Текст книги "Золотая нить времен. Новеллы и эссе. Люди, портреты, судьбы."

17 декабря 2005 года. Авторский текст.

Кристина Робертсон. Портрет государыни Императрицы Александры Феодоровны с белой розой. Висел в ротонде Зимнего дворца. Поврежден штыками во время Октябрьского переворота 1917 года. Источник иллюстрации: И. Б. Чижова. «Чистейшей прелести чистейший образец». Указ. издание. Цветная вклейка. Личное собрание автора.

Александра Феодоровна Романова. «Три зеркальных секрета белой розы»

Урожденная – Принцесса Фредерика – Шарлотта – Луиза – Вильгельмина Прусская. Родилась 12 июля (н. ст.) 1798 года Шарлоттенбург. Берлин; умерла – 1 ноября 1860 года – Царское село. Жена (с 13 июля 1817 года) Великого князя Николая Павловича, с 14 декабря 1825 – Императрица Всероссийская. Прославилась в России не только обширнейшей благотворительностью, присущей издавна всем царственным представительницам этой семьи, но и красотою, веселостью и благодушием нрава, проницательностью и своеобразным, природным умом. Оказала огромное нравственное и духовное влияние на формирование личности сына первенца – будущего царя – реформатора Александра Второго. Очень тепло относилась к А. Пушкину и М. Лермонтову. Русский язык изучала под руководством В. А. Жуковского. Оставила интереснейшие воспоминания и дневники, до сих пор не изученные полностью.

Вступление

Меня уже много раз шутливо обвиняли в пристрастии к девятнадцатому веку. Особенно – к его Женщинам.

Да, мне нравится писать о них, хрупких, изящных, часто бывших лишь тенями своих супругов. Но без этих теней почему то – меркло солнце, гас свет, холодела душа, зябло сердце. Они, эти благоуханные, легкие тени, тихо и незаметно ткали кружево своего особого мира. Мира Женщин. В котором потом вырастали их дети: гусары, офицеры, поэты, мореплаватели, генералы, бунтари, реформаторы.. Государи. Дворяне, служащие Отечеству. Свято и пылко, тихо и неизменно, чтобы не случалось в жизни – бурной и вовсе не безгрешной! – боготворившие мир этих Женщин.

Точнее – Дам. Тогда, в далеком девятнадцатом, господствовало именно это слово, это определение, это понятие – «Дама». А на Высшей ступеньке этого изнеженного, тщательно сохраняемого, тонкого, хрупкого, чуть волшебного, капризного, чарующего, истинно «дамского» мира» властвововали, и – просто жили – тогда, в призрачно – пыльном для нас позапрошлом веке, – особые Дамы – Императрицы. Порфироносные матери и жены. Невесты и сестры. Невестки и внучки. В горностаевых мантиях и тяжелых диадемах – кокошниках, с парчовыми шлейфами и синими орденсками лентами, бриллиантовыми ожерельями и изумрудными аграфами с вензелями из двух букв – имени и фамилии, означающей принадлежность к высокому роду Романовых! С гордой осанкой и одаряющей улыбкой. Неизменно – одаряющей. Императрицы!

Их было много. И при беглом, близоруком взгляде какому-нибудь равнодушному историку может показаться, что все они – Женщины на ступенях Трона – безлики, похожи одна на другую. Но это совсем не так! Более или менее пристально изучая биографию каждой из них, я не встретила ни одну блеклую, невыразительную Судьбу, ни один незапоминающийся характер!

Каждая из этих Судеб имела какую то свою, отличительную, только ей присущую, черту, свой затейливый рисунок нрава, к которому только добавлялись с течением времени штрихи принадлежности к гордому роду венценосцев.

Добавлялись, украшая, оттеняя, резко вырисовывая и до – рисовывая то, что уже было дано щедро – Господом, природою, родительскими генами, ветвями древних фамилий, бабушками герцогинями и дедушками – Королями и Принцами! И благородное и отрицательное, как и в каждом смертном!

Мне очень трудно писать о любой из них, потому что многое приходится открывать заново. В документах, мемуарах, книгах.. И не только открывать, но и – перечитывать, передумывать, переосмысливать.. А где то даже – предугадывать и предполагать, опираясь на интуицию.

