Текст книги "Мудрость всех эпох"

Легче умереть, не думая о смерти, чем перенести мысль о смерти, не подвергаясь опасности.

Если бы человек вообще был счастлив, он чувствовал бы себя тем счастливее, чем менее бы его развлекали. Но такое счастье ведомо только Богу и святым.

Да, но разве не значит быть счастливым, находя удовольствие в забаве? Нет, ибо это счастье внешнее и зависит от множества случайностей, которые могут быть причиной неизбежных огорчений.

Единственным средством, утешающим нас в наших горестях, служит развлечение, но в то же время в нем и величайшая беда наша, потому что оно-то, главным образом, мешает нам думать о себе. Не будь его, мы бы жили в скуке, а эта скука побудила бы нас искать более верных средств от нее избавиться. Но развлечение услаждает нас, и с ним мы нечувствительно доживаем до смерти.

Состояние человека: непостоянство, скука, беспокойство.

Всего невыносимее для человека, это полный покой, без страсти, без дела, без развлечения. Он чувствует тогда свое ничтожество, свое несовершенство, свою зависимость, немощь, пустоту. Немедленно из глубины души поднимается скука, мрак, горесть, печаль, досада, отчаяние.

Когда солдат или работник жалуются на свой труд, оставьте их без всякого дела.

Вера, конечно, открывает нам нечто, чего чрез чувства мы познать не можем, но никогда им не противоречит. Она выше их, а не против них.

Играя на человеке, думают, что играют на обыкновенном органе; это действительно орган, но орган странный, изменчивый, трубы которого не следуют одна за другой по близлежащим степеням. Умеющие играть только на обыкновенных органах не вызовут на таком органе стройных аккордов.

Никогда зло не совершается полнее и радостнее, как вследствие ложного вывода совести.

Бенедикт Спиноза

(1632 г., Амстердам – 1677 г., Гаага)

Нидерландский философ. Один из главных представителей философии Нового времени.

Сущность всего того, что может быть представляемо несуществующим, не заключает в себе существования.

Вещи, происходящие от внешних причин, состоят ли они из большого или малого числа частей, всем своим совершенством или реальностью, какую они имеют, обязаны могуществу внешней причины, и, следовательно, существование их возникает вследствие одного только совершенства внешней причины, а не совершенства их самих.

Итак, совершенство не уничтожает существования вещи, а скорее полагает его. Напротив, несовершенство уничтожает его, и, следовательно, ничье существование не может быть нам известно более, чем существование существа абсолютно бесконечного или совершенного, т. е. Бога.

…в природе Бога не имеют места ни ум, ни воля.

Сущность вещей, произведенных Богом, не заключает в себе существования.

В природе вещей нет ничего случайного…

Итак, все равно, представляется ли воля конечной или бесконечной, всегда найдется причина, которая определяла бы ее к существованию и действию, и потому воля не может быть названа свободной причиной, но только необходимой или принужденной.

Бог не действует по свободе воли.

Если бы… вещи могли быть иной природы или иначе определяться к действию, так что порядок природы был бы другой, то, значит, могла бы быть и иная природа Бога, чем та, которая существует. И следовательно, эта иная природа Бога также должна была бы существовать, и, таким образом, могло бы быть два Бога или несколько, а это нелепо.

…могущество, какое обыкновенно придают Богу, есть не только могущество человеческое (а это показывает, что Бога представляют человеком или по образу человека), но даже заключает в себе бессилие.

В Боге существует познание всего, что имеет место в отдельном объекте какой-либо идеи только поскольку он имеет идею того же объекта.

…чем какое-либо тело способнее других к большему числу одновременных действий или страданий, тем душа его способнее других к одновременному восприятию большего числа вещей; и чем более действия какого-либо тела зависят только от него самого и чем менее другие тела принимают участие в его действиях, тем способнее душа его к отчетливому пониманию.

Отсюда ясно, что такое память. Она есть не что иное, как некоторое сцепление идей, заключающих в себе природу вещей, находящихся вне человеческого тела, происходящее в душе сообразно с порядком и сцеплением состояний человеческого тела.

