Текст книги "Маленькая книга историй о женской сексуальности"

Маленькая книга историй о женской сексуальности
сост. Александра Шадрина, Светлана Лукьянова

© No Kidding Press, 2019

* * *

Арина Бойко. Публичные места

Моё сегодняшнее утро началось с того, что я вытерла красную каплю с пола и побежала в туалет. Хотя поводов для беспокойства не было, прогнозы приложения провоцировали паранойю: месячные должны были начаться ещё позавчера.

Мы не общаемся уже несколько недель. Ты обиделся на меня за то, что я о тебе написала.

В детстве у меня была подруга Вика, похожая на тебя. Смуглая и кудрявая, она была самой высокой в классе. Однажды, когда мы были у неё дома, она предложила мне поцеловаться «как в симсах», и я согласилась. В последний момент её позвала мама. Я вздохнула с облегчением – сейчас они поругаются, и Вике будет уже не до меня. Так и случилось. Правда, через много лет Вика с её рискованными предложениями вернулась в обличии мужчины с соломенными волосами, ямочками на щеках и тихим голосом.

Познакомила нас моя коллега, дизайнерка Аня. Я переводила тебе деньги за фалафель «Сбербанком онлайн» и потом нашла по номеру телефона в телеграме. Я отправила стикер с улыбающимся котом. Ты отправил стикер с Большим Лебовски. Через неделю в туалете «Главпивмага» мы целовались взасос, и кто-то кричал: «Выходите, здесь нельзя трахаться». Мы вышли и поехали ко мне домой. «Трахаться». Это был оргазм с первого секса.

Откуда ты вообще? «Я колхозник из деревни», – написал ты в своем профиле в инстаграме, и ниже: «Save me, white Jesus». Работал в веломастерской, скопил денег, ушёл, живешь в центре, рисуешь и фотографируешь. Планируешь зарабатывать на жизнь искусством.

«Разводил лохов на дорогие запчасти для велосипедов, но стало скучно», – рассказывал ты за завтраком, насаживая на вилку кусочки омлета. Зря я боялась, что будет не о чем поговорить и мы столкнёмся с «проблемой завтрака» – так Сьюзен Сонтаг называла этот момент в сексе с красивым, но не очень интеллектуальным человеком, когда наутро хочется исчезнуть, чтобы избежать неловких пауз.

– Мне понравилось.

– Да, тоже хотел сказать.

– Ещё увидимся?

Никаких поцелуев при встрече и при прощании. Никаких гетеросексуальных соплей про любовь. «Это же просто секс между нами?» – написала я в тот же вечер. В знак согласия ты прислал китчевый стикер с бокалами шампанского и надписью «За нашу дружбу в Интернете».

У меня началась двойная жизнь, как у героя рассказа Чехова про женщину с собачкой. Ночью ты оставлял на моей шее маленькие серые пятна, а утром я замазывала их тональным кремом перед работой. «Это мои фирменные», – сказал ты, смотря, как я разглядываю их в зеркале.

Иногда серых пятен было так много, что они формировали целое созвездие засосов. Приходилось надевать водолазку из «Юникло».

До этого у меня был только один полноценный настоящий парень с сексом. Он сидел на антидепрессантах. Я его любила. Последний месяц с ним я провела, разрисовывая по номерам огромное полотно, раскраску для взрослых, и слушая «Релакс ФМ». Мы расстались – он удалился из всех соцсетей и переехал в Сочи.

«У тебя очень сильные мышцы, и вообще, ты молодец», – ты сказал после первого раза, хлопнув меня по плечу, как тренер спортсмена. Ты первый, кто хвалил мой секс. У меня не было никого год. Я улыбнулась.

Девочка, которая три дня не приходила в школу после того, как в раздевалке перед физрой за ней подглядывали мальчишки – открыли дверь и убежали, потом прочла у Ролана Барта: «Наиболее эротичны явления прерывности, мерцания: например, кусочек тела, мелькнувший между двумя частями одежды». Этим можно объяснить, почему так привлекательны клубы, почему мы всё время то закрываем, то открываем глаза во время секса. «Соблазнительно само это мерцание, иными словами, эффект появления-исчезновения», – пишет Барт в «Удовольствии от текста».

Не нужно было знакомить тебя с родителями и испытывать криндж от того, что ты уронил кусочек рагу из кабачков на коленки и не заметил этого. Можно было сидеть в тиндере или пойти на чей-то день рождения и там, напившись чачи, танцевать сальсу с тридцатишестилетним Андреем. Потом написать тебе и встретиться в новом месте, которое мы присмотрели накануне.

