Текст книги "Выжить для любви"

Глава 9

Изнемогающая физически и опустошенная эмоционально, в шесть часов на следующее утро Ника встретила Катерину с семьей в аэропорту. В ожидании посадки она успела выпить еще чашку кофе. Ника понятия не имела, которая это чашка по счету за последние сутки, но была абсолютно уверена, что лишь кофеин помогает ей держаться на ногах.

Она не спала ни минуты, а если бы и рискнула лечь, заснуть ей не дали бы. Федоров еще долго расспрашивал ее, потом сразу навалилось множество дел. Знакомых следовало известить. Полицейские взяли на себя родных судьи.

Потом начали звонить родные Виленского – одновременно по домашнему и по сотовому телефонам.

Дом предстояло привести в порядок. Ей надо было разместить одиннадцать человек, в том числе и саму себя, в гостиницах, да еще и подготовиться к приезду родных Виленского за считаные часы.

Сама Ника переселилась в скромный отель, испытав шок оттого, что ей нельзя не только остаться в доме, но даже забрать свою одежду. Список необходимых вещей она передала Федорову, а тот кому-то поручил собрать их.

Ее пистолет и старый револьвер Виленского изъяли. Федоров обещал вернуть их после завершения расследования.

До Ники дошло, что она входит в число подозреваемых, пусть и не является главным из них. Она имела доступ в дом, у нее был пистолет, Федоров сам видел, как метко она стреляет.

Свое алиби она могла подтвердить только чеками и билетами. Хотя мотива у нее не было, поэтому она могла успокоиться, но ее не покидало воспоминание о трупе старика.

Он выглядел таким хрупким, что казалось, раньше его поддерживала только неукротимая энергия. Ника искренне радовалась тому, что именно она нашла его и успела попрощаться с ним, пока не явились чужие люди и не увезли труп. Мертвые не в состоянии выглядеть достойно. Судья сгорел бы от стыда за извергнувшееся содержимое кишечника, особенно если бы об этом узнали его близкие. Скорее всего ему было бы стыдно и перед Никой, но не так, как перед детьми и внуками.

Появились пассажиры, прибывшие нужным ей рейсом, и в числе первых Катя с семьей. Стройная, миловидная, с эффектными прядками в коротких белокурых волосах. Она была бледна, с заплаканными глазами, но держалась мужественно. Заметив Нику, немедленно бросилась к ней и заключила ее в объятия. На глаза Ники навернулись слезы: всю эту ужасную ночь она отчаянно хотела, чтобы кто-нибудь крепко обнял ее и заставил забыть об одиночестве.

– С Мишей ты созвонилась? – спросила Катя, отстраняясь и утирая слезы насквозь промокшим бумажным платочком.

– Да, они скоро будут в гостинице.

– Полиции уже что-нибудь известно?

Ника покачала головой:

– Не знаю. Поскольку я не родственница, мне ничего не объясняют. – Будь она даже родной дочерью, Федоров держал бы ее в неведении – как одну из подозреваемых.

– Я знала, что рано или поздно кто-нибудь из тех мерзавцев, что посадил отец, выйдет из тюрьмы и убьет его, – звенящим от напряжения голосом призналась Катя. – Так и знала!

Нику окатила новая волна угрызений совести.

– Мне следовало быть рядом…

– Ерунда! – яростно перебила Катя. – У тебя был выходной, ты имела полное право покинуть дом. Никто и не требовал от тебя ходить за ним по пятам двадцать четыре часа в сутки. Наверное, убийца следил за домом и увидел, что ты уехала. Если в этом кто-нибудь и виноват, так это я – за то, что не наняла постоянных телохранителей. А ты ни в чем не виновата, и даже думать об этом не смей, слышишь?

Слишком поздно. О своей вине Ника думала все последнее время. «А если, – вдруг мелькнула у нее жуткая мысль, – Юрьевича убил тот же человек, который прислал мне кулон? Что, если на самом деле он искал меня?» Правда, в таком случае убийство старика судьи выглядело нелогично. Но стоит ли искать логику в действиях преступника? Помня об этом извращенце, ей следовало бы остаться дома, а не пытаться ловить его на живца.

