Текст книги "Торт: Кулинарный детектив"

Глава 8

Я понимала, что опаздываю на допрос уже на 40 минут! Я все понимала! Но мои друзья и даже бизнес-партнеры давно махнули на меня рукой. Всем в этом городе было известно, что я прихожу на встречи минимум на 20 минут позже назначенного. То есть я очень стараюсь, но не опаздываю в итоге только в аэропорты (тут надо три раза плюнуть через левое плечо, чтобы не сглазить, и поставить смайлик в конце предложения). Люди, ждущие меня на свиданиях, вообще самоубийцы. На свидания я могу прийти через два часа и как ни в чем не бывало спросить: «А чего это ты такой нервный?» В принципе, это отличный способ отсеивать не моих людей. Те, кто не выдерживает напряжения, и в дальнейшем со мной справиться никак не смогут – это ж ясно как день.

Человек напротив меня молча откупорил какой-то доисторический графин с зеленцой, налил в стакан воды и подвинул его поближе ко мне.

На допрос я бежала впервые. Ситуация сама по себе нервная, согласитесь. Пол-утра я решала, в чем пойти, с учетом того, что днем надо было поработать в редакции про моду и звезд, а вечером гонять в три шеи поваров в «Пропилее». Плюс жара на улице. Так что я все равно нацепила шорты Marni, джинсовую штуку на завязочках для скейтбордисток Volcom (нет, я ни на чем не катаюсь, я только плаваю, но испытываю слабость к скейтбордистским и серфовым брендам) и шелковый пиджак InShade, чтобы как-то прикрыться и выглядеть официально, если потребуется. Слава небесам, я догадалась не встать на каблуки, как того требовала работа в глянце. На каблуках я бы точно навернулась в такой суматохе и появилась на допросе с уже окровавленными коленками. Так что, распахивая двери кабинета следователя, я сверкала своими абсолютно целыми, загорелыми коленками и была готова ответить на все вопросы.

Следователь был по-прежнему симпатичный, но уже нервный. И он снова попытался произнести мое непроизносимое отчество. Разложил бумаги на столе и, глядя в упор, спросил:

– Зачем вы это сделали?

Как вы понимаете, у меня была масса вариантов ответа, и я выбрала самый простой:

– Даже не представляете, как трудно подобрать наряд по погоде в такую жару!

Человек напротив меня молча откупорил какой-то доисторический графин с зеленцой, налил в стакан воды и подвинул его поближе ко мне.

– Значит так, вы попейте сейчас водички, выдохните и расскажите по порядку – зачем вы это сделали?

Вода пахла аквариумом. Видимо, ей было не меньше года и наливали ее далеко не всем. Приятно осознавать, что ты – тот самый редкий и важный случай, достойный вливания доброй воли и публичной демонстрации следовательского расположения.

– Что конкретно вы имеете в виду? Мое опоздание? Поверьте, я не нарочно, я всегда опаздываю. Исключение только для аэропортов.

И тут я принялась сплевывать через левое плечо. Смайлик продемонстрировать не успела – следователь вскочил как ужаленный и бухнул кулаком по столу так, что графин затрясся как припадочный, и заорал:

– Зачем вы грохнули своего пекаря, а потом сделали из человека торт?!

От неожиданности я попыталась спрятать свои идеальные коленки под стол. Вышло не суперэлегантно. Но это помогло мне быстро сгруппироваться и понять всю тяжесть своего положения. От жуткого страха я стремительно перехожу к нападению, но не ору, а превращаюсь в соляной столб и начинаю говорить металлическим голосом:

– Поверьте, я никого не убивала и тем более не делала всего остального. С какого перепугу вы решили, что это я?

– Я решил, что чистосердечное признание поможет вам если не избежать тюрьмы, то во всяком случае скостить срок заключения, а оно грозит быть пожизненным, – следователь на глазах переставал быть симпатичным и начинал угрожать моему и без того хрупкому благополучию.

– У вас есть доказательства?

Сумский потерял остатки самообладания. Девица уже давно должна была растеряться, зарыдать и рассказать все как на духу. Хлопот было бы меньше, и дело можно было бы закрыть чуть ли не сегодня. Так ведь нет! Она упирается и не хочет признаваться!