У фонтана на ВДНХ я была на грани оргазма дважды. Мы прикрыли моим пальто твою руку, и я громко дышала, стараясь не стонать. Какой-то мужчина подсел к нам и что-то писал в тетрадочке. Две пожилые женщины с бордовыми волосами загорали на шезлонгах неподалеку, я смотрела на них и представляла, какие они были в молодости красотки.

В супермаркете «Атак» после фильма «Теснота». В отдел с канцелярскими принадлежностями в одиннадцать вечера так никто и не заглянул. Мы не засчитали этот раз, хотя я не могу вспомнить лучшего фингеринга в моей жизни.

Страх превратился в азарт, азарт – в новый страх. Я боялась стать одним из тех криповых чуваков, которые мастурбируют на людях в метро.

– Всегда почему-то встречаю их на красной ветке. Красная ветка – цитадель извращенцев. – Да брось, они лохи, а мы – нет, – улыбнулся ты ямочками на щеках.

В конце апреля мы оба случайно оказались в Питере, я – по работе, ты – потому что у тебя нет работы. Мы жили в типичном питерском сквоте у твоих друзей в одной комнате с субтильным парнем, который целыми днями курил травку и смотрел чёрно-белые фильмы. Я сто раз пожалела, что не взяла отель, который предлагали от работы. Решила эти пять тысяч себе в карман положить. И вот что из этого вышло. Секс в чужом номере отеля.

Аня тоже была в Питере. Она, как нормальный человек, взяла корпоративное жильё. Она же пустила нас в свой номер. «Прям очень надо», – объяснила я ей накануне за обедом в «Маркет Плейсе». «Да без проблем», – Аня из тех людей, про которых говорят: «Она моя крёстная фея». Кажется, эту ужасную пошлость я ей тогда и сказала.

Смешно, что перед этим мы выпили: как будто планировали секс втроём. Сидели в одном баре, потом в другом и засиделись так до зари. Когда мы зашли в номер, было уже совсем светло. Большое квадратное окно с широким подоконником выходило во двор-колодец. Аня, помня о нашей договорённости, ушла в душ.

Я притянула тебя за ремень, сняла с себя футболку, засаленную теснотой баров, и легла на покрывало болотного цвета. Пока я трогала твой член, ты выдавливал на руки смазку. Меня привлекает особая текстура кожи на этом месте, по-животному мягкая, не огрубевшая. Интересно, это у всех так?

Потом я легла спиной. Я слушала звук бьющейся о кафель воды и думала, что Аня, наверное, меня ненавидит. Покрывало пахло бабушкой. Впервые я представила нас со стороны: двое далеко не атлетического телосложения людей пародируют секс, который тиражирует массовая культура. Ты время от времени останавливался и замирал, чтобы оглянуться на дверь ванной. Я считала, сколько раз ты вошёл в меня. Пять, шесть, семь. В очередную заминку я не выдержала и спросила:

– Ты чего?

– Ничего.

Тогда ты как будто со злостью, а не со страстью впился мне в шею. Это не помогло мне кончить. Десять, одиннадцать. Ты всё.

Аня мылась ещё очень долго, а мы молча сидели в телефонах.

На следующий день в поезде я написала в твиттере: «секс это конечно круто но не когда он длится пять минут». До конца я не понимаю, зачем это сделала, но и не жалею – уведомления о лайках и ретвитах приходят до сих пор. Я не думала, что из-за этого наш секс закончится. Я думала, мы вместе посмеёмся.

Вчера я отмотала твою стену вконтакте на несколько лет назад и нашла интригующие записи – аудио, картинки, капслоки очень личного содержания. По версии кибердетективного агентства имени меня, они принадлежат авторству твоей бывшей девушки. Её полупустая страница непроницаема для анализа, но одна зацепка всё же есть: фотография очаровательного ребёнка лет трёх. Этот светловолосый малыш улыбается твоими ямочками, а может, мне это только показалось, потому что приложение говорило, что у меня задержка.

