Текст книги "Ставка на темного зверя (сборник)"

Глава 2

– Вставайте, Ирина, уже утро, – звенел чей-то бодрый голос у меня над ухом. – Давайте, а то опоздаете!

Что такое? Кто так рано меня будит? Неужели пора на телестудию? Я разлепила глаза – передо мной стояла Оксана. Я несколько секунд смотрела на нее, ничего не понимая. Оглушительно закукарекавший петух во дворе вернул меня к реальности – я по-прежнему находилась в Гурьеве.

– Идите, Ирина, вас ждет завтрак! – Оксана добродушно указала мне на лестницу, ведущую вниз.

Как рано встают в деревне! На часах было без пятнадцати шесть! А ведь наверняка Оксана встала намного раньше – подоить корову, приготовить завтрак.

Ополоснув лицо из допотопного умывальника во дворе, я побрела к столу. Там меня ждала яичница и кувшин с парным молоком. Яйца в деревне не чета городским. Желтки яркие, а не бледно-зеленые, как мы привыкли видеть.

– Что, Ирина, – послышался голос Ивана Николаевича, – непривычно ни свет ни заря вставать? – заходя на кухню, хозяин шутливо подмигнул мне. – Ничего, недельку поживете у нас – привыкнете!

– Да я бы рада, да только у меня скоро прямой эфир!

– Здесь его и проведете! – засмеялась Оксана. – Женское счастье, не выходя из коровника! В студии Зорька и Буренка!

– Ага, – поддержала я ее, – Ряба и Хохлатка не смогли прорваться на передачу из курятника!

Перед домом стоял уже знакомый мне «уазик», за его рулем восседал Федосеев. Мы погрузились в «Антилопу-Гну» и понеслись к лесхозу. Дима вел машину залихватски, нас мотало со страшной силой. Иван Николаевич сделал ему замечание, чтобы он ехал потише. Интересно, Дима совмещает должность заместителя директора и одновременно водителя? Скорей всего, нет – все это он делает по доброй воле.

Визжащие звуки циркулярных пил заполнили пространство вокруг. Я вновь почувствовала запах опилок. Возле бараков, где стояли пилорамы, он был немного с гарью. Загрохотали гусеницы бульдозера – он тащил за собой гигантские стволы сосен. В кабине сидел Петя – он приветливо помахал нам рукой. Иван Николаевич нагнулся к моему уху:

– Сейчас я покажу вам ближайшую вырубку. Дима, – обратился он к заму, – отвези нас к первому сектору.

Мы выехали за ограду и стали петлять по лесной дороге, изрытой гусеницами бульдозеров. Вскоре я увидела широкую просеку. Здесь тоже визжали пилы, только по-другому – более глухо. Я увидела, как шевелились макушки деревьев впереди. Вскоре я воочию смогла наблюдать зрелище, которое до этого видела только в фильмах. Мужчина в рабочем комбинезоне вгрызался бензопилой в желтое тело высокой сосны. С ее куцей верхушки сыпались хвоя и шишки. Вот, миг – исполин закачался, мужчина налег на ствол, и дерево стало падать, набирая скорость. Рухнув, сосна несколько раз пружинисто качнулась и замерла. Тут же к ней подбежали другие рабочие и стали споро отпиливать ветки. Через минуту лесная красавица превратилась в обыкновенное бревно. Меня от этого зрелища покоробило – похоже на убийство, что-то вроде скотобойни.

– Вот так вот все и происходит, – грустно сказал Иван Николаевич, – и не думайте, что мне это нравится.

– А почему вы тогда этим занимаетесь?

– Как пелось в песне: «Если не я, то кто же?» В самом деле, не будем ханжами – ведь вы же сидите на деревянных стульях, за деревянным столом! Уйду я – придут другие, и не факт, что они будут лучше.

Мы проехали подальше, здесь лес состоял из вязов, узловатых и корявых деревьев. Я вопросительно посмотрела на директора.

– Вязы идут на дрова, – пояснил он, – половина деревень района не газифицирована. Дима, – попросил он зама, – отвези нас, пожалуйста, на холм.

