Текст книги "Абсурд 2.0. Сборник рассказов"

Сергей Кулагин «ФАНТАЗЁР, МАМА МЕНЯ НАЗЫВАЛА»

Рисунок Людмилы Ардатовой

Я не строил модель пространства и времени, чтобы проложил путь к пониманию того, как загораются и светят звёзды. Я просто иногда смотрел на них без какого-либо глубинного смысла, потому что – это красиво.

Пространство как понятие интересовало меня лишь в рамках определённой туристической поездки, туда, где солнышко, песок и тепло. Чтение сборников фантастики в немалой степени послужило причиной беспокойных снов. Проваливаясь в темноту, я пилотировал космические корабли, покорял галактики, но проснувшись, всегда оставался самим собой. Сновидения обеспечивали отдых организму – главное. Случались периоды многосерийных снов, может, поэтому я никогда не ходил в кино и редко смотрел телевизор, хватало собственных развлекательных историй. В детстве я робко пересказывал их маме. Она смеялась и называла меня фантазёром. С возрастом стал неплохим рассказчиком, душой любой компании. Мне всего-то нужно было пару часиков вздремнуть и «родить» новую байку.

Время незаметно приближало к полтиннику, но оно интересовало меня ещё меньше. Все годы жизни его не хватает, но это если за ним следить. Хочешь жить долго – живи по своим законам. И я жил, не особо забивая голову о том, что творится вокруг. Парадокс заключается в том, что думать о прошлом или будущем, не хватало времени, жизнь неслась галопом. Я находился в придуманном физиками пространстве на поверхности голубой планеты, время вело свой отсчёт, и вдруг умер.

Чтобы разобраться в сути данного скорбного события, нет необходимости знать теорию относительности Эйнштейна. Меня просто не стало, так бывает – это судьба.

Не хочется о печальном, но как бы сказал мой друг автослесарь Дмитрий Зайцев: «Клапана прогорели, тормоза в хлам». Лежу на ручнике, как старое корыто АвтоВАЗа и вроде запчасти есть, а толку нет, в общем поздняк метаться. «Если бы это была лошадь, то я бы её пристрелил», – заканчивая осмотр «убитых» авто каждый раз резюмировал Димка, мы вместе смеялись, но почему-то в этот раз мне не смешно.

«Не паникуй!» – мысленно успокаиваю сам себя. Против судьбины не попрёшь, но обидно, уж очень мало пожил. Сижу, смотрю на себя со стороны и не могу вспомнить последний сон. Главное страха нет, а есть лёгкая растерянность. Ад – это не географическое понятие, а психологическое, значит его нет. Рая тоже не существует – его придумали, чтобы успокоить человеческие души. Иными словами, с точки зрения атеиста – всё кранты, я труп. Сейчас начну остывать, чуть позже покроюсь пятнами, потом: окоченение, высыхание и разложение… фу, мерзко. Стало так противно, что я уснул…

Вы не поверите! Стою у окна, смотрю на себя (на мёртвого и спящего) со стороны и тихо схожу с ума. Поверьте, «есть от чего в отчаянье прийти», как говорил Чацкий.

Первыми в квартиру проникают санитары и миловидная дама в белом халате. Ей около сорока-сорока пяти. Выглядит элегантно и стильно. Кольцо на левой руке. В общем, мой вариант. Чёрт! Как же некстати я умер. Санитары – молодые люди, скорее похожие на электриков, чем на медработников, неторопливо подошли к моей кровати.

– Нинель, ему уже не помочь, – отойдя чуть в сторону, – сказал один из них, тот, что выше и прыщавее. – Оформляй кончину, и валим дальше, сегодня ещё девять вызовов.

– Правильно! Дедок идиотом оказался. Какого фига он медицинский браслет отключил? Инфа только утром на сервер упала, – фыркнул второй, низенький и пухлый. – Таймер настроен на включение по будильнику. Одним словом – суицид.

– Ах ты, сопля зелёная! Какой же я тебе дед? – подчёркнуто громко возмутился я, но на меня никто из присутствующих не обратил никакого внимания.