– С какого перепугу?! Вы серьезно? Все опрошенные указали на то, что регулярные конфликты с пекарем были для вас обычным делом! Вы же это не будете сейчас отрицать?

– Не буду. Но это работа. Моя работа. Я должна была добиться от Рената, царство ему небесное, точного соблюдения рецептуры и технологии. Он был очень способным пекарем, таких в городе – по пальцам перечесть. Но по неясным мне до сих пор причинам Ренат противился моим рецептам и норовил все сделать по-своему, а хлеб получался тяжелым, не таким, как надо.

– При чем тут ваш хлеб? – Сумский неожиданно для себя устал и снова сел за стол.

– Как «при чем»? – не унималась я. – «Хлеб всему голова», знаете такую русскую пословицу? Если хлеб в ресторане с моим меню неправильный, то это гробит всю затею.

– Вот! – следователь вдруг почувствовал, что до чистосердечного признания осталось совсем немного. – Таким образом, вы считали пекаря своим главным врагом! Что и привело ситуацию к трагической развязке! Еще раз прошу вас сделать признание. Прямо сейчас. Это очень облегчит всем нам жизнь.

– Слушайте, мне не в чем признаваться, – металл в моем голосе крепчал и уже начинал нешуточно звенеть. – Я не представляю, как вообще кто-то мог пойти на такое! В «Доколе», конечно, эмоции всегда били через край, но убить человека за рецепт? Вы сами-то понимаете всю абсурдность ситуации? И давайте тогда вы все-таки расскажете мне о своих доказательствах?

Кирилл Сумский устал окончательно и не собирался этого скрывать. Да, она была права, эта пигалица, концепт-шеф со своими загорелыми коленками. Вон, на одной из них уже синяк торчит, такие длинные ноги, конечно, трудно спрятать под стол. Доказательств у него никаких нет – это правда. Взять нахрапом главную подозреваемую не удалось – это тоже факт.

Сумскому пришлось встать, официально сообщить о завершении допроса, взять подписку о невыезде и остаться наедине с ворохом косвенных показаний других свидетелей.

Глава 9

Неожиданно для себя оказавшись на свободе, когда тюремная решетка уже замаячила прямо перед носом, я не стала морочиться и решила все обдумать вечером. А сейчас я снова опаздывала на свою глянцевую работу – только не в редакцию, а в ресторан «Серый заяц», где одна крупная компания по производству шампанского устраивала закрытую дегустацию нового меню, заточенного именно на брют и розе, а также на редкий винтаж.

Чинная рассадка, француз-сомелье и подающий надежды русский шеф. «Серый заяц» в этом году даже попал на 71-е место в одном международном рейтинге лучших ресторанов мира. Я была в предвкушении чудес и сюрпризов. Следователь с сумчатой фамилией поразительно быстро стерся из памяти. Начали с визитной карточки Дома шампанских вин – Brut Imperial. Господи, этот бокал был очень кстати. Шеф со смешной все-таки фамилией – Мошкин – подал к нему сет с названием «Великий Гэтсби». Объяснялось такое решение тем, что Леонардо ди Каприо жить не может без «Моэт» и даже для фильма умудрился организовать грандиозную поставку. И вот, мол, наше спасибо великому Лео, его роли и не менее гениальному Фицджеральду.

Русский «Великий Гэтсби» состоял из трех перемен: зеленый горошек с хамоном, мягким козьим сыром и цветками аниса, потом – мидии с пеной из жареного ялтинского лука, а напоследок краб с желе из абхазского лимона с тартаром из огурца и сибулета. Звучит неплохо и даже в некотором смысле интригующе. Но какой же это был кошмар!

Устрицу очень хотелось отряхнуть от пены, как следует сполоснуть в винтаже 2006 года и съесть ее уже по-человечески. Устрица сама по себе – отличная, жирная и свежая – просто погибла в «белом наливе».

