Текст книги "Зачет по тварезнанию"

– А лес-то где находится? – не собиралась я сдаваться.

– Так у гор. Как есть, у гор.

– А у каких гор? – прижала я её наконец.

– У высоких, девонька, высоких.

Ан нет, не прижала.

– А у гор название-то есть? – и предваряя игры в «вон ту зовут… не помню как, а эту сколько не зови, всё равно не придёт», уточнила. – Вообще у этих гор.

– Это ж как выходит, – подозрительно прищурилась старушенция. – Это ты не знаешь, как эти горы называются? Пришла туда не знаю куда? Ты, случаем, не волейская шпиёнка?

– Да уж шпионы-то, наверное, знают, куда идут, – буркнула я. – Нас телепортом занесло. Должны были отправиться в Южные горы, а выбросило непонятно где…

И тут мой мозг дожевал сказанное старушкой ранее. И сделал стойку, как мечеклык на зайца.

– …А часто у вас тут волейцы бывают? – зацепилась я за мысль.

– Так я-то откуда знаю, – сдала на попятную бабулька. – Вы б в деревне спросили.

– А где деревня?

Деревня – это уже что-то. Это люди. Может, даже вменяемые. И, может даже, с магом. И связью.

– Так там, – старушка неопределённо ткнула в сторону двери. – Далеко. За день не дойти.

– Вам или нам? – уточнила я.

– Вам, вам, мне-то что туда идтить. Шо я там забыла? Так и похоронют меня здесь, – запричитала старая перечница. – И перед смертью даже сальца не поем.

– И сыра, – напомнила я. – Кейрат, ты бабульке всё уже починил?

– Так какое же всё? – вдруг ожила бабулька, будто и не торопилась с салом на погост. – Вон, и тубаретка качаится. Того и хляди, развалится. И крыльцо ещё не правленое.

– Ты помоги бабушке, – дала я ценные указания студенту. – А завтра с утречка и отправимся. Посветлу.

15. Кей
Где-то в пучине вины, сомнений, ревности и страсти у подножий Западных гор

Джелайна уплыла из-за стола, только напоследок хвостом плеснула. Как иглобрюхий жаброног. Я, правда, никогда не был на море. И сам иглобрюхого жабронога не видел. Но читал красочное описание того, как он бьёт хвостом по воде. Если коротко, то все утираются.

Мы переглянулись с бабой Тоей.

Старушка была вредная и ехидная, однако незлобливая и понятливая. Она проводила взглядом Джелайну, пока за ней не закрылась дверь. Потом посмотрела на меня, и в её глазах мелькнуло нечто, напоминавшее сочувствие. Но она промолчала, хвала Дайне.

Может, и «веник» даст на ночь.

Лучше два.

– Ты бы, Кейратушка, немощной бабушке тубареточку бы починил… Все, – ненавязчиво попросила баба Тоя.

Мне-то что, я-то починю. Мне чего не починить. Немощной бабушке. И даже не буду говорить, что когда мы уходили, лестница скрипела, аж уши закладывало. А когда вернулись, она даже звука не издала. Бабулька-то немощная, что ж её по попусту беспокоить глупыми подозрениями. Оскорбится ещё. Или отправится на погост раньше времени, а мне до конца жизни вину тащить. Не, я лучше «тубареточку» починю. Все. И крыльцо поправлю.

Тем более что к Джелайне ближайшие пару часов лучше не подходить. В общем-то, она уже практически свела два и два, и сообразила, где мы. А если она припомнит, кто отдавал координаты порталистам и откуда я родом, то меня уже ничто не спасёт. Кроме Дайны. Координаты я брал наугад, но тыкал пальцем я во вполне определённой географической области. Нужно было забросить нас туда, где не сразу найдут. И где есть вероятность наткнуться на тварей.

Но такой я не ожидал.

С одной стороны, я был рад, что Джелайна решила идти в деревню за помощью, а не ловить морозную тварь в одиночку. С неё станется. С Джелайны. И с твари.