Забравшись на высокий безлесый бугор, «уазик» замер. Нашему взору открылось зеленое море, бескрайнее и колышущееся на ветру. Разрабатываемые сектора казались отсюда лишаями, в которых копошились насекомые-люди.

– Смотрите вон туда, – директор показал на запад, – там Юрьевский лесхоз. Это настоящие варвары. Они не восстанавливают лес, просто вырубают, и все. Причем разрабатывают бешеными темпами. Говорят, сейчас у «новых русских» считается шиком строить дачи-избы из сосновых бревен.

– Это правда, – подтвердила я, – сейчас в моде такие дома.

– Не знаю, как остановить этих гадов, – сокрушался Иван Николаевич, – видите вон там огромное пустое пространство, как бы поле? Раньше там был лес.

Присмотревшись, я увидела, что зеленое море неоднородно. Где-то были нежно-зеленые островки молодых деревьев, где-то – пустоты, чернеющие землей, – недавние вырубки.

– Помните, Мария Павловна начала говорить про наши проблемы? – начал Крынин.

– Конечно, еще Оксана попросила меня по телефону о помощи.

– Хм, я об этом не знал. Я, конечно, понимаю, что формат вашей передачи не позволяет снимать посторонние сюжеты. Но мне действительно нужна помощь.

– Чем я могу вам помочь?

– Вы видите, как разрабатывают лес в Юрьеве. Словно Мамай прошел. Мы занимаем территорию, не давая им расшириться, – он придвинулся ко мне поближе, – дело в том, что мне недавно угрожали.

– Кто? – удивилась я.

– Они не представились. Просто я нашел у себя в почтовом ящике письмо. Мне предлагали уйти с должности, иначе пострадают мои дети. Уверен, это происки Кащея.

– Какого Кащея?

– Это прозвище директора Юрьевского лесхоза – Казея Васильевича. Он способен на все.

– Да, – подтвердил Дима, – он давно обещал изничтожить нас. Я слышал, как он хвастался. Мол, не пройдет и года, и Гурьево станет Юрьевом.

– А почему вы не обратитесь в милицию?

– Обращался, – директор безнадежно вздохнул, – они говорят – разберемся. Но я в это не верю. Кащей их наверняка подмазал.

– Ну и вы подмажьте. У вас же богатое хозяйство.

– Есть тут местный авторитет Цыплаков. Кащей на него работает. Переплюнуть его мне не под силу, он подмял уже полрайона, все чиновники тут под его дудку пляшут. Он подмял и Кащея. Я хочу, чтобы вы показали, насколько отличается наше хозяйство от их шараги. Трогай, Дима, пусть Ира увидит это вблизи.

Я не успела возразить, и мы стали спускаться с холма.

Дорога, вившаяся в лесу, была очаровательна, пахло смолистыми соснами, гулко раздавалось «пение» кукушки.

– Не буду спрашивать, – грустно засмеялся Иван Николаевич, – сколько мне жить осталось.

Не успел он произнести эти слова, как птица замолкла. Это, конечно, суеверие, но в эту секунду я твердо решила помочь директору. Только как – неужто вставлять в слюнявое вечернее ток-шоу кадры про шантаж, криминал? Я бы с удовольствием вела передачу наподобие «Совершенно секретно» или «Свидетеля», где можно было бы рассказывать о таких вот случаях и о расследованиях. Но руководство родного ГТРК никогда не позволит мне запустить такой проект. Они считают, что «Женское счастье» имеет хороший рейтинг при небольших затратах.

– Сейчас начнется, – сказал Крынин.