Нинель сняла халат, бросила его на стул, а сама очень изящно села на стол, закинула ногу за ногу, незаметно приподняла подол платья и уткнулась в планшет. Бесспорно, ноги хороши, особенно вон та родинка выше колена…. Намного выше колена, если точнее. Я покраснел, насколько возможно призраку, молодняк потупил взор.

– Мама мне о нём часто рассказывала, – оторвав взор от экрана гаджета, бархатным голосом произнесла Нинель и тут же пояснила: – Наши родители дружили.

– Тогда за дело! – скидывая рюкзак, сказал высокий санитар.

– Вытащим, не сумневайся, – пробурчал толстый и многозначительно добавил: – Но, за тобой должок!

– Сочтёмся парни, – весело ответила Нинель, и приподняла подол ещё выше.

Прыщавый снова покраснел, толстяк застыл, облизывая вмиг высохшие губы. Я тоже остолбенел, боясь неосторожным движением спугнуть удачу – у меня появилась надежда воскреснуть. Забившись в угол, я принялся молиться всем богам, которых только мог вспомнить, мысленно даже перекрестился, и тут в комнате появились ещё двое.

– Он мой, – спокойно заявила демонесса, то расправляя, то складывая чёрные как смоль крылья.

– Если санитары не разбудят, – глухо ответил её спутник, невысокий мужчина с абсолютно неприметной внешностью школьного учителя.

– Пусть только попробуют! – не сдержавшись, гневно воскликнула девушка-демон. – Сожгу!!!

– Жанна, успокойся. Мы обещали не вмешиваться.

Если убрать крылья; небольшие рожки, копыта и хвост, то Жанна спокойно могла выиграть любой конкурс красоты. У её спутника тоже были крылья, но белого цвета, как у ангела.

Неплохой сюжет для очередного рассказа нарисовался, но не для моего умершего мозга, который всё происходящее воспринял как мистический бред. Может, Эйнштейн прав, и Вселенная устроена совсем не так, как мы думаем.

Относительно пространства и времени я умер – это факт, чтобы не говорили Нинель и санитары. Надо отдать им должное, они старались. Ассортимент трубок, подведённых к моему телу, оказался поистине грандиозен. Все они сводились к моему аквариуму, в котором что-то бурлило и, судя потому, как медики, морщась, затыкали носы, жутко воняло. Рыбок жалко, но себя жальче, воскресну куплю новых. Мёртвым памятник поставлю, абсурд, конечно, но жить уж очень хочется.

Судя по появлению девушки-демона и ангела, скорость моего вознесения на небеса или падения в Тартар соизмерима со скоростью света в вакууме, составляющая сколько-то там миллионов метров в секунду. Проще говоря, через восемь минут моя душа пролетит мимо Солнца, а значит «Прощай, родной Млечный Путь!» и «Здравствуй, Туманность Андромеды!». В тот момент я понял, что обречён, и в первый раз после смерти потерял сознание….

– …постойте, если он сможет довести скорость разложения своего тела до скорости света, то где-то в другом мире появится возможность построить машину времени, способную перенести его тело в любую точку истории.

Это первое, что я услышал очнувшись. Говорила Нинель, но не со мной. Плакала. Поди, пойми, о чём именно женщина рассуждала, но в её голосе чувствовалась какая-то обречённость, от которой мне стало совсем не по себе.

Трубки с тела исчезли. Стало понятно, что Нинель взывала к разуму санитаров, которые тоже пропали, видимо ушли, не поверив в возможность моего возвращения с того света. Второй я всё ещё спал, сладко похрапывая. «Счастливчик тот, кто не видит снов», – подумал я и посмотрел на себя другого, третьего по счёту. Он лежал на полу в отключке. Определённо после смерти начинают происходить странные вещи, решил я.

– Он сможет отправиться в период до своего рождения и случайно или преднамеренно помешать себе умереть? – спросила у ангела Жанна.