Только когда Федоров задал ей вопрос об угрозах, она сообразила, что такое решение было бы наилучшим. Но, несмотря на все логические доводы, первое впечатление не бледнело.

– Ты тоже ни в чем не виновата, – решительно заявила Катя. – Виноват только тот человек, который нажал курок, и больше никто. Мы должны помнить об этом, иначе сойдем с ума! – И все-таки ей следовало быть дома! И она осталась бы дома, если бы не этот проклятый кулон.

Дима, муж Кати, уже вылавливал с ленты транспортера багаж, ему помогал десятилетний сын Костик.

Пятнадцатилетняя Лиана стояла в сторонке и выглядела такой потерянной и несчастной, какими бывают только подростки. В ее волосах медового оттенка мелькали блестящие синие пряди. Левую бровь украшали две золотые сережки.

– Ого! – воскликнула Ника, подходя, чтобы обнять девушку. – Целых две! Когда ты успела проколоть вторую дырку?

– Это клипса, – объяснила Лиана. – Я хотела в следующий раз разыграть деда… но не успела! – Ее лицо сморщилось, она метнулась к Нике и уткнулась в ее плечо. Худенькое тело девочки затряслось от рыданий.

Катя привлекла к себе дочь, утешая ее, как малышку. Подошли Дима с Костиком, нагруженные багажом и явно стесняющиеся женских слез. Катя наконец успокоила Лиану, и все побрели к машине Ники. Дети с матерью устроились на заднем сиденье, Дима – на переднем.

– Когда приезжают Михаил с Ольгой? – спросил он.

– Примерно в одиннадцать. Завещание Аркадия Юрьевича хранится в банке, в ячейке. А банк открывается только в девять. Михаил считает, что завещание необходимо привезти.

Катя приложила ладонь ко лбу:

– Сейчас мне не до завещания.

– В нем могут оказаться распоряжения насчет похорон, – мягко объяснил Дима.

– И все-таки лучше бы… – Она осеклась. – Но теперь уже не важно. – Она глубоко вздохнула, а Ника принялась выруливать со стоянки. – Ника, ты не знаешь, когда полицейские впустят нас в дом?

– Наверное, через пару дней. – Но прежде придется навести порядок в библиотеке: родным незачем видеть запекшуюся кровь. Ника отдала бы что угодно, лишь бы и самой не видеть ее, вернуться на двенадцать часов назад и хоть что-нибудь изменить. Она поступила бы иначе: вместо того чтобы болтаться по городу, пораньше вернулась домой, встретила убийцу, и Аркадий Юрьевич остался бы жив.

Но повернуть время вспять невозможно. Ни ей, ни кому-нибудь другому.

– Следователь найдет вас в гостинице, – объяснила Ника. – Если сможете, постарайтесь поспать.

– А ты будешь рядом, когда следователь начнет допрашивать нас? – Голос Кати дрогнул.

– Если захочешь. – Еще совсем недавно Ника изнывала от одиночества, а теперь так же страстно желала остаться одна, чтобы дать волю скорби и рыданиям. Она держала их в себе в основном потому, что находилась в состоянии шока, но теперь он проходил, его вытесняла ошеломляющая реальность.

И БОЛЬ.

– Пожалуйста! Я так… у меня путаются мысли.

За ясность собственных мыслей Ника не стала бы ручаться, но если Кате поможет ее присутствие, она побудет рядом. Если Федоров согласится подождать несколько часов, она успеет принять душ, переодеться и, может, даже вздремнуть. Но при мысли о еде желудок Ники мучительно сжался, горло перехватило. Нет, с едой придется подождать! Пожалуй, до завтра.

Завтра. А что будет завтра? Она возьмет на себя львиную долю хлопот. Все, с чем не смогут справиться родственники судьи. А потом, когда отдаст последний долг?

К такому неожиданному повороту судьбы Ника оказалась не готова. Она рассчитывала на пару мирных лет – их хватило бы, чтобы подготовиться к осуществлению задуманного.

Ника знала, что старик Виленский постепенно совсем ослабеет и сердечный приступ добьет его, но так или иначе он умрет своей смертью. Всем близким будет недоставать его, но такая утрата не идет ни в какие сравнения с рвущей болью, вызванной ужасным убийством. К такому расставанию с Виленским никто не подготовился. Особенно его близкие.