Лес оборвался, и пошли бесконечные пеньки. Казалось, что они никогда не кончатся. Впереди наметилось какое-то движение, слышался визг пил. Мы проехали мимо рабочих, которые споро и быстро косили сосны. Именно косили, здесь было гораздо больше народу, чем на Гурьевской вырубке. Гремели гусеницами мощные бульдозеры, оттаскивая гигантские вязанки стволов, зеленая стена леса неуклонно отступала под натиском человека. Как же безоглядно мы «разрабатываем» природу! У меня каждый раз возникает жутковатое ощущение, когда я въезжаю на поезде в город. Мимо с тяжким гулом проносятся груженые товарняки, набитые досками, налитые бензином. Они словно попадают в пасть огромного ненасытного чудовища, которое с легкостью поглощает их. Что будет, когда пища для монстра закончится?

Когда мы проезжали мимо, рабочие стали показывать на нас пальцами и что-то кричать. Видно, машина конкурента была им хорошо знакома. Я видела, как человек в оранжевой куртке стал связываться с кем-то по рации.

Впереди показалась черная «Волга». Подъехав поближе, она резко развернулась, перегораживая нам дорогу. Федосеев резко затормозил. Объехать ее было невозможно – лес плотно подступал с обеих сторон. Мы начали пятиться задом.

– Вот сволочь! – выругался Дима.

Бульдозер, который мы только что обогнали, встал наискосок, отрезая нам отступление. Это какая-то партизанщина! Дверь подъехавшей «Волги» хлопнула. Вышедший мужчина, худой и скуластый, заорал нам:

– Какого хрена ты здесь шпионишь! Вали отсюда, пока не раскатали!

– А кто мне может запретить! – смело крикнул Иван Николаевич. – Ты, что ли, Кащей?

– Это значит, я – Кащей? – возмутился мужчина. Он сделал знак водителю бульдозера, тот с ревом газанул и покатился к нам. Земля дрожала под его гусеницами, он все надвигался, надвигался. Толчок! «Уазик» жалобно скрипнул, подавшись вперед, гусеницы заскребли по нашей машине. Выпустив пар, «киборг судного дня» остановился.

– Ну что, убедился, – крикнул Кащей, – кто здесь хозяин? Еще раз приедешь – он не остановится! Будут консервы из тебя, – мужик неожиданно тонко хихикнул, – шпротный паштет в плоской банке.

– Видели, – сказал Иван Николаевич, когда нам дали проехать, – какой беспредел! Что хотят, то и делают! Настоящая война! Есть разведка – тот мужик доложил по рации о нашем визите, есть группа быстрого реагирования и группа силовой поддержки.

– Гады, – бурчал Дима, вертя баранку, – всю машину исцарапали. На них за это в суд надо подать!

– Ничего, – утешился Иван Николаевич, – когда они к нам приедут, мы на них случайно сосну уроним!

– Иван Николаевич, – попросила я, – расскажите мне о Цыплакове.

– А чего там больно рассказывать! Ворюга он отменный, – со злостью сказал директор, – поддержка у него из Тарасова: бандиты, чиновники. Знаете, у них там все распределено, – он замялся, подыскивая слово, – они, так сказать, курируют каждый свой район. Раньше, в девяностых, вообще фермеров жгли, кто платить не хотел! Сейчас вроде успокоились, другие методы давления появились, всякие там налоги, инспекции. Никто с ним связываться не хочет – вмиг обанкротит.

– А почему вы с ним не договоритесь? Ведь он вам сильно помешать может.

– Ему платить придется, большие деньги. Для этого нужно будет лес по-черному рубить. Вон как они, – Крынин махнул в сторону Юрьева, – а я этого не хочу. Мы работаем на малых оборотах, зато нам всем хватает, и природа не так сильно страдает. А этим лишь бы сейчас хапнуть, а потом хоть трава не расти!

Мы с Оксаной ехали в поезде, уносящем нас от Гурьева.

Купе, конечно, в этом «экспрессе» не было, и мы устроились на жестких полках плацкарта. В Курковский район ходили еще и автобусы, но от запаха бензина меня мутило. По мне лучше подольше ехать, да здоровее быть.

– Понимаете, Оксана, – объясняла я женщине, – я лишь выбираю кандидатуру для передачи, утверждают ее другие. На вас должно посмотреть руководство, главный режиссер, оператор. Ну, ничего, – подбодрила я ее, – вы чертовски фотогеничны, вас в любом случае утвердят!