– Это неплохой сюжет для фантастической литературы, но не для воскрешения из мёртвых, – печально ответил ангел и тихо добавил: – Теперь он твой.

– Эй, вы чего творите!!! Не бросайте меня! Не отдавайте демону! – яростно завопил я, но меня снова никто не услышал.

Я кричал, метался, молил о пощаде, но всё без толку. Сверхъестественные существа и доктор меня не слышали. Друг друга они тоже никак не воспринимали. Всех видел и слышал только я. Разбираться в том, кто я теперь или что не оставалось времени, заканчивалась пятая минута. Встал извечный вопрос: «Что делать?» Все мы знаем о нём ещё со школьной скамьи, но, к сожалению, ответа ни у кого до сих пор нет. Всё, что у меня имелось – бред двух симпатичных особ. Из их слов я понял, что моё спасение зависит от скорости света и массы моего мёртвого тела. Как это связано с машиной времени, которая должна отправить меня во времена, где я ещё не существовал, не понятно. Ещё есть относительность, но никто из меня четверых не Эйнштейн. Тщательное обдумывание полученной информации завело мой разум в тупик.

«Пространство и время настолько тонко переплетены, что подобные парадоксы недопустимы, – рассуждал я к концу третьей минуты. – Однако всё что происходит, имеет свою значимость, и в данном случае главное – Я».

Чтобы ни случилось, Я всегда становлюсь в конец цепочки. Моё первое Я умерло. Но есть ещё Я – второй, который спит. Я никогда не жаловался на сердце, но допустим, моё второе Я, проснувшись, увидит своё мёртвое тело и тоже скопытится от инсульта – цепная реакция смертей в пространстве. Плевать! Есть ещё Я – третий. Даже если он, придя в сознание, увидит, что второго забирает Жанна и его постигнет та же участь, есть Я – четвёртый. И тут детали головоломки сложились. Всё возможно изменить при перемещении из одного я в другое. Оставалось меньше минуты, но не зря же меня при жизни называли и дразнили фантазёром…

Место куда я попал – это мистический мир моих же фантазий. Во-первых, из мужчины пятидесяти лет, я превратился в восьмилетнего мальчишку. Во-вторых, идёт урок. В-третьих, физику преподаёт Айвенго. Я не помню его лица, поэтому забрало шлема закрыто. На доске знаменитая формула E = mc2. Из неё следует, что любой перенос энергии связан с переносом массы. Я давно её знаю, поэтому мне не интересно, но сижу и слушаю, сам придумал. Ещё я знаю, что за окном бороздят небо космолёты, а слева от доски мой рисунок, прости Эйнштейн, я тебя люблю, но физика не учит рисовать. Если в этом мире я вечером лягу спать и просплю восемь часов, то к моменту пробуждения перемещусь более чем на 800 тысяч километров. А если со мной что-то случиться, перемещусь в любое фантастическое место, теперь у меня их наготове сразу несколько…

Безусловно, я вернулся в свой первый мир и позволил нам с Нинель любить друг друга. От Жанны тоже не смог отказаться. Второй я до сих пор спит у её ног, в одном из фантастических, но ужасных миров. Третьего забрал мужчина с крыльями, он научит меня быть ангелом. Пятый молод и только учится жить. Я – четвёртый. Я живу в каждом из них, и моя жизнь растянулась почти до бесконечности.

Сергей Кулагин

Марк Волков «PUSHKING»

Рисунок Юлии Ростовцевой

– Какой позор в семье! – престарелая женщина в белом чепце поставила на стол наполовину опустевшую кружку и утёрла слезу. – Барину осемнадцать лет отроду, пора хозяйство принимать, а он всё на лошади скачет, да стихи пишет. Где сие видано?

– Это верно, Ариша, – согласился соседский кучер, сидевший на табурете напротив. – Я вот тоже, давеча, подхожу к нему… И уж и так, и эдак. Без должного обхождения, значить. А он…

– Неужто дал по рогам? – оживилась старушка.