Ника помогала Кате с семьей разместиться в гостинице и уже собиралась уезжать, когда прибыл Михаил с семьей. И она задержалась, помогая им, отвечая на вопросы.

Устроившись в своих номерах, к ним присоединились Катя с Дмитрием.

Все они собрались в гостиной номера люкс, немного всплакнули, потом утешились. Катя взяла лист бумаги и принялась составлять список предстоящих дел.

С Катей все будет в порядке, поняла Ника. Она горюет, но находит в себе силы составлять список. Женщинам свойственно справляться с горем, занимаясь необходимыми делами.

День выдался пасмурным и прохладным. Направляясь к машине, Ника с удовольствием подставила лицо свежему ветру. Впервые за долгое время ей было нечем заняться, и ощущение оказалось непривычным. Она оставила Кате номер телефона своего отеля. Мобильный номер у нее был. Договорились, что она подъедет, когда в гостиницу прибудет Федоров. Примерно на пару часов Ника была предоставлена самой себе. Хорошо бы принять душ.

В номере тишина буквально оглушила ее. Много часов подряд она провела в окружении людей, в суете, при ярком свете. Даже когда она сидела и отвечала на вопросы, то все равно была занята. А теперь она осталась одна, и дела вдруг иссякли.

Она методично распаковала прихваченную с собой немногочисленную одежду, повесила платье в ванной, чтобы оно отвиселось, пока его хозяйка принимает душ, и наконец шагнула под теплые струи.

И расплакалась.

Она рыдала долго и отчаянно, съежившись в душевой кабинке, уткнувшись лицом в ладони и чувствуя, как вода стекает с ее волос. Накопившийся за долгие часы стресс вырвался наружу. Ей хотелось что-нибудь бить и крушить, метаться и калечить кого попало… а еще – вернуть Юрьевича, словно ничего и не было.

В конце концов она изнемогла от рыданий и впала в состояние тупого смирения. Выключив воду, она соорудила на голове тюрбан из махрового полотенца и голой легла в постель. В комнате было полутемно и прохладно, Ника обессилела и потому уснула почти мгновенно.

Телефон разбудил ее. Она нашарила трубку, борясь со сном.

– Да, слушаю.

– Ника, это Катя. Минут через сорок подъедет следователь. Ты присоединишься к нам?

– Обязательно, – пообещала Ника и вскочила.

Под полотенцем ее волосы не успели высохнуть и запутались. Она высушила их феном и почистила зубы. Выбирать одежду было почти не из чего: кроме единственного платья, Ника взяла с собой только смену белья и спортивный костюм. Она забыла даже пиджак, а он сегодня мог ей ой как пригодиться. Похолодало.

Глава 10

Хмурые тучи разразились моросящим дождем. Прохлада сменилась пронизывающим ветром. Ника поежилась и торопливо зашагала к машине. Сев в нее, первым делом она включила в салоне печку. Вторым – надела темные очки, пряча под ними припухшие и покрасневшие от слез глаза.

До гостиницы было минут десять езды. Но на Звездном бульваре произошла большая авария, поэтому Ника задержалась в пути.

На ее счастье, они с Федоровым вошли в вестибюль одновременно.

– А вы зачем приехали? – бесцеремонно спросил он.

– Так захотели родственники убитого, – объяснила Ника и удивилась своему хриплому голосу.

Кирилл кивнул. До лифта они дошли молча. Вероника была слишком усталой и опустошенной, чтобы поддерживать разговор. К тому же она понимала, что от Федорова может услышать лишь новые вопросы, а сейчас ей не хотелось отвечать на них.

Ника украдкой метнула на него взгляд. Он успел принять душ, побриться и переодеться. Если он и устал, то виду не подавал. Наверное, тоже вздремнул часок.

Он был в пиджаке. Пиджак напомнил Нике, что на улице похолодало.

– Не могли бы вы распорядиться, чтобы мне привезли из дома куртку? – спросила она. – Любую, какая попадется под руку. Или теплый пиджак.

Кирилл ответил ей быстрым, оценивающим взглядом и, видимо, заметил, что она дрожит.

