Текст книги "Ошибка природы (сборник)"

Глава 8

Я не могла поверить в это! По описаниям Маши, Оля должна была быть просто очаровательной! Ведь, если я не ошибаюсь, эта вот самая девушка влюбила в себя почти все мужское население театра?

О боже, сколь неисповедимы пути любви!

Ее жидкие белесые волосы свисали вдоль щек сальными прядями. Высокие скулы и раскосые глаза придавали лицу хищное выражение. Фигура была надежно спрятана под мешковатым свитером и пузырящимися на коленях джинсами, побывавшими в крутых переделках, о чем свидетельствовали какие-то зеленоватые пятна на коленях.

Какое же затемнение случилось в головах моих знакомцев, что они безоговорочно решили, что вот это существо – вылитая Офелия? У них, видимо, был спектакль из разряда модернистских!

– Это кто? – довольно безапелляционно спросила Оля, кивая в мою сторону подбородком.

Ее мать вопросительно посмотрела на меня и легким пожатием плеч пояснила, что не знает.

Меня, судя по всему, спросить по-другому никто не собирался, поэтому я оторопело молчала.

– А-а, – протянула «Офелия», – вы, наверное, один из папашкиных «цветов запоздалых». Этакий юный цветочек, о-ля-ля!

Она захихикала. Другого слова я и не подберу – именно захихикала, мерзостно так.

– Вообще-то я не цветок, – сообщила я, приходя в себя. – Я была знакома с вашим отцом совсем немного и просто пришла отдать последний долг.

– Ой, я поняла, кто вы! – обрадовалась девица. – Вы из Армии спасения, да? Мой папуля все грозился отправить меня в наркологический центр этой армии, а теперь сам отправился. Чао, бамбино!

– Оля, – прошипела ее мать. Все это время она стояла с неестественно бледным лицом, и ее губы подергивались, как при нервном тике. – Веди себя хоть сейчас прилично!

– Не могу, – скорчило рожу это чудовище. – Меня переполняет радость. Я вышла из тюрьмы, и на свободе мне очень хорошо. Мой тюремщик отправился восвояси.

С этими загадочными словами она развернулась и вышла из комнаты.

Без особенного напряжения ума я поняла – разговаривать со мной здесь не расположены.

* * *

Как только дверь за ней закрылась, жена Гордона повернулась ко мне и спросила:

– А правда, кто вы?

– Детектив, – честно призналась я. – Частный. Ваш муж как раз шел ко мне со своей проблемой.

– Ну да, – кивнула она. – Как я сразу не догадалась… Он действительно говорил мне, что собирается нанять кого-то, чтобы тот проследил за Олей. Теперь он в ваших услугах не нуждается.

– Понимаете, случился небольшой казус, – не сдалась я. – Дело, которым я занимаюсь, опять вытолкнуло меня к вам. А точнее, к Оле. Поэтому, хотя я понимаю, что сейчас не время, я бы хотела договориться с вами о встрече. Когда вы будете поспокойнее.

– Я и сейчас спокойна, – усмехнулась она, кинув в сторону мужа быстрый взгляд Юдифи. – Поэтому давайте не будем программировать себя на будущую встречу. Тем более что мне сейчас не хочется оставаться одной. Я даже напою вас чаем.

– Это было бы шикарно, – призналась я.

– Тогда пошли.

Мы оказались на очень маленькой кухне. Подоконник был весь засажен кактусами.

– Я пыталась развести тут фиалки, – горько усмехнулась женщина. – Но в этом микроклимате соглашаются расти только кактусы. Кстати, меня зовут Флора. Представляете? Имечко еще то. А вас?

– Саша, – представилась я.

– Саша… Такая молоденькая – и детектив! Надо же…

Она разлила чай в изящные чашки.

– Флора, а чем было вызвано желание проследить за Олей?

– Понятия не имею, – пожала она плечами. – Мне он этого не объяснил. Просто начал орать. Он всегда на меня орал. На меня и на Олю. Такая манера воспитания. Так вот, начал орать, что Ольга валяется в дерьме и социально опасна. Какие-то жуткие глупости о том, что его жизнь и жизнь еще нескольких людей находится под угрозой. По его словам, Ольга получалась членом Ирландской революционной армии по меньшей мере. Боже, он был готов обвинить ее даже в каких-то ужасных убийствах!