– В том-то и дело, что нет. Похвалил за «народный язык», да ещё и целковый на водку сверху вручил. Пропащий, стало быть человек!

– А я о чём толкую? – снова пригорюнилась старушка. – Да ладно ещё, были бы стихи приличные. А то всё страсть какая-то. Рифмы про пальто да полупальто. Бывало, построит нас, дворню, и давай читать свои вирши – а мы, стой, да аплодируй.

– Ты знаешь, Кузьма, – перегнувшись через стол, заговорщически подмигнула собеседница, – я уж стихи эти, как барин уснёт, от греха подальше конюху сношу, Прошке Свиньину. А он их правит. Ну, а как ещё? Иначе ведь позора не оберёшься! Барин опосля оглашения стихи в разные журналы посылает. Люди смеяться станут, разговоры всяческие пойдут! А Прошка… Вот где настоящий талант! Почитай, что намедни наисправлял сей охальник:

 
Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты!..
 

– Вот это слог! – восхитился кучер. – Хоть и половины не понял, а слезу все одно вышибает. Сразу видно – наука!

– Какая там наука, – отмахнулась старушка. И хохотнула: – Когда к нему входишь, с порога конским навозом тянет. Пополам с человечьим!.. А знаешь, как в оригинале-то было?

Кучер покачал головой.

 
Который день тревожусь я воспоминаньем,
Когда ко мне явилась ты.
В тот вечер мечтал о пиве я с вожделеньем
Но вынужден купить тебе цветы
Не проронил тогда ни слова,
Духовной жаждою томим.
А ты обиделась, корова
Решила, что я глуп и нелюдим…
 

– Няня, душечка! Где же вы? – донёсся из прихожей молодой голос.

– Вот он, сыскался, изверг, – прошипела старушка. – Сейчас опять станет мучить своими экзерсисами.

И точно. В комнату стремительно вошёл молодой человек в шляпе-цилиндре, плаще и с бакенбардами.

– Вот вы где! – обрадовался он. – А я вас всюду ищу. Спешу обрадовать – нынче ночью ко мне прилетела муза!

– Да неужели? – саркастически осведомилась старушка.

– Да-с, мой ангел, – не замечая тона, молодой человек вынул из кармана ворох помятых бумаг. И, поставив ногу на табурет, обратился к присутствующим: – Послушайте, что я сочинил опосля её ухода:

 
Выпьем няня, где же кружка?
Выпьем, старая пердушка.
Закусим и опять нальём!
Спой мне песню, как девицей
Поутру в трактир за водкой шла…
 

Раздался грохот. По полу, расплёскивая остатки содержимого, покатилась глиняная кружка. Побагровев, старушка поднялась из-за стола.

– Как-как ты там сказал, милок? – уточнила она. – «Старая», кто…?

– Пердушка! – с гордостью закончил юноша. – Да вы, няня, нешто, обиделись? Напрасно. Это я ведь так, любя! Для рифмы, стало быть… Стихотворение такое. Шутка-с…

– Я, значит, ночей не сплю! – взвизгнула обычно терпеливая старушка. – А ты! Ты меня – пердушкой?!..

– Родионовна, уймись, – пытался утихомирить кучер разбушевавшуюся компаньонку, видя, что дело приобретает серьёзный оборот.

Но его никто уже не слушал.

– Хлыщ! Вертопрах!

– Старая пьянчужка! Шарамыжница! – неслось с обеих сторон.

– Бездарь! Фанфарон! Телепень! И стихи твои такие же бездарные, как и ты сам!

– Что-о? – завопил красный, как рак, юнец. – Ну всё! Стреляемся! Немедленно! С десяти шагов!

– К вашим услугам, сударь!

Схватив в зале по пистолету, дуэлянты вышли в ближайший лесок. Конюх в виде секунданта следовал за спесивцами, на ходу умоляя образумиться. Тщетно!

Вот спорщики разошлись. Обернулись. Старушка чётко прицелилась. И с гиканьем уложила обидчика!

– Ишь ты, «пердушка»! – передразнила она, потрясая пистолетом, из дула которого вился тонкий дымок. – Я тебе покажу!