– Сделаем.

– Спасибо.

Вся семья собралась в люксе у Кати, которая умела оставаться хозяйкой в любых обстоятельствах. Она заказала в номер несколько бутылок коньяка, сыр, фрукты и большой кофейник с горячим кофе. Ника негромко спрашивала присутствующих, чего бы им хотелось выпить, и бесшумно разносила чашки и бокалы. Она прекрасно помнила предпочтения всех родственников Аркадия Юрьевича. Ее профессия предполагала наличие отличной памяти.

За минувшую бессонную ночь она успела запомнить, что привычки Федорова не отличаются изысканностью: он пьет черный кофе без сахара.

Когда она подавала Кириллу его чашку, он благодарно кивнул и спросил:

– Режет глаза?

Ника сообразила, что забыла снять темные очки.

– Прошу прощения, – смутилась она и сняла их. – Совсем забыла.

И конечно, на ее покрасневшие глаза обратили внимание все присутствующие.

– Ты что-нибудь ела? – спросила Катя, положив руку ей на плечо.

– Еще нет.

– Тогда садись и поешь сыра с фруктами. Слышишь? Если смогла я – сможешь и ты.

По настоянию Кати Ника положила себе на тарелку несколько кусочков сыра и банан.

Она осмотрелась в поисках свободного места. По просьбе Катерины в номер принесли дополнительные стулья и кресла, но их заняли члены семьи. Единственное свободное место осталось рядом с Федоровым. Ника села и под зорким взглядом Кати откусила кусочек от банана.

Усилием воли она заставила себя прожевать его. Если бы не посторонние, она выплюнула бы банан, не в силах проглотить его. У нее перехватило горло. Но Ника упрямо продолжала жевать.

– Глотайте! – велел Кирилл так тихо, что его услышала только она.

Ника попыталась. Со второй попытки ей это удалось.

Чтобы жить – надо есть. И поэтому она принялась за еду с той же решимостью, с какой бралась за любое дело.

Почему-то присутствие Федорова ободряло ее. За последние несколько лет, с тех пор как она поселилась в доме Виленского, в поселке не произошло ни единого убийства. Однако Кирилл производил впечатление человека, знакомого с подобными ситуациями и знающего, что надо делать. Его деловитость не давала родным убитого открыто изливать чувства. Они бессознательно подражали Федорову и вели себя сдержанно. Даже Ника успокоилась, зная, что теперь все под контролем. А ее дело сейчас жевать и глотать.

Она слушала негромкие, точные вопросы и ответы.

Чаще – Катины ответы.

Катя сложила руки на коленях:

– Извините… а где папа? Нам предстоит организовать похороны…

– В морге, – ответил Кирилл. – После вскрытия тело отдадут вам.

Все в комнате замерли.

– После вскрытия? – переспросил Михаил. – А это еще зачем?

– Вскрытие – обязательная процедура в случае убийства.

– Это же абсурд! – вмешалась Катя. – Ладно бы не была известна причина смерти, но ведь папу застрелили! Причины его смерти очевидны! – На слове «смерть» ее голос задрожал, но она быстро взяла себя в руки.

– Да, причины смерти кажутся очевидными. Но иногда в жертву стреляют или сжигают ее, чтобы скрыть истинную причину – отравление или удушение.

– Неужели установить эту причину так важно? – спросила Лиана.

– Причины смерти могут многое рассказать об убийце. Например, кто мог иметь доступ к тому или иному яду? Кто достаточно силен, чтобы задушить? Лично я считаю, что вашего деда застрелили. Но подтвердить это может лишь патологоанатом.

– И когда отдадут… папу?

– Точно не знаю, но скорее всего завтра.

– Хорошо! – Катя нервно потерла кончик носа и переглянулась с братом. – Сегодня четверг. Если завтра его отдадут нам, похороны состоятся или в субботу, или в воскресенье. Миша, что скажешь?

– В воскресенье, – сразу решил Михаил. – В выходной легче собрать знакомых.

– Согласна. Значит – в воскресенье! – И она сделала пометку в своих записях.

Кирилл повернулся к Михаилу:

– Если не ошибаюсь, вы должны были заехать за завещанием. Вы привезли копию?