– В чем? – переспросила я.

Она посмотрела на меня и тут же постаралась больше не фокусироваться на этом. Впрочем, любой человек повел бы себя подобным образом с детективом!

– Господи, это был такой бред! Будто бы Оля виновата в каких-то трагических смертях и вообще она родилась с геном преступницы! Единственное, чем можно было остановить эти его рассуждения, был встречный вопрос, не его ли это ген. Он усмехался и говорил: «Что ж. Может быть, мой. Я тоже «прирожденный убийца»!» Ну а я, конечно, была виновата в этом. Хотя он сам запретил мне когда-то вмешиваться в ее воспитание.

– Как это? – не поняла я.

– А так. Я, по его убеждению, была падшей женщиной. Женщины вообще почитались Гордоном за животных. Знаете, как приятно жить с человеком, который считает тебя всего лишь «удовлетворением плоти»?

– Что? – я вытаращилась на нее, не в состоянии этому поверить.

Гордон? Тот самый, который был влюблен в Соню?

– Да, только функциональный предмет с естественным назначением. Как отхожее место… Ну да не будем. О покойниках плохо не говорят. Короче, Олю муштровал он. Так что то, во что выродилась эта славная девочка с милым личиком, – его заслуга.

Она опустила руки на колени, теребя платок. Прекрасная Флора – богиня природы, место которой было на Олимпе, украшенном цветами, раздавленная и несчастная.

Гордон же падал вниз со своего пьедестала – смешной, в шляпе и длинном плаще, как на картинке из детской книжки.

– Простите, Флора, а вы что-то знали о том, что у вашего мужа…

Ну как у нее спросить? Я не могла. Этой женщине досталась такая порция унижений, что еще одно будет лишним.

– Были любовницы? – раздвинула она губы в легкой усмешке. – Знала. Он же и сообщал. Дуры. Все. Кроме одной. Эта была такой же жертвой, как и я.

– Постойте, вы говорите о Соне?

– Кажется, ее так звали, – немного подумав, согласилась она. – Балерина?

– Да, – кивнула я.

– Значит, она. Бедная женщина!

– Почему? – спросила я.

– Он просто вынудил ее стать его любовницей. Но это не моя тайна. Могу ли я вам ее рассказывать?

– Но вы уже начали!

– Так же и закончила. Давайте не будем о ней?

Я почувствовала приступ отчаяния.

– Понимаете, ей угрожает опасность, – сказала я, поднимаясь. – Это, конечно, дело вашей совести. Мне бы очень хотелось ей помочь. Сама она никогда не расскажет мне этого – особенно если это очернит другого человека. Однако именно эта тайна может стать причиной того, что произойдет с ней. Что с ней уже происходит…

– А что с ней происходит?

Я подняла на нее глаза. Знает или нет? Имеет Флора какое-то отношение к таинственным и зловещим происшествиям или нет?

Ее глаза хранили непроницаемую чистоту. Недоумение и заинтересованность и ни капельки лжи! Чистые, ясные, как у ребенка.

– Хорошо, – вздохнула я и приступила к описанию странных происшествий в Сониной квартире.

* * *

Тщательно, в подробностях описав таинственные посещения, я удивилась тому, с каким вниманием слушает меня Флора. Она дождалась окончания моего рассказа и выдала странную реплику:

– Саша, мне кажется, что вы сейчас сочтете меня сумасшедшей, но…

Немного помолчав, как бы обдумывая, надо ли ей, собственно, так рисковать своим реноме в моих глазах, она, видимо, решила, что переживет трагический факт потери реноме, и выпалила:

– Один и тот же человек!

– Что? – переспросила я. – Что вы имеете в виду?

– Это был один и тот же человек, – прошептала она, оглядываясь почему-то на дверь. – Тот, кто приходит к Соне, и тот, кто убил моего мужа! Я это чувствую интуитивно, а почему, объяснить не могу!

Она отодвинулась и закурила.

– То есть вашей Соне грозит опасность, – спокойно заключила она и мило улыбнулась. – Печально, но факт.

Я смотрела в ее глаза, и на одно мгновение они показались мне безумными и пустыми.