– А вы пошлете оператора к нам, чтобы помочь моему мужу? – Оксана просительно посмотрела на меня.

– Я поняла, что ваш муж хочет громкого резонанса. Мол, если об угрозах услышат в Тарасове, то шантажисты побоятся что-либо предпринимать?

– Я думаю, – робко сказала женщина, – если губернатор или кто-нибудь из высшего руководства увидит передачу, они возьмут все под личный контроль. Ведь это же беззаконие!

Эх, Оксана, знали бы вы, какие предприятия разваливали в Тарасове для передачи их другому собственнику за бесценок! Ваш маленький лесхоз по сравнению с ними просто карлик! Чего только стоит передел Кружкинского хлебокомбината.

Успешнейшее и богатейшее предприятие области развалили лишь потому, что его здание располагалось в центре города, удобном месте для казино!

– Замечательно, милочка! – радовалась Галина Сергеевна, наш режиссер, когда мы прибыли в Тарасов. – Очень хорошо, что вы приехали! Передача будет незабываемой, как пить дать! Оксана просто умопомрачительна!

– Да, – прервала я фонтан эмоций, – хорошо, что мне удалось уговорить Оксану приехать!

Павлик тоже заметно обрадовался нашему прибытию. Оксана узнала его сразу. Они разговорились о былых днях. Тогда наш оператор снимал бодрый репортаж о нововведениях на селе.

– Тогда вы были совсем мальчиком, – умилялась Оксана, – а сейчас стали таким взрослым!

– Я тогда камеру чуть ли не в первый раз держал, – улыбнулся Павлик, – все боялся что-нибудь неправильно сделать.

Оставив друзей ностальгировать, я ненадолго отошла. Надо найти Валерку Гурьева, чтобы расспросить о некоторых персонажах наметившейся истории. Криминальный репортер крутился около бухгалтерии. Он всем своим видом выражал возмущение.

– Не хотят, паразиты, командировочные оплачивать! – посетовал он мне.

– Слушай, Валерка, ты не знаешь случайно никого из села Гурьево? Может, твои предки оттуда? – пошутила я над совпадением его фамилии с названием села.

– Не знаю, – репортер развел руками, – вроде я там не был.

Вот те раз, Валерка где-то не был!

– Может, вспомнишь такого – Цыплаков его фамилия? Говорят, половину Курковского района держит в страхе.

– Так бы сразу и говорила! – вскричал Валерка. – Цыпу я, конечно, знаю. Он раньше в Тарасове обретался, а потом уехал. Покоя захотел. Такой колоритный тип, отсидел за все подряд, начиная с воровства и кончая мошенничеством и спекуляцией.

– А откуда ты его знаешь? – спросила я, уже предполагая, какой будет ответ.

– Да выпивал с ним на одном банкете! Чем-то его доверие вызвал, он мне про себя как начал рассказывать!

– Скажи, а он может пойти на шантаж, чтобы добиться своего?

– Смотря на какой! А в чем дело-то?

Я попыталась вкратце изложить историю с лесхозом Крынина. Во время моего повествования глаза Валерки блестели – криминал был его стихией.

– Говоришь, детям угрожают? – задумчиво сказал он. – Нет, Цыпа на это не пойдет, он детей любит, сам говорил. Хотя… Черт его знает, столько лет прошло!

– А Казей Васильевич тебе знаком?

– Откуда ты знаешь Кащея? – завопил Валерка. – Где эта гнида всплыла, говори скорей!

Оказывается, Валерка учился вместе с Казеем в школе. Имечко было редкое, второго такого просто нет. Уже в детстве Кащей был жутко мстительным ребенком, он не прощал ни малейшей обиды. Мстил так, что даже старшие боялись к нему приставать. Я вспомнила гусеницы надвигавшегося бульдозера и поежилась – хорошо, что у меня с ним нет никаких счетов.

– Удивляюсь, – разглагольствовал Валерка, – как он в лесхоз попал! Ему в концлагерь надо было идти!