– Да ладно, хватит тебе, Арина, – нахмурился, глядя на убитого, кучер. И вынес вердикт, присмотревшись. – Вроде мёртв. Что теперь делать-то?

– Закопаем охальника, – не моргнув глазом, объявила дуэлянтка. – А опосля скажем, что так мол и так, пало наше солнце русской поэзии. Гений убит в неравной схватке с обидчиком.

– А дуэлянт-то кто?

– Да вот, хоть… Как, стало быть, фамилия барина твоего?

– Дантес! – с удивлением пробасил кучер. – Только вот, согласится ли? Зачем ему это?

– А чего же нет? Они из хранцузов, стало быть, благородные. Им все одно ничего за это не будет. Зато какая слава в веках – «убийца солнца русской поэзии»! Это же почти как Герострат, только лучше. Даже Сальери такой известности никогда не достичь!

– Нет, Родионовна, – заключил, покачав вихрастой головой, кучер. – Будущие поколения нам сего действа никогда не простят.

– Какие поколения, милок? – отмахнулась старушка. – Ты разве «Ниву» не читаешь? Пишут, что уже через сто лет наступит конец света – всё человечество утопнет в конском навозе. А пока мы и говорить никому ничего не будем. Как писал Прошка Свиньин за барина памфлеты, так и будет продолжать. Глядишь, чего доброго, ещё со временем и в учебники войдём. Так-то, брат!..

На том и порешили.

Ирина Забелышенская «ПЕРЕВОРОТ С ЗЕФИРКАМИ»

Рисунок Юлии Ростовцевой

Инспектор Мано задумчиво болтал ногами в оливковых берцах и грыз кусьпаёк, сидя на покатой крыше патрульного катера. Где-то вдали лаяли недопсы и постреливали семена лоританского гороха, вырываясь из стручков. Ничто не могло вывести инспектора из состояния сосредоточенной задумчивости. Ничто, кроме звука резкого торможения. Чиркнув по стройным кипарисам и пробороздив гороховое поле по диагонали, звездолёт «Sweety» остановился точнёхонько у патрульного катера. Выкинув якорь и для надёжности поставив транспорт на ручной тормоз, капитан Ядвига Новак выбралась из люка.

– Как оно ничего? – приветствовала она старого знакомого, отсалютовав от гермошлема.

– Да ничего обнадёживающего. Впрочем, как всегда! – инспектор отсалютовал в ответ остатками кусьпайка.

– Проблемы?

– Надвигаются. Нутром чую.

– Это с городского отстойника потянуло, оттуда и учуял!

– Не оттуда. Руди Роббер объявился.

– Откуда знаешь? О нём уже цикла три не слышно.

– Инфобот передал запись разговора вольных флибустьеров. Что-то у них намечается на Невезувии, а там логово Руди Роббера. Как пить дать, без него не обойдётся – лапу даю на отсечение!

– Ты это, лапами не разбрасывайся, они тебе ещё пригодятся, как и хвост! – Ядвига дружески хлопнула по широкому плечу Мано. Униформа скрывала шерстистый торс гиброида, но повадки манула то и дело давали о себе знать. Вот и сейчас острые когти показались на мгновенье, и вновь спрятались, ничем не выдавая правильную форму мужской ладони.

– Так, а что у нас на Невезувии? – капитан Новак жестом иллюзиониста материализовала карту ближнего космоса. – Космопорт, заповедник, отель для туристов, школа танцев для андроидов, зефирные плантации. Ничего особенного.

– Правильно, космопорт. С ангарами. И с посадочными платформами для пиратских звездолётов – контрабандные зефирки за милую душу идут на Прибалдениусе у местных сладкоманов.

– Так может слетаем, осмотримся? – Ядвига сдунула с носа непослушную прядь фиолетовых волос.

– На этом корыте? – Мано с досадой пнул носком патрульный катер. Катер огрызнулся выхлопом сероводорода.