Люди заблуждаются, считая себя свободными. Это мнение основывается только на том, что свои действия они сознают, причин же, которыми они определяются, не знают. Следовательно, идея их свободы состоит в том, что они не знают никакой причины своих действий; что же касается того, что они говорят, будто человеческие действия зависят от свободы, то это слова, с которыми они не соединяют никакой цели. В самом деле, что такое воля и каким образом двигает она тело, этого никто из них не знает; те же, которые болтают о другом и придумывают седалища и места пребывания души, обыкновенно возбуждают лишь смех или отвращение.

…от одного только воображения зависит то, что мы смотрим на вещи, как на случайные, как в отношении к прошедшему, так и в отношении к будущему.

…хотя каждая отдельная вещь определяется к известного рода существованию другой отдельной вещью, однако сила, с которой каждая из них пребывает в своем существовании, вытекает из вечной необходимости божественной природы.

Что же касается до того, что люди не имеют столь же ясного познания Бога, как познание общих понятий, то это происходит потому, что они не могут воображать Бога так, как воображают тела, и что слово Бог они связывают с образами вещей, которые обыкновенно видят; они и не могут избежать этого, так как беспрестанно подвергаются действию со стороны внешних тел.

Воля и разум – одно и то же.

На второе возражение я отвечаю отрицанием того, будто бы мы имеем свободную способность удерживаться от своего суждения. Когда мы говорим, что кто-либо удерживается от своего суждения, мы говорим этим только то, что он видит, что познает вещь неадекватно. Таким образом, воздержание от суждения на самом деле есть восприятие, а не свободная воля.

…это учение, кроме того, что оно дает совершенный покой духу, имеет еще то преимущество, что учит нас, в чем состоит наше величайшее счастие или блаженство, а именно – в одном только познании Бога, ведущем нас лишь к тем действиям, которые внушаются любовью и благочестием. Отсюда нам становится ясным, как далеки от истинной добродетели те, которые за свою добродетель и праведные действия ожидают себе от Бога величайших наград, как за величайшие услуги; как будто бы сама добродетель и служение Богу не были самим счастьем и величайшей свободой.

Но мой принцип таков: в природе нет ничего, что можно было бы приписать ее недостатку, ибо природа всегда и везде остается одной и той же; ее сила и могущество действия, т. е. законы и правила природы, по которым все происходит и изменяется из одних форм в другие, везде и всегда одни и те же, а следовательно, и способ познания природы вещей, каковы бы они ни были, должен быть один и тот же, а именно – это должно быть познанием из универсальных законов и правил природы.

…и самый опыт не менее ясно, чем разум, учит, что люди только по той причине считают себя свободными, что свои действия они осознают, а причин, которыми они определяются, не знают и что определения души суть далее не что иное, как сами влечения, которые бывают различны сообразно с различными состояниями тела. В самом деле, всякий поступает во всем сообразно со своим аффектом, а кто волнуется противоположными аффектами, тот сам не знает, чего он хочет, кто же не подвержен никакому аффекту, того малейшая побудительная причина влечет куда угодно. Все это, конечно, ясно показывает, что как решение души, так и влечение и определение тела по природе своей совместны или, лучше сказать, – одна и та же вещь, которую мы называем решением, когда она рассматривается и выражается под атрибутом мышления, и определением, когда она рассматривается под атрибутом протяжения и выводится из законов движения и покоя.

…мы стремимся к чему-либо, желаем чего-нибудь, чувствуем влечение и хотим не вследствие того, что считаем это добром, а наоборот, мы потому считаем что-либо добром, что стремимся к нему, желаем, чувствуем к нему влечение и хотим его.

…любовь есть не что иное, как удовольствие (радость), сопровождаемое идеей внешней причины, а ненависть – не что иное, как неудовольствие (печаль), сопровождаемое идеей внешней причины.

Вследствие одного того, что мы видели какую-либо вещь в аффекте удовольствия или неудовольствия, производящей причины которого она вовсе не составляет, мы можем ее любить или ненавидеть.

