Текст книги "Ливерпульский голубь"

***

Сначала я ничего не хотела. Потом хотела. Подпрыгивать игривым щенком и тереться о твое плечо. И чтобы волосы развевались. А в них цветок. За ухом где-то зацеплен. И смеяться хотела, и веселого холодка под ложечкой. Это было что-то очень хрупкое, как невесомый фарфор китайского сервиза. Потом хотела тебя. Везде. В примерочной, на заправке, на съёмных квартирах, в отелях любой звездности. Хотела безудержно. До сумасшествия. Потом хотела жизни с тобой. Дооолгой. С камином и собакой. До Паркинсона или Альцгеймера. Кто раньше придет. Потом хотела маленького мальчика с твоими глазами. Хотя мальчиков воспитывать не умею. Потом хотела замуж. Остро так хотела. Чтобы только мое. Чтобы никому больше. И это было уже по-маньячьи тяжело. Как глиняный увесистый горшок только что из гончарной деревенской мастерской. Но тебе так трудно давались горшки…

А я все хотела лёгкого дыхания тебе. Чтобы ты, наконец, нашел в себе то, что так долго ищешь. И я бы пошла за тобой. По твоим следам. Но ты плутал как заяц, пытаясь любым способом выиграть войну за право быть правым. Не выиграл, но и не проиграл. И я не победила. До сих пор не знаю, принимала ли участие в сражении в принципе. Осознавала ли, что воюю. Думаю, нет…

Потом хотела себе звёздной дороги, устланной нежностью. До последнего надеялась, что все-таки твоей. А теперь я нянчу другую нежность и, по правде сказать, не уверена, что готова утвердительно ответить на вопрос, хочу ли выпить с тобой кофе. Странно так…

***

Какое яркое небо! Ни облака. Лазоревое. Глубокое. Нет больше эпитетов у меня, банально все. Блуждающая улыбка на лице от переизбытка чувств. Совершенно дурацкая. Вода озера зеленая. Поле солнечное, почти янтарное. Пыльная тропинка цвета топленого молока. Белые стволы берез. Тонкие ветки с уже хрупкой листвой. В общем, лакированная лубочная картинка классической русской сказки позднего августа. Этой пасторали не хватает избушки на курьих ножках. Хотя, почему не хватает? Все на месте. Только образ чуть другой. Посреди поля стоит шатер с баннером «Казацкое кафе». Достаточно большая огороженная деревянными кольями площадка. С флагами и гербами, как положено. Казаки в форме за забором просматриваются. За столиками сидят, трубки курят. Лошадки привязаны. Травку щиплют. Гоголь где-то на небесах очень радуется, наверное. Там же на территории башкирская юрта. С вышитым цветком курая на белом юртином боку. Счастливо соседствующие совмещенные несовместимости. Эдакий фантастический жизненный оксюморон, добавляющий идиллического настроения в природный рай. Абсолютно верный миропорядок.

Мы большой компанией едем на машине и треплемся по-английски. С нами пацан, родившийся на другой стороне земли, и свободно говорящий на урду, бенгальском, хинди и японском. Учит русский. Все понимает. Говорит пока не очень. Но это поправимо. Путь мы держим в Греческий Монастырь. Замечаю, что благостная улыбка не только у меня. У всех нас абсолютно одинаковое идиотское выражение восхищения на лицах.

Крепость потрясающей красоты воздвигнута на горе среди смешанного леса. Упирается в небо стрельчатым куполом Храма. Монументальное сооружение, равноудаленное от надежд и разочарований. Ощущение незыблемости. Деревья, поле, солнце, родник. Так было, есть и будет всегда. Необыкновенная аура у этого места. Гармония и покой нерушимы, несмотря на огромное количество алчущих их обрести. Объяснимо, воскресенье. На ступеньках монастыря нам встретились казак в форме и два греческих монаха. Непосредственно перед храмом – стайка парней из Чечни. Чуть поодаль – армянская семья со всеми дядями, тетями, бабушками и дедушками до какого-то бесконечного колена. Ортодоксальные христиане, мусульмане, евреи, вьетнамцы, цыгане… Все люди Вавилона, живущие под одним Богом, смотрят на горящие свечи Храма, на цветы, заботливо высаженные и обихаживаемые Братией Монастыря, на лесной простор и небесную бесконечность за крепостными стенами… Все так, как и должно быть. Источник с живой водой огорожен большими валунами. Разноязыкая очередь терпелива. Люди окунают руки и просят. Просят и благодарят. Благодарят за жизнь. Да, и просят, в конечном счете, об одном и том же. Дай, Господи, мира этой земле!