Впрочем, и за это меня порою насмешливо поругивают особенно строгие читатели: слишком загадочными и волшебными выглядят мои героини «полубогини – полугрешницы». Таких не бывает?! Что ж..

Виновата в этом, пожалуй, не я, и не моя натура «доброго биографа», пытающаяся даже в дурном отыскать нечто привлекательное (Это вызовет у некоторых ироническую улыбку, но так тоже бывает, право слово, ибо: «Не судим и не судимы будем!»), а, наверное, та Высота, на которую сих Сиятельных Дам вознесло Божье Произволение. Они ведь, как ни говори, все, с младых ногтей, были верующими, (в своей ли вере, православной ли – позже, большого значения не имеет, думается!) и прекрасно знали, что с Высот Престола и Добро и Зло, творимое ими, будет выглядеть несколько иначе, чем обычные деяния простых смертных, да и взыщется с их душ на Небесах тоже – несколько иначе.

Мне возразят, некоторые дотошные историки, что думали сии дамы о своих деяниях крайне редко. Все больше на балах танцевали, шуршали шлейфами туалетов, строили глазки кавалергардам и синим кирасирам, и до обморока катались с горок в санях. Да рожали наследников царственного рода. Что ж, правда. Танцевали. Ибо были молоды и красивы. Строили глазки блестящим гвардейцам, ибо традиция придворная такова – Прекрасная дама, желает ли она, нет ли – должна иметь воздыхателей и рыцарей! А уж если сия Дама – Шеф полка, то тут – увы и ах! – рыцарей, непременно – более, чем нужно!

Царственная же особа должна одарить вниманием едва ли не каждого. Протокол Двора обязывает. А что уж после юный гвардеец себе вообразит из обычной улыбки и благосклонного взора Ея Императорского Величества – его забота, не правда ли?

При этом забывается как то, (или просто – не знается?) что еще сей прекрасный Шеф полка должен был на больших парадных смотрах вставать вместе со всеми в шесть утра, чтобы не пропустить сигнала утренней зОри, несколько верст ехать верхом или в коляске, а потом еще стоять, не шелохнувшись, под палящим солнцем или – на осеннем ветру, любуясь на стройные колонны, и, не дай Бог, нахмурить брови или забыть о приветливой улыбке! Пропадет смотр! Так то!

Да, они, эти хрупкие, изящные «дамы Романовы» почти каждый год рожали наследников Фамилии. Укрепляли «корни и ветви» венценосных династий. Но при этом – отчаянно рисковали жизнью, ведь часто появление на свет маленького человека – не только радость, но и, подчас, огромная трагедия!

Они быстро старели, теряли здоровье, силы. Можно сказать, «их никто не заставлял!» Это – правда. Но они воспринимали Человеческую, как Божий дар, и не решались лишить этого Дара – других. Они воспринимали свою трудную Материнскую дорогу, как некое Служение. России. Роду. Быть может – Самим себе.

Не нам их судить.

Они нередко переживали своих детей или хоронили их неокрепшими младенцами. Моя нынешняя героиня, Императрица Александра Феодоровна, например, потеряла свою старшую, любимую дочь, Александру Николаевну – Адини – в возрасте 20 – ти неполных лет! Та едва успела выйти замуж. Умерла преждевременными родами, в августе 1844 года, вместе с нею погиб и ребенок – сын. Горе Государыни – матери, по словам близких ей людей, было неописуемо, но она не смела плакать на людях – Сан не позволял!

С прямою спиной принимала царица соболезнования, отдавала приказания о подготовке к похоронам. И лишь когда скорбный долг был до конца ею исполнен, без чувств упала на руки фрейлин.

Это только один пример. Одна биография. А если собрать все вместе?… Впрочем, я отвлеклась.

Государыня Императрица Александра Феодоровна, супруга всесильного Николая Первого в высшем свете носила прозвище «легкомысленной бабочки», «Белой розы».

Да, Она очень любила маскарады, балы, катания в санях.

Выросла и жила, как теперь нередко пишут историки и исследователи, в «бархатной, роскошной, раззолоченной клетке», которую создал суровый, могущественный Повелитель «Николай Палкин» для своей «птички».

3838
  так Николай Первый всегда звал супругу – автор.


[Закрыть]Птички с подрезанными крыльями. Но была ли она счастлива в этой нежащей ее роскоши?… И вообще – какая она была? О чем мечтала? Кого любила и ненавидела? Какие тайны скрывало ее сердце, какие – открыло?