Такое стремление к тому, чтобы каждый одобрял то, что мы любим или ненавидим, есть в действительности честолюбие. Отсюда мы видим, что каждый из нас от природы желает, чтобы другие жили по-нашему. А так как все одинаково желают того же, то все одинаково служат друг другу препятствием и, желая того, чтобы все их хвалили и любили, становятся друг для друга предметом ненависти.

…из того же самого свойства человеческой природы, по которому люди являются сострадательными, вытекает также то, что они завистливы и честолюбивы.

…страх… располагает человека избегать предстоящего зла при помощи зла меньшего.

…мы по своей природе таковы, что легко, что легко верим в то, на что надеемся, и с трудом верим в то, чего боимся, или судим об этом преувеличенно, или придаем ему менее значения, чем следует. Отсюда вытекают суеверия, которым люди повсюду подвержены.

…названия аффектов возникли скорее из обыкновенного словоупотребления, чем из точного их познания.

Всякий завидует только добродетели себе равного.

…каждый раскаивается в каком-либо поступке или гордится им сообразно с тем, как он был воспитан.

Впрочем, эти аффекты, а именно приниженность и самоуничижение, крайне редки. Ибо природа человеческая, рассматриваемая сама в себе, восстает против них всеми своими силами; так что те, которых всего более считают самоуничиженными и приниженными, в огромном большинстве случаев бывают самыми честолюбивыми и завистливыми.

Но здесь, должно заметить, кроме того, что как пространственное, так и временное расстояние мы можем отчетливо воображать только до известного предела, т. е. подобно тому, как мы воображаем обыкновенно, что все объекты, отстоящие от нас более чем на 200 шагов, иными словами, расстояние до которых от того места, в котором мы находимся, превышает то, которое мы отчетливо воображаем, отстоят от нас одинаково и потому находятся как бы на одной и той же поверхности; точно так же мы воображаем, что все объекты, время существования которых, по нашему воображению, отстоит от настоящего на больший промежуток, чем какой мы обыкновенно отчетливо воображаем, отстоят от настоящего времени все одинаково, и относим их как бы к одному моменту времени.

Мы называем добрым или злым то, что способствует сохранению нашего существования или препятствует ему.

Кто говорит, что белое и черное сходно только в том, что ни то, ни другое не красно, тот вообще утверждает, что белое и черное ни в чем не сходно. Точно так же, если кто говорит, что камень и человек сходны только в том, что и тот и другой конечен, бессилен или не существует по необходимости своей природы, или, наконец, что их бесконечно превосходит могущество внешних причин, тот вообще утверждает этим, что камень и человек ни в чем не сходны между собой. Ибо вещи, сходные в одном только отрицании, иными словами – в том, чего у них нет, на самом деле ни в чем не сходны.

…справедливость и несправедливость, преступление и заслуга составляют понятия внешние, а не атрибуты, выражающие природу души.

Здесь должно заметить, что, по моему понятию, тело подвергается смерти тогда, когда его части располагаются таким образом, что они принимают относительно друг друга иной способ движения и покоя. Ибо я осмеливаюсь утверждать, что человеческое тело без прекращения кровообращения и прочего, по чему судят о жизненности тела, может тем не менее измениться в другую природу, совершенно от своей отличную. Я не вижу никакого основания полагать, что тело умирает только тогда, когда обращается в труп. Самый опыт, как кажется, учит совершено другому. Иногда случается, что человек подвергается таким изменениям, что его едва ли можно будет назвать тем же самым.

Сострадание в человеке, живущем по руководству разума, само по себе дурно и бесполезно.

Раскаяние не составляет добродетели, иными словами, оно не возникает из разума; но тот, кто раскаивается в каком-либо поступке, вдвойне жалок и бессилен… Ибо подобный человек вначале дозволяет победить себя дурному желанию, а затем неудовольствию.

Чернь (толпа) страшна, если сама не боится.

…как сострадание, точно так же и стыд, хотя и не составляет добродетели, тем не менее хороши, поскольку они показывают, что человеку, который стыдится, присуще желание жить честно, точно так же как боль называется хорошей, поскольку она показывает, что поврежденная часть еще не загнила.