На стадии горошка я решила, что для разгона это, может быть, и хорошо, тем более что насыщенный вяжущий вкус зеленых стручков сочетается с пузырьками шампанского. Но вот когда появилась мидия с пеной из лука, будь он хоть три раза ялтинским, я начала задыхаться. Аллергии на лук у меня нет. У меня аллергия на бездарность, раздутую пиаром. Вкус жареного лука убил и мидию, и все мои надежды. Симптомы усилились под воздействием краба с желе, в котором ни один ингредиент не сочетался с другим. И зачем городить весь этот огород с подачей на поленьях, мытой гальке и кристаллах розовой калифорнийской соли?! Нет, я понимаю, что это было модно три года назад во всем остальном мире. И да, я понимаю, что мы отстаем в развитии. Но смысл какой-то все же должен быть? В голове у Мошкина? Призер русских гастрономических чемпионатов все-таки! Выступает с гастролями по всему миру! Из вежливости, что ли, ему никто ничего не сказал? Журналисты вокруг меня ели с аппетитом и таинственно поглядывали друг на друга с выражением: «Вот какой молодец, и наши продукты в разгар санкций использует, и хамон не забывает иберийский стругать».

Мошкин, закусив удила, подал следующий сет – «Незабываемый роман», полагающийся к Rose Imperial. Я очень люблю розе – именно этот напиток спасал меня от тоски на званых ужинах бесчисленное количество раз. И я считаю, что он может выручить любую еду – даже севиче из тунца с соком из помидора «черный принц» и малиной. Но как вообще такое в голову может прийти? Шеф-повару?! Он-то должен уметь смешивать вкусы? Я не шеф – я концепт и то умею. Без смайликов сейчас в конце предложения, точно. С озабоченной рожицей – это да. Малина с тунцом?

Я, когда мне еда не нравится, веду себя как ресторанный критик Эго в мультике «Рататуй»: я ее не глотаю, а выплевываю и не стесняюсь погрязнуть в антисанитарии. Но в этот раз пришлось глотать не разжевывая. Жалко было устраивать скандал, так как старинный Дом шампанских вин старался же и позвал в гости со всем уважением к моей персоне.

Настоящий ужас ждал меня впереди. Кубики теплого арбуза с розочками пошехонского сыра, пропущенного через сифон! Мошкин минут десять распространялся про главный акцент – черную копченую костромскую соль, которой он догадался посыпать розочки. Вы вкус сырного салата помните? А без чеснока? Вот и я про то же. Костромская соль не помогла. Вкус теплого арбузного сока и бессмысленный пошехонский нокаутировали мои рецепторы.

Дальше следовала устрица в пене из яблока «белый налив». Устрицу очень хотелось отряхнуть от пены, как следует сполоснуть в винтаже 2006 года и съесть ее уже по-человечески. Пена была излишне сладкой. Устрица сама по себе – отличная, жирная и свежая – просто погибла в «белом наливе». Приближаясь к финалу, Мошкин достал откуда-то буханку и стал совать ее в нос всем присутствующим, рассказывая о своем ноу-хау – медовом хлебе. Хлеб действительно густо пах медом. Мошкин посыпал его тертым трюфелем. Обещал еще вкус колбасы, но никаких намеков на нее я не почувствовала. На очередном пеньке лежал кусок заветренного мякиша с щедрой горкой трюфельной стружки. Винтаж 2006-го помог все это проглотить.

Понимаю, что звучит кощунственно, и вполне вероятно, что я бешусь с жиру, но на Мошкине я поставила крест и через пару минут вылетела из «Серого зайца», как пробка из бутылки. Вслед за мной мчалась креативный директор ресторана Нина – она хотела комментариев профессионала. Я честно предупредила Нину, что разговаривать без мата сейчас вряд ли смогу, и выложила приблизительно одну треть впечатлений, глядя в ее честные встревоженные глаза. Дальше были охи и ахи, предложение пообщаться с Мошкиным тет-а-тет и направить его на путь истинный. Я вежливо отмела все попытки устроить мне встречу с восходящей звездой, так как Мошкин, судя по всему, чувствует себя в зените славы и к критике не готов. Нина, тяжело вздохнув, отпустила меня на волю, взяв обещание зайти в «Серый заяц» в любой день и снова попытать гастрономического счастья. Впрочем, и ей, и мне было понятно, что больше я сюда не приду, да и Мошкин вряд ли способен прыгнуть выше собственной головы.