Володечка открыл дверь, я бросилась ему на шею. Все-таки два дня не виделись, и каких дня! Я представила ему Оксану, которой предложила пожить у нас до съемок.

– Очень приятно, – галантно сказал мой муж, целуя ей руку, – вам у нас понравится. Конечно, – он скосил на меня смеющиеся глаза, – если Ира не доконает вас своей музыкой.

– Что вы, что вы! – воскликнула Оксана. – Я очень люблю музыку, особенно классические произведения!

Да мы просто родственные души! Когда я включила «Времена года» Вивальди, Оксана закрыла глаза. Видно было, что это произведение доставляет ей истинное наслаждение.

– Знаешь, как можно сделать, – сказал Володька, когда я рассказала ему о проблемах Крынина. – Просто во время передачи задашь Оксане наводящий вопрос, и она расскажет об угрозах.

– Да, но как это будет вписываться в концепцию моей программы? – поинтересовалась я.

– У тебя все равно прямой эфир, кто тебе сможет помешать?

Ему хорошо говорить, а мне влетит от начальства.

Представляю, как обалдеют домохозяйки, услышав посреди рассказа о прекрасной женской доле в деревне такую тревожную новость.

Оксану уже гримировали, готовя к эфиру, а я все думала, как поступить с ее делом. Когда Галина Сергеевна давала последние инструкции – по каждому вопросу быть краткой, не сморкаться во время съемок, не блуждать глазами по залу, я все же решилась. Что я теряю, не выгонят же меня, в самом деле!

– Оксана, – обратилась я к женщине, когда мы поднимались в студию на лифте, – я спрошу у вас: «Неужели нет ничего, что омрачало бы ваше счастье?» – и вы расскажете о проблемах мужа и лесхоза. Только без перегибов, не слишком долго и не слишком эмоционально. Как бы походя, мимолетом, хорошо?

Зрители уже расселись по своим местам, ждали только нас. Я чувствовала привычное волнение. Все-таки прямой эфир – это не шутки. Помню, в первое время я боялась, а вдруг забуду слова? А что, это очень легко, глядя в глазок телекамеры, осознавая, что на тебя смотрит сейчас весь Тарасов, проглотить свой язык. Но как-то обходилось, нужные вопросы сами собой возникали в голове.

Павлик сделал мне знак, уже шла заставка передачи. Три, два, один, поехали!

– Здравствуйте, дорогие телезрители! – начала я вещать вкрадчивым голосом. – Когда эта передача готовилась к выпуску, я подумала: «А неужели женское счастье возможно только на фоне благ большого города?» Наша героиня Оксана Крынина живет в маленькой деревне Гурьево Курковского района и при этом считает себя счастливым человеком. Это в очередной раз доказывает, что женщина может быть счастлива в любых условиях! Итак, мы начинаем ток-шоу «Женское счастье», с вами я, его ведущая Ирина Лебедева!

Все покатилось своим чередом. Я задавала вопросы, зрители аплодировали, потом начались вопросы из зала, звонки в студию. Оксана держалась молодцом, отвечала не задумываясь, приятно улыбалась. Во время рекламного перерыва Павлик и Галина Сергеевна показали мне знаками, что все идет как надо. Сейчас пауза закончится, и я задам тот самый вопрос!

– Скажите, Оксана, а неужели нет ничего, – спросила я с замиранием сердца, – что замутняло бы ваше такое спокойное, ровное счастье?

И Оксана начала рассказывать. Я видела, как вытянулись лица моих режиссера и оператора. Павлик стал отчаянно жестикулировать, показывая, чтобы я прервала это. Но я не обращала на него внимания. Ведь сделанного не воротишь.

Зал буквально взорвался, зрители наперебой задавали вопросы, начались звонки в студию. Публика была в основном знакомая, родственники и друзья работников телецентра или постоянные телезеваки, которые вечно просились на съемки. Они были предупреждены о том, какую грань нельзя переходить в своих вопросах. Но сейчас все словно с катушек слетели. Слышались даже предложения вроде: «Мочить козлов» и «Очистить от скверны землю русскую».

