Текст книги "Те, кого нет. Тени прошлого"

Лицо ее врага было старым, мятым, желтым, никаким.

Александра Борисовна глубоко вздохнула и, выбравшись из толпы, неторопливо побрела в сторону своего подвала…

Теперь она встречала только Сашеньку. Привычное и такое необходимое – хотя бы раз в неделю взглянуть на девушку, которая была ей необыкновенно симпатична. Остальное уже не имело значения, она просто терпеливо доживала жизнь. После того как не стало Максима Смагина, можно было бы прийти к внучке и рассказать, кто она ей, – но зачем? Девушку окружала шумная молодежь, она казалась энергичной, целеустремленной… Через несколько лет Александру все чаще стал провожать худощавый сдержанный молодой человек, тоже как будто славный. А как-то раз, в воскресенье, около полудня, он вышел из подъезда, и Саша окликнула вслед из открытого настежь окна: «Сережка, ты сигареты забыл и зажигалку! Давай, Федоров, поднимайся!..» Молодой человек задрал голову и развел руками – мол, опаздываю, некогда. «Позвоню тебе завтра в больницу!» – крикнул он и зашагал к остановке…

Александра Борисовна не уставала удивляться – как надолго задержалась на этом свете. Выходила она теперь совсем редко, за ней понемногу присматривала еще раз овдовевшая Светлана – соседка, которая когда-то добыла ей адрес дочери. Вроде бы ничего не болело, только сил становилось все меньше, а мысли все чаще путались. Ей шел уже восемьдесят четвертый, близился Новый год, и Александре Борисовне вдруг нестерпимо захотелось невозможного: увидеться с внучкой один-единственный раз и проститься.

Она осторожно намекнула Светлане, и та, сразу поняв, твердо сказала: «Сделаем!» Купила коробку конфет, после чего обе не торопясь выбрались из полуподвала и отправились по знакомому адресу. Стоял ослепительный зимний день – не слишком скользко, морозно, безветренно; кое-как доковыляли и уже остановились у подъезда, набираясь духу, когда подкатило такси. Из машины выбрался Сергей Федоров, лицо у него было перепуганное, а к груди он прижимал розовый пухлый сверток.

Когда мужчина скрылся за дверью, Светлана подтолкнула ее: «Ну, с Богом, что ли, Борисовна?» – «Что ты, Света, – испугалась Шурочка. – Я не пойду. Видела мужчину с ребенком, с девочкой? Это муж моей внучки… Разве им до меня сейчас?..»

Не прошло и года, как Александра Борисовна Буславина умерла.

Было это в начале теплой осени. А незадолго до того Шурочка в последний раз ожила, ее высохшее, уже невесомое тело вдруг наполнилось новой энергией. Сама управлялась по дому, чаще стала гулять и допоздна засиживалась на скамейке с такой же, по ее словам, «рухлядью». Чувствовала она себя поразительно. Боли в спине и ногах все так же мучили ее, случались и приступы головокружения, но не в том дело – внезапно она раз и навсегда утратила возраст. По-прежнему курила, живо участвовала в обсуждении политических событий. Светлана притащила в подвал древний черно-белый телевизор с тремя каналами, и Александра Борисовна теперь была в курсе всех новостей, в особенности криминальных.

А в начале сентября она постановила еще хотя бы разок взглянуть на окна того дома. Колебалась, несколько раз откладывала и наконец – решилась.

Должно быть, день был выбран неудачно. Не успела она пройти и ста метров, как началась одышка. Идти стало тяжело, но до проспекта Ленина она доковыляла, а там ей помогли сесть в троллейбус и выйти на нужной остановке.

Она долго приходила в себя: дрожали колени, на лбу выступила холодная испарина. Не было сил сделать несколько шагов, чтобы добраться до знакомой скамейки под навесом остановки… Шурочка набрала полную грудь пряного утреннего воздуха и вдруг молча, боком, повалилась на асфальт, едва не зацепив мусорную урну.

К ней бросился человек, который вышел из того же троллейбуса и ждал у бровки, собираясь пересечь улицу. Под мышкой у него была большая нарядная коробка, перевязанная лентой.