***

Маленькая. Метр пятьдесят. Былиночка, килограмм сорок пять от силы. Ножки-палочки, затянутые в лосины. Волосы, собранные в узел. Она вдыхает жизнь в кончики моих пальцев, перемалывает мышцы в фарш, удлиняет линии на ладонях. Ее железные крошечные ручки выворачивают мне все суставы, а острые локти дырявят где-то между лопатками. Сидит на корточках, источает странный запах каких-то благовоний. Но не тяжелый, нет. Лица не видно под маской. Им не положено работать по-другому. Умудряется давить только на самые болевые точки. И, ведь, сразу находит, зараза! Или мне просто везде больно, куда ни надави… Зачем я сюда приволоклась! Издевательство и только. А после длительного лежания я вообще Железный Дровосек. Сделать первый шаг – акт ежеутреннего фантастического мужества. Особенно болят плечи. Больше правое. По психосоматической теории болевой синдром в плече означает, что человек не справляется с задачами, возлагаемыми на него социумом. Конфликт между «хочу и должен». Жизнь для других. Гиперответственность за весь мир и гиперконтроль. Все ко мне. Осознаю. Понимаю, что исправляться никогда не поздно. Каждый раз даю себе слово. Но… Не получается. Тряпка, короче. Такие дела.

Она за это время выполняет колоссальную физическую работу. Наверняка, у нее тоже что-то болит. Но она не фиксирована на этом. В данный момент ей себя не жалко. Никакой усталости в глазах. Ни сбившегося дыхания, ни капельки пота на круглом лбу. Привыкла. Их учат этому с детства. Ей может быть и двадцать, и пятьдесят. Она приехала сюда заработать. Шесть дней в неделю, шесть часов в день, полчаса перерыв. Возможно, у нее дома остались дети. Она не может купить тайский перец чили, его здесь не продают. Тут вьетнамский. Ей невкусно. Не так остро, как привыкла. Она не любит русскую еду. В тайское кафе пойти дорого. По-русски в состоянии сказать только пару слов. Английский на уровне – «сядьте, мэм, повернитесь, мэм, спасибо, мэм». Ей больше и не надо. Это все, что я о ней придумала, и не знаю, что из этого правда. Интересно, а что думает обо мне она? У нее каждый час новое туловище, отличающееся от предыдущего распределением жировых отложений, запахом и цветом волос. Да и зачем нам думать друг о друге? Она молчаливо-профессионально вежлива. Я максимально физически комплаентна. Она и не вспомнит обо мне через секунду после моего ухода, а я еще долго буду ощущать ее прикосновения. Всегдашний дефицит именно подобного рода тактильности. Эгоистичной. Принимающей. При контакте с мужчиной все несколько по-другому. Там всегда у ментально здоровых людей энергетический диалог.

Этот час только мой. И он дан мне для того, чтобы я слушала свое тело. Ее руки магичат над моей физической болью. И каким-то волшебным образом устраняют горечь душевную. Внутреннее напряжение стекает с кончиков ее пальцев через циновку куда-то в преисподнюю. Голова становится пустой. А тело после боли легким и звенящим. А я и думать забыла, что вместо и кроме боли есть другие ощущения… В конце сеанса она показывает, что умеет быть нежной. Замерла в позе кузнечика, гладит по лицу и волосам, что-то щебечет по-тайски. Кожа от масел становится шелковой, эластичной, мягкой. Телесное счастье, оказывается, – важнейший элемент любви к себе. Поздно понимается среднестатистической рабочей лошадью женского пола. А когда, наконец, доходит, лошадь превращается в Женщину. Пусть ненадолго, но метаморфоза классная. Покой. Медитативное, очень дамское состояние. Ибо когда женщина спокойна и расслаблена, в ней расцветает благодарность за все, что она имеет. Вот это и есть момент осознания собственной истинной красоты. Не важно, насколько ее тело далеко от совершенства, но его любили. Пусть это было сродни жесточайшей пытке, но теперь каждая клеточка поет. И это песня гармонии. Наш тайский полусекс в одностороннем порядке был потрясающим.