– Да, она у меня.

– Вы знаете, что написано в завещании?

– Нет, оно хранится в запечатанном конверте. То есть все мы знаем его суть, в общих чертах. Но детали нам неизвестны.

– Вы позволите взглянуть?

Брови Михаила взлетели вверх:

– Можно узнать зачем?

– Иногда наследство оказывается важным мотивом.

Катя громко ахнула:

– Вы намекаете, что кто-то из нас убил папу?

– Нет. Против вас нет никаких улик. Я просто выполняю все необходимые процедуры. Я не хотел бы упустить что-нибудь важное, что поможет нам раскрыть это преступление.

Михаил достал большой конверт. Как он и говорил, тот был надежно запечатан. Кирилл вопросительно взглянул на Михаила. Тот кивнул, решительным жестом сломал печать и вынул из конверта несколько листов.

Кирилл быстро перелистал страницы завещания, наскоро просматривая текст. Вдруг он замер, вскинул голову и впился в Нику взглядом:

– Вы знали, что по условиям этого завещания наследуете внушительную сумму?

Глава 11

Вероника заморгала, скорее растерявшись, чем изумившись. Из-за шока и усталости она сомневалась, что правильно поняла слова следователя.

Она даже огляделась, словно надеясь увидеть в гостиной еще одну Нику. Никого не обнаружив, она перевела взгляд на Кирилла, увидев, что он пристально наблюдает за ней.

– Вы имеете в виду меня? – уточнила она, по-прежнему ничего не понимая.

– Управдома Виленского, Веронику Тропареву. То есть – вас.

Она кивнула и тут же поднесла ладонь ко лбу. Наверное, от недосыпания, а может, и от избытка кофеина у нее адски разболелась голова.

– Аркадий Юрьевич что-то завещал мне? – К ее неудовольствию, голос дрогнул, нижняя губа задрожала, прежде чем она успела прикусить ее. Но сморгнуть выступившие слезы Ника не сумела.

– Ну конечно, – подтвердила Катя. – Папа сам говорил нам об этом.

– Но я… я ничего не знала.

– Он думал, что ты не станешь возражать, – объяснил Михаил.

– Прошу прощения, – резко перебила Ника и бросилась в ванную, чтобы не опозориться при всех и не расплакаться по-детски, навзрыд. Едва она скрылась за дверью ванной, ее лицо исказила мучительная гримаса. Она схватила полотенце, чтобы приглушить всхлипы.

Только сила воли помогла ей взять себя в руки, перестать всхлипывать и вовремя приложить к глазам полотенце, чтобы вытереть слезы. Несколько раз глубоко вздохнув, она успокоилась.

Ничто и никогда не трогало ее так, как известие о том, что Виленский упомянул ее в завещании. Ей хорошо платили, ей нравилось заботиться о старике. Она любила его за обходительность и чувство юмора, за устаревшие манеры и порядочность. Ни на какое наследство она не рассчитывала, и если бы узнала, какие были намерения старика, она решительно воспротивилась бы им. Они прожили вдвоем около трех лет. Кто она по сравнению с его детьми и внуками или школьными друзьями?

Но Аркадий Юрьевич, похоже, придерживался иного мнения, как и его дети. При мысли о таком великодушии глаза Ники вновь увлажнились. Пришлось опять промокнуть их полотенцем. Только бы не расплакаться! Особенно здесь и сейчас! У этой семьи и без нее достаточно горя и забот.

Остудив пылающие щеки холодной водой, Вероника приложила смоченное холодной водой полотенце ко лбу, унимая боль. Хорошо бы сейчас прилечь с этим компрессом и выплакаться. Но – увы! С этим придется подождать.

Наконец Вероника вернулась в гостиную.

– Простите, – пробормотала она, занимая свое прежнее место рядом с Федоровым.

– Значит, вы ничего не знали?

Она покачала головой.

Поверил ли Кирилл – задумываться ей не давала усталость.

– Папа взял с нас честное слово, что мы будем молчать, – пояснила Катя, и печальная улыбка тронула уголки ее губ. – Ему нравилось делать что-нибудь тайком от тебя. Он шутил, что больше ему нечем отомстить тебе.