– Что с вами, бабуля? – склонился над ней мужчина.

Она так никогда и не узнала, что последний человек, который к ней обратился, – был ее внук Валентин.

Мужчина выпрямился и поспешно отошел.

Перед тем как шагнуть на мостовую, он оглянулся. Старуха неподвижно лежала на безлюдной остановке. Ее допотопная, но аккуратно заштопанная одежда была испачкана пылью, платок сбился, обнажив седые короткие вихры, худые щиколотки стягивала резинка полосатых детских носочков.

Он подождал, пока проедет дребезжащая маршрутка, перебежал дорогу и скрылся в подъезде напротив.

Валентин Смагин действительно торопился – он только что вернулся из рейса и вез подарок племяннице Марточке, которой вот-вот исполнится год. В коробке лежала говорящая кукла в кружевном платье. И хотя ростом игрушка была с племянницу, да и в куклы Марта начнет играть еще не скоро, Валентин не смог удержаться.

В его собственном детстве ничего подобного не было.

Заместитель начальника следственного отдела городской прокуратуры Алексей Гаврюшенко рассчитывал с вечера залечь пораньше.

Не тут-то было. Душное воскресенье, единственный выходной на этой неделе, выдалось безалаберным, с пустыми хозяйственными хлопотами, и они с женой так закрутились, что не осталось времени даже на вечернюю прогулку вокруг квартала. Эти прогулки Гаврюшенко называл «гонять по пейзажу» и старался не пропускать. Однако не выходило.

Он уже проваливался в сон, уплывал мало-помалу, когда заверещал мобильный. Жена Ольга сонно зашевелилась, натянула простыню на голову и повернулась к стене.

Кого там еще нечистый мордует? Гаврюшенко сбросил ноги с кровати, нашарил шлепанцы и поспешно выскочил в коридор, зацепив в темноте угол тумбочки. Номер знают с десяток людей, не больше. Он поплотнее прикрыл за собой дверь спальни, поморщился, потирая бедро – будет приличный синяк, – и косо взглянул на дисплей, где высветился незнакомый номер.

– Ну, слушаю… – хрипло каркнул Гаврюшенко и тут же узнал взволнованный голос Сереги Федорова, приятеля со школьной скамьи. Который на много лет исчез из поля зрения, и если бы не случайная встреча… Так оно всегда и бывает, но в любом случае оба остались чрезвычайно довольны спонтанными посиделками в кафе и друг другом.

– Леша, разбудил? Извини. Что это у тебя с голосом?

– Жена спит. Я тут в коридоре… Але! Что? Что ты бормочешь, Серый, говори внятно!

– Погоди минуту, сейчас перезвоню. Я за городом…

Гаврюшенко отлепил от уха умолкший мобильник и прошлепал в кухню. Включил свет и, слегка досадуя, потянулся к сигаретам на подоконнике. Запретил себе курить после одиннадцати, но, опять же, не выходило.

«С чего бы это?» – успел удивиться Гаврюшенко, и тут мобильный снова заверещал.

– Что там у тебя? – с ходу спросил он.

– У меня дочь пропала. Сегодня вечером… Нужна помощь.

– Стоп. – Гаврюшенко сел, упер локти в стол и потянул к себе пепельницу. – Сбрось пар, успокойся и давай все по порядку. Ты где находишься?

– Я не могу долго говорить. Это в Шаурах, километров тридцать от города… Знаешь эти места? Были с семьей на юбилее Савелия Смагина, старшего брата жены, у него здесь дом.

– Так. Теперь чисто конкретно. Что значит – пропала? Она куда-то ушла?

– Не она, а они. Около пяти Марта со своим дядей взяли катамаран, чтобы прокатиться по озеру…

– С каким дядей? – перебил Гаврюшенко. – Не торопись, я внимательно слушаю.

– Это младший брат Александры, живет с нами. Зовут Валентин. Когда стемнело и они не вернулись, мы бросились искать, но без толку – нигде никого. Попытаемся еще завтра с утра. Что делать-то в такой ситуации, Леша?