Приросла ли к ней навсегда роскошная бальная маска, за которой она так часто прятала взгляд, отчаянно желая быть неузнанной, или мы все таки можем увидеть ее истинное лицо? Стоит попытаться. Хотя бы приподнять угол бархатной маски, усыпанной мишурой и блестками.. Что мы увидим за нею? Что?…

Июль 1817 года. Гатчина. Павловск. Летний флигель императорского Дворца.

– Никс, а правда ли, что Государыня Елизавета Алексеевна не любит балов и при Ее Дворе всегда тихо?

– На это есть причина, милая Шарлотт. У нее хрупкое здоровье. Да к тому же Государыня – сестра всегда была склонна к уединению. Так и не оправилась от смерти своих малюток, Маши и Лизаньки!

– Это ужасно, Никс! И как Бог дает силы жить после потери детей?! Я бы не смогла!

– На все Воля Божия, милая! Наша Государыня Элиза имеет щедрое сердце и ангельскую душу, в ней мой Брат – Император Александр находит несказанное утешение.. Может быть, это и дает ей силы жить?

– Я бы хотела стать такою же опорой для тебя, милый Никс.

– А я на то и рассчитываю, никак не меньше! – великий князь Николай улыбнулся и осторожно взял руку невесты в свою. – Тебе очень идут эти белые розы в волосах! Ты сама – как цветок.

– Нравится? – серьезное, даже немного строгое, лицо невесты расцвело от нежности нареченного. – Мои любимые розы… Мы с гувернанткою весь куст оборвали!

– Оно и видно! – сдержанная улыбка озарила красивое, но несколько холодноватое лицо Великого Князя Николая, и тут внезапно стало заметно, что красивая великокняжеская пара, чем то до странности похожа друг на друга. То ли строгостью в лицах и взгляде, то ли – сжатостью губ, то ли резкой четкостью профилей, то ли – линиями подбородков..

Впрочем, у принцессы Шарлотт Прусской линия подбородка была немного мягче, изящнее.. Что то было в этой, невинной округлости ее лица и одновременной строгости взгляда притягивающее – неизъяснимо.. Беззащитность? Или желание казаться старше, и ее, эту беззащитность, побороть? Великий князь Николай Павлович не мог понять загадки Шарлотт, обожаемой невесты, да и не собирался понимать. Одно было для него непреложно ясно: он поймал эту легкокрылую птичку с голубыми глазами и не выпустит уже никуда из своего сердца. Запрет на замок, а ключ.. Не все ли равно, куда он денет его, этот ключ? Шарлотт принадлежит только ему. Будет принадлежать всегда!

На днях они венчаются и официально станут супругами. Шарлотт приехала за ним в Россию. Интересно, боится ли она? Он осторожно прикоснулся двумя пальцами к ее подбородку, приподнял чуть вверх. Она доверчиво взглянула на него.

– Скажи, а тебе не страшно, милая? Ты не боишься жить в холодной России?

– Почему я должна бояться?! Ты ведь знаешь, я поклялась на могиле Мама в верности не только тебе но и моей новой родине. Мой долг – следовать всюду за тобою.. Быть там, где ты.

– А если бы не было его – Долга?

– Я все равно пошла бы следом. Когда ты рядом, я чувствую себя в безопасности.

– Даже в снегах и холоде? – Николай Павлович опять едва заметно улыбнулся.

Шарлотт пожала в ответ плечами:

– В России, сказала твоя Матушка, носят шубы, палантины, и как это..тьюлупы. Я буду носить тьюлуп, вот и все.

– Ты будешь носить только соболий палантин! Твоя нога никогда не коснется снега. Я даже ветру не дам тебя коснуться, обещаю.

– Как строго, Никс! Совсем по – рыцарски. Твоя Великая Бабушка Екатерина не зря так тебя звала. – опять посерьезнела Шарлотт и осторожно отстранилась от него.. Это начинало волновать ее и ей не хотелось потерять власть над собою в присутствии Высочайших особ: Вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, Матушки Никса, и Государыни Элизы. Они очень благоволили к ней, и улыбками отвечали на ее улыбки, но русский этикет был строже, чем тот, к которому она привыкла при дворе своего отца, короля Пруссии Фридриха.. Оступишься, сделаешь pas de3939
  ложный шаг, бестактность – франц. – автор.