С другой – одна мысль о том, что за помощью она обратится к бабо-лею, приводила меня в бешенство. И отчаяние. Казалось, ещё немного, ещё пару дней, – и мы начнём нормально разговаривать. Я бы смог с нею говорить, а не превращаться в дубовый столб от одного её присутствия. А так-то я же не дурак. И не урод…

…А-а-а!..

Это я размечтался и молотком по пальцу врезал. М-м-м!

– Кейратушка, тебе подсобить чем?

Яду мне, пару стаканчиков. У вас должно быть, я в вас верю.

– Благодарю, баба Тоя. Сейчас пройдёт.

– А ну-ка я тебе бальзамчиком помажу, – старушка полезла куда-то под печку, вынимая из-под полатей разномастные неподписанные склянки. – И всё. Как выпень хвостом снимет.

Я вспомнил следы хвоста саблехвостого выпеня на дереве. Глубокие такие следы.

– Нет, бабуль, правда не надо. Да и дорог мне палец пока. Чтобы его… всё. Хвостом.

Бабулька вредно захихикала, оценив шутку.

– Лучше позвольте, я баньку затоплю, – договорил я.

– Дык, мне воды-то из колодца не жалко. И дровов не жаль, – деловито заявила старушка. – Ежли ещё нарубишь, – быстро опомнилась она. – Только крылечко вперёд. А то хто ж после баньки работает? А вы ужо завтра уходить собралися. Я ж для вас как для родных стараюсь: и воду, и дрова, и баньку, – нахваливала себя старушка. – И кашу, и сало…

Снова ткнула носом в это сало, как нашкодившего котёнка. Была бы у меня совесть – рухнул бы, насмерть загрызенный.

– И с чаго сбегаете-то? Нешта хто обидел? – закончила она на траурной ноте.

– Тварь, – признался я.

– Это хто – «тварь»?! Это я – тварь?! – бабульку аж подбросило.

– Нет, нет… Это мы в лесу тварь нашли. Когда по грибы ходили.

– А, этого-то, – выдохнула старушка Тои. – Этого-то добра у нас в окру́ге даже искать не надо – само подтянется.

– А такая… большущая, со светящимися синими глазами, давно у вас тут водится?

– …И кашу, и сало… Настоечку, штоле в погребе нашли? – возмутилась бабка.

– Ни-ни, – уверил я. – Просто пьяноголова перенюхали.

Старушка возмущённо засопела. А возразить-то нечего.

– Бабуль, а как вы с мышами боретесь? – вернулся я к Открытиям Дня.

Любопытно же, где Джелайна себе мелкозуба оттопырила.

– Так голодом морю, – встрепенулась бабулька. – А у оставшихся мышей кусок сухаря в горле застревает, как подумают, кого объедают!

Не, с бабой Тоей каши не сваришь. То ли тупая, то ли очень хитрая.

– Пойду я крыльцом займусь.

– Иди, милок, иди. Ещё пару часиков, а там сумерки ужо. Самое время… мыться.

Пока я менял прогнившие доски на крыльце, женщины готовили ужин. Не знаю, как бабульке удалось заставить Джелайну испачкать руки в муке, но удалось. Она и нос в муке испачкала, и щёку. Мне так хотелось стереть белые следы с её лица, что я был готов ещё раз врезать молотком по пальцам.

А лучше слизнуть.

Или сцеловать.

Она была такая милая и домашняя в бабулькином переднике. Сдувала спадавшую на лоб чёлку и ожесточённо кромсала крутое тесто, будто оно было последней тварью. В смысле силы уже беречь не нужно и можно оторваться по полной.

И такая красивая.

И такая недоступная. Я словно окунулся в день нашей первой встречи, о котором она даже не подозревает. Потому что её взгляд был снова направлен куда-то в никуда. Далеко-далеко. Наверное, представляет, чем будет заниматься со своим бабо-леем при встрече. Самое обидное, что у меня на него даже рука не поднимется. Драться со слабыми – это низко. И недостойно. Хотя он, конечно, найдёт какую-нибудь другую вескую причину, чтобы избежать простого мужского выяснения отношений.

