Текст книги "История России в лицах. Книга третья"

Служебница Елена

Окончательное освобождение русских земель от власти ордынских ханов, образование единого Русского государства незамедлительно сказались на восстановлении его международного престижа. Прежде всего, это касалось возобновления династических брачных союзов. Западные государи охотно засылали сватов к русским великим князьям

Зарубежные источники восхваляют ум и образованность русских княжон и княгинь – «История датских королей», «Хроника Гельмольда», «Записки о московских делах» С. Герберштейна и др. Европейские принцы и короли признавали обаяние русских женщин, и даже посвящали им поэтические произведения.

Письма русских князей того времени содержат много добрых слов любви и уважения, обращенных к матерям, женам и дочерям, которым многие князья и бояре предоставляли в своих уделах равные права, позволяли поступать «како им любо», как «восхощет» мать или жена, уповая на их мудрость.

Женщин привилегированного сословия па Русл отличала высокая для того времени степень культуры, что и делало возможным их участие в государственных делах, в управлении своими землями. Многие из них знали не только родной язык, по и греческий, а также другие иностранные языки, математику, философию, астрономию, обучались риторике и «врачебным хитростям».

Русские по происхождению королевы по грамотности и образованности могли соперничать со своими мужьями в других государствах. Только это не всегда приносило им счастье в личной жизни.

Ярчайший пример – брак дочери Великого князя Московского Ивана Васильевича (Ивана Третьего) Елены с Александром Ягеллончиком, великим князем литовским.

Елена была старшей дочерью от второго брака Ивана III – великого князя Московского и всея Руси, вступившего на престол в 1462 году, и греческой деспины Софьи Палеолог. В российскую историю Иван III вошел как мудрый политик и собиратель земель вокруг Москвы. Во время его правления были присоединены Ярославское и Ростовское княжества, Новгород, Тверское великое княжество, Вятская земля, окончательно свергнуто татаро-монгольское иго (1480).

Отношения Ивана III и Великого княжества Литовского (в состав которого входили и белорусские земли) при великом князе Казимире Ягайловиче были отнюдь не мирными. Литва поддерживала против Москвы Великий Новгород и Тверь, поднимала в набеги татар.

В 1492 году Казимир умер, и Великое княжество Литовское избрало себе князем его сына Александра, отделившись от Польши. Иван III воспользовался этим и начал войну против Литвы за «отчину» – то есть за восточные литовские земли, некогда входившие в состав Киевской Руси.

Силы были примерно равны, решающего успеха не могла добиться ни одна из воюющих сторон, поэтому спустя два года в Москве между ней и Литвой был подписан договор о вечном мире. Литва соглашалась на передачу в состав Московского государства Вязьмы, Козельска, Мещеры, Мстиславля, Перемышля, Рославля, Тарусы, отказывалась от претензий на Новгород Великий, Псков, Тверь, Рязань, а также формально уступила Ивану III земли православных князей, перешедших на сторону Москвы. Великий князь Литовский Александр признал за Иваном Васильевичем право на титул «Государя всея Руси».

Символом окончательного примирения двух государств должен был стать брак княжны Елены с великим князем литовским Александром. Мнения княжны никто не спрашивал: в те времена, родители вольны были решать вопросы о браках своих детей, даже не ставя их в известность о готовящемся сватовстве: молодые впервые видели друг друга только во время венчания.

С литовской стороны, брак должен был скрепить необходимый ей мир с Иваном III, русская же сторона рассчитывала этим шагом предотвратить уничтожение самостоятельной православной церкви в Литве. Заключая брак, Александр обязывался не принуждать Елену к переходу в католицизм. Благодаря этому Елена Ивановна могла бы стать покровительницей православных в литовском государстве.

Но фактически русская княжна становилась заложницей политических игр сильных мира сего, поскольку католическая церковь в Литве набирала силу и власть, а примерно две трети подданных княжества оставались православными и терпели гонения и притеснения. Молодая княгиня должны была стать им опорой и поддержкой, сама опираясь только на силу собственного духа. Кстати, ее отец это прекрасно понимал.