[Закрыть] и очарование впечатления, которое она столь быстро сумела произвести на всех при русском Дворе, тут же пропадет! Надо сохранять голову на плечах! Нет – нет… Она попыталась взять себя в руки, оправила волосы.

– Я послала Драгана за зонтиком в карете. Куда он пропал? Солнце палит нещадно.

– Я встретил его, когда поднимался сюда. Он не нашел требуемое. Так растерян, первое поручение! Вот твой зонт. Придется пажу признать свое поражение! – Николай вытащил из – за спины кружевной зонтик со слоновою, отделанною перламутром, рукояткой, и протянул невесте, стремительно поднимаясь с софы, навстречу шагам на лестнице. Сверху спускалась тоненькая фигурка в светлом. Государыня Елизавета Алексеевна.

Шелк и кружево, крахмально шурша, заглушали скрип старых ступенек лакированного темного дерева под ногами.

– Что, не переменили еще лошадей? – раздался внезапно музыкальный голос Царствуюшей императрицы, с какими то бархатными переливами, и Шарлотта поспешила согнуть колени в низком поклоне, отчего то разом позабыв, что следует делать после реверанса: целовать руку или – просто встать?

– Ваше Императорское Величество напрасно так беспокоятся!

Князь Нарышкин непременно известит, как только экипаж готов будет… – вплелся в певучие переливы мягкого голоса звучный баритон Никса.

– Знаю. Князь пунктуален и чересчур! Да что за «Величество» опять? Для Вас, mon frere,4040
  (*братец – франц. – автор.


[Закрыть] я просто – Элиза. Императрица нахмурилась шутливо, погрозила пальцем, приближаясь, наплывая на молодую чету душистым, хрупким облаком. Никс тотчас склонился к руке Государыни, Шарлотт боялась поднять ресницы. Все ли она сделала правильно, не перепутала ли чего? Может, надо было просто – кивнуть?

– Надрать бы Вам уши, строгий рыцарь, ну, да ладно, прощаю промах по случаю счастливого дня! Шарлотт, милое дитя мое, что за церемонии?! Две ласковые, теплые руки в прозрачном ажуре перчаток – митенок энергично подняли зарумянившуюся невесту с колен, и она тут же доверчиво уткнулась лицом в щеку Государыни, ощутив тонкий запах ее рисовой пудры и легких духов..

– Все хорошо, дитя мое, не волнуйтесь! – шепнула ободряюще Императрица будущей невестке. – Еще несколько верст, и мы будем в Петербурге, где уже все готово к церемонии Вашего крещения. Его Императорское Величество собственноручно вписал в Манифест о миропомазании Ваше новое имя, но я Вам пока его не назову! Государь Император просил меня строжайше хранить секрет!

Шарлотт тихо ахнула и, покраснев, уставилась на Государыню глазами, полными слез..

– Ну вот! – развела та руками и проворно протянула ей кружевной комочек платка. – Все прекрасно, о чем же слезы? Вы – будущая Императорская невестка, Вам не к лицу! Да и нос покраснеет, глаза опухнут! А ведь Вас уже весь Санкт – Петербург за глаза зовет «Белою розою», и не только за Ваше пристрастие к этим цветам! И Ваш брат, принц Вильгельм, будет огорчен, увидев, что Вы печальны.. О чем она, эта Ваша грусть?

– Мне жаль, что maman не может видеть моего счастья.

– Но Ее душа на небесах радуется за Вас! Я ее помню. Она была чудесною женщиной. Красавицей. Понятно с первого взгляда, откуда появилась на свете такая прелестная особа, как Вы, дитя мое! Истинно – белая роза!

Елизавета осторожно усадила Шарлотт обратно на софу, и сама легко опустилась рядом. Николай стоял подле них, ласково поглядывая на заплаканную принцессу, и два раза ободряюще подмигнул ей..

– Вы мне льстите, Ваше Императорское Величество! – прошептала та, мгновенно поймав взгляд жениха.

– Элиза не может льстить тебе! Она всегда искренна, а в этом случае – особо! Она хорошо знала королеву Луизу и даже знала то, что наш славный Государь Император Александр Павлович был отчаянно – платонически влюблен в твою Матушку.