– А «Sweety» на что? Доставит хоть на Омикрон Пси, хоть на Невезувий! У меня как раз отпуск!

Мано с кошачьей грацией запрыгнул в люк звездолёта вслед за капитаном Новак и устроился в рубке. Запах карамели одуряюще ударил по вибриссам. Инспектор передёрнул плечами:

– Ну и амбре тут у тебя! Хорошо, хоть не валерьянка!

Ядвига ловко закинула увесистую порцию ирисок в топку реактора и развела руками:

– Экспериментальный образец, биотопливо! К некоторым нюансам быстро привыкаешь! Держись, турбулентность!

Звездолёт задрожал и взвинтился в стратосферу. Корпус ощутимо тряхнуло. Лабораторные крысы возмущённо затопали к спасательной капсуле и пригрозили покинуть борт. Шерстинки на торсе Мано вздыбились от такой наглости – сработал генетический рефлекс. Но он взял себя в лапы… руки… успокоился, то есть! Всё-таки он гость, а хозяйке совершенно незачем отмывать звездолёт от ошмётков грызунов, если он не сдержится! Ядвига, кажется, не заметила приступа ярости, поинтересовавшись:

– А что в заповеднике Невезувия? Редкая фауна или целебная флора?

– Да Хель их знает! Ходили какие-то слухи, не очень вникал. На месте разберёмся.

Звездолёт выровнял движение, трясти перестало. Крысы вернулись в лабораторию, занявшись опустошением кормушек. Мано с завистью проводил их взглядом. Взгляд поймала капитан Новак и предложила подкрепиться. Гуманитарной помощью – пищей космонавтов с МКС. Весь путь до Невезувия Мано учился выдавливать еду из тюбиков. Получалась так себе – звездолёт украсился пятнами рагу, спагетти болоньез, морковного супа и сливового пюре. Ядвига тюбиками не угощалась, предпочитая ириски. Они с кораблём наперегонки уничтожали запасы. Мано даже раздумывал о том, хватит ли ирисок на обратный путь, и можно ли скормить звездолёту тюбики. Или крыс, на крайний случай – всё ж биотопливо!

Время полёта промчалось со скоростью эскадрильи боевых дронов в безветренный день. Удачно сократив путь по логарифмической спирали, «Sweety» пронёсся сквозь метеоритный поток и приблизился к Невезувию. Однако на подлёте к планете ждал сюрприз, а сюрпризов капитан Новак не любила, тем более неприятных. Корабль внезапно изменил курс и начал интенсивно снижаться, не реагируя на управление. Когда до поверхности осталось совсем немного, по обшивке шкрябануло и на звездолёт начала опускаться прочная сеть.

– Твою Кассиопею! – в сердцах ругнулась Ядвига. – Мы в ловушке!

– Парсек тебя раздери! – Мано сжал тюбик с малиновым вареньем. Варенье живописно украсило панель управления.

– Люк не открыть, заклинило намертво! Скорее, за мной! – Ядвига понеслась к спасательной капсуле, обгоняя привычно марширующих туда же крыс. Мано шустро поскакал за ней, зашипев на конкурентов.

Сеть-ловушка прочно спеленала «Sweety», но Мано и капитан Новак успели втиснуться в капсулу и стартовать с корабля. Остаться незамеченными помог корпус звездолёта и кроны высоких деревьев, в гущу которых нырнула спасательная шлюпка.

– Ну вот, а ты ещё сомневалась! Точно Руди Роббер, коготь ему в ухо! Его метод! – инспектор выбрался из капсулы с неизменной кошачьей грацией.

– «Sweety», детка моя! Клянусь, если он с тобой что-нибудь сделает, я этому отбросу Робберу пооткручиваю и поотрываю все импланты! И не только! – Ядвига разбушевалась не на шутку. Мано даже отодвинулся на пару шагов от греха подальше – как бы грозная капитанша не начала с него поиск того, что можно пооткручивать. Он оглянулся на изумрудно-бирюзовые джунгли, обступившие спасательную капсулу стеной, и воскликнул:

– Эй, а мы, похоже, в заповеднике!