«И хоти будет тебе, дочка, про то и до крови пострадати, и ты бы пострадала, а того бы еси (измены православию) не учинила», – наказывал Иван III Елене перед ее отъездом в Литву. Ибо обращение Елены Ивановны в католическую веру привело бы к ослаблению ее связей с Москвой, что не входило в планы Ивана III. Хотя для самой молодой княгини это было бы существенным облегчением жизни в чужой стране, ее вполне сознательно обрекли на множество страданий и унижений, вместо подобающих ей почестей и спокойной жизни.

Бракосочетание состоялось в 1496 году, причем обряд венчания происходил дважды: сначала по православному чину, а затем – по католическому. Так что и в замужестве Елена Ивановна осталась в «греческом законе», т. е. православной.

По договору, заключенному одновременно с бракосочетанием, в Литву вместе с княгиней Еленой прибыли некоторые знатные бояре и боярыни, но они вскоре были отосланы. Русская княгиня оказалась в Литве почти в полном одиночестве. Сближению с литовской аристократией мешало различие в вероисповедании, поменять которое Елена не хотела, помня о наказе отца.

«Полны меня в животе не будет, то и отца своего наказ забуду», – писала она отцу в одном из писем. Елена Ивановна сумела поставить себя в новой среде с тактом, присущим истинному политику, и с достоинством, соответствующим ее высокому рангу. Одному Богу известно, каких душевных сил это потребовало от молодой женщины.

Для того чтобы не отдалиться от московского двора, Елена Ивановна установила регулярную личную переписку и посылку «посольств» на родину, а великий князь всея Руси Иван III сообщал дочери о своих планах («тобе то да ведомо было»)

«Служебница и девка» Ивана III, как Елена Ивановна сама себя первоначально называла в письмах и посольских речах, оставила о себе память как об умном политике и в русских актах, и в литовских метриках. Переписка литовского и московского дворов 90-х годов XV в. позволяет говорить о влиянии Елены Ивановны на решение важных для России внешнеполитических вопросов в нужном для Ивана III направлении.

Уже осенью 1497 года Елена пожаловалась отцу, что муж не наделил ее желаемыми волостями и ей пришлось на собственные, полученные в приданое деньги покупать имение Жагоры. Иван III рекомендовал дочери быть настойчивее в своих просьбах к мужу, касающихся земельного имущества («и ты говорила бы с ним от себя, а не моею речью»), и требовал от нее точной информации о результатах этого дела («мне бы еси во всем отказывала»).

Елена была умной, тактичной и самостоятельной женщиной, но все эти качества наталкивались на ожесточенную ненависть панской рады к «московитке». Был еще один деликатный момент. Приданое, выделенное Великим князем дочери, было без преувеличения колоссальным: на него Великая княгиня литовская могла бы приобрести недвижимость всех литовских панов, включая собственного супруга. Ей принадлежали многочисленные имения и хозяйства, а на имевшиеся у неё средства она оказывала деятельную поддержку православным, внося большие пожертвования на церкви и монастыри. А вот литовская казна была пуста, да и католическая церковь, забыв о приличествующем смирении, зарилась на богатства «схизматиков».

Поскольку в Литве предпринимались попытки осуществить унию между католиками и православными, для католического клира было важно добиться поддержки Елены по этому вопросу, что бы повысило престиж унии в глазах населения. Католический епископ виленский Войтех Табор, а также бернардинцы пытались склонить Елену к отступлению от православия, однако она отвечала, что не может сделать этого без согласия отца. Особенно сильное давление оказывал папа Александр VI, требовавший от великого князя литовского, чтобы тот в случае отказа жены отвергнул её и даже чтобы, конфисковав имущество, её предали церковному суду.

Александр эти требования не выполнил – он, по-видимому, был сильно привязан к своей супруге и не отличался к тому же религиозным фанатизмом. Единственное, что его заботило – это легитимность будущего наследника, рожденного православной матерью. Княгиня была красива – это признавали даже ее недоброжелатели – и желанна для любого мужчины. Но брак Елены с Александром оставался бездетным, что позволило некоторым польским историкам сделать «неопровержимые умозаключения»: фактических супружеских отношений не было, княгиня так и осталась девицей, поскольку князь «привержен был винопитию и к исполнению супружеского долга неспособен».