Или, говоря словами того же Шекспира, «ты повернул глаза зрачками в душу, а там повсюду черные следы, и нечем вывести…». Флора сейчас повернула свои глаза зрачками в душу. Но какие же там черные следы?

«Ну и семейка», – подумала я и поднялась. Время катило к ночи с безумной скоростью.

– Мне пора, – сказала я. – Очень жаль, что так все получилось с вашим мужем.

– Мы еще встретимся? – спросила вдруг Флора.

– Боюсь, нам придется встретиться еще раз, – задумчиво сказала я, смотря на ее мужа.

Кто он был? Отец Гамлета или все-таки Полоний?

Сейчас мне казалось, что – Полоний…

Она щелкнула выключателем. Дверь в конце коридора резко хлопнула, оттуда показалась Оля.

– Уже отчаливаете? – шмыгнула она носом. Сейчас Оля казалась мне более симпатичной, хотя глаза ее явно опухли от слез.

– Время, – объяснила я. – Уже поздно. Вам нужен отдых.

– А меня допрашивать не будете? – поинтересовалась эта странная девица.

На одно мгновение мне показалось, что из ее глаз снова на минутку выглянул перепуганный ребенок, но это была только иллюзия – ее толстые губы кривились в усмешке, и я покачала головой.

– Мне хотелось бы, но не сейчас. Я думаю, вы сами придете ко мне, чтобы рассказать то, что вас волнует.

– Меня ничего не волнует, – упрямо мотнула она головой.

– И все-таки возьмите, – я протянула ей визитку с координатами нашего агентства. Она уставилась на нее, потом подняла глаза и задумчиво проговорила:

– Может быть, я приду. А может, и нет.

– Это ваше дело, – вздохнула я. И пошла прочь.

Ольга была из тех натур, против воли которых идти полная бессмыслица. Зачем нам лишать себя маленького шанса?

Впрочем, я почти не верила в то, что она придет. «Скорее всего я просто плохой детектив», – вздохнула я про себя. Очередная незадача…

* * *

Темная улица встретила меня неприветливо и немного по-хамски швырнула в лицо пригоршни холодного воздуха. Кроме того, она была пустынной, как будто холод прогнал всех обитателей, вынудив их спрятаться, оставив меня в этом холодном мире одну.

«Надо было все-таки дозвониться до Пенса, – подумала я, запахивая свою куртку поплотнее. – Мой верный рыцарь совершенно не выполняет обязанности телохранителя».

Троллейбусная остановка расположена довольно далеко от дома Гордонов. Я пошла по направлению к ней, обуреваемая мыслями о странной семье.

Мои шаги гулко отдавались в темной пустоте.

Черт побери, все могут храбро подозреваться! А сам Гордон личность загадочная и противоречивая. С одной стороны, Соня плачет о его кончине так искренне, что трудно поверить в сказанное Флорой. Впрочем, могу ли я доверять Флориным словам? Ведь она прежде всего обиженная женщина!

Все завязаны в тугой узелок, и мне надо его распутать. А как?

– И сама не знаю, – пробормотала я. – Все так запутано, как в кретинском кроссворде! Лично я начинаю чувствовать себя идиоткой!

Вот в этот момент вдруг послышались шаги. Сначала я не придала им никакого значения. Не только же мне дано право разгуливать по этим улицам!

Шаги были, правда, какие-то странные. Как будто кто-то меня догонял, но в то же время пытался прикинуться «чайником». Но я опять же не обратила на это особого внимания. Я как раз готовилась вырулить на освещенный проспект, как вдруг чья-то рука обхватила меня сзади за талию, вторая зажала мой рот, и меня попытались вернуть в темный проулок, чему я отчаянно воспротивилась. Так как по общему утверждению мои действия резко опережают мыслительные процессы, я, нисколько не думая о последствиях, промычала: «Мама!», потом резко ударила ногой, ибо она была свободна, и, когда мой преследователь немного ослабил хватку от неожиданности удара, довольно хладнокровно ударила его по тому же месту второй раз.

Он выпустил меня, схватившись за низ живота.

Я же, почувствовав чаемую свободу, совершила отчаянную глупость.

Резко повернувшись, рванулась к освещенной улице. Поскольку, если говорить честно, немного испугалась этого кретина, так как приняла его за сексуального маньяка. Реакция совершенно нормальная на первый взгляд. Для нормальной женщины. Но не для меня.