Ядвига притихла, с интересом прислушиваясь. Со всех сторон разносилось чириканье, свист, пощёлкивание и прочие звуки дикой природы, включая переливчатые трели и мелодичные рулады.

– Заповедник, точно. Птички поют, травка муравеет.

Ядвига задумчиво потянулась к ярко-оранжевому цветку, намереваясь сорвать. Цветок внезапно щёлкнул челюстями с мелкими острыми зубками и побежал прочь. Капитан Новак отдёрнула руку и спрятала в карман на всякий случай. Звуки будто приблизились, оглушая со всех сторон. Листья на деревьях зашевелились, ветви потянулись к Ядвиге и Мано.

– Кеплер им в тинтакль! – Мано оттолкнул чью-то зелёную лапу, посягавшую на значок инспектора. Но вслед за лапой из бирюзового малахита окружающей растительности в сторону Мано шагнуло существо. Прямостоящее, напоминающее живой конструктор из крокодила и обезьяны, покрытое мягкой зелёной шерстью, оно потянулось к гиброиду и легко коснулось головы, невесомо погладив по густой гриве волос.

– Оно улыбается! – прошептала Ядвига.

Крокодилья пасть существа и впрямь растянулась в улыбке. Но ужаса и отторжения это не вызывало – обезьяньи ушки, живые умные глаза и вертлявый хвост вызывали симпатию.

– Наш мальчик! – неожиданно произнесло существо. Из листвы шагнули и стали рядом ещё несколько таких же зеленошёрстных и так же умильно растянули пасти в улыбке, глядя на Мано. Ядвига почему-то их совершенно не интересовала. О причине такого пренебрежения она задуматься не успела. Над джунглями раздался вой и свист разрезающих небо кораблей-разведчиков. Существа потянули Мано и Ядвигу под сень густой листвы.

Когда облёт заповедника завершился, капитан Новак и инспектор Мано узнали, что попали к крокозянам – племени, проживающем на Невезувии очень давно, с тем самых пор, как начались опыты над выведением гиброидов. Они стали первыми разумными химерами-гиброидами. Крокозяны оказались в какой-то, очень относительной мере предками Мано, потому и обрадовались визиту «потомка», почуяв биологический коктейль крови. Однако выйти за пределы заповедника крокозяны не могли – Руди Роббер и его банда захватили планету, загнали всех прагиброидов в джунгли, окружив электрическим забором. Раньше, до захвата Невезувия, крокозяны выращивали зефирки и жили вполне счастливо.

– Свободу крокозянам! – в порыве родственной солидарности вскричал Мано. Он-то был свободным гиброидом и никогда не знал тягот угнетения.

– Революция в джунглях? – Ядвига скептично ухмыльнулась, доставая из недр спасательной капсулы плоскогубцы и разводной ключ, – Попробую отключить напряжение, а ты как-то организуй «родственников» в боевой отряд.

Пока капитан Новак возилась с электрозабором, Мано, возвышаяясь на трухлявом пне, объяснял крокозянам принцип захвата территории методом «отряд подкрался незаметно». Особых усилий в незаметности отряду не требовалось – естественный окрас эффективнее любой маскировки! Ядвига перенаправила напряжение забора на спасательную капсулу, а оттуда – на освобождение «Sweety» из сети-ловушки и перехват управления. Как только всё было готово, началось…

– Вперёд, свободный народ! – Мано внезапно ощутил прилив лидерских наклонностей, возглавив войско крокозян. От этого прилива что-то в голове перещёлкнуло и из глубин памяти сами по себе возникли слова:

На бой кровавый, святой и правый

Марш, марш вперёд, рабочий народ!

Крокозяны немного засомневались в предложенной вокальной перспективе, но общий боевой настрой уже было не сбить. С палками и камнями понеслись они лавиной, на ходу отламывая металлические прутья ограждения.