– Во-первых, не паниковать. Они могли высадиться на берег, возможно, заблудились. Там, насколько я помню, несколько довольно крупных озер, берега сильно изрезаны, местами лес. А во-вторых… – Гаврюшенко сделал короткую паузу, соображая. – Значит, так. Если к утру ничего не решится – иди к участковому в старый поселок и подавай заявление. Нет на месте или откажется – немедленно возвращайся в город и дуй в райотдел. По месту регистрации сто процентов обязаны принять. Девочке твоей тринадцать?

– Скоро четырнадцать.

– Ну вот. Хотя я тебе сразу скажу – участковый особо шустрить не станет. Толку от него – ноль, но мало ли. Тем более что пропавших двое…

Он не говорил всего – да и незачем Сергею знать, что в Шаурах никто даже не чихнет без ведома областного прокурора, который в позапрошлом году отгрохал там себе трехэтажную виллу. Весь поселок под Шерехом, не говоря о местной милиции, и если случилось серьезное, он сделает все, чтобы спустить дело на тормозах. Плохая реклама на фоне того, что областной, по его сведениям, еще с весны начал скупать через своих людей участки в Старых Шаурах.

– И последнее. Как только попадешь в город, сразу позвони мне по этому номеру. Я тут наведу кое-какие справки.

– А ты не смог бы сюда приехать прямо с утра? – Голос приятеля звучал тускло и потерянно.

– Серый, у меня в понедельник с восьми совещание. И появляться в поселке мне ни к чему. Завтра все прояснится. Так позвонишь? – Он услышал совсем уже жалкое «да-да, обязательно», и Федоров отключился.

«Бедняга, вот кому не позавидуешь», – подумал Гаврюшенко, морщась и закуривая вторую. В доме было тихо – жена не проснулась. Старший из сыновей, Федор, недавно женился и теперь жил отдельно. Младший спал у себя.

По многолетнему опыту Гаврюшенко знал, что творят с людьми первоначальная паника и шок в случае внезапной пропажи близких. Знал и то, что процент благополучных исходов в таких ситуациях крайне невысок, но все-таки надеялся – авось обойдется. В конце концов, шанс есть, не всякая случайность кончается трагедией.

Чем он может помочь приятелю? Если до утра новостей не будет, первым делом необходимо собрать всю информацию о братьях Александры Смагиной. При встрече в кафе Сергей только вскользь упомянул обоих – речь шла в основном о работе, жене и дочери. Они в тот вечер порядком выпили, возбудились, и разговор вышел бессвязный, оба то и дело перебивали друг друга, перескакивали с темы на тему.

Хорошо запомнилось, что дочь Сереги – спортсменка, отличная пловчиха, чуть ли не мастер спорта в свои неполные четырнадцать. Такие запросто, по нелепому стечению обстоятельств, не тонут, хотя пословица и утверждает обратное. В принципе, вариантов раз-два и обчелся. Тепловой удар, сердечный приступ у мужчины, травма, поломка катамарана. Возможно столкновение на воде – отморозки на гидроциклах и скоростных катерах опасны и неуправляемы. Ну, и конфликт на берегу, что еще хуже. Жара, выходной, у воды полно пьяных и черт знает кого еще. То, что с Мартой был взрослый мужчина, в этом случае не играет роли, наоборот.

В Шауры же ему ни просто так, ни по службе соваться нельзя, как бы ни хотелось помочь приятелю. Затяжная война с областной прокуратурой, начатая два года назад, в самом разгаре, и о его визите немедленно настучат Шереху. А тот спустит со сворки своих псов, и пошла писать губерния о превышении полномочий.

Гаврюшенко с чувством, как гадину, ввинтил окурок в пепельницу и поднялся. Хлебнул минеральной, погасил свет и бесшумно прокрался обратно в спальню.

Нужно взять себя в руки и во что бы то ни стало уснуть. Подъем в шесть: короткая пробежка, душ, овсянка, затем заехать заправиться – и прямиком на службу. Где предстоит выслушать доклад Бумбужеева, начальника отдела финансово-материального обеспечения, и в этом докладе также не предвидится ничего хорошего.

Сергей Федоров позвонил около полудня, из дому.

– Ну? – быстро спросил Гаврюшенко, откидываясь в кресле и ероша светлые вихры на макушке. – Есть новости?

