со своей белой «шестеркой»?

Филипп Викторович снова растерянно заморгал глазками.

– Но я, так сказать… Я же сказал вам правду про белую «шестерку»! Я, конечно, не хочу утверждать, что Машенька обманывает, ни в коем случае, но могла, так сказать, произойти нелепая ошибка, а я стал всего лишь ее жертвой… Машенька могла, так сказать, ошибиться, нужно просто как бы разобраться во всем, вот и все. К сожалению, Машеньки сегодня нет на работе, она отпросилась, а то бы мы решили этот вопрос очень быстро, но, если хотите, давайте поедем вместе к ней домой, поговорим… Я уверен, что все разъяснится. Мне, знаете ли, тоже не хочется в моем положении оказаться лгуном или старым маразматиком!

Он робко попробовал улыбнуться. Лариса тем временем сосредоточенно думала. Выходило, что ехать к Маше Кудрявцевой и в самом деле было необходимо. Что в показаниях ее и Астахова имелись разногласия, говорило о том, что лжет кто-то из них двоих. Не зря Лариса металась между этими двумя кандидатурами на роль сообщника Татьяны Прошаковой! Теперь, поговорив с Астаховым, она больше склонялась к мысли, что это скорее всего не он. А вот подружка, к тому же такая, как Маша Кудрявцева, – скромная, покладистая, скорее ведомая… И рядом с ней Татьяна – резкая, предпочитающая держать окружающих в подчинении. А когда держать особенно некого, то податливая подруга – идеальный вариант для этого. Одним словом, так или иначе, но теперь действительно нужно ехать к Маше и все выяснять. У нее, кстати, правду будет выведать не так сложно, в этом Лариса не сомневалась. И даже помощники ей не нужны. И Филипп Викторович тоже. Она поедет одна.

– …Я, так сказать, готов, со своей стороны, убедить Танечку, что ее поведение по меньшей мере неразумно, – продолжал Астахов. – Полностью согласен с вами, что ей нужно возвращаться домой и прекратить волновать людей…

– Волновать! – усмехнулась Лариса. – Ее муж в следственном изоляторе. Тут уже не о простом волнении речь!

– Конечно, конечно! – заторопился Филипп Викторович. – Танечка погорячилась, поступила не совсем красиво, она просто не подумала о последствиях…

– Как раз об этом она подумала, – возразила Лариса, поднимаясь со стула. – Ладно, сейчас некогда говорить об этом. Я отправляюсь к Маше Кудрявцевой, дайте мне, пожалуйста, ее адрес. И ее, и матери. У нее, кажется, есть своя квартира?

– Да, бабушкина, – роясь в ящике стола, закивал Астахов. – Бабушка у нее тоже болела, сильно болела, а потом умерла. Вот, пожалуйста. – Он протянул Ларисе листок с адресами. – Только я очень прошу вас, вы не сильно ругайте Танечку, хорошо?

Сам Астахов, казалось, был очень рад, что ему не придется никуда ехать и журить провинившуюся подчиненную.

– Она уже вышла из детсадовского возраста, чтобы ее ругать, – сухо сказала Лариса, прощаясь с Филиппом Викторовичем.

* * *

В первую очередь Лариса решила проехать на квартиру, которая досталась Маше от бабушки, резонно рассудив, что вряд ли она станет прятать подругу у своей матери. Да и сама Маша наверняка сейчас там. Вот только интересно, что ее заставило не выйти сегодня на работу? Лариса отметила, что у нее почему-то тревожно на сердце. Не натворили бы эти глупые девчонки еще чего-нибудь.

«Хотя хороши девчонки! – отметила она про себя. – Обеим скоро, считай, по тридцать! В этом возрасте пора быть ответственнее и умнее».

Как назло, ехать Ларисе до нужной ей улицы Соборной пришлось довольно долго, а потом еще искать Машину пятиэтажку, которая спряталась во дворе, образованном несколькими такими же пятиэтажками.

На звонок в тридцать девятую квартиру долго никто не открывал, хотя Лариса ясно расслышала внутри какой-то шорох. Убедившись, что там кто-то есть, она продолжала нажимать на кнопку звонка. За дверью затаились.

– Маша, Татьяна, откройте! – громко крикнула Лариса. – Девушки, откройте лучше сами, и давайте все решим спокойно и миром!

По-прежнему никто не открывал. Лариса не отходила от двери.

– Девушки, не хочу вас пугать, но я сейчас вызову милицию, если вы не откроете, и они все равно взломают дверь. Вам это нужно? – прокричала Котова.

Из соседней двери высунулся чей-то любопытный нос, но Лариса не обратила на него внимания. Тогда соседка, обиженная таким пренебрежением, сама заявила о себе:

– А Машу я сегодня видела, она приходила, я еще спросила, как мама себя чувствует!