Уже отдышавшись, я застыла, потрясенная собственной глупостью.

А если это не маньяк? Ну, Сашенька, ты и дура!

Предположим, за тобой следили. И сейчас ты только что отпустила убийцу Гордона!

Я в ужасе метнулась назад, почти не надеясь на удачу.

В проулке царила тишина. «Ну, конечно, – печально усмехнулась я. – Ты же не каратистка, твои удары вряд ли сделали его инвалидом. Он уже давно удалился».

Всматривалась в темноту, и в какой-то миг мне показалось, что я его увидела.

Темная тень, высокая и длинная. Более того, он стоял в конце проулка, возле дома Гордонов. В развевающемся плаще и без шляпы. Волосы развевались на ветру. Он ждал меня.

Я положила руку в карман – пусть этот гад думает, что у меня там оружие, и сделала шаг в его сторону. Он даже не дернулся, так и остался стоять неподвижный и загадочный, как памятник Дзержинскому у вокзала.

Может быть, меня заманивают в ловушку? Опасливая мысль заставила меня остановиться.

– Ну уж нет, – пробормотала я, сцепив зубы. – Второй раз я тебя не упущу…

Решительно и бесстрашно я двинулась ему навстречу. Правда, предпочла зажмуриться, чтобы слово «бесстрашно» все-таки не было такой ложью. И пошла к нему решительными шагами, наклонив голову…

Остановившись, я открыла глаза.

У меня вырвался вздох разочарования, правда, с оттенком облегчения.

– Ну, ты совсем чокнутая, Александра, – проворчала сама себе.

Я приняла за моего злоумышленника обычное высокое дерево, покорно шелестящее остатками листьев!

Переулок был пуст. Кроме меня и этого дерева, тут никого больше не было.

Я не стану вам врать, что мне не было страшно. Было. Я даже начала напевать «Мальбрук в поход собрался», чтобы мой страх отправился вслед за Мальбруком. Я даже представила себе, как мой толстенький страх на корявых ножках убегает, но, если честно, не очень-то мне это помогло!

Во всяком случае, когда я приблизилась к тому самому месту, где только что меня пытались лишить разума и жизни, я вздрогнула.

Там что-то белело.

Валялось себе на земле и нагло так белело.

Я остановилась, огляделась и медленно приблизилась, пытаясь самой себе показаться куда более героической натурой, чем я есть. Конечно, моя бы воля, я бы взвизгнула и помчалась прочь, как ошпаренная. Но мое чувство собственного достоинства мешало мне поступить таким недостойным способом.

Поэтому я подошла мелкими и осторожными шажками и подняла с земли белеющий предмет.

Это оказался обычный носовой платок. Мужской и очень дорогой.

Схватив добычу, я вышла на проспект и отдышалась. Потом присмотрелась к своей находке.

Запах – вот что разбило все мои домыслы о маньяке, который совершенно случайно напал на меня.

Фиг вам всем, напали на меня целенаправленно!

Догадайтесь, чем пахнул платок?

Ну, не стану я вас мучить – от платка исходил тонкий аристократичный запах «Кензо»!

* * *

Дома меня ожидала спокойная тишина и разгневанная мама.

– Александра, – свирепо прошептала она. – Ты обещала появиться до десяти? Обещала! Посмотри на часы!

– Угу, – кивнула я. Часы показывали двенадцать тридцать. Я стащила с себя кроссовки и всунула ноги в уютные шлепки.

– Мало того, что я занимаюсь твоими девицами, так еще и за тебя волнуйся!

– А ты не волнуйся, – проворчала я, засовывая в рот котлету со сковородки. – Что со мной случится?

– Разогреть трудно? – прошипела мама.

– Люблю холодные, – честно ответила я. – Мне Пенс не звонил?

– Звонил, – сказала мама. – Раз триста. Просил ему перезвонить, как появишься. Между прочим, за тебя волнуется масса народа.

– Лучше бы он не болтался в другом измерении, – мрачно сказала я, пододвигая к себе телефон. – Никто бы тогда не волновался за меня, беспомощную и одинокую.

Я набрала номер.

Пенс ответил сразу.