Познание зла есть познание неадекватное.

В сокращенном виде деньги представляют все вещи. Отсюда и произошло, что их образ обыкновенно всего более занимает душу черни, так как они едва ли могут вообразить себе какой-либо вид удовольствия без сопровождения идеи о деньгах как причины его.

Однако мы будем равнодушно переносить все, что выпадает на нашу долю, вопреки требованиям нашей пользы, если сознаем, что мы исполнили свой долг, что наша способность не простирается до того, чтобы мы могли избегнуть этого, и что мы составляем часть целой природы, порядку которой и следуем. Если мы ясно и отчетливо познаем это, то та наша часть, которая определяется как познавательная способность, т. е. лучшая наша часть, найдет в этом полное удовлетворение и будет стремиться пребывать в нем.

Аффект лишь постольку бывает дурен или вреден, поскольку он препятствует душе в ее способности мыслить.

Бог, собственно говоря, никого ни любит, ни ненавидит.

Кто любит Бога, тот не может стремиться, чтобы и Бог в свою очередь любил его.

…душевные беспокойства и неудачи главнейшим образом берут свое начало от любви к вещи, подверженной многим изменениям, и которой мы никогда обладать не можем. Ибо всякий тревожится и беспокоится лишь о той вещи, которую он любит, и все обиды, подозрения, враждебные отношения и т. д. возникают единственно вследствие любви к предметам, истинное обладание которыми никому не доступно.

Душа может воображать и вспоминать о вещах прошедших, только пока продолжает существовать ее тело.

Поэтому хотя мы и не помним о своем существовании прежде тела, однако мы чувствуем, что душа наша, поскольку она заключает в себе сущность тела под формой вечности, вечна и что существование ее не может быть определено временем или выражено во временном продолжении.

Отсюда следует, что Бог, любя себя самого, любит людей и, следовательно, любовь Бога к людям и познавательная любовь души к Богу – одно и то же.

…природа человеческой души может быть такова, что та часть ее, которая, как мы показали, погибает вместе с телом, в сравнении с той, которая остается, не будет иметь никакого значения.

Блаженство не есть награда за добродетель, но сама добродетель; и мы наслаждаемся им не потому, что обуздываем свои страсти, но, наоборот, вследствие того, что мы наслаждаемся ими, мы в состоянии обуздывать свои страсти.

Таким образом, я изложил все, что предполагалось сказать относительно способности души к укрощению аффектов и о ее свободе. Из сказанного становится ясно, насколько мудрый сильнее и могущественнее невежды, действующего единственно под влиянием страсти. Ибо невежда, не говоря уже о том, что находится под самым разнообразным действием внешних причин и никогда не обладает истинным душевным удовлетворением, живет, кроме того, как бы не зная себя самого, Бога и вещей, и, как только перестает страдать, перестает существовать. Наоборот, мудрый как таковой едва ли подвергается какому-либо душевному волнению; познавая с некоторой вечной необходимостью себя самого, Бога и вещи, он никогда не прекращает своего существования, но всегда обладает истинным душевным удовлетворением. Если же путь, который, как я показал, ведет к этому, и кажется весьма трудным, однако все же его можно найти. Да, он и должен быть трудным, ибо его так редко находят. В самом деле, если бы спасение было бы у всех под руками и могло бы быть найдено без особого труда, то как же могли бы почти все пренебрегать им? Но все прекрасное так же трудно, как и редко.

XVII–XVIII век

Бенджамин Франклин

(1706 г., Бостон, США – 1790 г., Филадельфия, США)

Политик, дипломат, учёный, изобретатель, журналист, издатель. Один из лидеров войны за независимость США. Первый американец, ставший иностранным членом Российской академии наук.

Некоторые люди умирают в 25, но их не хоронят до 75.

Критики – наши друзья: они указывают нам на наши ошибки.

Корона не излечивает от головной боли.

Разврат завтракает с Богатством, обедает с Бедностью, ужинает с Нищетою и ложится спать с Позором.

В каком бы положении люди ни находились, они всегда могут найти удобства и неудобства.