Авторка благодарит телеграм-каналы «Этот ужасный секс», «Хроники страсти» и лично Марию Гаврилову

Наташа Секретарева. Я ничего не чувствую

Мы вернулись в гостиницу за полночь. За ужином я выпила три кружки пива. Хотелось перестать думать о себе, о Вите, о том, что я просила его не приезжать. Пиво вызвало тревогу. Во рту осела пшеничная горечь. Мутило. Говорить друг с другом не хотелось, поэтому обсуждали погоду. Всё это время я пугала Витю проливными дождями, ветрами и падениями в каналы. Нидерланды действительно оказались серой, покрытой плесенью дырой. Но в этот день в Гааге, как назло, светило всё ещё отдающее теплом солнце. Город превратился в кирпичные пряники. Средневековые площади заполнили чайки и клерки. Я тоже хочу стать клерком. Возможно, потому что не вижу разницы между безразличием и работой. Возможно, потому что мне на неё всё равно.

– Знаешь, Гаага не такая, как я думал. Мне даже нравится. Я бы здесь пожил.

– Тебе так только кажется.

Нидерландцы – одни из самых высоких людей на свете. Я думаю об этом, когда по пути в ванную ударяюсь лбом о балку. Отвечаю внутреннему голосу, что они также славятся экономностью и практичностью. Неуклюже наклоняюсь, чтобы намочить зубную щётку. На экране телефона пусто. Пишу маме: «Мы с Витей гуляли и ложимся спать. Всё хорошо!».

Витя заплатил почти за всё (я не возражала), но сегодняшняя прогулка всё равно стоила мне недели без шоколада, моего главного и единственного развлечения в Нидерландах. Я уже давно живу за чужой счёт, будь то Витя, родители или университет. Единственные заработанные за два года деньги я потратила на трёхдневный музыкальный фестиваль в Париже. А потом пропустила половину выступлений, потому что оказалось, что трезвой мне эта музыка не нравится, а на фестивальный алкоголь у меня денег нет.

Из комнаты доносится «Южный парк». Все мужчины, с которыми я спала, смотрят этот мультик. Эрик Картмен, Стенли Марш, Кайл Брофловски и Кенни стали для меня воплощением абсолютного зла. Кажется, я была в ванной минут пятнадцать.

Возвращаюсь в комнату. Витя сидит на краю кровати в трусах и заискивающе смотрит на меня. Как преданный пёс. Пузатый Хатико. Зачем он так смотрит – лучше бы нагрубил или назвал сукой.

– Ты совсем не похудел.

В нижней части живота стало горячо. Так бывает, когда я мерзко себя веду. Мямлю, что иду спать, и с ужасом осознаю, что не могу вспомнить, есть ли у меня завтра пары. Наверное, у меня всё-таки рак мозга, как у юристки из международного консалтинга, на лечение которой собирали деньги в фейсбуке. Она так много работала, что больше года принимала симптомы болезни за усталость. На странице по сбору средств было написано: «Однажды ночью Аня посмотрела на договор коммерческой концессии и поняла, что не понимает прочитанного ни со второго, ни с пятого раза. Потом она проснулась в больнице». Отгоняя мысли о мучительном лечении и неизбежной смерти, я пробормотала что-то о том, что дел много, а я одна и вообще устала.

Тесная гостиничная комната подчёркивала нелепость Вити – волосатый медведь в посудной лавке. Медведь – кандидат наук. Медведь – известный политолог. Медведь, который не спит со страшными женщинами, потому что уважает себя. Многоликий, в общем, медведь. Большую часть комнаты занимала двойная кровать. Как я люблю – просторная, с четырьмя упругими подушками и скрипящим белым постельным бельём. У меня есть привычка – я засыпаю, крепко зажав одеяло между ног. Лет в 11 я так мастурбировала. Зажимала одеяло и двигала им вверх-вниз. Я хмыкнула от абсурдности ситуации, чем нарушила хрупкий статус-кво между нашими с Витей телами. Фригидная жена поворачивается к законному супругу спиной и фантазирует о сексе с одеялом из «Икеи». Размер одеяла не уточняется.

Витя – большая ложка лежал ко мне достаточно близко, чтобы я чувствовала его живот, колени, член. Я всё ещё надеюсь, что смогу завтра проснуться совсем другим человеком. К примеру, незамужним. От напряжения (наверное) я возбудилась, трусы стали мокрыми. Завтра будут разводы, а я не взяла запасные. В это время рука Вити начинает ёрзать ниже пояса. Это не доставляет мне удовольствия, но я его не останавливаю.