«Сейчас начнет рычать, – устало подумала я. – Сегодня у меня такой вот несчастный день. На меня рычат, на меня нападают, и меня пытаются убить. Интересно, какое число? Может, тринадцатое?»

– Сашка, все в порядке? – проговорил Пенс, явно перенервничавший.

– Все в порядке, шеф, – отчиталась я. – Можно выступать всей армаде. Путь свободен.

– Я серьезно тебя спрашиваю! – вскипел Пенс. – Я так перепугался!

– Чего? – безмятежно поинтересовалась я. Ужель о нападении на меня уже сообщили по центральному радио? Или Пенса посетило видение?

– Как чего? – удивился Пенс. – Ты что, ничего не знаешь?

– Чего не знаю? – переспросила я.

– Лариков извелся. Ему кто-то позвонил и сказал, что, если ты не перестанешь совать нос не в свои дела, тебя научат, как себя вести. Он поехал сейчас за тобой, а я ждал его звонка.

Какая прелесть-то, а?

Я задумчиво вертела платочком. Платочек был очень и очень красивым – даже клетка на нем была необычной.

– Сашка, ты чего молчишь?

– Думаю, – сказала я. – «Несчастья начались – готовьтесь к новым…»

– Это о чем?

– Все о том же…

Я повесила трубку и уставилась в потолок.

Мои глаза, явно не сообразуясь с возбужденным духом, слипались. Я так устала, что готова была заснуть прямо на стуле.

* * *

Сон мне снился дурацкий.

Я сидела в совершенно пустом зале и смотрела спектакль. Декорации на сцене были какие-то чересчур модернистские – лестница да ведро рядом с ней. Больше загромождать сцену режиссер ничем не стал. К ведру регулярно подходили актеры и красили эту лестницу, отчего я ощущала запах краски.

Да так явственно, что меня прямо во сне тошнило.

Роли исполняли мои подозреваемые. Причем держались они как-то сплоченно, будто целая шайка.

Более того, они зачем-то упорно таскали по сцене бренные останки несчастного Гордона, то выдавая его за Тень отца Гамлета, то за Полония.

Двое были в масках, как я поняла, те личности, с которыми я еще не встретилась. То есть с кем-то я, может быть, и встретилась, просто он лица мне своего не представил.

Ванцов играл Гамлета в милицейском мундире, задумчиво расхаживая по сцене со шпагой наперевес. От этого вид у него был уморительный.

– О человеке этом сожалею, – неожиданно громко и звучно, направив свой взгляд прямо на меня, произнес один из людей в маске.

 
Но, видно, так судили небеса,
Чтоб он был мной, а я был им наказан
И стал бы их карающей рукой.
Я тело уберу и сам отвечу
За эту кровь. Еще раз – добрый сон.
 

Ванцов был удивлен не меньше меня. А тот, кто это сказал, вдруг резко подошел и задернул занавес.

Я провалилась в темноту и в полное забвение…

Глава 9

Когда я проснулась, было уже раннее осеннее утро, но солнце сияло ослепительно, на небе – ни облачка.

Как будто и не было вчерашнего ненастья…

Я потянулась, возвращаясь в суровую реальность. Как ни странно, мне удалось выспаться.

В кухне раздавались детские голоса – моя маман уже вовсю развлекалась ролью няньки.

Поднявшись с кровати, я посмотрела в зеркало.

– Ну и рожа у вас, Александрина!

Веки были опухшими, как если бы вчера я весь день рыдала, вид какой-то идиотский и напуганный, а глаза вообще округленные, как у взбесившейся кошки!

– С этим надо что-то делать, – озабоченно проговорила я. – Не дай бог тебя увидят – придется отвечать за помешательство несчастных!

Пробралась в ванную, как разведчик, и, набрав полные пригоршни ледяной воды в ладони, опустила в них свою физиономию.

Потом, когда первая часть моих страданий была закончена, я провела щеткой по встрепанным волосам, и, благодаря сим нехитрым манипуляциям, моя физиономия приобрела более-менее божеский вид.

Теперь можно явиться пред людские очи, не опасаясь впечатления, которое могла бы произвести раньше.

* * *

На кухне мои «найденыши», отмытые мамой до блеска, гоняли чаи. Судя по тому оживлению, с которым велась беседа, они вполне расположились друг к другу со своей доброй воспитательницей.