– Нет. – Голос приятеля звучал убито. – Искали с рассвета, по всем озерам и вдоль берегов. Ничего. После восьми вечера никто их не видел. Примерно известно только направление, в котором двигался катамаран, но там мы все обшарили… Что теперь делать? Савелий привез нас с Александрой в город, у него тут какая-то деловая встреча. Я обзвонил больницы, морги, травмопункты. Ничего похожего. Сижу в пустом доме, жене пришлось уйти на работу, у нее дежурство… Да – минут двадцать назад позвонил Родион. Говорит, нашли катамаран, да что толку, если он пустой…

– О! – оживился Гаврюшенко. – А говоришь – нет новостей. Давай подробности.

– Мы, значит, уехали, а Родион – это племянник жены – вместе с еще одним парнем пошли с расспросами по соседям, у которых участки вдоль берега. Ну, один там, не помню фамилию, Родион ее называл, – рыбинспектор тамошний… В общем, катамаран стоял прямо у его причала. Пустой, аккумулятор на нуле, но корпус без повреждений.

– Посудина с электромотором? – спросил Гаврюшенко.

– Да. И сосед утверждает, что ночью наткнулся на него на Гавриловском плесе, на середине, и отбуксировал к себе. Ничего примечательного, кроме пустого катамарана, не видел и не слышал.

– А документы на плавсредство где?

– Родион говорит, на месте. Сосед сказал, мол, собирался сообщить владельцу, да лег спать.

– Собирался он… – недовольно и рассеянно проворчал Гаврюшенко, косясь на часы и одновременно шаря по столу в поисках зажигалки. – Тогда вот что, Серега. Я смогу официально подключиться к поискам только при одном условии: ты прямо сейчас отправляешься в свой райотдел, в дежурную часть, и подаешь заявление по установленной форме. В дела о пропаже людей городская прокуратура может вмешиваться в единственном случае: если есть основания полагать, что… ну, в общем, если есть на то веские основания.

Он почувствовал, как Федоров у себя напрягся и опять запаниковал. Поэтому добавил, стараясь, чтоб звучало помягче:

– Послушай, если Марта не появлялась в городской квартире… Ты не пытался выяснить, может, она у каких-нибудь знакомых? Или у твоих родителей. Такое возможно?

– Не думаю, – вяло ответил Федоров. – У меня голова кругом. Нет у нее никаких особых знакомых, а мои родители на даче. Если б она там появилась, давно бы позвонили. Сам я соваться туда не хочу – у матери сердце. Старики оба в курсе, что мы собирались к Смагиным в Шауры, и если бы Марта внезапно возникла, это бы их удивило…

– Ясно. – Гаврюшенко помедлил, закуривая. – Значит, дальше действуем таким образом. Свяжись с женой и уточни паспортные данные ее младшего брата. Дата, место рождения, имена и фамилии родителей, место работы, должность. Потом в милицию. В дежурной части тебе скажут, как написать заявление. Пиши на обоих – на Марту и на шурина своего, но по отдельности. Прихвати фотографии, если есть. Такие, где хорошо видны лица. В заявлении необходимо указать особые приметы, характерные привычки, одежду, которая была на них перед исчезновением, места, где оба бывали чаще всего.

– Откуда мне знать, где бывает Валентин?

– Не принципиально, – отмахнулся Гаврюшенко. – Нет так нет. Тебя опросят по обстоятельствам случившегося. Отвечай кратко, по возможности точно. Если у них есть свободные люди, могут предложить выехать на место происшествия для составления полной картины. Но это маловероятно. Розыском пропавших без вести на весь город занимаются два-три оперативника. В лучшем случае пойдет ориентировка постам ГАИ и патрулям. Через десять календарных суток они обязаны открыть разыскное дело.

– Десять суток? – ужаснулся Федоров.

– Таков порядок. Закончишь с этим – отзвонись. Где-нибудь встретимся и перекусим.

– Нету у меня аппетита, – пробубнил Федоров.

– Вот это зря. – Гаврюшенко снова покосился на часы. – Не валяй дурака. Нужно надеяться. Я уверен – все будет нормально.

– Уверен?