Секс мне кажется логичным продолжением путешествия руки вокруг вульвы, поэтому я поворачиваюсь к Вите и мы целуемся. Через пять минут мы лежим голые, и Витя тянется за подготовленным презервативом. Когда я оказалась у него дома впервые, мы не занимались сексом, потому что он три раза пытался войти в меня без презерватива, а я три раза отползала от него. Голая. Я хотела сказать, что не хочу детей и боюсь заболеть, но вместо этого много смеялась.

Витя потянул меня к себе, удерживая второй рукой презерватив на члене. Я послушно вскарабкалась на распластавшегося Витю, и он не без усилий вошёл в меня. Думаю, он предпочитает эту позу, потому что прочитал в интернете, что она помогает женщинам чувствовать больше с маленьким членом. На самом деле думаю, что он бесхребетное чмо и пытается не прилагать каких-либо усилий. Интернет соврал, я всё равно ничего не чувствую. Всё, что я делаю, это думаю о своих широких плечах и маленькой груди. Пока я считала, сколько раз за последний год меня спрашивали, занимаюсь ли я плаванием, Витя вскрикнул, обмяк и снова потянул меня, уже от себя. Я внезапно стала невероятно голой.

– Спокойной ночи, Наташулик.

Я снова поворачиваюсь спиной и закутываюсь в одеяло. Я ничего не чувствую.

Эльмира Какабаева. Мир живой природы

Мне шесть, мне нравится одногруппник Вова, у него коллекция открыток: стопка высотой в раскрытую ладонь. Но Вова всегда где-то с кем-то, а вот Давыд зовет играть в рыцаря и принцессу.

– Давай, я буду спящая красавица, – я ложусь на твердый деревянный диванчик, не помещаясь на нем. Одну руку роняю с дивана.

Давыд ложится на пол, берёт мою руку и целует.

Тихий час. Кровати в спальне стоят по периметру, а те, что посреди комнаты, стоят рядом друг с другом. Обычно я сплю с Эльдаром, но меня почему-то положили с Арманом. Он щипается и бьёт меня:

– Отвернись! Отвернись!

Я отворачиваюсь. Он больно тыкает меня в спину. Вова спит на отдельной кровати где-то по периметру.

Тихий час. Меня переложили к Эльдару. Он крупный. Я тоже; на линейках он стоит первым, дальше пара мальчиков и я.

– Давай поиграем в корову, – скучно предлагает мне Эльдар.

– Это как?

– Ты стой вот так, – Эльдар встает на четвереньки, – а я буду твой телёнок.

– Не знаю.

– Ну чё ты. Давай попробуем.

– А в чём игра?

– Ну, я буду как будто сосать у тебя молоко.

– Ой, нет, – я чувствую подвох.

Нам по-прежнему скучно.

– Ладно, давай.

– Вставай так.

Я встаю на четвереньки, с плеч палаткой свисает одеяло. Эльдар забирается под меня. Между его лицом и мной ещё пространство и майка. Он задирает майку и прикасается губами к моим соскам, потом к животу. Мне щекотно. Хихикаем.

– Чушь какая-то, – я опускаю майку и ложусь спать.

* * *

Энциклопедия «Радость познания», серия «Мир живой природы», издание 1984 года. Глава «Размножение». Книга уже сама открывается на странице 64. Яйцеклетка, сперматозоид, зародыш, серьёзные морды львов, оленей, взобравшихся друг на друга. Всё понятно и ничего не понятно. В кино мужчины и женщины целуются, а у животных на картинках нет эмоций. Придавленные самки не выглядят страдающими, но и счастливыми тоже.

– Что ты тут делаешь? – в комнату зачем-то заглядывает мама.

– Читаю, – я перелистываю страницу.

– Пойдём, кушать будем.

* * *

Дача, жара. Мы с сестрой ушли гулять на озеро, но оказались на строящемся ипподроме.

Молодые казахи-конюхи улыбаются моим шортам.

– Здравствуйте, у вас можно покататься?

Мне достался ахалтекинец – лёгкий серый жеребец с узкой головой и тонкими ногами, красивый до уродства. Он легко реагирует на мои команды пятками, плавно выводя меня на трек. Увидев знакомую дорогу, текинец бросается в галоп. Я до боли в пальцах сжимаю поводья. Огромное горячее тело несётся по степи, игнорируя пушинку-меня. Седло и одеяло под ним натерли мои плотно прижатые бёдра. В горле колотится сердце, коса вытянулась параллельно горизонту. Мне дико, и как будто я проглотила ветер. Впереди пустота, подо мной хрип.