– Итак, дорогие друзья, – сказала я как ни в чем не бывало, – мы могли в очередной раз убедиться, что счастье не бывает безоблачным. Надеюсь, что компетентные органы обратят внимание на эту историю. А сейчас, Оксана, расскажите, каково было городской девушке, жившей на проспекте Кирова в центре Тарасова, после переезда в небольшой поселок?

Я таким образом отвлекла внимание зрителей и повернула программу в нужное русло. Ничего, главное уже прозвучало.

– Ты с ума сошла, – прошипела мне Галина Сергеевна после эфира, – знаешь, что уже звонили из правительства и интересовались?

– Я этого и добивалась, – сказала я. На моей душе было на удивление спокойно. Такое эйфорическое безразличие охватывало меня всякий раз после передачи.

– Да нас же всех пропесочат! – воскликнула женщина возмущенно. – Похоже на сговор – накануне выборов тревожный разговор об уничтожении леса и угрозах! Надо же понимать, Ирина!

– Может быть, – отчеканила я, – благодаря этому отцы города обратят внимание на проблемы сел и деревень!

Оксана благодарно смотрела на меня. У нее был такой вид, будто губернатор уже подписал документ о расформировании Юрьевского лесхоза и аресте Цыплакова с Кащеем.

– Ну и чего ты добилась этим? – спросил меня Валерка, прибежавший к нам сразу после съемок. – Думаешь, кто-то пошевелится? Держи карман шире, забудут через пять минут!

Он был абсолютно прав. Русские люди быстро забывают плохое. Такая вот особенность национальной психики, иначе мы бы все давно сошли с ума!

Раздался мелодичный звонок моего мобильного телефона. Я поглядела на определитель – звонили из Гурьева. Наверное, Иван Николаевич хочет поблагодарить меня за смелость.

– Ирина, – раздался в трубке искаженный голос Димы Федосеева, – берите Оксану и немедленно приезжайте!

– В чем дело, Дима? – удивилась я.

– Иван Николаевич погиб!

– Почему, что случилось? – оторопела я, но Дима не отвечал, он повесил трубку. Я несколько раз перезвонила, но там было занято. Что я скажу Оксане? Посмотрев на мое исказившееся лицо, женщина встревоженно спросила:

– Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего! – Я вышла из комнаты и снова начала названивать в Гурьево. Не может быть, это какая-то ошибка! Или злая шутка. Наконец я дозвонилась.

– Слушаю, – сказал незнакомый мне человек.

– Что случилось с Иваном Николаевичем? – почти закричала я. – Где Дима Федосеев?!

– Иван Николаевич погиб на охоте, – грустно ответил незнакомец, – а у Димы истерика, мы его увели.

Оксана лежала на кровати, вид у нее был безразличный ко всему. Это было немудрено после той дозы транквилизаторов, которую вколол ей врач. Там, на телестудии, Оксана пережила, наверное, самые страшные минуты своей жизни. Она все повторяла: «Я не верю, не верю!» Потом с ней приключилась истерика, она неудержимо рыдала, судороги буквально разрывали ее. Если бы не лекарства, не знаю, что бы сейчас было. Наверно, люди могут умереть от горя.

У меня самой на душе было невероятно тяжело, как будто я потеряла близкого человека. За эти несколько дней я так срослась сердцем с Оксаной и ее мужем, что сейчас тоже была близка к истерике. Заметив это, Володька взял меня под локоть и отвел в сторону:

– Ирка, ты выпей чего-нибудь, полежи! Нельзя себя так терзать. А я с ней посижу.

Я согласилась и пошла немного отдохнуть. Когда Оксана пришла в себя, она сказала глухим голосом:

– Я должна быть там, нужно проводить мужа в последний путь.

Естественно, ее нельзя было отпускать одну, поэтому я поехала в телецентр отпрашиваться у Кошелева.