Банда Руди Роббера как раз в ускоренном темпе паковала зефирки в ангаре космопорта с помощью танцующих андроидов. Неожиданное нападение крокозян с земли и обстрел «Sweety» с воздуха застали пиратов врасплох. Звуки ломающихся конечностей и лязг мощных челюстей наполнили ангар. Бандиты, с руками по локоть в зефирках, не успели схватить оружие, а танцующие андроиды утанцевали на урок в школу танцев. Ведь оттуда так заманчиво звучали аккорды, перед которыми совершенно невозможно устоять:

 
Кавалеры приглашают дамов
Там, где брошка, там перёд.
Две шаги налево, две шаги направо,
Шаг вперёд и два назад.
 

Вскоре, побитые и связанные, пираты были уложены штабелями и упакованы в полицейский шаттл с двойным амбарным замком и тройной ангарной задвижкой.

– Свободу крокозянам! – неустанно восклицал Мано.

– Свободу крокозянам! – дружно скандировали зеленошёрстные предки гиброида, вещая по экстренной связи в межгалактический эфир.

– Свободу крокозянам! – вторила в знак солидарности галактика и жители досягаемых эфиру планет. А на недосягаемой Коля Петров с помощью самодельного радиопередатчика, сделанного из батарейки «Планета» и старой платы от телевизора «Фотон», ловил звуки космоса. Космос поймался призывом к свободе и Коля в порыве единства с революционными инопланетниками забубнил под нос:

 
Смело мы в бой пойдём
За власть Советов
И как один умрём
В борьбе за это!
 

Меж проводами проскочила искра, плата задымилась. Коля схватил бутылку напитка «Буратино» и погасил искру, из которой так и не возгорелось пламя. Радиолюбитель пригрозил кулаком недоброкачественной батарейке, далёкому космосу и грозно отчеканил, как настоящий пионер:

 
Войны мы не хотим,
Но в бой готовы,
Ковать мы не дадим
Для нас оковы!
 

Далёкий космос отозвался раскатами грома и заглушил на недосягаемой межгалактическому эфиру планете радиоволны с Невезувия шумом майского ливня. А Ядвига, всеми позабытая в пылу революционного переворота, методично отдирала остатки сети-ловушки со своего звездолёта, поминая поштучно все импланты Руди Роббера. У «Sweety» израсходовалась вся энергия до последней ириски. Ни один индикатор не светился на приборной панели, ни один шарнир не поворачивался в безжизненном космическом транспорте. Запас топлива иссяк, а перспектива остаться на Невезувии не слишком радовала капитана Новак. Это Мано, похоже, теперь и зефиркой отсюда не выманишь. Стоп! Зефирки! Органические, натуральные плоды с плантаций! Полные декстрозы, фруктозы и глюкозы в чистом виде!

– Манооооо! Слезай с броневичка, тащи сюда свой гиброидный хвост! – заорала Ядвига.

Упакованные контрабандные зефирки из бывшего пиратского ангара перекочевали прямо в трюм «Sweety». Крокозяны с большим почтением собственными лапами загрузили их на звездолёт. Пробная порция биотоплива пришлась по вкусу реактору. Капитану Новак, надкусившей сразу пару зефирок, видимо тоже. «Sweety» ожила и была готова к полёту.

– Будем прощаться? – Ядвига протянула ладонь инспектору, дожёвывая зефирку со вкусом тирамису в кляре.

– Ты меня что, бросаешь здесь, одного? – узкие зелёные глаза Мано округлились до размеров блюдец из чайного сервиза.

– Ты же вроде родню нашёл? Здорово вы с ними спелись!

– Нашёл. Но, знаешь ли, к родне хорошо в гости приезжать – роднее будем! – подмигнул Мано.

– Тогда запрыгивай! Только я на КЭП-1. Там замечена подозрительная активность – слетаются зайцы со всей галактики.

– Разберёмся! «Sweety», вперёд!

Плавно оторвавшись от Невезувия, звездолёт сделал прощальный круг над планетой, помахав фотонной пушкой и взмывая в небесную высь.

Сообщество «Леди, Заяц & К»