***

Листья еще не устали и не ложатся надолго. Им нравится путешествовать. Ветер раздувает им паруса. Куда ты лезешь, пацанчик? У меня больше восьмидесяти процентов седины. Парикмахер сказала сегодня, когда красила мне волосы. Не приставай ко мне. Я иду вытаптывать свою бездомность и одиночество. Поэтому провожать меня не надо. Угомонись в своем ретивом безумии. Не выжигай мне снова самое уязвимое место за грудиной. Ты не спасешь меня от хаоса в моей голове. Ты слабенький. Я не лист. И слишком тяжела для ветра. Мои паруса повисли. Не хочу бессердечной нежности. Я покоя хочу.

***

А знаешь, что? Не могу больше! Хочу быть просто бабой. Настоящей такой. Бабой с титьками. Чтобы кремчик вбивать в щечки подушечками пальцев по утрам перед зеркалом. Носик морщить, капризничая. И кофий из чашечки глотать, наманикюренный мизинчик оттопыривая. Понятно тебе? Не уважаемым коллегой, не прекрасным специалистом, не офигенным другом, не чудесной женой, не супер-мамой, не лошадью загнанной! А существом породы «Баба обыкновенная. Безмозглая, но счастливая». Та, у которой лапки. Та, что чуть в нос протяжно так мурлычет: «Ну, Кооотя…» И ресничками хлоп-хлоп…

Вот ты, к примеру, когда-нибудь читала сказку, где Василиса, не принципиально какая, Премудрая или Прекрасная, собственноручно этого недоделанного недееспособного Иванушку мыла, кормила и спать укладывала?? Проблемы его и общие решала бесконечно? Слыхала про такое? Почему этим постоянно занимается Баба Яга? Да потому, что за Василисой сами ухаживают! Она себе цену знает. И красавица, и умница! Именно житейской хитросделанностью умная. А баба Яга необыкновенно удобна с ее гиперопекой и услужливостью, исполнительной волшебностью. За ушком почешет, яблочком наливным попотчует и в ступе куда надо отвезет. Знает, что страшненькая, надо же чем-то взять!

А мудрость, милая, в том, чтобы именно такой Василисой быть, которой никакая Баба Яга с ее пирогами, блинами и сушеными грибами не конкурентка. Дошло до меня, до убогой, наконец, что ощущение собственной ценности, напрямую связано с тем, как женщина ухаживает за собой и как она себя чувствует при этом. Если я себя по-настоящему полюблю, моя маленькая внутренняя девочка уже никогда не будет чувствовать себя покинутой, обиженной, ненужной и одинокой. И тогда удовлетворение собой будет считываться окружающими. И на эту энергию не придет слабый мужчина. Он почувствует себя рядом с такой женщиной неуютно. Ну их к лешему, этих мудаковатых! Отношения мне нужны здоровые! А то повадились, видишь ли, строить что-то поверхностное, «невзатяжку». Людей насквозь видеть научиться хочу и не бояться ничего. Нет в жизни ничего, чего стоило бы бояться! Есть только то, что нужно понять. Понимать настолько, чтобы сразу считывать, кто чего стоит на этой ярмарке тщеславия. Что, многого хочу? Да ничего подобного! Огласить весь список? Да, пожалуйста! Выспаться, массажик, шашлык, пироженку вкусную, танцевать, музыку красивую, цветов с нежным запахом, книжку мурашчатую, ванну с пеной, вина головокружительного, белья шелкового, сапожки те со стразиками, помнишь? Гулять по Риму, встретить рассвет у моря… Я все это, конечно, сама себе предоставить могу. Но скучноватенько одной как-то. Неинтересно. Делиться впечатлениями желательно. Плечо целовать утром родное. Посему мужика хочу реального и правильного. Чтобы любил и спинку чесал. И не важно, в конце концов, какого цвета у него Роллс Ройс!