– Слушай, Серый, будь мужиком. Как сказано – так и делай. – Гаврюшенко сердито засопел и вырубил мобильный.

До того, как Федоров позвонил снова, удалось кое-что откопать.

Савелий Максимович Смагин, старший брат Александры, жены Сергея. Родился восьмого августа тысяча девятьсот пятидесятого года. Так что события действительно пришлись на его юбилей – шестидесятилетие, – куда Федоров отправился вместе с женой, дочерью и шурином.

Личное дело полковника Смагина, ныне находящееся в архиве ДВО, выглядело гладко. Бывший замначштаба российской 81-й гвардейской мотострелковой дивизии, базировавшейся в Бикине, у самой границы с Китаем, сделал неторопливую, но вполне уверенную офицерскую карьеру. Без особых взлетов и провалов. Взысканий за ним не числилось, но одна деталь бросалась в глаза: за два года до срока, дававшего большие льготы и прибавки к военной пенсии, полковник без всякой видимой внешней причины вышел в отставку. Не в девяностых, когда на Дальнем Востоке целые армии выводились из состава вооруженных сил, не в начале двухтысячных, когда из-за нищенского денежного содержания десятки тысяч офицеров покидали службу, а в самом начале относительно благополучного две тысячи восьмого. И, не теряя ни дня, стремительно покинул Бикин, Хабаровский край, а заодно и Россию. Тридцать лет службы и лакомое генеральское звание псу под хвост.

Формальным поводом было состояние здоровья, но причина могла оказаться какой угодно. Допустим, осточертели Савелию Смагину эти кулички, лопнуло терпение. Зэки тоже, согласно статистике, чаще всего уходят в побег на последних месяцах срока. Захотелось местечка потеплее, – ведь и отец Савелия предпочитал преподавательскую работу строевой службе.

Полковник Смагин, однако, не страдал никакими серьезными заболеваниями. Потому что надо иметь стальные нервы и нерастраченный запас физических сил, чтобы сразу по возвращении в город, который за три десятилетия стал чужим, развить такую бурную активность. Кроме того, из России отставной замначштаба вывез солидный капитал, происхождение которого оставалось пока не ясным. Он зарегистрировал риэлтерскую фирму, приобрел просторное помещение в новом офисном здании и квартиру в центре города, а затем в считаные месяцы возвел комфортабельный дом в элитном поселке, куда простым смертным ходу нет. Разве что по грибы в окрестный сосняк…

Гаврюшенко доводилось бывать в Шаурах. Место действительно отличное. Ничего лучше вблизи города не найти. Сонные озера, сосновый воздух, на удивление чистые берега. Угодья областной прокуратуры, главу которой ему так и не удалось схватить за руку по нашумевшему делу с земельными махинациями в пригородах. Сцепились они с Шерехом тогда не на шутку, отголоски скандала докатились до столицы, и оттуда последовало распоряжение: прекратить дискредитацию представителя закона. Дело закрыли. Память на обидчиков у Геннадия Ивановича длинная, но уголовное дело – особый литературный жанр, и если сегодня ему нет ходу, завтра оно у всех на слуху.

Знаком ли областной прокурор с отставным полковником? Без вопросов. Иначе ему ни за какие деньги не удалось бы приобрести участок в поселке. И нюх у Шереха безошибочный, поэтому проще простого предугадать, как он поведет себя в обстоятельствах, когда на контролируемой им территории бесследно исчезают два человека, один из которых – девочка-подросток. Первым делом – избежать утечек информации… И что у нас там еще по отставному полковнику?

Гаврюшенко тронул «мышь», погасший монитор вспыхнул. Женат, сын Родион – студент факультета международной экономики. Жена Инна, домохозяйка, два транспортных средства, по налоговой порядок, не участвовал, не привлекался…

Весь его опыт следственной работы подсказывал одно: чем чище «личное дело», тем больше в нем спрятано. Поэтому снова взялся за мобильник и набрал номер коллеги, в чьих возможностях было выяснить если не все, то очень многое. «Петруша, дорогой, – как бы извиняясь, проговорил Алексей Валерьевич, – опять я с этим экс-полковником. Копни-ка ты его поглубже, особенно период перед увольнением из армии…»