* * *

Я побежала дальше. В редакции журнала удалось управиться с текстами за пару часов. Параллельно с моего компа разлетелось в разные стороны полсотни писем: пиарщикам, агентам и авторам. Впереди был трудный сентябрьский номер – начало нового сезона. Требовалось найти новых героев с новыми лицами. То есть в очередной раз изобрести велосипед. Звезды и сопутствующие им модные девушки в нашем городе не менялись из года в год. Мне предстояло «поженить» русских дизайнеров, владелиц бутиков с русскими марками и обновленное после реконструкции ВДНХ. Нет ничего невозможного. Все необходимые кнопки были нажаты. Процесс пошел, а я поскакала дальше.

* * *

В 7:30 после полудня, стоя посреди кухни ресторана «Пропилей», я спасала сыпавшиеся как из рога изобилия заказы. С «Пропилеем» у меня особые отношения. Так как этому ресторану всего месяц, тут все еще сыро, перегорожено баррикадами и обещает впереди еще не один бой. Дикий адреналин, короче.

Одной рукой хватаю заготовщика куриных крыльев – их надо мариновать в кокосовом молоке с индийскими специями гарам масала. Только что выяснилось, что десять килограммов крыльев эти люди, невзирая на рецепт и технологическую карту, маринуют в 150 миллилитрах молока и трех граммах специй. А молока должно быть 750 миллилитров плюс 30 граммов, а лучше – все 45 граммов гарам масалы. Дальше – больше. Специальный автомат выплевывает заказ на лосося, запеченного в тамариндовом соусе с чили перцем и лемонграссом. Кухня замирает: сегодняшняя смена признается, что этого лосося вообще не знает, как запекать. Я ругаюсь матом. Высылаю гонца на склад за тамариндом. Приказываю нарезать лемонграсс мелко, а чили кубиком. Замешиваем соус. Обмазываем рыбное филе. Ставим в печку на десять минут. Шеф-повар Толик жмется где-то в углу, так как уже понял, что пахнет жареным. Рецептуру его люди так и не выучили, а сам он у меня на глазах резал мороженую редиску в салат с грейпфрутом – чудом удалось стукнуть ему по рукам и выловить водянистые ломтики.

Утку опять не привезли, поэтому мой коронный борщ с имбирем снова угодил в стоп. Там же и суп из петрушки с белым вином. Шагаю к управляющей с вопросом: «Где утка?» Для этой девушки «Пропилей» – первый серьезный ресторанный проект. Раньше она подрабатывала в хипстерских местах, где все держалось… даже не хочу думать на чем. Аня отвечает вопросом на вопрос: «А у вас есть машина?» Теряюсь, но подтверждаю наличие автомобиля. Аня предлагает сгонять в «Азбуку» за петрушкой и уткой. На мои выпученные глаза она не реагирует, и мы едем в супермаркет с адскими ценами. Покупаем на казенные и утку, и петрушку, а кроме этого заруливаем в бельгийскую пекарню, потому что хлеб для бутеров с котлетами и дижонской горчицей тоже, оказывается, кончился. Я осторожно пытаюсь направить мысли Ани в нужное русло и завожу речь о себестоимости продуктов и наличии специальной штатной единицы – закупщика, со своим автомобилем. Управляющая, рассматривая себя в замусоленную пудреницу демократической марки, сообщает, что денег нет, закупщика не будет, а шеф-повар отказывается без того и другого ездить на рынок и обеспечивать свою кухню всем необходимым. «Ее пора менять» – единственное, что приходит мне в голову, но на кухне шеф-повар пытается разбавить окрошку на мацони газировкой «Русский фильтр». Он на полном серьезе считает эту воду минеральной. Я требую принести обозначенную в рецепте «Сан Пигмалион» и относительно спокойно объясняю разницу между фильтрованной водой с газом и природными минеральными источниками. Толик кивает, но вряд ли что-нибудь понимает по-настоящему. Может быть, месяца через два?

Надо написать хозяину «Пропилея» Мите Потапову письмо про этих остолопов. Митя уже неделю не берет трубу, но я не отчаиваюсь – мне нравится сражаться на баррикадах.