– Ну что ж, – вздохнул Евгений Васильевич, – хоть ты и провинилась, я тебя отпускаю, раз такой случай. До следующей передачи еще далеко, поэтому можешь чуть-чуть задержаться.

Все-таки у меня необыкновенно понятливый начальник. Другой бы наорал вначале, потом бы выслушал. Если бы все на ГТРК были такими!

Узнав, что я еду в Гурьево, Павлик попросился со мной, начинался его законный отпуск. Я с радостью согласилась, ведь мужская поддержка никогда не помешает.

Когда мы вышли из поезда, то увидели, что на станции нас никто не встречает. Конечно, им было не до того. Кругом не то что машин, людей не было. Нам очень повезло, когда мужик, проезжавший мимо на телеге, согласился нас подвезти. Мы взобрались на сено и уселись с относительным комфортом.

– На похороны к директору едете? – спросил нас мужик. – Постойте, а вы, случайно, не его жена будете?

Он долго выражал соболезнования, горестно вздыхая, какой хороший был человек Иван Николаевич. Не люблю, когда такие усердные сострадальщики попадаются, ведь легче от их причитаний не становится.

Пегая лошадка неспешно трусила по грунтовке, казалось, что дороге не будет ни конца ни края. В прошлый раз, на машине, мы домчались за десять минут, сейчас же ехали уже полчаса, а лесхоз все не показывался.

Не визжали пилы, не пахло опилками, казалось, что лесхоз вымер. В Гурьеве тоже было пустынно. Мы слезли с телеги и, поблагодарив мужика, пошли пешком. Еще издалека мы увидели толпу людей возле дома Крыниных. К нам подбежали какие-то тетки в черных платках.

– Ой, да что же это делается, господи, да на кого ж он тебя оставил! – повторяли они на разные лады. До этого Оксана крепилась, а тут не выдержала, и слезы сами собой потекли по щекам. Ненавижу профессиональных плакальщиц – доводят себя до молитвенного экстаза, готовы рыдать как заведенные!

Раздвинув теток, мы зашли за ограду. Увидели Марию Павловну, Петю, Сашу – все они подходили выражать сочувствие. В доме распоряжались родственники со стороны мужа, жившие в Юрьеве. Мать и брат Ивана Николаевича по очереди подошли к Оксане и обняли ее.

Люди расступились, и я увидела гроб. Он был закрыт – видимо, погибший был сильно изуродован. Приникнув к крышке и закрыв глаза, у гроба сидел Федосеев. Он увидел нас и вскочил.

– Что же это делается? Да как же так случилось? – забормотал он. Я поняла, что Дима невменяем, и отвела его в сторону, давая Оксане спокойно проститься с мужем.

– Постойте здесь, – сказала я. – Ничего, переживем!

– Переживем?! – вскричал Дима, дико вращая глазами. – Никогда! Что мы будем без него делать! Все пропало! – Он зарыдал.

Я огляделась в поисках мужчин, чтобы они уняли парня. Павлик взял его под локоть и что-то тихо зашептал на ухо. Лицо Федосеева разгладилось, он стал кивать головой, отвечая на какие-то вопросы нашего оператора. Ай да Павлик! Не ожидала обнаружить в нем такие таланты психотерапевта!

В углу, тихие и молчаливые, стояли двое детей. К ним подошла мать Ивана Николаевича и взяла за руки. Точно, это дети Ивана Николаевича! Девочке, судя по виду, исполнилось не больше четырнадцати лет, а мальчик был совсем маленький. Бедняжки, скорей всего, они еще не осознают, что произошло! Помню, в детстве у меня была подруга Даша. У нее на глазах умер отец. Пришел с работы и упал в коридоре – отказало сердце.

Моя мама посоветовала поддержать подружку, прийти к ней. Я ожидала, что Даша будет убита горем, но вместо этого увидела ее веселой, как обычно. Мы старательно избегали обсуждать последнее событие, мне даже не пришлось успокаивать или утешать ее. Дело в том, что дети не всегда понимают, что смерть – это навсегда…

– Пойдемте со мной, – шепнул мне подошедший Петя, – вы должны это увидеть. – Он повел меня в другую комнату.