***

И даже если после этой осени все закончится, это неважно. У меня останутся воспоминания. Любовь догорает бордовыми прожилками на желтой кленовой руке. Неизменность временного течения. Ещё придёт время быть гордой, независимой, терпеливой и мудрой, но сначала – слезы. Испокон века всегда так. И дело не в слабости. Не выплачешь – не выздоровеешь. Слезы и молчание – лучшее средство от разрывающей нерастраченной нежности. Осенью удобно плакать. Никто не заметит соленого привкуса в каплях дождя на лице. Нет ничего страшнее, чем остаться один на один с собой. Сторонним наблюдателем смотришь, как взрослеешь и стареешь. Иногда гордость охватывает, иногда паника, иногда отвращение. Но чаще – ужас от скорости метаморфозы. И тогда хочется замереть в стойке полевого суслика, зажмуриться и перестать отслеживать. Не видеть тонких венок под кожей, не слышать биения за ребрами, не думать о лете, не помнить запахов моря и когда-то любимых губ. Не желать и не действовать. Попробовать просто быть. Как дерево. Как птица. Как цветок. Искренне доверять жизни – особый вид мудрости.

***

Каждый раз, когда я встречаюсь с тобой взглядом, мне хочется чесать свое сердце. Будто там появилось большое лишайное пятно. Ощущаю собственную уязвимость в этот момент. Как всё шелудивое в природе – и люди, и животные. Безумно тяжек этот гигантский груз любви, не растраченный вовремя, потому что невозможно потратить все это за одну такую короткую жизнь.

***

Со счастьем дело обстоит также как с часами.

Чем проще механизм, тем реже он портится.

Никола Шамфор

Туфли удобные, подошва мягкая. Ногам комфортно. Кайф. Ранняя осень на цыпочках подкрадывается к городу. Кое-где желтый листик промелькнет среди еще сочной зелени деревьев, где-то оранжевая рябиновая ягодка. Мое любимое время года. Элегическое настроение, созерцательное. Прохладная отстраненность. Под стать погоде. Идти и думать. А думаю я всегда «ногами», поэтому достаточно большое расстояние от работы до дома не напрягает. Мысли легкие, невесомые. О том, что иногда нужно меньше думать, а в полной мере отдаться сиюминутности. Наслаждаться жизнью и дышать полной грудью. Думать о том, чтобы не думать забавно. И я улыбаюсь. Иногда бывает просто хорошо. Жалко, что редко.

Мне навстречу попалась парочка подростков в обнимку. Он заботливо обнимал ее за талию, она прижималась теснее. Они шли пританцовывая, в ногу, не замечая никого вокруг. Одни на двоих наушники, одна на двоих осенняя весна. Весна в любое время года. Абсолютно замкнутое энергетически эгоистично-восторженное пространство. Я заулыбалась еще шире. Меня никогда не задевала «весна иных Джульетт». Я просто порадовалась за них и стала вспоминать свои весны. Их было много, и каждая была счастливой по-особенному. Но вдруг пришло осознание, что год за годом все четче ощущается горьковатый привкус. Особенно в апреле. И дело не в том, что мы стареем. Просто становится труднее удивиться. Опыт гирей тянет вниз, не дает воспарить. Где-то я уже это слышала. Где-то видела. Ваша улыбка мне знакома. Вы еще ничего не сказали, а я все знаю наперед. Поэтому, лучше молчите! Вы до одури банальны! И мне уже скучно… Скучно! Скучно, черт побери!!! Пресыщенность. Вечные страхи и сложности. Легкости нет. Душа и глаза пустеют без любви. Кто виноват в твоей внутренней истрепанности и беспризорности? Социум? Обстоятельства? Очередной мировой катаклизм? Экономический кризис? Поголовно сумасшедшие, окружившие тебя плотным кольцом? И только когда понимаешь, что с миром-то все в порядке, он абсолютно равнодушен и к тебе, и ко всем остальным, он просто есть, а что-то не так именно с тобой, наступает просветление. Это твоя душа должна наполниться, чтобы вернулась способность чувствовать и удивляться. Энергией гармонии и красоты, созданной либо Богом, либо человеком. А еще лучше – одухотворенностью чьей-то другой, еще живой души… Той, что сбережет твою. Поможет заново научиться благодарить и отдавать. Отдавать – значит жить. Вот так. Проще простого. Мой шагомер показал одиннадцать тысяч шагов. А я и не заметила…