Маловероятно, поскольку даже католическая церковь мгновенно давала разрешение на расторжение подобных браков. Кроме того, отец Елены вряд ли стерпел бы подобное обращение со своей дочерью – это считалось оскорблением девицы и всей ее семьи. Зато подобная версия давала польским историкам возможность хотя бы задним числом очернить литовского князя, женившегося на «схизматичке», а заодно опозорить е Елену Ивановну. А поскольку проверить, был ли князь способен к супружеской жизни, спустя десятилетия и века было невозможно, версия продолжает невозбранно гулять по страницам многих и многих исторических трудов.

На самом деле между супругами сложились хорошие, приязненные, чуть ли не любовные отношения. Известно, что летом 1495 года Елена выступила в поддержку мужа, просившего у Ивана III помощи против Менгли-Гирея. Вместе с Александром она нанесла свой первый визит в Минск. Княгиня всячески поддерживала православие в Литве: украсила в Вильно посещаемую ею Покровскую церковь, подарила одно из своих владений Пречистенскому монастырю.

Но стойкая верность Елены православной вере раздражала окружение ее мужа. Положение ее затруднялось тем, что, с одной стороны, католическое духовенство настаивало на принятии ею «латинства», с другой – Иван требовал от зятя постройки для жены греческой церкви. Александр наотрез отказал, ссылаясь на законы предков: «церквей греческих не прибавлять», и удалил из окружения супруги всех православных.

Узнав об этом, в 1499 году подъячий Шестаков обратился с письмом к князю Оболенскому, Вяземскому наместнику:

«Здесь у нас, – писал он, – смута большая между латинами и нашим христианством; в нашего владыку Смоленского дьявол вселился, да в Сапегу тоже. Встали на православную веру. Великий князь неволит государыню нашу, великую княгиню Елену, в латинскую проклятую веру. Но государыню нашу Бог научил, да помнила науку государя-отца, и она отказала мужу так: „Вспомнись, что ты обещал государю, отцу моему, а я без воли государя, отца моего, не могу этого сделать. Сделаю, как меня научит“. Да и все наше православное христианство хочет окрестить; от этого наша Русь с Литвою в большой вражде».

Разгневанный Иван III в 1500 году начал против зятя войну. Елена отправила отцу письмо, в котором укоряла его за нарушение мирного договора. В 1501 году великий князь Александр после смерти брата был избран и королем Польским. Елена Ивановна практически стала королевой Польской. Правда, так и не была коронована, ибо для этого был неизбежен переход в католичество: коронованную схизматичку на польском престоле никто бы не потерпел.

Не присутствовала она и при коронации мужа, состоявшейся в декабре 1501 года, но, несмотря на это, отношения между «разноверными» супругами по-прежнему оставались теплыми. Вместе с Еленой Александр объехал польские земли, показывая тем самым, что она фактически стала королевой Польши.

Дабы соответствовать новому статусу, в подарок от отца Елена Ивановна получала очень дорогие меха. Сохранилось письмо Ивана III к дочери:

«Приказывала ты ко мне о горностаях и о белках. И я к тебе послал 500 горностаев и 1.500 подпален. Приказывала ты еще, чтоб прислать тебе соболя черного с ногами передними и задними и когтями: как нам привезут, мы тебе пошлем сейчас же».

А любящий супруг презентовал ей земли возле Минска, Гродно, а также в Виленском и Трокском воеводствах.

Королева Польши щедро дарила свои земли православным церквям и обителям. Она часто приезжала в Минск, где поддерживала Вознесенский монастырь. (Спасо-Вознесенский православный монастырь был основан в XIII веке на Троицкой горе, примерно на том месте, где ныне находится здание Министерства обороны). Ему в 1502 году она передала свое имение Тростенец.

Между тем война с Московским государством продолжалась. Однако, несмотря на военные действия, Иван III обратился к Елене за помощью, решив женить сына Василия – будущего великого князя Василия III – на иностранной принцессе, да и младшим сыновьям подобрать «заграничных» супруг.