– Ни хрена себе, – простодушно заявила Маринка, уставившись на меня оторопело. – Тебя вчера что, по помойкам менты гоняли?

– Ма-ри-на! – сурово одернула ее мама. – Мы же с тобой договорились, что некоторые слова лучше не употреблять.

– Все, больше не буду, Галиночка Михайловна, – сложила умильно ручки маленькая нахалка.

Я же была расстроена. Значит, мои ухищрения ни к чему не привели и вид у меня помятый.

– Что, так ужасно выгляжу? – пробормотала я, пытаясь разглядеть свои физические изъяны в маленькое зеркальце.

– Нет, просто у тебя вид какой-то ошпаренный, – пояснила Маринка.

– Да нормальный вид, – заступилась за меня Юлька.

– Конечно, – хмыкнула чересчур прямодушная Маринка. – Глаза вытаращенные, как будто ее вчера в темном переулке по голове шарахнули.

Надо же, прямо в яблочко попала!

– Ну, шарахнуть не успели, – меланхолично призналась я, наливая себе кофе. – А напугать удалось.

– Че, правда?

Глаза Маринки засверкали возбужденным блеском.

– Как это? Тебя насильники напугали, да?

Она доверительно смотрела мне в глаза, затаив дыхание и не сводя крайне заинтересованного взгляда.

– Нет, – покачала я головой. – Тот дядька, которого вы видели в окне. Во всяком случае, мне так кажется.

– Саша, – прошептала мама. – Почему же ты мне вчера ничего не сказала? Я бы с ума сошла!

– Вот поэтому я предпочитаю иногда молчать о некоторых происшествиях, связанных с моей работой, – вздохнула я. – Чтоб никто не сходил с ума.

– Боже мой, – простонала несчастная мама, запоздало хватаясь за сердце.

– Ма, успокойся! Я жива и здорова, все в пределах допустимого. Так… Платок.

Напоминая своим видом разъяренного Отелло, я метнулась в комнату, нашла платок и успокоенно плюхнулась на место.

Дашка уставилась на платок с таким ужасом, что я невольно напряглась.

– Даш, что с тобой?

Она облизнула губы, не спуская с платка испуганного взгляда. Потом подняла на меня глазенки и прошептала:

– Откуда он?

– Платок? – переспросила я. – Нашла. В темном переулке.

– Он им вытирал руки, – уверенно сказала малышка.

– Кто? – не поняла я.

– Убивец, – еле слышно прошептала она.

Вот это финиш!

– Ты уверена?

Она закивала головой.

– Почему? – поинтересовалась я.

Она, будто ядовитую змею, взяла платок у меня из рук и указала на уголок. Он, этот чертов уголок, был обшит красной тесемочкой. Везде – белая, а в этом углу – красная.

– Вот, – сказала девочка. – Я на эту красненькую полоску и обратила внимание. Потому что мне сначала показалось, что это – кровь.

– Ладно, – я взяла бесценную улику и засунула в карман.

– Что там еще за убивцы? – нахмурилась мамочка. – Саша, я за тебя боюсь!

– Ничего не случится, а страх, между прочим, ослабляет человека!

Я поднялась, допив кофе уже на ходу, и, махнув рукой на прощание, вылетела за дверь.

Уф!

Я взглянула на часы. Сегодня я не опоздаю.

Вылетев из подъезда, радуясь тому, что освободилась от ненужного мне страха за свою жизнь, я подняла глаза и остолбенела.

Напротив моего подъезда торчала высокая фигура Пенса.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет, – ответила я. – Интересно, что заставило тебя подняться в такую рань?

– Я должен тебя проводить, – сурово ответил мой немногословный друг.

– Ага, – кивнула я. – Собственный почин? Или высочайшее распоряжение моей мамочки? А может быть, господин Лариков возложил на ваши плечи такой почетный долг?

– Я сам, – мотнул он головой. – Мне эти кенты, которые звонили, не нравятся.

– А мне-то они как нравятся! – воскликнула я. – Просто милашки! Значит, теперь я вынуждена терпеть твое присутствие постоянно?

– Выходит, так, – подтвердил мои опасения Пенс.