– Это, что, – правда?! – Шарлотт потрясенно взглянула на Елизавету Алексеевну. Та ласково рассмеялась и смех ее серебряными брызгами разлетелся по комнате.

– О, он так страдал, бедный! Я уже и не знала, как ему помочь! Он страстно ревновал ее к Наполеону! Некоторые свитские генералы после тайком мне твердили, что все эти сражения, союз с Пруссией, все это было только ради прекрасных глаз Вашей матушки!

– Рыцарство у нас в крови! – рассеянно – философически заметил Николай, пряча в усы улыбку, и подняв взор к потолку. Все это так рассмешило царственных дам, что они, забыв про этикет, дружно рассмеялись, но, спохватившись и уткнувшись в кружевные платки, попытались подавить рвущийся наружу смех. Как раз кстати. Ступени старой лестницы заскрипели вновь. На этот раз тяжело. Вниз спускалась Вдовствующая Императрица – мать Мария Феодоровна.

– Дитя мое, Вы забыли в комнате свое зеркало! – раздался ее глуховатый голос с мягким немецким акцентом. По – французски старая Императрица говорила хорошо, но предпочитала, когда ей отвечали по – немецки. У Шарлотты опять зашумело в голове, кровь прилила к вискам, и, бледнея, она прошептала путанные слова благодарности принимая из рук старой Государыни, все еще красивой и благоуханной, – совсем без морщин на полном лице – фамильное свое зеркальце – приданное, с длинною ручкой в серебряной оправе, с витыми вензелями на ободе.

– Вам нужно бы подарить новое! – Мария Федоровна ласково потрепала Шарлотт по щеке – характерная привычка властвующей и властной особы. – С сегодняшнего дня Вы уже будете носить новое имя. Православное. Русское. И вензеля у Вас должны быть другие, милая Алексан… —

Императрица – мать не успела закончить фразу. Государыня Элиза, смущенно улыбаясь, посмотрела на свекровь и приложила палец к губам. Та глянула на старшую невестку, на Никса, стоявшего молча у окна, и спохватившись, пробормотала рассеянно и чуть – недовольно:

– Ах, да, да! «Тайны петербургского двора»! – и тут же нашлась: Во всяком случае, в это старое зеркало уже сегодня будет смотреть новое лицо. Вглядитесь, милая Шарлотт, повнимательнее! Что Вы там видите?

– Себя. – растерянно прошептала та, едва взглянув в зеркало,

– Кого же – себя? – ласково, но настойчиво, продолжала Императрица – мать.

Остальные, бывшие в комнате, напряженно молчали.

С улицы в приоткрытые окна доносился цокот копыт, ржание лошадей, негромкое покрикивание кучеров и форейторов. Хлопали дверцы карет и экипажей. Французский прононс дворцовой свиты плавно мешался с резким, гортанным немецким выговором иноземных гостей из свиты невесты – принцессы. Дом оживился. Там и сям хлопали двери, слышались торопливые шаги.

Готовились к последнему прогону до Петербурга..

– Себя. Принцессу Шарлотту – Фредерику – Луизу – Вильгельмину Прусскую. – Юная невеста начинала понимать какого ответа от нее ожидают. И решилась подыграть тонко экзаменующей ее старой Государыне.

– О, нет, дитя мое! – Императрица – мать укоризненно покачала головой. – С этой минуты Вы должны будете видеть там только Царственную особу, русскую Великую Княгиню, жену моего сына, Великого Князя Николая Павловича, его невидимую опору и верную подругу, когда того требуют обстоятельства, неизменно уходящую в тень. Отныне – это Ваш Жребий и Ваш Путь. Вы ведь добровольно его избрали, дитя, не правда ли?

– О, да! – пылко подхватила Шарлотта. – Ваше Императорское Величество может быть уверено, что я всюду, где Богу будет угодно меня испытать – даже и на троне! – Шарлотта вновь, вспыхнув, согнула колени в поклоне – буду лишь верной тенью и подругой моего обожаемого Никса… А большее меня не прельщает, Матушка!