***

«Тебе не страшно?» «Неа. Я же мужик! Почему меня что-то должно пугать? Ты моя женщина и Я ТЕБЯ ВЫБРАЛ! Ты мне доверяешь? Ты хочешь быть со мной?» «Доверяю. Хочу. Но страшно мне. Я очень много ошибалась за жизнь». «Я хочу быть причиной твоего счастья. Мы будем делать воспоминания». «Знаешь, милый, близкими людей делают не воспоминания, а желание, чтобы человек присутствовал в твоём завтра и в твоем всегда. У меня столько воспоминаний за жизнь, я в них захлебываюсь и тону. Но никто из мужчин не говорил мне никогда, что сделает меня счастливой. Они были, дарили радость, брали свое и исчезали, поняв, что не справляются с ответственностью. Некоторые из них, пробыв со мной многие годы, так и не запомнили, какой мой любимый цвет. Немного обидно… Поэтому у меня некий барьер перед новыми отношениями. Я так хочу поверить тебе. Боль делает из женщины воина, а я не хочу воевать. Это противоречит моей природе. Я хочу любить, отдавать, принимать, доверять, уважать и просто быть счастливой. Наслаждаться внутренним покоем. Ты готов видеть меня в каждом своем завтра?» «Ты странная. Если бы это было не так, меня бы рядом с тобой не было. Неужели ты ни разу не строила отношения с психологически зрелыми людьми?» «Выходит, нет». «Все еще сердишься на бывшего?» «Нет. Если я сержусь, то есть испытываю эмоции, значит, не отболела. И тогда я не имею права начинать отношения с тобой. А я УЖЕ сделала это. Значит, если я подумаю о нем или встречусь с ним, ничего не будет в моей душе, кроме тепла и благодарности за совместно проведенное время. Память стирает негатив. Ностальгия будет только по самой себе. Я была моложе и лучше качеством. Я имела ресурс и могла бесконечно тратить себя. Знаешь, когда ты любишь кого-то, очень важно создавать отношения только совместно. Не в одиночку. У меня всегда было так, что вкладывалась только я. Перелюбила. Избаловала. Видимо это происходило потому, что во мне было всегда избыточно много любви. Меня очень любили в детстве и дали огромный запас на будущее. У каждого из нас должно быть хранилище где-то в сердце, пахнущее пончиками с корицей, колыбельными, падающими звездами, теплым котенком, бабушкиными руками и верой в то, что мечты всегда сбываются… То место, откуда мы можем черпать силы выживать в самых трудных жизненных ситуациях. То есть спасти самих себя и еще кого-нибудь любимого. Не ждать чьей-то помощи. У меня это место было. И всегда казалось, что моей любви хватит на всех, что ресурс неисчерпаем. Я бесконечно работала над отношениями. А моих партнеров, наверное, недолюбили. И они были счастливы потреблять мою энергию. Люди всегда идут питаться от чужого света. А сейчас я пуста. Я израсходовала все, что было и больше. Поэтому первоначально я, наверное, не смогу дать тебе столько любви, сколько ты заслуживаешь. В связи с этим, я и спрашиваю, тебе не страшно?»

«Ты ошибаешься, родная. Ты по-прежнему полна любви и прекрасна. Посмотри, как горят твои глаза! Ты самая красивая и желанная женщина! Ты просто требуешь честности, ответственности и смелости быть собой. Те люди бежали, потому что ты нуждалась в большем, чем они привыкли давать. Для незрелого эгоистичного человека потерять независимость и нести ответственность – очень серьезный вызов. И еще раз я отвечаю на твой вопрос. Меня тоже любили в детстве. Я способен отдавать любовь и нести ответственность за свои слова и поступки. Мне не страшно. Идем, обниму. Я обещаю, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы рядом со мной ты чувствовала себя счастливой!»