В двадцать лет человеком властвует желание, в тридцать лет – разум, в сорок лет – рассудок.

Одолжи деньги врагу, и ты приобретешь друга; одолжи деньги другу, и ты потеряешь его.

Тот, кто однажды сделал вам добро, охотнее снова поможет вам, чем тот, кому вы помогли сами.

Кто утверждает, что деньги могут сделать все, вполне вероятно, сам может сделать все ради денег.

Лучше красиво делать, чем красиво говорить.

Глаза хозяина делают больше работы, чем его руки.

Не исправление ошибки, а упорство в ней роняет честь любого человека или организации людей.

Самое лучшее, что вы можете дать своему врагу – прощение; оппоненту – терпимость; другу – ваше сердце; ребёнку – хороший пример; отцу – уважение; матери – поведение, благодаря которому она будет гордиться вами; себе – уважение; всем людям – милосердие.

Вы будете иметь всё, если не будете переживать, кому достанутся награды за ваши заслуги.

Тот, кто не подчиняется, не может командовать.

Многие люди думают, что они покупают удовольствие. На самом деле они продают себя ему.

Всегда будь в войне со своими недостатками, в мире со своими соседями, и каждый новый год находи себя лучшим человеком.

Настоящая честь – это решение делать при всех обстоятельствах то, что полезно большинству людей.

Тот не владеет богатством, кто позволяет богатству овладеть собой.

Если ты не хочешь, чтобы тебя забыли, как только ты умрешь и сгниешь, пиши достойные книги или совершай поступки, достойные того, чтобы о них писали в книгах.

Если хочешь продлить свою жизнь, укороти свои трапезы.

Не скрывай свои таланты. Они даны тебе для того, чтобы ими пользоваться. Какая польза от солнечных часов в тени?

Тому, кто хочет жить в мире и покое, не следует говорить все, что он знает, и судить то, что он видит.

Стекло, фарфор и репутация легко дают трещину и никогда полностью не восстанавливаются.

Кто живет надеждой, рискует умереть голодной смертью.

Ни о ком не говорите плохо, но расскажите всё хорошее, что знаете о каждом.

Настоящий трагизм жизни заключается в том, что старыми становятся слишком рано, а мудрыми слишком поздно.

Поскольку ты не уверен даже в одной минуте, не трать попусту ни одного часа.

Гордость, обедающая тщеславием, получает на ужин презрение.

Инвестиции в знания всегда дают наибольшую прибыль.

Вольтер

(1694 г., Париж, Франция – 1778 г., там же)

Французский писатель и философ эпохи французского Просвещения. Считал, что познание трансцендентного (например, при решении вопроса о бессмертии души и свободе человеческой воли) невозможно, и особенно рьяно боролся с церковью из-за ее догматизма.

Если бы Бога не было, следовало бы его выдумать.

Там рай земной, где обитаю я.

Я умею только сомневаться.

Дружба великого человека – дар богов.

Предрассудки – разум глупцов.

Прекрасно только то, что естественно.

Труд устраняет скуку, порок и нищету.

Глаза дружбы редко ошибаются.

Часто блистает на вторых ролях тот, кто меркнет на первых.

Вся сила женщин – в слабостях мужчин.

Платье внушает глупцам уважение.

Осмельтесь мыслить самостоятельно.

Медленная рука времени сглаживает горы.

Не неравенство тягостно, а зависимость.

Всякое желание есть зачаток новой скорби.

Все что становится обыденным, мало ценится.

Люди легко верят тому, чего страстно желают.

Честь – это бриллиант на руке у добродетели.

Послушание несправедливым приказам есть преступление.

Самыми чувствительными обидами бывают насмешки.

Беда тому, кто говорит все, что он может сказать.

Счастье – это только сон, а горе – действительность.

Для великих дел необходимо неутомимое постоянство.

Опасно быть правым, когда правительство ошибается.

Всегда наслаждаться – значит вовсе не наслаждаться.

Предрассудок есть мнение не основанное на рассудке.

Нельзя иметь верного понятия о том, что не испытано.