Глава 10

Я ничем не отличаюсь от остальных самостоятельных девушек этого города. Что бы ни случилось днем и вечером, ночью я смотрю сериалы. Пытаюсь выключить голову. Заснуть мне помогают не мелодрамы, а боевики и детективы. Есть после ресторанов почти не хочется, поэтому я жарю штук пять тонких диетических сосисок из индейки с луком и сельдереем – на топленом масле с карри. Сверху еще можно сыром посыпать, и, когда он расплавится, мы с моей собакой, лохматой французской овчаркой Матильдой, уплетаем все это за обе щеки. Матильде карри и лук, конечно, не очень, поэтому ей я тщательно очищаю лакомые кусочки от приправ и специй.

Матильда сериалов не понимает и терпит шум и грохот на экране исключительно из уважения к хозяйке.

Во время очередной зажигательной погони командора из «Гавайев 5:0» я вдруг вспоминаю про тюрьму и следователя Сумского. Вот ведь странный парень: решил, что я способна на настоящую жуть. И как это мне удалось поставить его на место и выйти на свободу! Ума не приложу.

Матильда сериалов не понимает и терпит шум и грохот на экране исключительно из уважения к хозяйке. И сосискам.

Тем не менее кто-то же все-таки это сделал. Кто-то абсолютно маньячный и очень жестокий. И этого человека никто не видел. Я, конечно, упала в обморок и почти не разглядела место преступления. Единственное, что бросилось в глаза, – так это нечеловеческая чистота на кухне. Кто-то успел прямо генеральную уборку сделать! Сколько бы я ни билась с гигиеной, такого результата удавалось достигнуть раза три в году: на новогодних каникулах, в августовское затишье и после какой-нибудь свадьбы в виде банкета на пол-лимона. После грандиозной запары на кухню зайти было нельзя, и повара легко мобилизовались на доскональное отдраивание всех поверхностей. Другого выхода у них просто не было.

Итак, кто-то стер все следы своего пребывания. Кто-то от всей души насладился кремом на основе розового красителя и маргарина. Мильфей теперь точно можно вычеркнуть из меню. Запасы крема кончились.

Я вспомнила про марципан и сахарную мастику и тут же написала в личку управляющей «Доколе» Дарье: «Сколько у нас сырья для марципана хранилось?»

Я бросила затею с ним год назад. Никто из кондитеров так и не научился лепить вменяемых зайцев и снеговиков. У меня была идея украшать рождественские итальянские кексы панеттоне фигурками из марципана. Но даже снеговики у специалистов «Доколе» получались до того страшные, что ни о какой зимней сказке речи быть не могло. Мастер-классы приглашенных специалистов по лепке не помогали. И начиная с этой весны я просила выдавать детям марципан и мастику только на Пасху – во время кулинарных занятий. Вместо пластилина. Это давало возможность родителям спокойно выпить.

Кто-то знал, где все это лежит. И это явно не шеф-повар Алексей. Он и сахар найти на собственной кухне не в состоянии.

Даша с ответом не торопилась: наверное, спит уже. Я вспомнила еще кое-что. На столе лежали одноразовые кондитерские мешки – чистые, со вставленными наконечниками для розочек. Их никто не использовал, но приготовил и оставил. Забыл убрать? Или не успел взять с собой? А куда делись старые? Мусор-то кто-нибудь взял на экспертизу? В баках что-нибудь нашли? Может быть, и отпечатки там были? Хотя бы где-нибудь? Я снова написала Даше: «Мусор в полицию забрали?» В ответ – тишина. На часах половина третьего. Я так, пожалуй, не усну. Ну и чего она спит в такое время?! Придется идти в ресторан и самой все посмотреть на месте.

Даже придумала уважительную причину: Матильде лишняя прогулка не повредит, да и для меня в ее лице, точнее, в морде будет надежная охрана.

* * *

Двадцать минут бодрым шагом из Трехпрудного на Петровку. Ворота закрыты. Во дворе тихо.

– Стой! Кто идет?!

Матильда на мужской крик реагирует всегда одинаково: холка дыбом и зубы наготове. Я совсем забыла про Палыча. Вот ведь человек – ни минуты покоя от него, даже среди ночи.

– Палыч, это я! И собака моя! Не волнуйтесь! – я крепко держала Матильду за поводок, но она сильная. Когда наш стражник вдруг вырос из темноты прямо перед моим носом, Матильдино терпение лопнуло. Она рванула вперед и лязгнула зубами в миллиметре от перекошенного лица пенсионного возраста.

– Стрелять буду! – истошно завопило лицо.