«Ты всю ночь разговаривала во сне! Что с тобой? Ты не заболела?» «Мама! Мне снился такой странный и прекрасный сон…»

***

На черта нам чужие?

В. Токарева

А. присматривается к М. очень внимательно-настороженно. Какая-то родственность ощущается. Похоже, что обе из клуба «Жертвы материнского деспотизма». С одинаковым комплексом заслуживания любви и вечным желанием доказать свою состоятельность. А. кожей чувствует, что это так. Только М. не подает вида, а А. этим бравирует. Поэтому А. не приближается. Не уверена. Для А. М. слишком благополучна и независима, чересчур сложна. Но, тем интереснее. А. все время хочет прижаться, хочет тепла и дружбы, но очень узкокругло. Чужих не надо. На кой черт не нашего сукна епанча? Поэтому периодически забрасывает удочку, охотится на М. Но М. не ведется. Ищущие глаза у А., бесприютные какие-то. Огня в них нет. Впечатление, что А. хочет множить свое одиночество в чьей-то компании. Не разделить, а именно множить. Чтобы вместе обижаться и осуждать. А чего хочет М., А. не знает. Поэтому боится ошибиться. М. официально-улыбчива, скороспело—решительна и вечно в бегах и избегании, ускользает. А. все время задается вопросом, а ее ли круга М.? М. не хочет именно ее или не подпускает к себе никого в принципе? Эдакая вещь в себе. Если А. найдет компромат на М., то будет счастлива. Она в этом случае будет своя. Такая же. Из того же теста. А. усиленно ищет и хочет, чтобы у М. при муже было еще трое любовников, и чтобы М. все равно оставалась не у дел. Будет, что обсудить и заплевать мужиков совместно высоким литературным слогом. Хотя, трое многовато, даже для А. Двое. Пусть будет двое. Но компромата не было. Не могла найти А. И бесилась. Хотя М. одевается в небрендовые вещи, носит дешевую бижутерию… А. то это уж прекрасно видно! Она на этом собаку съела. Поэтому какие любовники! Значит, нет никого! Ну, тем хуже для М.

У А. вечером ужин с избранными. Надо успеть пригласить домработницу прибрать. Снова будут разговоры об одежде, сексе, и всеобщей продажности. О прогнившем мире, окружающих ничтожествах, подобострастности шестерок и важности денег и связей. Жареные факты, последние сплетни и сенсации. Все разыграно как по нотам. Хотя это ведь не важно: о чем говорят, кто говорит. Важно, что она не одна и жизнь продолжается. И это приносит удовольствие. В коридоре у двери ряд дорогих кожаных женских туфель серьезных обувных производителей. Значит, в доме никого лишнего. Все свои. Со временем неплохой коньяк и кофе сделают свое дело и жалобы на жизнь превратятся в саркастические замечания, потом – в откровенный шабаш по призыву женского счастья на разновозрастные ухоженные отлично выкрашенные головы, а еще позже – в коллективный плач дорогих, но таких душевно беспризорных женщин. Все хорошо, все верно, все правильно. После этого станет легче. М. бы отлично вписалась.

М. бросает сумочку на полку, ставит чайник. Переживает, что прибрать не успела. Сегодня в доме гости. И она рада. Разбросали незамысловатую обувь в прихожей. Собака носится со счастливым лаем и не успевает облизывать протянутые к ней руки. Ее люди, ее стая. Несколько женщин за чаем обсуждают насколько удивителен этот мир. Какое он дарит наслаждение при соприкосновении с ним. Они благодарят и мечтают. Как здорово было бы прочитать ту книгу, посмотреть этот спектакль, изучить новый город, попеть в караоке, потанцевать… «Как прекрасно, когда все любимые рядом», -подумала М.

***

Я обязательно отсюда выберусь! Я выгрызу у этой жизни возможность! Как же я все это ненавижу! Петушиный крик за окном, скрип половиц, вечно размытую колею, костлявых коров со впалыми боками, пыль, матерный ор комбайнеров, кислые запахи нашего дома, подзатыльники отца и утренний ритуал матери, когда она приносит ему на опохмел полную кружку пива! И, главное, бесконечную грязь, грязь, чертову грязь, серость и безысходность… Ею пропитаны стены школы с облупившейся штукатуркой, покрытый жиром прилавок убогого продуктового ларька, пахнущий хлоркой фельдшерский пункт… В нашем поселке нет ни одного счастливого человека. Я это точно знаю. Рождаются, пашут, пьют, рожают, снова пашут и пьют… умирают. Зачем рождаются? Для чего рожают?