– Он вечно жаловался, что ты лишила его любимых «сникерсов», – вмешался Михаил с неподдельной улыбкой, вытеснившей грусть и напряжение. – И всегда набрасывался на них, когда приезжал к нам, потому что знал, что дома их не получит.

– И кексы с изюмом «Пионер» тоже. Я тайком привозила их деду, – призналась Лиана.

Вероника застонала, обводя взглядом виновато улыбающиеся лица.

– Неудивительно, что у него все время повышался уровень холестерина!

Катя похлопала ее по колену.

– Ему были приятны твои заботы. А мы любим тебя за то, что ты заботилась о нем. Когда папа сообщил, что намерен упомянуть тебя в завещании, мы все охотно согласились.

Кирилл прокашлялся, напоминая о себе.

– Благодарю за информацию, – сказал он и поднялся. – Понимаю, всем вам сейчас нелегко, и очень ценю вашу помощь. Примите мои соболезнования. Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы отыскать преступника. Если повезет, это произойдет в самое ближайшее время.

Все встали, последовал шумный обмен рукопожатиями и благодарностями. Причем Кирилл упорно, хоть и медленно, пятился к двери. По пути он взял Веронику за локоть и повлек за собой.

– Проводите меня до машины, – попросил он.

Ника украдкой вздохнула.

Наверное, у него появились новые вопросы. Раз она включена в завещание, значит, подозрение против нее усилится. Но Федоров просто делает свое дело. Не споря, она прихватила сумочку и очки, наскоро попрощалась со всеми, попросила звонить ей без стеснения и покинула номер.

В лифте Федоров молчал. Через вестибюль прошагал без единого слова. Снаружи холодный сырой ветер ударил Нике в лицо. Она съежилась. Погода стремительно портилась, морось усилилась и превратилась в дождь. Обхватив себя обеими руками, Ника произнесла:

– Я его не убивала.

– В этом я абсолютно уверен, – отозвался Кирилл.

Вероника удивленно уставилась на него:

– Почему же тогда задаете мне столько вопросов?

– Это моя работа. Вас необходимо тщательно допросить, чтобы отмести все подозрения.

– Расставить все точки?

– Верно. – Он снял пиджак и набросил его ей на плечи. – Идем.

Дрожа от холода, Ника поспешила за ним на стоянку. В мешковатом пиджаке она казалось самой себе озябшим цыпленком.

– В каком номере вы поселились? – спросил Кирилл. – Я попрошу кого-нибудь привезти вам куртку. Или вы едете не в гостиницу?

Ника сказала, в каком номере, и с грустной усмешкой добавила:

– Надеюсь, я не усну по дороге.

Пальцы Кирилла сжались на ее локте.

– Я отвезу вас.

– А потом мне придется возвращаться за машиной? Спасибо, я справлюсь. Зверски болит голова, но кофе поможет мне еще немного продержаться на ногах.

– Обязательно перекусите.

– Уже перекусила, – напомнила Ника, удивленная его советом. – Вы же видели.

– Вы съели ровно четыре кусочка… Я сосчитал.

– Больше я ничего не смогла бы проглотить. Не настаивайте, Федоров.

Он встал между ней и машиной, широкими плечами заслоняя ее от ветра. Дождь вскоре вымочил его рубашку, но Кирилл не обращал на это внимания, молча глядя на Веронику непроницаемыми глазами. Несмотря на усталость, в ней шевельнулось беспокойство.

– В чем дело? – спросила она и отступила на полшага.

Кирилл покачал головой:

– Ни в чем. Вы еле стоите на ногах. Вам надо как следует выспаться.

– Хорошо бы, – вздохнула Ника.

Кирилл отступил, и она открыла машину, торопясь укрыться от дождя и ветра.

– Вероника! – окликнул Кирилл, когда она уже собиралась завести машину. Пиджак он так и не надел.

– Что?

– Наверное, не надо напоминать… никуда не уезжайте из города.

* * *

Кирилл проводил Веронику до ее гостиницы – только чтобы убедиться, что она доехала благополучно и не создала аварийных ситуаций на дороге. Когда Ника свернула на стоянку, Федоров посигналил ей на прощание, а она помахала ему рукой, но не обернулась.