Младший в семействе Смагиных, Валентин, был почти на двадцать лет моложе старшего брата, но с Александрой их разделяло всего пять лет. Родился… – взгляд наискось скользил по экрану, – так… учился… дальше… в возрасте четырнадцати лет, после смерти отца, переехал в Хабаровский край, в город Бикин, известный единственно тем, что через него проходит Транссибирская магистраль. Там же располагался штаб мотострелковой дивизии, где к тому времени уже несколько лет служил Савелий Смагин. Пребывание в интернате закрытого типа… «Какого рожна? – удивился Гаврюшенко. – При чем тут интернат?» В дальнейшем проживал в семье старшего брата…

По сравнению с Савелием шурин Сереги Федорова был мелковат, хотя жизнь у него, судя по всему, выдалась довольно беспокойной и бестолковой. Это только с первого взгляда, не вникая, может показаться, что профессия проводника – мирная, почти что женская. В последние два десятилетия вокруг железных дорог скопилось столько криминала и бешеных денег… не говоря уже о специфике контингента. Окончил среднюю школу в том же Бикине, но учиться дальше не стал и вскоре нашел работу на Транссибе. Затем перешел на уренгойскую линию, еще несколько раз менял места работы, пока, наконец, не покинул Дальний Восток и не обосновался у сестры.

Почему? Вопрос хоть и за скобками, но подразумевает единственно логичный ответ. Доходы ниже средних и отсутствие постоянного жилья. А квартира, в которой обитает семья Федорова, по праву наследования принадлежит в равных долях Александре и ее младшему брату.

В качестве обвиняемого и подозреваемого по уголовным делам Смагин-младший не фигурировал, не проходил он и по агентурным базам транспортной милиции. Единственный раз был допрошен как возможный свидетель происшествия в поезде № 27 °Cевастополь – Санкт-Петербург, однако по существу дела ничего показать не мог. В последние годы вел скромный, замкнутый образ жизни: служебные поездки, дом, ничего особенного. До сорока лет так и не удосужился жениться, но ведь у каждого, как говорится, свое…

А теперь взял и исчез, прихватив с собой юную племянницу. Ни с того ни с сего.

Предполагать можно все что угодно. Если закончится благополучно, на что Гаврюшенко, жалея приятеля, осторожно надеялся, – обычным недоразумением, семейной ссорой или чем-то в этом роде, то и черт с ними, с этими Смагиными. А нет – первым делом следует обстоятельно присмотреться к обоим братьям. Что-то здесь многовато вопросов…

Тяжело вздохнув, Алексей Валерьевич закрыл файл, шагнул к окну и стал вертеть регулятор полудохлого кондиционера. Не добившись результата, вызвал по внутренней связи помощника. Предстоял малоприятный разговор с начальником службы внутренней безопасности.

С Федоровым они увиделись уже под вечер у входа в «Лидо» – заведение типа прежних кафе самообслуживания, но с понтами: кондишн, вежливые девушки в униформе, охрана, снаружи летняя терраса с маркизами. Кормили вкусно и не слишком дорого, низкопробного спиртного не подавали, и хоть всегда было людно, без особого труда удавалось отыскать уютный закоулок со столиком на двоих.

Приятель, поколебавшись, выбрал салат, фирменный пирожок и стакан томатного сока. Гаврюшенко же нагрузил поднос по полной программе, с утра во рту крошки не было, и до тех пор, пока не очистил все тарелки, глаз не поднимал и разговоров не вел. Потом, когда Федоров курил на улице, сходил к стойке и вернулся с двойным зеленым «Гринфилдом» без сахара для себя и чашкой «эспрессо» для приятеля. Заодно прихватил с лотка плитку черного шоколада.

Федоров выглядел паршиво, тут ни прибавить, ни убавить.

Он и по жизни был худощав, но теперь осунувшееся небритое лицо приобрело зеленовато-землистый оттенок, чисто у язвенника. Серый разрушался буквально на глазах, как перестоявший гриб. Алексей Валерьевич в точности знал, что там у него сейчас внутри. Давить нельзя – мгновенно сорвется в истерику, но и от расхожей психотерапии типа: «Дружище, держись, не раскисай, сейчас главное – быть собранным, ведь ничего, по сути, еще не случилось…» – пользы не жди.