– При том непременном условии, что верная и незаметная тень займет большую часть сердца нашего Рыцаря! – вновь раздался в тишине гостиной музыкальный голос царствующей Императрицы – тихой Елизаветы Алексеевны. – Ну, кажется, лошадей подали, можно выходить. Она не успела окончить слова, как дверь распахнулась, и в гостиной возник силуэт церемониймейстера двора, князя Нарышкина. Тот громогласно возвестил, обращаясь ко всем, но, прежде всего, к «царственной сирене»4141
  Так назвали Государыню Елизавету Алексеевну за необычайную красоту голоса при Дворе. – автор.


[Закрыть] – Елизавете:

– Лошади готовы, Ваше Императорское Величество! Если Ваши Императорские Величества и их Высочества соблаговолят..

– Благодарю Вас, князь, – с легкой улыбкой оборвала пышную тираду Елизавета Алексеевна, благо этикет – позволял сие. – Нет ли курьеров из Петербурга с донесениями для Его Величества?

– Нет, Ваше Величество, курьеры из Петербурга более не прибывали! Если Вашему Величеству угодно распорядиться, я отправлю флигель – адъютанта немедля в столицу! Его Величество сейчас спустятся. Готовят последние распоряжения касательно торжества миропомазания Высокородной невесты, Ваше Величество!

– Ну и чудесно! Мы отправимся чуть раньше Государя Императора. Шарлотт нужно прийти в себя после долгой дороги. Все ли готово?

– Гвардейский эскорт ожидает во дворе, Ваше Величество!

– Подготовьте экипажи. Шарлотт поедет с нами в одной коляске, нужно немного показать ее встречающим! —

Нарышкин молча поклонился и исчез за дверью. Несколько мгновений спустя беготня и шум во дворе усилились. Зашумели парадные платья дам, заколыхались плащи и шляпы, послышались сдержанные окрики кучеров. Минута отъезда близилась неумолимо. Шарлотте вдруг стало холодно, сердце медленно покатилось в пятки.

Но тут Императрица Элиза опять улыбнулась: – Надеюсь, Александр не очень расслышит приветственную пальбу пушек и крик толпы, а то, боюсь, ему покажется, что он снова в Париже и «Главою царей»! – Никс нервно хмыкнул, впрочем, тут же улыбнулся, а Императрица, словно не заметив тонкой гримасы деверя, обратилась к невесте – принцессе, самым задушевным и теплым тоном:

– Шарлотт, идемте, милое дитя, пора! Пользуйтесь последними минутами детства и наслаждайтесь последними звуками Вашего детского имени.. Осталось совсем немного! Как только что сказала наша дорогая Матушка, в старом зеркале должно отразиться новое лицо! – Елизавета ободряюще кивнула Шарлотте и все торжественно – не спеша направились к выходу.

Но на пороге юная Принцесса – невеста, как бы невзначай, споткнулась слегка, и зеркало на длинной ручке, что она так и держала в руке, выскользнуло из ее тонких пальцев и разбилось, стукнувшись о высокий порог. Разлетелось на тысячу мелких брызг. Николай от неожиданности остановился, как вкопанный, но Шарлотт решительно шагнула вон из гостиной. Под мягкой сафьянной туфелькой резко хрустнули осколки.

– Какая неосторожность, Шарлотт! – вздернув брови испуганно – ласково обронила Императрица – мать и поднесла к глазам лорнет: – Не порезались ли Вы?

– Пустяки! Старое пусть остается в прошлом! – улыбнулась Шарлотт, но глаза ее смотрели куда то вдаль – печально и строго. Новому лицу больше подходит новое зеркало, Ваше Императорское Величество!

Императрица Элиза, шедшая об руку с матерью – Государыней, замедлила шаги, и чуть коснулась прохладными пальцами руки Шарлотт, с одобрением взглянув на нее.

– У маленькой птички – сильные крылья! – загадочно обронила «царственная сирена» своим серебряным голосом и опять погрозила пальцем деверю: – Берегите Вашу птичку, Никс, не то – улетит! – и двинулась далее, вновь обдав обрученных легким, неуловимым облаком духов и пудры. Молодая чета на мгновение застыла в молчаливой почтительности…

Пять минут спустя двор наполнился криками возниц, хлопаньем дверей, грохотом отъезжающих карет и экипажей. Блестящий Императорский Двор покинул притихшее временное пристанище. Двери в дом были распахнуты и в коридорах – анфиладах вольно гулял летний июньский ветерок, играя лучами солнца и бросая их россыпью на осколки разбитого на пороге зеркала. Зеркала из только что ушедшей юности Прусской Принцессы Шарлотт.