Сидя в гинекологическом кресле, я разглядываю свои роскошные синяки: фиолетовые большие с прожилками на светлой коже внутренней стороны бедра, немного желтеющие сбоку на коленях и стёртые в кровь островки на икрах.

– Откуда у вас это?! – врач, наконец, обращает на меня внимание.

– Ничего страшного. На лошади без спецодежды покаталась.

– Хорошо, что вы сказали, я уже подумала, что вас изнасиловали.

* * *

Я пришла к Ф., как всегда, в девять вечера. Он быстро обнимает меня и оставляет разбираться с моей зимней одеждой. Тяжёлое пальто я вешаю на крючок, шапку бросаю на комод, сапоги складываю в угол. Высокий уютный Ф. ходит в длинном незастёгнутом кардигане на голое тело.

Я прихожу на кухню, Ф. стоит спиной, готовит еду. Надо спросить, наверное, как у него дела. Нет, пусть первый спросит. Я в красной помаде, черном коротком платье, на голове – ободок с кошачьими ушами. Прямые чёрные волосы собраны в гладкий хвостик.

Ф. обернулся, улыбается. Я показываю ему язык. Он достает блюдце и наливает мне молочка.

* * *

Мы с А. валяемся уставшие, ленивые и скучные. Фантазия как будто иссякла, мне хочется отдохнуть. Он смешно гундит на тему, что я невыносливая, что «вот как раньше было, встал с утра, сходил к колодцу, подоил коров, пошел на выпас». До пятнадцати лет он рос в деревне.

– Ладно-ладно, я тоже жила в деревне. Меня даже пытались научить доить коров, но я не смогла. Это же страшно!

– Что страшного?

– Лягнёт! А потом вдруг наступит своей ногой в навозе прям в моё ведро со свежим надоем.

– Ничего ты не понимаешь. Берёшь верёвку, связываешь ей ноги. Туда же привязываешь хвост. Моешь вымя. Берешь масло коровье, смазываешь ей соски. И мягко давишь и тянешь. И прекрасно доится.

– Мягко давишь и тянешь?

– Да. Нежнее, чем член.

– Это, кажется, самое эротичное, что я слышала в своей жизни от мужчины.

А. слегка отпихивает меня.

– А что такое коровье масло?

– Сливочное! Только в деревне его называют коровье.

– Мало ли. Вдруг это какой-то специальный доярский термин.

Дарико Цулая. Аслан

– Никогда не видела, чтобы так надевали презерватив.

– Да?

– Ну да, его обычно как-то раскатывают, что ли, а ты так… растягиваешь в стороны…

– А знаешь, как больно так раскатывать?

– Правда? Ну да, мне, конечно, не понять. Правда больно?

Аслан угукнул и притянул меня к себе. Мне нравилось, что волосы у него на груди растут так симметрично. На спине волос почти не было. Не знаю, почему это было важно, но мне нравилась гладкая, широкая и чуть смуглая спина, сильные руки, по которым легко понять, что Аслан регулярно ходит в зал. В аккуратной и неброской одежде, в непременно выглаженной однотонной футболке Аслан не казался таким уж качком, а правильные черты лица и длинные ресницы перетягивали внимание на себя. От задней поверхности правого плеча до лопатки раскинулось неяркое пигментное пятно. Я даже не заметила его в прошлый раз. Аслан рассказал, что в детстве очень его стеснялся, а бабушка, поклонница народной медицины, пыталась вывести пятно, прикладывая к коже мальчика коровью плаценту. Пятно, конечно, никуда не делось. Оно мне тоже нравилось, я водила по нему пальцами, гладя плотные мышцы.

Мы встречались уже в четвёртый раз, и второй раз мы занимались сексом. В первый он так и не смог кончить: когда возбуждение спало, мне стало больно, и я прервала его. Сегодня ему тоже не удавалось кончить, я выбилась из сил и спросила:

– Всё хорошо?

– Да, просто…

– Мне несколько раз казалось, что ты близок к тому, чтобы кончить, но я не понимаю, что-то я не так делаю или…

– Нет, просто я же не думал, что мы сегодня будем. И в душе разрядился уже.

– А, то есть не во мне дело?

– Нет, мне с тобой очень хорошо, даже если я не кончил.

– Точно?

– Да, точно. Мне с тобой очень хорошо.