– Кошмар, – вздохнула я. – И у меня нет иного выхода?

– Нет.

– Ну ладно, пошли, – смирилась я с неизбежностью.

Мы двинулись к автобусной остановке. Все время молчали. Я была занята мыслями, достаточно мрачными, чтобы их отражение на моем лице делало оное еще более ужасным. То есть я так подозревала, что мое лицо просто обязано вызывать у окружающих глубокое чувство омерзения и ужаса.

Автобусные пассажиры, однако, отчего-то совсем не ужасались и не бросались в рассыпную, а напротив, окружив меня и Пенса плотным кольцом, норовили стиснуть нас так, что я прокляла собственную инициативу прийти на работу вовремя, обрекая себя тем самым не только на сонливость, но и на путешествие во время «Ч».

Навстречу автобусу неслись рекламные щиты с бессмысленными призывами типа «Двадцать причин гордиться» непонятно чем. Одна из рекламок призывала срочно посетить кинотеатр «Виктория», где расположилась уютненько выставка с кошмарным названием «Истории наказаний».

– Что там, розгами угощают? – поинтересовался круглолицый крепыш, почти повисший на моем плече, невзирая на тщетные попытки Пенса заслонить меня от общества своей спиной.

– Нет, там всякие пытки. Дыбы и электрические стулья, – прокричала прямо мне в ухо его дамочка, такая же кругленькая, с тупыми пуговичками глаз. Судя по ее самоуважению и уверенному голосу, она была либо нотариусом, либо же паспортисткой.

– Надо сходить, – оживился кругленький, наступая мне на ногу своим мощным сапогом. Я подавила вопль, но на глазах выступили слезы.

Странный народ! Зачем им смотреть на всякие там ужасы, когда достаточно проехаться несколько кварталов в обществе себе подобных, чтобы испытать те же острые ощущения?

* * *

Лариков встретил меня лобовым вопросом, как выстрелом в упор:

– Что там произошло?

– Ты о чем? – недоуменно спросила я.

– Во-первых, почему тебя не было дома? Куда ты ходила, когда ушла из агентства?

– Я?

– Давай закончим эти игры в вопросы на вопрос. Вчера ты ушла отсюда безумно уставшая и направилась домой. Так?

– Да. Я ушла отсюда безумно уставшая и направилась домой.

Он крякнул и сдвинул брови в одну линию.

– Александра, – произнес он, глядя на меня «принципиально». – Мне кажется, что ты умеешь говорить нормально. Но сейчас почему-то избегаешь этого. А ситуация, между прочим, у нас сложилась опасная.

– Да? – удивилась я. – На нас начали охотиться, как на бизонов? Пиф-паф – ой, мамочки! А я еще и замуж не сходила!

При последних словах я бросила на Пенса многозначительный взгляд. Конечно, он заерзал на стуле. Что за странные существа эти мужчины – старательно отгоняют свое грядущее счастье на приличное расстояние!

– Сашка, ты будешь разговаривать серьезно?

– Я думаю… Как нам с Пенсом быстренько сгонять в Лас-Вегас, чтобы я успела побывать замужем!

– Са-ша!

– Слышу я тебя, не глухая! Ладно, не поеду я никуда. Погибну девственницей, может быть, мне простятся за это другие грехи…

– Так. Разговор ты не хочешь вести намеренно.

– Ага, – чистосердечно раскаялась я.

– А ты знаешь, что произошло через час после твоего ухода «домой»?

Он смотрел на меня пристально, прекрасно понимая, что мне действительно это безумно интересно. Вот только платой за его откровенность должна была быть моя, а я не представляла, чем она обернется для меня!

– Не знаю, – развела я руками.

– Ну так вот, – он оказался добрее, чем я думала. – Через час зазвонил телефон. И голос – не поймешь, то ли мужской, то ли женский – поведал мне, что ты сейчас движешься прямо по направлению к дому Гордона, что ты суешь свой нос в чужие дела и поплатишься за эти свои вторжения! Я начал звонить тебе и выяснил, что тебя дома нет! Потом позвонил Пенсу и рассказал ему все. У Пенса тебя тоже не было! Вопрос – где же ты была?

– «Где же я была… – пропела я на мотив старой песенки. – Разве я прийти раньше не могла!»

Он собрался что-то сказать, но замолчал.