Она держалась мужественно, но при виде растерянности и тоски в ее темных глазах в нем пробудился инстинкт защитника. Инстинкт, но не полицейского, а мужчины.

Только этого ему не хватало!

Кирилл не солгал, заявив, что абсолютно убежден в невинности Вероники. Она даже не спросила, какую сумму ей завещал покойный Виленский. Очень странно… Он решил, что она стесняется спрашивать об этом при всех, но и наедине с ним Ника ни словом не упомянула о деньгах. Может быть, потому, что давным-давно знала сумму? А если она знала, что ей завещаны два миллиона рублей, то вполне могла из-за них прикончить старика Виленского. Всем известно, что убивают и за гораздо меньшие суммы.

Но ее горе и шок казались неподдельными. Ее глаза покраснели от слез…

Или она чем-то побрызгала в глаза, чтобы все решили, будто она плакала. Либо она хитрый убийца и прекрасная актриса, либо действительно скорбит о старике.

Чутье подсказывало Кириллу, что Вероника Тропарева ничего не скрывает. Но, поскольку то же чутье настойчиво советовало затащить ее в постель, он не желал к нему прислушиваться.

Кирилл старался не думать о Нике. Но напрасно. Ее лицо всплывало у него в памяти в самые неподходящие моменты, вызывая крепкую досаду. На работе он отдыхал от воспоминаний о ней. Но стоило ему присесть вечером перед телевизором или взяться за газету, как Ника являлась ему. Он снова видел ее сидящей на ступеньке лестницы, одетой в тонкую пижаму. Стоящей перед мишенью с пистолетом в руке. Любовался игрой алых и золотистых искр в ее волосах. Всякий мужчина встревожится, обнаружив, что замечает искры в женских волосах.

Сказать по правде, он утратил способность думать о чем-либо другом. Только чудом он удержался, чтобы не наброситься на нее сегодня – такой одержимости сексом он не испытывал с шестнадцати лет. Нет, чудо тут ни при чем: просто испугался. Слишком уж сильно его влекло к ней. Подобного влечения к Шурочке он не замечал даже в первые месяцы их любви. Правда, в то время он уже спал с ней, поэтому сравнивать не стоит.

Если бы не расследование, сейчас он направился бы прямиком к ней. Но пока невиновность Вероники не доказана, приближаться к ней нельзя. Ее алиби подтверждено чеками, билет в кино подлинный. Осталось только проверить ее финансовое положение – и все, она чиста. Дети Виленского унаследовали гораздо больше, чем Ника. У каждого из них есть алиби. Однако киллера можно и нанять.

Все это не нравилось Кириллу. Большинство убийств совершают люди, близкие к жертве: члены семьи, соседи, друзья. Самый сложный из всех случаев – убийство, совершенное посторонним человеком. Куда ведут следы? Как убийца попал в дом? Неужели это один из осужденных судьей Виленским? Звучит вполне разумно. Однако в доме нет ни следов взлома, ни признаков борьбы. Словно старик сам открыл дверь убийце, пригласил его войти и разговаривал с ним в библиотеке.

Как с давним знакомым.

Итак, мы опять возвращаемся к соседям, членам семьи и друзьям?

Кирилл принялся перебирать в памяти все, что знал. Никто из соседей не заметил у дома чужой машины, но ведь было темно. Вероника вернулась без нескольких минут одиннадцать, вскоре после этого нашла труп. В службу спасения она позвонила в шесть минут двенадцатого. Первая патрульная машина прибыла через пять минут, сам Кирилл – примерно через двадцать минут после звонка Ники. Труп только-только начал коченеть, значит, смерть наступила между семью и девятью часами, может половиной десятого. Сам он склонялся к более позднему времени.

Виленский открыл дверь убийце. Никто в округе не слышал выстрелов, которые наверняка раздались бы, будь за дверью отсидевший в тюрьме преступник, решивший отомстить судье.

Любопытно было бы посмотреть, какие отпечатки пальцев найдены в библиотеке. Отпечатки Вероники, самого Виленского, возможно – кухарки, наверняка уборщицы. Иначе и быть не может. Для сравнения у Ники придется взять отпечатки.