Я поцеловала его в плечо. Окно моей комнаты выходило во двор, и комната отлично просматривалась с балконов соседнего подъезда. Мы не задёрнули шторы, хотя я предварительно уточнила у Аслана, нужно ли. На шторы ему было наплевать. В прошлый раз, когда мы обсуждали друг с другом фантазии, он рассказывал, что однажды у него был секс в городском парке. Из-за адреналина он кончил секунд за двадцать. Такая тяга к приключениям в общественных местах для меня была качеством положительным.

– А знаешь, как определить, что у парня к тебе чувства? – неожиданно спросил Аслан.

– Ммм, и как?

– Вот если он после оргазма хотя бы вполовину такой же страстный, как до этого, значит, у него чувства.

– Вот как.

– Вообще, для меня оргазм – самое неприятное. Если ты с девочкой только ради секса был, ты себя так погано чувствуешь.

– Почему?

– Не знаю.

– Нет, подожди, ну даже если только ради секса – что с того? Ты кончил, она кончила, всё же хорошо?

– Ну вот такое ощущение у меня.

– По тебе я не могу ничего про чувства сказать, ты же пока не кончил ни разу, – сказала я.

Про себя я тут же подумала: «Зачем я вообще это говорю? Зачем мне его чувства?»

– Главное, чтобы девушка кончила.

– Нет, ну мне тоже неловко. Я хочу, чтобы ты тоже кончал.

– Мне с тобой хорошо. Просто ты это, в следующий раз ты меня предупреди заранее, чтобы я точно не мастурбировал перед этим.

Мы с Асланом лежали на сложенном диване в обнимку. Я спросила, как же он определяет, есть ли у девушки к нему чувства. Он приводил в пример Тарковского: мол, если в разговоре с девушкой упомянуть, что любишь Тарковского, то она посмотрит перед следующей встречей все его семь фильмов. Это значит – есть чувства. Затем речь зашла про эгоизм кавказских мужчин. «Им всё равно, кончила девчонка или нет», – говорил Аслан. Я подумала, как быстро среда меняет людей. Сколько лет он живёт в Москве? Лет восемь, если приехал студентом. Это если он не наврал насчёт возраста. На телефон Аслана пришло очередное уведомление. Он открыл сообщение и улыбнулся.

– Я когда встречался с той колумбийкой, она как-то уехала в Вену на восемь дней. И я ей сказал, что восемь дней не буду мастурбировать и потом у нас будет лучший секс. Но я, конечно, не сдержался.

– Восемь дней – это жестоко.

– Надо как-нибудь попробовать всё-таки.

– И ты думаешь, будет «лучший секс»?

Аслан ничего не ответил и только улыбнулся. Колумбийка уже всплывала в наших разговорах. Собственно, с первого же свидания. Мы тогда обсуждали все подряд, от кино до опыта длительных отношений, и долго, часа два, гуляли по парку Горького. Я всё думала, помнит ли Аслан про смысл приложения Pure, в котором мы познакомились. Или, может, я просто ему не нравлюсь? Сегодня в разговоре выяснилось, что та девушка из Колумбии уехала восемь месяцев назад, а до этого они жили вместе. Как-то раз я заметила – он показывал мне что-то на телефоне, – что она до сих пор отправляет ему сообщения и фотографии по Whatsapp. Спустя восемь месяцев. Я уставилась в потолок. Вообще-то, я тоже переписываюсь с бывшим мужем – и что?

– Я поеду. Мне кажется, тебе надо побыть одной, – сказал Аслан.

Он наблюдал, как я изучаю взглядом плохо отреставрированную лепнину вокруг люстры.

– Тебе кажется, мне надо побыть одной? Я ничего такого не говорила.

– Но я же вижу.

– Спасибо за заботу. Но если хочешь у меня остаться, я не против.

– Нет, завтра на работу с утра. Я поеду.

– Хорошо, поезжай.

Когда я закрыла за Асланом дверь и выключила свет в прихожей, из своей комнаты в коридор высунулся Женя.

– Опять твой кавказский мальчик?

– Ушёл уже. Ну, что ты скажешь про его кроссовки в этот раз?

– Ой… Он безнадёжен.

– Да ладно? Почему?

– Они даже… не специально лоховские, а просто тупо как… как из «Спортмастера». Я вообще не знаю, кто такую обувь покупает, правда.

– Ладно тебе, дай ему шанс.

– Ну не знаю, не знаю. А это, печеньку у тебя можно же будет взять?

Я кивнула, зашла на кухню, налила чай и пошла в свою комнату.