Молчание было довольно долгим и значительным. Ровно таким по времени и содержанию, чтобы я сумела оценить всю безнравственность своего поведения.

– Ну ладно, – решилась я. – Я ходила к Гордону. Меня ужасно интересовала Оля. А дотерпеть до утра я никак не могла. К тому же у меня и так на сегодня запланированы два визита, я просто боюсь, что времени не хватит. Я побыла у них немного, рассмотрела как следует эту странную семейку и пошла домой. В темном переулке я подверглась нападению, но мои неплохие навыки в реслинге помогли мне остаться в живых. Не зря я смотрю так упорно передачу Фоменко – очень многому научилась! Кто на меня нападал, не знаю. Я не Бык Рокуэлл, чтобы с ним справиться настолько, что, переломав ему позвонки, хорошенько изучить его физиономию. Правда, он выронил улику, и эта вот улика мне не понравилась.

Я достала из кармана носовой платок и кинула его на стол.

– Если ты принюхаешься, то поймешь, почему!

Он принюхался. Поднял недоуменные глаза и спросил:

– Почему? Пахнет приятно!

– «Кензо»! – заорала я. Лариков от моего «самурайского» клича вздрогнул.

– Что?

– Господи, да пахнет-то так же, как у Сони после таинственных визитов!

Я от нетерпения закусила губу.

Надо же уродиться таким бестолковым! Да еще и работать в уголовке! Кошмар! Теперь я точно знаю, кто виноват в разгуле преступности!

– То есть вот этот платок связывает все три преступления воедино? – переспросил он.

– Не знаю, что он там связывает, – сказала я. – Одно точно – Дашка этот платок дурацкий видела у убийцы! Он вытер им руки!

В комнате воцарилась тишина. Лариков завороженно смотрел на платок, как бы пытаясь воссоздать по этой детали облик убийцы.

– Черт побери! – прошептал он. – Везет тебе, Данич! Я ничего найти не могу никогда, а на тебя все с неба валится!

– Ага, в виде нападающих насильников, – съязвила я. – Вряд ли это можно считать «везением», но раз тебе так кажется, я не против.

– Значит, теперь у нас получается, что к Соне ходит тот же человек, что убил Гордона и напал на тебя? Так?

– Надо же, – улыбнулась я. – Иногда ты удивляешь меня своей логичностью и последовательностью.

– И кто это, как ты считаешь?

Ну конечно! Сейчас залезу в рукав и достану оттуда «зайчика»!

– На этот вопрос ответить не могу, – честно призналась я. – Все очень неплохо подходят на роль убийцы. Конечно, я бы отдала предпочтение Ванцову, из мстительности, но он совершенно не пахнет «Кензо»!

– Но это точно мужчина!

– Или женщина, которая хочет им казаться, чтобы замести следы, – задумчиво промолвила я, разглядывая дым, поднимающийся над крышей дома напротив. Его очертания были зыбки и неясны.

Как силуэт убийцы. Как его тень, которую нет никакой возможности различить в темноте.

Серая кошка, которую тщетно пытаешься найти в темной комнате…

– «Я различаю все, но только не себя», – пробормотала я. И тут же пришли на память строчки – из той же баллады. «Я знаю, кто по-щегольски одет».

«А ведь не так все и смутно, – подумала я. – «Кензо», дорогие галстуки, длинное пальто, свидетельствующее об изысканности вкуса. Кто бы ты ни был, – сказала я в темную пустоту, которой завладела неведомая, но ужасно неприятная тень, – я все-таки знаю одну твою примету. Ты у нас щеголь, не так ли?»

* * *

Дима Лукьянов щеголем, как ни странно, не был.

Так что в тот момент, когда мы перешагнули порог довольно запущенной квартирки «звезды рекламы» и в нос мне ударил запах готовящихся щей, я приуныла.

Открыла нам женщина, замученная жизнью. В ее глазах застряла такая же беспросветная печаль, как пятна на ее видавшем лучшие времена халате.

Она близоруко прищурилась и, внимательно разглядев нас с Пенсом, сразу поняла, к кому мы.

– Димка! – крикнула она. – К тебе пришли…

Из комнаты, скрытой от нас обшарпанной дверью, донеслось непонятное бурчание.