Предстоит еще раз осмотреть дом: убийца мог пробраться в него в темноте, убить старика и спокойно уйти пешком. Но где же тут мотив? Кирилл уже знал, что у Виленского было много друзей и знакомых, его любили. Никаких скелетов в шкафу, ни единого неблаговидного поступка, который мог бы всплыть на поверхность. Старик не мошенничал в бизнесе, не играл в азартные игры, не злоупотреблял спиртным и, насколько знал Кирилл, не вступал в связь с женщинами с тех пор, как семь лет назад умерла его жена.

Так кому же понадобилось убивать его?

Если мотив не месть, не любовь и не деньги, что остается?

Ничего – в том-то и беда. Значит, мотив – один из перечисленных трех. В том, что это месть, Кирилл сомневался: старик знал убийцу и пригласил его в дом. Отношения? Виленскому было восемьдесят пять лет, у него не имелось любовниц, а при жизни жены он хранил ей верность. Остаются только деньги.

Вечно все упирается в них.

Мысль Кирилла описала полный круг и снова вернулась к Нике.

Дети Виленского выросли в богатстве и роскоши. Они всегда знали, что у отца есть деньги. Зачем же им понадобилось убивать его? И почему не десять лет назад и не в прошлом году? Почему бы не подождать еще пару лет, до следующего сердечного приступа? Возможно, у кого-то из детей Виленского возникли финансовые затруднения – надо выяснить, но убийства это еще не объясняет.

И все-таки главный подозреваемый – Вероника.

Дьявол!

* * *

Ника проснулась в три часа – с тяжелой головой, забыв, где находится. Она полежала, прислушиваясь к невнятному шуму за окном, глядя на плотные шторы. Казалось, ее голова набита ватой: мыслительный процесс требовал значительных усилий.

Затем она все вспомнила, и горе сжало когтями ее горло и грудь. Она крепко зажмурилась, но это не помогло. Ника опять отчетливо увидела Аркадия Юрьевича в кожаном кресле, в окружении пятен крови и ошметков мозга. Почувствовала ужасный тошнотворный запах и со стоном открыла глаза.

Она медленно села, чувствуя, как ноют все мышцы. Ей опять пришлось спать обнаженной. Попросить Кирилла привезти ей пижаму она совсем забыла. Вернувшись в гостиницу, она плакала, пока не уснула. И теперь глаза немилосердно саднило. У нее мелькнула мысль, что она не похожа не только на вышколенного, но даже на мало-мальски опытного дворецкого.

В комнате было холодно. Мобильник она положила на тумбочку у кровати, чтобы родные Аркадия Юрьевича не теряли ее. Помимо них, она ни с кем не хотела говорить.

Ника вынырнула из уютного кокона одеяла. На полу у двери виднелось что-то белое. Листочки с сообщениями.

Одно сообщение прислал администратор гостиницы: Нике доставили пиджак. Второе, от Федорова, было кратким: «Позвоните мне».

Вздохнув, Вероника взяла мобильник и набрала указанный номер.

Он ответил почти сразу.

– Федоров слушает! – Его голос звучал взвинченно – видимо, от избытка кофеина.

– Это Вероника Тропарева. Я получила ваше сообщение.

– Вы выспались?

– Проспала часа три. Кстати, спасибо за пиджак.

– Не за что. Слушайте, вы случайно не знаете, кому Виленский одалживал деньги? Бывало ли, что долги ему не возвращали?

Ника провела ладонью по лицу, роясь в памяти.

– Он постоянно кому-нибудь одалживал деньги, точнее – дарил, потому что, когда ему пытались вернуть долги, он наотрез отказывался их брать.

– А кто-нибудь из соседей был в числе его должников?

– Не знаю. Из соседей? Да нет, вряд ли. Все его соседи – состоятельные люди.

– А близкие Виленского? У кого-нибудь из них возникали финансовые затруднения?

– Даже если и возникали, со мной Аркадий Юрьевич о них не говорил. В этой семье никого не считали «паршивой овцой». – Ника помедлила, вдруг сообразив, к чему клонит Федоров. Она холодно произнесла: – Я представлю вам полный отчет о моем финансовом положении.