Отступление от автора.

Документы цитируются по книге Св. П. Мрачковской – Балашовой «Она друг Пушкина была». Т. 1 – 2. В этой интереснейшей книге впервые приводятся для широкого читателя отрывки из дневника графини Д. Ф. Фикельмон.

«Дочь прусского короля, Императрица Александра Феодоровна была воспитана в то время, когда вся немецкая молодежь зачитывалась поэзией Шиллера и его последователей. Под влиянием этой поэзии все тогдашнее поколение было проникнуто мистической чувствительностью, мечтательной и идеалистической, которая для нежных натур и слегка ограниченных умов замещала религию, добродетель и принципы. Александра Феодоровна принадлежала к числу таковых; ее моральный кодекс и ее катехизис – это была лира поэта.

…Император Николай питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него это была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решеток своей клетки.

Но в своей волшебной темнице птичка и не вспоминала о своих подрезанных крылышках. Для императрицы мир роскошных дворцов, балов, веселых вилл заполнял весь горизонт и она не подозревала, что за этим горизонтом, за фантасмагорией жемчугов и бриллиантов, цветов, шелка, кружев и блестящих безделушек существует реальный мир, существует нищая, невежественная, наполовину варварская Россия, которая требовала бы от своей государыни сердца, активности и суровой энергии сестры милосердия, готовой прийти на помощь ее многочисленным нуждам..»

Анна Тютчева. «При дворе двух императоров».

«Если Мама и не была тем, что называют «Femme d` esprit»,4242
  остроумной женщиной – франц. – автор.


[Закрыть] то она имела способность очень тонко оценивать людей и вещи, и ее мнение, если о нем спрашивали в серьезных делах, бывало всегда поразительно верно. Однако, главное ее назначение было быть любящей женой, уступчивой и довольной своей второстепенной ролью. Ее муж был ее водителем и защитником и единственное, что утоляло ее тщеславие, было знать, что он – счастлив..

Выезжала ли она, навещала ли институты, принимала ли дам у себя, всегда что то от ее существа захватывало и нас, и в те вечера, когда мы стояли у рояля и слушали игру и пение, мы учились глазами и ушами без длинных тирад тому, как надо вести себя с людьми.

В ее личности было что – то обезоруживающее. Окруженная роскошью, она никогда не позволила бы себе подпасть под влияние чрезмерной элегантности и пышности… Распределение дней Мама не было регулярным из – за ее многочисленных обязанностей и различных визитов, которые она должна была принимать.. По воскресеньям после обедни представлялись мужчины, по вечерам – дамы. В большинстве случаев их бывало от сорока до пятидесяти человек: матери, которые привозили представляться своих, только что вышедших замуж дочерей, дамы, приезжающие прощаться перед каким – нибудь отъездом, или такие, которые благодарили за очередное производство их мужей; все они в парадном платье с длинным шлейфом. Это были утомительные обязанности. Мама была освобождена от них только после того, как сдало ее здоровье..»

Великая княгиня Ольга Николаевна, королева Вюртембергская. «Сон Юности. Записки о прошлом.»

«Императрица Александра Феодоровна, чуждая всякого личного честолюбия, далекая от желания властвовать, стремившаяся делать только добро и пользоваться своим влиянием для того, чтобы облегчать людские страдания, поставила себе цель жизни благотворительность во всех ее видах, которая практиковалась ей с утонченной деликатностью, служившей как бы отголоском прекрасных качеств ее души. Две трети ее огромных личных средств неизменно уходили на благие дела».

Журнал «Русская старина», при публикации мемуаров Императрицы Александры Феодоровны.» 1869 год.

«..Были и такие добродетельные дамы, которые обвиняли Мама в легкомыслии и фривольности. Никак не угодишь всем на свете! Эти дамы жаловались Московскому митрополиту Филарету, что Мама, вместо того, чтобы думать о спасении души, только и делает, что танцует и гоняется за развлечениями.

На что тот неизменно возражал: «Возможно, но я думаю, что она, танцуя, попадет в рай, в то время как вы все еще будете стучаться в дверь!».

Великая княгиня Ольга Николаевна, королева Вюртембергская. «Сон юности. Записки о прошлом.»