– Чем? – цинично поинтересовалась я.

– Вот! Смотри, что у меня! – Палыч действительно был вооружен. – Он краской стреляет, не отмоешься потом!

Тут я разглядела автомат для пейнтбола. Прогресс все-таки настиг и этого человека.

– А краска у вас какая? Розовая? Или зеленая? Я это сочетание очень люблю, – согласитесь, удержаться от смеха было невозможно.

Матильда, оценив обстановку, уложила обратно шерсть на холке и спрятала зубы.

– Палыч, там закрыто все? – я махнула рукой в сторону дверей «Доколе».

– Охранник только остался, на кухне, наверное, булки доедает.

– Вот мы как раз и посмотрим, что ему сегодня перепало. Вы ружьишко-то свое опустите, а то собака у меня овчарка все-таки. Охранная порода, понимаете?

Палыч с сожалением спрятал автомат за спину и отступил в темноту. Остается только позавидовать такой насыщенной событиями пенсии.

Заспанный охранник Саша с крошками на губах открыл дверь, пропустил меня на кухню и безропотно согласился пошататься с Матильдой во дворе. Порядка не было. Горячники снова не вымыли плиту. На котломойке отмокала гора сковородок. Холодницы забыли убрать петрушку в холодильник.

Но в кондитерском цеху было чисто и гулко. Сказывалась работа экспертов из убойного отдела. Оставшиеся в живых кондитеры Настя и Вера, презиравшие шеф-повара Алексея и заодно мои распоряжения, не смогли устоять перед страшным происшествием. Отдраили все до блеска и с чистой совестью разъехались по домам.

Сколько я ни старалась, копаясь на складе сыпучих продуктов, но так и не нашла ни одной марципановой крошки. То есть смесь из миндальной и сахарной пудры исчезла бесследно. Неужели все ушло на адов торт?

Пластиковое ведро с сахарной мастикой пряталось в самом дальнем углу самой нижней полки. Внутри – две трети первоначального объема. Розовые разводы по стенкам от красителя, который мы давно никак не используем! Откуда? Такое ощущение, что кто-то медитативно вмешивал в мастику краситель, чтобы покрасить ее прямо в ведре. Но ничего, судя по всему, не вышло. Мастика густая и белая, размешать ее не так просто – вот и разводы, прямо скажем, от непрофессионального пользователя.

В шкафу с насадками и прочей мелочью царил все тот же подозрительный идеальный порядок. Н-да, теперь я знаю, что должно произойти, чтобы заставить так следить за инвентарем. Блеск насадок слепил глаза. Где тут для розочек? Вот – все на месте. А как же вещдок? Почему та самая, которой работал преступник, тоже здесь? Она как минимум должна быть запечатана в пакет и храниться у Сумского в специальном сейфе! Ничего нового на замену в ресторан «Доколе» за такой короткий срок купить точно не могли. Тут вообще тратиться не любили. В отношении рабочего инструмента и посуды инвестор Света была страшный эконом. Она все больше страдала по букетам и салфеткам: этого добра в «Доколе» было не счесть.

Тут у меня брякнул телефон. Даша проснулась и ответила, что мусор, конечно, обыскали, но что там они нашли – непонятно. Не докладывали. Про сырье для марципана никто, кроме меня, не спрашивал. И все, что есть, лежит на складе. Так во всяком случае Даше сейчас, в четыре утра, кажется. Но она чисто водички проснулась попить и спать идет дальше, а всяким сумасшедшим типа меня очень советует не встречать рассвет в «Доколе», а пожалеть собаку и возвращаться домой. Завтра, то есть сегодня, на работу вставать!

И откуда она узнала, что я в ресторане? Матильда же ей не жаловалась? Выглянув во двор, я поманила пальцем охранника Сашу и недвусмысленно поинтересовалась, какого хрена он позвонил управляющей? Саша смутился, но оправдался: мол, было такое распоряжение – обо всем докладывать в любое время дня и ночи. Ну он и доложил.

Матильда смотрела на меня осуждающе: «Прогулки прогулками, а совесть все-таки надо иметь. Пошли домой, Свет, сосиски доедать…» У нас с собакой телепатическая связь. Мы вернулись домой и легли спать. На сегодня хватит.