Он писал дочери:

«Сын мой Василий и дети мои Юрий и Димитрий, твои братья, уже до того доросли, что их следует женить, и я хочу их женить, где будет пригоже.

Так ты бы, дочка, разузнала, у каких государей греческого закона или римского закона будут дочери, на которых было бы пригоже моего сына Василия женить?»

Через некоторое время, Елена прислала отцу письмо:

«Разведывала я про детей деспота сербского, но ничего не могла допытаться. У маркграфа бранденбургского, говорят, пять дочерей: большая осьмнадцати лет, хрома, нехороша; под большею четырнадцати лет, из себя хороша (парсуною ее поведают хорошу). Есть дочери у баварского князя, каких лет – не знают, матери у них нет. У стетинского князя есть дочери, слава про мать и про них добра. У французского короля сестра, обручена была за Альбрехта, короля польского, собою хороша, да хрома и теперь на себя чепец наложила, пошла в монастырь. У датского короля его милость батюшка лучше меня знает, что дочь есть…»

На просьбу московского посла узнать об этих и других возможных невестах подробнее, Елена ответила:

«Что ты мне говоришь, как мне посылать? Если бы отец мой был с королем в мире, то я послала бы. Отец мой лучше меня сам может разведать. За такого великого государя кто бы не захотел выдать дочь? Да у них, в Латыни, так крепко, что без папина ведома никак не отдадут в греческий закон. Нас укоряют беспрестанно, зовут нас нехристьми. Ты государю моему скажи: если пошлет к маркграфу, то велел бы от старой королевы (т.е. свекрови Елены) таиться, потому что она больше всех греческий закон укоряет».

Так что попытки Ивана III стать вторым Ярославом Мудрым и породниться с многими иностранными государями ожидаемого результата не принесли. А старший сын Василий и вовсе заявил о том, что желает вступить в брак только с русской, и со временем женился на первой красавице Руси – Соломонии Сабуровой.

Но неудача в брачной дипломатии компенсировалась военными успехами. Русские войска разбили литовцев и их союзников, ливонских рыцарей, на Ведроше и под Мстиславлем.

Через короля Венгрии Владислава Литва запросила мира, и Иван III согласился. По перемирию России возвратили земли на реках Сож и Днепр, 19 городов и 70 волостей. Подписывая в 1503 году мирный договор, Иван Васильевич потребовал, чтобы зять больше не смел принуждать дочь к своей вере, построил бы для нее церковь и окружил православными слугами, добавив:

«А начнет брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает, что мы ему этого не спустим, – будем за это стоять, сколько нам Бог пособит».

Иван Васильевич был силой, с которой приходилось считаться. Мир, за который ратовала Елена Ивановна, был восстановлен в 1503 году. Переписка Ивана III с дочерью стала интенсивнее, но в эпистолярных обращениях Елены к отцу произошла разительная перемена: «служебница и девка», не смевшая ранее шагу ступить самостоятельно, не спросясь совета отца, постепенно превратилась в уверенную в себе королеву.

Искусство ее обхождения с кардиналами и прелатами во время посещения ею Европы отмечено в документах. Иван III признал и оценил становление Елены как политика. Его послы все чаще стали обращать к ней свои особые «тайные речи о «делах политических», прислушиваться к ее мнению о состоянии внешнеполитической конъюнктуры.

В 1505 году Папа Юлий II разрешил Александру жить с иноверной супругой «в ожидании смерти ее отца, уже очень старого, или какого-нибудь другого обстоятельства». И, действительно, в том же году Иван III Васильевич умер, и московский престол перешел к брату Елены – Василию (отцу Ивана Грозного).

Во всех делах, не касающихся религии, королева Польши всячески помогала мужу. Она поддержала его в борьбе со шляхтой за централизацию власти. В 1506 году, когда Александр был смертельно болен, она находилась вместе с ним в Лидском замке, где создавалось ополчение против татар.

Но дни ее любимого супруга были сочтены, и в том же году он умер. В решении судьбы польского престолонаследия решил принять участие и Василий III, который в тайном послании просил Елену уговорить «панство» избрать его королем Польши. Таким образом, земли Литвы, Польши и России были бы объединены. Увы, это так и осталось мечтой.