Я шестая по счету. Нежеланная и самая ненужная в семье. Бестолковая, бесполезная и неприспособленная. Мать меня называет «ливерпульский голубь». Она слышала о его существовании по радио. Это единственный научный факт, который известен ей в принципе. Телевизор она смотрит редко, к книгам не прикасается. В моем доме почти нет книг. Все мои друзья, сестры и братья учились или учатся в школе с большим трудом. Многие из них еле до 9 класса дотянули. Никто не пошел потом ни в технарь, ни в училище. Незачем. Но вернемся к голубю. Он никогда не летал над Ливерпулем, а название получил лишь из-за того, что единственное его чучело хранится в Музее мира в Англии. Уникальная и очень одинокая птица. Пятнистая и зеленая. Изысканное добровольное одиночество. Я тоже всегда одна. Мне не с кем поделиться мыслями. На самом деле, и семья большая, и ровесников полно, но мне никто не интересен. Я добровольный изгой, вечный думатель, и, наверное, еще и революционер. Не хочу повторять судьбы членов моей семьи. Но нет, к сожалению, рычагов воздействия. Моя б воля, этот мир был бы точно переделан в лучшую сторону. Я уеду жить в большой город. Или еще лучше заграницу. У нас в школе есть библиотека. Я там провожу все свое свободное от уроков и работы по дому время. Так я познаю мир. Другой мир. Очень счастливый и благополучный. Он существует. В него возможно попасть. И я обязательно это сделаю!

Еще два подъезда. Шесть уже вымыла. В каждом по десять этажей. Спину ломит, терпения нет. Ведра тяжеленные. Сначала от них идет густой пар. Я им тоже согреваюсь. Зима в Москве серая и промозглая. Сейчас вода уже прохладная, успела остыть, пока я с этажа на этаж ползала. Резина перчаток прилипла к рукам, волосы -ко лбу. Через три часа мне на учебу. Хорошо, что можно по ночам работать. И мне удобно, и людям приятно в чистый подъезд с утра из квартиры выйти. Хотя, странно, конечно, я ни разу не видела утренней улыбки на лицах жильцов этого огромного дома. Мой рабочий день заканчивается серьезными, бесконечно озабоченными людьми, которые вечно торопятся, глаза внутрь. Будто сами себя догнать хотят, а у них не выходит. И взрослые, и дети. Не пахнет от них счастьем. Но я веду себя также. Неудовлетворенная жизнью, недовольно-счастливая приобщенностью, если так можно выразиться, почти москвичка.

Я живу в дворницкой. Предоставляют за уборку придомовых территорий практически бесплатно. Это лучше, чем в общаге. Там пятеро соседей, как было в моей семье, и я безумно устала от этого многолюдья. Мне всю жизнь хотелось не делить ни с кем кровать. А здесь еще только две женщины со мной. Из Таджикистана обе. Ничего так, вроде, свыклись мы друг с другом. Единственное, та, что помоложе, каждый раз нового приводит. Из-за ширмы все слышно, но меня, в общем-то, не бывает дома, поэтому все равно. Мне не до личной жизни сейчас. Ни до чужой, ни до собственной. Та, что постарше, мне более симпатична. Тоже очень замкнутая, мы мало общаемся, только пьет она после работы. Одна пьет. Безобидна, и ладно. Тихонько садится на свою кровать, откупоривает очередную бутылку, что-то приговаривает по-таджикски и потом также тихо засыпает. Когда я прихожу с работы, я всегда приношу ей бутылку пива, чтобы она могла нормально войти в новый день.