– Вот, смотрите, – сказал он, доставая какую-то грязную тряпку из-под кровати, – это было на Иване Николаевиче, когда он погиб.

Мне сделалось дурно. Я поняла, что это не грязная тряпка, а изорванная одежда, заляпанная бурыми пятнами. Что же с ним случилось на охоте? Я до сих пор ничего не знаю.

– Видите, – Петя показал на дыры в рубашке, – это следы волчьих зубов. Директора загрыз волк.

– Как! – ахнула я. – Ведь вы говорили, что волки просто так на людей не нападают!

– В том-то все и дело, – вздохнул Петя, – не нападают. Ох, неспроста это все…

Я внимательно осмотрела одежду – в нескольких местах были вырваны клочья. Свирепый хищник несколько раз вцеплялся в тело несчастного, а затем загрыз его. Кроме пятен засохшей крови, были еще и масляные.

– Как его нашли? – спросила я, сдерживая подступающую тошноту.

– Одна женщина пошла за грибами, – пояснил бульдозерист, – смотрит: лежит кто-то. Вначале не узнала, ведь лицо было сильно повреждено. Только потом поняли, что это Иван Николаевич, когда сюда принесли. Я ружье его узнал, такого приклада с вырезанным силуэтом медведя ни у кого не было.

– А почему он не стрелял?

– Ружье было разряжено. Неподалеку нашли утку. Он ее застрелил, а перезарядить не успел.

Интересное дело получается: директор получает письмо с угрозами в свой адрес, потом нас пытаются задавить на бульдозере, а через несколько дней Иван Николаевич погибает от зубов волка. Слишком уж много совпадений.

Когда печальный ритуал закончился, односельчане собрались помянуть Крынина. В доме поставили длинный стол, на котором стояли щи, кутья и селедка. Эти поминки отличались от городских. В городе на поминки приходят порой какие-то посторонние люди, дальние родственники, сослуживцы, которые не слишком тесно общались с покойным. Здесь же все были как одна большая семья, горе было искренним. В деревне люди чище и добрей. Даже когда все порядком выпили, не было слышно посторонних разговоров.

– Мы проводили сегодня замечательного человека, – сказала Мария Павловна, вставая, – трудно будет заменить его. Надеюсь, что Дима Федосеев сохранит традиции нашего хозяйства, когда приступит к руководству.

Надо же! Дима будет исполнять директорские обязанности! На мой взгляд, он слишком мягкий человек для этого.

– Спасибо за ваши слова, Мария Павловна, – глухо сказал Дима, – но я думаю, что никто не заменит нашего шефа, – он по-детски всхлипнул.

– Ну-ну, Димочка, – сказала Оксана, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать, – только ты можешь встать на его место. Мы все тебе верим!

Павлика и меня поселили в разных комнатах. Перед тем как лечь спать, я переговорила с оператором.

– Паша, как ты думаешь, директор погиб случайно?

– А как ты подгадаешь нападение дикого зверя? – резонно заметил Павлик.

– А почему ты решил, что он дикий? Может, он ручной, специально натренирован на определенного человека?

– Ага, как зомби в американских фильмах!

– Может, это вообще не волк, есть же специально обученные собаки, – размышляла я. – Я читала мемуары Людмилы Гурченко. Так вот, там она рассказывает, как ее с матерью во время войны с немцами загоняли в «душегубку» овчарки, которые загрызали сопротивляющихся. Так что и такое бывает.

– Ну ты загнула! – посмеялся Павлик. – Такое часто на охоте случается, то медведь кого-нибудь задерет, то волк.

Все-таки я считаю, что нужно будет проверить мое предположение. И следы надо искать в Юрьеве. Завтра попрошу мать Ивана Николаевича познакомить меня с местными жителями.

Кстати, интересно, почему родители директора остались на «оккупированной» территории? Неужели им там хорошо живется?

Я вспомнила Казея-Кащея и усомнилась, что этот человек оставит кого-нибудь в покое.