Польские магнаты, обладая колоссальным гонором, но весьма стесненные в средствах, были прекрасно осведомлены об огромных богатствах русского царя и боялись, что он просто-напросто переманит к себе бОльшую часть польской шляхты, служившей панам более «из чести», нежели за деньги. Кроме того, сама мысль о том, что польский трон достанется схизматику, была непереносимой.

Королем Польши был избран брат Александра Жигимонт (Сигизмунд), получивший опеку над Еленой Ивановной. Следуя завещанию мужа, она поддержала новую власть, и Жигимонт подарил ей города Брянск и Бельск.

Великий князь Василий беспокоился о судьбе сестры, и предупредил послов короля Жигимонта, прибывших для заключения перемирия, чтобы вдовствующую великую княгиню не принуждали к переходу в католичество. Самой же Елене Василий писал:

«…А ты бы, сестра, и теперь помнила Бога и свою душу, отца нашего и матери наказ, от Бога душою не отпала бы, от отца и матери в неблагословеньи не была бы и нашему православному закону укоризны не принесла».

Но время шло, и отношения России с Литвой вновь ухудшились.

В 1507 – 1508 годах опять вспыхнула война, причины которой были непонятны, а результаты – мизерными.

Около 1511 года 35-летняя Елена решила вернуться в Москву. Рудзкий отмечает, что в Вильне овдовевшая королева чувствовала себя одиноко, тогда как в Москве проживала её родня. Жигимонт поначалу попытался воспользоваться влиянием вдовствующей королевы на брата Василия, чтобы нейтрализовать мятежного Глинского и примкнувших к нему феодалов, но после того, как Василий принял и обласкал мятежника, новый польский монарх полностью охладел к Елене.

В 1512 году началось очередное сражение за Смоленск. В этом же году Елену схватили в Вильно и отвезли в Троки, а затем в Биршаны (местечко под Ковно). Предварительно у королевы отобрали казну в подведомственных ей городах и волостях.

Василий III написал гневное письмо Жигимонту и получил вот такой ответ:

«…У сестры твоей, нашей невестки, казны, людей, городов и волостей не отнимали… В Троки и Биршаны не увозили и бесчестья никакого не наносили …только сказали ей, с нашего ведома, чтоб ее милость в Браславль не ездила, а жила бы по другим своим городам. Мы к невестке нашей относимся с большим почетом, к римской вере ее не принуждаем и не будем принуждать, городов и волостей не только не отнимали, которые дал ей брат наш Александр, но еще несколько городов подарили».

Действительно, после этого какое-то время Елена вновь распоряжалась в своих землях. Но ее уже ждали новые гонения, поводом для которых послужил неудачный поход брата на Смоленск. Королеву вновь отослали в Биршаны.

В 1513 году, после того как Елена вновь потребовала возвращения своего имущества, ей передали 40 золотых кубков. Буквально через несколько дней 37-летняя королева неожиданно скончалась. В своей хронике Ян Комаровский записал, что Елена была отравлена ключником по приказу посягавшего на её богатства Николая Радзивилла. Рудзкий указывает на то, что другие источники не подтверждают эту информацию. Впоследствии богатства Елены достались королеве Барбаре Запольи. Сигизмунд встретил известие о смерти Елены с облегчением, заметив в письме к краковскому епископу, что её кончина избавила государство от многих забот.

Похоронили Елену Ивановну в Пречистенском монастыре в Вильно холодным январским днем 1513 года.

Одни боготворили ее за стойкость в православной вере, другие ненавидели за то же и считали шпионкой Москвы.

С именами Елены и ее мужа Александра связывают икону Николая Гостунского, некогда очень почитаемую православными. По одной из легенд, образ был принесен из Гостынского замка в Литве в 1506 году. Тогда же в Кремле царь Василий III специально для нее построил церковь. Известно доподлинно, что все последующие цари весьма почитали этот образ и храм пользовался особыми милостями царственных особ.

«Девка-служебница» осталась в веках мудрой государыней-правительницей, стойко державшейся православной веры и боровшейся за облегчение гнета своих единоверцев на литовских и польских землях.