– Давай, выкладывай… – Гаврюшенко отхлебнул, поморщился, покрутил носом: – Ох, и дрянь, хоть медики и советуют. Говорят, после напряженного рабочего дня…

– Что?

– Как что? В райотделе был?

– Ну, – безразлично отозвался Федоров. – Они мне с порога: трое суток еще не прошло.

– А ты?

– Не придумал ничего лучшего, как сослаться на тебя. Мол, такой-то из городской прокуратуры велел обращаться непосредственно к вам. Тут один мент, младший лейтенант, мигом притащил бланки и сел со мной.

– Сработало? – усмехнулся Гаврюшенко. – Я утром с ними свяжусь, потороплю с ориентировкой. – Он согнал с лица улыбку. – Нового ничего?

– Не знаю, Леха. Я дома после милиции еще не был. Бродил по городу, наведался к родителям на квартиру – заперто, сунулся было в бассейн, да вспомнил, что тренер Марты до десятого в отпуске. Потом позвонил Александре, говорят – на операции. Посидел в каком-то скверике, подумал… Нет, все равно не понимаю, почему…

– Ты вот что скажи, – перебил Гаврюшенко. – Что там было, на этом… на юбилее? В первую очередь меня интересуют гости. И момент, когда Марта с твоим шурином собрались на прогулку.

– Зачем это тебе?

– Потом спросишь. Рассказывай.

– Что там рассказывать? Приехали после полудня – Марта, Александра, Валентин и я. Привез нас Родион, сын Савелия. Гости начали собираться только часа через два. Инна – жена Савелия – готовилась к застолью. Осматривали новый дом, пили кофе. – Федоров слегка оживился, на скулах пятнами проступил румянец. – Сад у них отличный, все ухожено, роскошный газон, водоем с карпами… Да, и вот еще что, чуть не забыл: пока мы оставались в доме, Марта с Родионом возились с катамараном, даже поплавали немного. Вот почему я уверен, что она знала, как с ним управляться. Наверняка Родион все объяснил и показал. Племянник этой штукой гордится – подарок отца.

– Какие у него отношения с Мартой?

– Дружеские. Он парень мягкий и отзывчивый, не чета Савелию. К нашей дочери относился чуть свысока, но по-родственному, бережно… Я был просто потрясен, когда Родион вдруг взорвался и стал орать на отца и мать, когда узнал, что Марту с Валентином отпустили на озеро без его ведома. Я ничего подобного от него раньше не слышал…

– Погоди-погоди, – перебил Гаврюшенко. – Он что, был не в курсе? То есть у владельца катамарана даже не спросили разрешения?

– Не в том дело. Инна как раз послала его в город с поручением. Вот когда он вернулся и не обнаружил ни Марты, ни катамарана, то поднял шум. Вроде бы они сговорились порыбачить, а вместо этого Марта вздумала кататься. Из-за этой рыбалки мы даже решили заночевать у Смагиных, хотя в понедельник всем, кроме меня, на работу. И как только Родион уехал, Марта стала приставать к матери, а чтоб та не нервничала и не отказала, уговорила ехать и Валентина. Как-никак, взрослый мужчина. Когда это было? Вероятно, около шести – гости уже начали расползаться.

– Хорошо. Теперь о гостях. Был среди них квадратный солидный господин с выпяченной нижней губой? Редкие волосы, шатен, зачес справа налево, прикрывает плешь. Очки в золотой оправе, ну и прочая экипировка в том же роде. Звать Геннадий Иванович Шерех.

– Вроде бы да…

– Кто еще?

– Да не помню я, хоть их там было немного, с десяток. За столом я сидел между женой и Валентином, причем так, что большую часть присутствующих впрямую не видел. Потом все это мне надоело – не люблю я эти юбилейные ритуалы. Бродил по саду. Выпито было порядком, Савелий из тех, кто трезвым гостя не отпустит… Какой в этом смысл, Леша?

– Смысл? Ты уверен, что среди тех, кто присутствовал у Смагиных, не было никого, с кем у твоего шурина могли сложиться… допустим, нестандартные отношения? Он с кем-нибудь беседовал? Что-то вроде ссоры?