Из моего окна видна лужайка и пышный розовый куст. Наш садовник, Стив, подрезает увядшие бутоны. Здесь все улыбаются. Независимо от того, что на душе. Никто никого не имеет права эмоционально заражать собственным недовольством. Даже в семье, дома. Если с чем-то не справляешься – иди к психоаналитику. И я привыкла за пять лет. Ибо психогигиена каждого очень важна для здоровья общества в целом. Тоже хожу иногда. Мое юридическое образование здесь не пригодилось. Муж считает, что юрист должен быть в семье один. Он. Тем более, что он родился и вырос в этой среде, а я здесь совсем недавно. Я должна следить за домом и детьми. Из доступных нам развлечений – еженедельное вик—енд пати с семьями членов Коллегии адвокатов. Оно заключается в неумеренном употреблении необыкновенно дорогого алкоголя элитных сортов. А наутро я обязана принести мужу в кровать пару бутылок пива. Также, как все детство делала для отца моя мама…

***

Меня купили! Значит, или подарят, или оставят себе. Гадаю, кто – мужчина или женщина. Судя по короткопалой плотной кисти, что держит портмоне, мужчина. Значит, подарит. Меня распирает радость. Иначе я вообще тогда зачем? Если меня срезали, значит я должна быть подарена. Мой бутон еще плотный, свежий, в капельках влаги на бархатистой темно-бордовой поверхности лепестков. Когда меня проносили мимо зеркальной витрины, я так себе понравилась, что если могла бы, то сама себя укусила, настолько аппетитно выгляжу. Меня не завернули, а на ствол просто завязали белую атласную ленту. Получилось очень кокетливо. Будто я выставила ножку в белой невестиной подвязке. Мои подруги, те еще завистницы, оставшись в вазе цветочного магазина, что-то бормотали мне вслед. Уже не интересно даже. Слава богу, что нас не собрали в один букет. Вот была бы морока слушать их стрекотание! Мне все-таки кажется, что из них я самая свежая. Во всяком случае, так сказала продавец. Я в знак благодарности, даже не уколола ей палец, когда она меня доставала. Итак, я начинаю новую, уже не оранжерейную жизнь! И это прекрасно!

Мужская рука, пахнущая каким-то плотным древесным запахом, твердо взяла меня за стебель и понесла в машину. Запах был настолько ярко—выразительным, что перекричал мой аромат. Я поежилась. Это недопустимо! Вы можете назвать меня капризной, но прекраснее запаха свежей розы ничего не может быть, а любые претензии на что-то более совершенное я считаю кощунством. Поэтому мужчина мне не понравился. Надеюсь, меня подарят какому-нибудь нежному существу с легким ароматом и в кудряшках. Я прямо вижу ее. Чуть раскосые глаза и всё летящее. И походка, и волосы. Она возьмет меня тонкими пальцами и…Я размечталась настолько, что не заметила, как мы приехали. Хозяин взял нож и отрезал кончик моего стебля. Я испугалась. Было неожиданно и больно. Но, на что только не приходится идти, чтобы сохранить молодость и идеальную внешность на подольше! Меня поместили в ванную с ледяной водой. Я расслабилась и заснула.

Меня разбудил усилившийся этот дурацкий древесно-кожаный запах. Как объяснить парню, чтобы он поскорее сменил парфюм, и при этом не обидеть? Не буду с ним разговаривать. Но чтобы перебить это ароматическое безобразие, я решила чуть распуститься и усилить тем самым собственный аромат.

Мы снова едем. Надеюсь, я избавлюсь от этого вонючки очень скоро. Он ее поцелует и подарит ей меня, она меня обнимет и уже никому не отдаст! Такая милота! Пусть все будут счастливы сегодня! Я рождена дарить людям радость. Правда, на ее месте я бы с ним не целовалась. Пусть сначала искупается. Зато, когда я попаду к ней в руки, она, я уверена, будет абсолютно счастлива. Ведь не каждый день в ее руках нежится совершенство!

О, мы приехали. Я чувствую влажность его пальцев. Наверное, он нервничает. Ну и дурак! Женщины считывают мужскую энергетику. Нельзя давать слабину ни в коем разе! Как же ему помочь? Ага! Уколю-ка его, пусть отвлечется! Вот молодец, дернулся! Рука стала крепче. Ну, не он молодец, конечно, а я! Это же понятно, но умолчим об этом из скромности. Как же я хочу, наконец, с ней познакомиться!