– Маша! – снова крикнула Лариса. – Ну хоть дверь свою пожалейте, сломают же!

Через некоторое время дверь вдруг резко распахнулась, и на пороге появилась взбудораженная Маша. Ее большие круглые глаза сейчас были похожи на блюдца – если прибегнуть к сравнению, вспомним сказку Андерсена «Огниво».

– Здравствуйте! – нервно проговорила она. – Пойдемте вместе, я уже ухожу. Вы поговорить хотели? По дороге и поговорим.

– Вы извините, Маша, но мне бы хотелось сначала попасть к вам в квартиру.

– Но… Это невозможно, – дернулась Маша. – Я же сказала, что уже ухожу, потому что тороплюсь: меня ждет мама, мне нужно отнести ей лекарства…

Маша выпаливала эту скороговорку, а сама тянула Ларису к лестнице. Вид у девушки был перепуганным насмерть, и у Ларисы создалось впечатление, что она плохо соображает, что делает.

– Маша. – Лариса решительно остановила ее. – Мне необходимо попасть к вам в квартиру, это очень важно. И я хочу, чтобы вы тоже поняли, насколько это важно. Мне уже все известно, ведь Татьяна у вас, да?

Маша отшатнулась от Ларисы и быстро заговорила. Глаза ее при этом горели, как у безумной.

– Никого у меня там нет, никого! С чего вы взяли? Я вообще живу одна, никого к себе не вожу, все соседи могут подвердить, кого угодно спросите…

«Господи, да что с ней такое? – недоуменно подумала Лариса. – Словно рассудка лишилась! Если бы я не разговаривала с ней раньше и сейчас увидела впервые, то точно бы решила, что у нее не все дома!»

– Откройте дверь! – потребовала Лариса решительно.

Маша стояла на месте, глядя на нее во все глаза, и только мотала головой из стороны в сторону. Лариса вздохнула и достала свой мобильник, собираясь набрать ноль-два.

– Нет! – вдруг взвизгнула Маша и расплакалась. – Не надо милицию вызывать, не надо! Меня в тюрьму посадят! Пожалуйста, Лариса… – Она пыталась вспомнить ее отчество.

И Котова вдруг поняла: в квартире девушки явно случилось что-то ужасное, что так повлияло на обычно спокойную Машу, если она совсем потеряла над собой контроль.

– Маша, успокойтесь, – понизила голос Лариса. – Скажите, что произошло, что вас так напугало?

Маша по-прежнему безумными глазами глядела на Котову и ничего не отвечала. Лариса подошла к ней, осторожно встряхнула за плечи.

– Ну так что там? Дайте мне ключ.

Маша крепче прижала к груди свою сумку. Лариса вздохнула:

– Вы можете хотя бы сказать, что случилось? Все равно же это станет рано или поздно известно! О том, что там Татьяна, я уже догадалась…

Маша всхлипнула. Потом еще раз, но после этого стала говорить.

– Да, Татьяна, – размазывая слезы, сказала она. – Только она… она мертвая!

И Маша разрыдалась, спровоцировав повторное высовывание любопытного соседского носа из двери напротив.

Чего-то подобного Лариса, не отдавая себе отчета, и ожидала от этого визита, сейчас она ясно это осознала. А Маша сползла по стене на пол, закрыла лицо руками и сидя продолжала рыдать. Лариса молча взяла из ее покорных рук сумку, достала из нее ключ и отперла квартиру. Соседка высунулась еще больше.

– Простите, – обратилась к ней Лариса. – Вы не могли бы пройти со мной? Возможно, понадобится ваша помощь.

Соседка выразила горячее желание, а ее лицо – испуг. Она наклонила голову и опасливо поинтересовалась:

– А что там?

– Возможно, труп, – не скрыла от нее Лариса. – И скорее всего придется вызывать милицию.

Тут немедленно встрепенулась Маша. Она вскочила с пола и, глядя на Ларису умоляющими глазами, быстро заговорила:

– Не надо, не надо, они же во всем обвинят меня, я одна знала… А я совсем не виновата, честное слово, я просто пришла ее навестить и еду принесла, а ее уже убили…

Лариса слегка похлопала девушку по плечу и решительно повернула ключ в замке. Соседка, которой было и страшно и интересно, осторожно двинулась за ней. Маша постояла немного на лестничной клетке, а потом поплелась следом.

В прихожей все было нормально, а вот в маленькой комнате, очевидно, гостиной, на полу, лицом вверх, лежала молодая женщина. Рот и черные глаза ее были открыты, темно-рыжие кудри растрепались. Одна ее нога была неловко подвернута под другую. Одета женщина была в яркий домашний халат, распахнувшийся на груди.