– Чепуха, – отмахнулся Федоров. – Савелий даже не нашел времени толком познакомить нас, родню, со своими гостями. Абсолютно посторонние люди. Посиделки как посиделки. Прорва выпивки, стол ломится, шум, тосты. Потом все почему-то рано засобирались, а Шерех твой часу не просидел и отчалил. Осталась только одна пара – живут по соседству. Женщина симпатичная. Мы с этой Ксенией с четверть часа поболтали у прудика с карпами… Да, забыл – была еще девушка…

– Что за девушка?

– Люся. То есть Наталья.

– Люся или Наталья?

– Собственно… Тут вот в чем дело. Пару недель назад она появилась у нас в доме. С Валентином. Он представил ее как невесту, называл Люсей. На следующий день девушка исчезла, и Валентин больше о ней ни звука. И вдруг я встречаю ее у Смагиных – в обличье прислуги от специализированной фирмы. Здороваюсь, называю по имени, но получаю в ответ, что на самом деле зовут ее Наташа. Совпадение, надо полагать.

– В чем совпадение-то?

– В том, что она оказалась там именно тогда. Причем у меня сложилось впечатление, что общаться с Валентином у нее нет ни малейшего желания. И это еще мягко сказано. Во время застолья она старалась держаться в стороне, чтобы не попадаться Валентину на глаза. Хотя он-то ее засек, точно.

– Кроме того, что у нее два имени, ты что-нибудь об этой Наталье знаешь?

– Ничего. Валентин говорил, что собирается устроить ее на работу… в резерв проводников, вроде того. А тут – прислуга. Можно выяснить название фирмы, если имеет смысл. В конце концов, Савелий или Инна ее нанимали, значит, имели дело с ее хозяевами.

Гаврюшенко кивнул и стал выбираться из-за столика.

– Давай на террасу, – сказал он. – Там курить разрешают.

Прихватив чашки, оба сели на сквознячке под маркизой. На столике не было ничего, кроме тяжелой, голубого стекла, пепельницы, салфеток и поникшего от жары розового бутона в высоком стакане. На них никто не обращал внимания.

– Выходит, шурин твой с экс-невестой не общался?

– Я все равно не понимаю… – снова начал Федоров, но Гаврюшенко остановил его коротким жестом:

– Потом, Серый. Просто ответь на вопрос. Пока не ясно, что для нас существенно, а что нет.

– Думаю, не общался. Хотя… – Федоров потер лоб. – Черт, все путается, каша в мозгах… Валентин почти все время вертелся рядом со мной. Мне это показалось не совсем обычным, я даже слегка разозлился. Никто не подходил, и сам он больше чем на минуту-две не отлучался.

– Можешь описать, что он за человек?

– Хрен его поймет, – поморщился Сергей, – живем столько лет вместе, а я толком и не разобрался. Александра в нем души не чает: после смерти их матери она мальчишку сама воспитывала. Это уже позже Савелий забрал Валентина к себе в Бикин. – Он представил, что сейчас творится с женой, и затосковал. Домой хоть не показывайся. – Если честно, Леха, его приезд был мне сильно не по нутру. Мы с Александрой в ту пору переживали не лучший период, характер у нее сложный, а тут на голову сваливается неизвестный мужик средних лет и вдобавок с правами на жилплощадь…

– Марта тогда у вас уже была?

– Года не исполнилось. Но и ему некуда было прислониться. Александра тут же заквохтала: Валик то, братец се, а я взял и уехал. На заработки. Потом как-то утряслось, попривыкли. Сделали ремонт, каждому нашлось место… Он почти сразу устроился проводником на украинских линиях, с тех пор постоянно в разъездах. Неплохо зарабатывает, вносит свою долю на питание и коммуналку. А несколько лет назад дела у него пошли в гору: обзавелся крутым ноутбуком, стал покупать брендовую одежду и обувь, легко тратил деньги, хотя вообще-то он прижимист… Ну что еще? Мы вообще с ним редко пересекались – привет-привет, у всех работа, дел по уши. Обычная жизнь.