Потому что где он, а где – мужик?

Ужин прошёл почти в гробовой тишине. Именно за столом стало понятно, что все разговоры крутились вокруг Джелайны. Именно она направляла нити в нужную сторону, насыщая застолье энергией.

Мне очень её не хватало. И судя по тоскливым взглядам бабы Тои, которые она периодически кидала в сторону Хольм – не только мне.

Я натаскал воды в железный бак над печкой и ещё – в большую бочку в дальнем углу. Запалил дрова. И сел на пол, прижавшись спиной к рубленой стене. В моечной пахло сыростью и прелой листвой. Наверное, веник добавил аромат. Я представил, как Джелайна раздевается и забирается на полок. Интересно, она парилась или просто помылась в лохани? Воображение рисовало тонкую фигурку в пене, сквозь которую проглядывают розовые вершинки сосков. В голове повело, а тело укутала тёплая апатия. Хотелось просто сидеть и мечтать. В конце концов, я уже столько всего сделал за день, что имею право немного побездельничать.

Взгляд скользнул вверх и наткнулся на встречный взгляд стоящей у окна Джелайны. Сил двигаться не было. Я сидел и смотрел ей в глаза, и словно бездна открывалась у меня в душе. Потому что это было дико сладко и больно.

А потом она позвала меня. Поманила коротким жестом ладони. И я пошёл. Я бы пошёл к ней на край света. К тварям на рога.

Хотя ни там, ни сейчас меня не ждало ничего хорошего.

– Кейрат, где мы сейчас находимся? – спросила Джелайна, стоило мне подняться. – Только увольте меня от этих: «в избушке в лесу».

– Не знаю.

Я правда не знал. Мне были известны координаты телепорта, то куда мы выбрались потом, двигаясь по её сомнительному артефакту, даже не представлял.

– Не врите, – взгляд Джелайны пробивал меня насквозь, как раскалённой спицей.

Хорошо. Я молчу.

– Мы ведь где-то в районе Западных гор? И нас сюда неслучайно закинуло?

Я молчал.

– Зачем? Просто скажите, зачем?

Как я мог сказать «зачем»? Я и с «почему?» не определился до конца.

Она встала и прошла мимо. А я остался стоять там же, у лестницы на чердак. Возле самого окна.

Я видел, как она, обнажённая, вошла внутрь. Как она старательно отмывала тело. И обливалась из лохани. И как вода срывала пенный покров со вздёрнутой тугой груди с вишенками сосков и с тёмного треугольника между ног. Как она наклонялась, чтобы промыть голову. Я не должен был, но смотрел. А она, не стесняясь, мылась у меня на глазах, будто хотела сказать: я тебя настолько не считаю за мужчину, что даже не стесняюсь. А я был готов умолять её на коленях простить. И хотя бы поднять на меня взгляд.

Но она не подняла.

Даже когда вернулась.

Прошла в свой угол, запалила, не таясь, магический светлячок, вынула из рюкзака свой журнал и погрузилась в работу.

– Чего вы ждёте? – строго спросила она, не отрываясь. – Там свободно. Нам завтра рано выходить.

И я пошёл. Апатия, только другая, апатия обречённого, наполнила меня до краёв.

Когда я вернулся, на чердаке было уже темно. И тихо.

Стоило коснуться спальника головой, как желание скрутило меня, как поломойка тряпку. Я закусил кулак, чтобы не застонать. Это было что-то за гранью. Оно выжигало мошонку, словно нетушимым огнём огнеплюя. И я позволил ему охватить меня. И горел в нём. Я заслужил его.

Горячий пар бани, физическая нагрузка и перепады силы сделали своё дело. Я растворился во сне.

Но и там я не обрёл покоя…

16. Кей
В библиотеке Военно-Магической Академии Дьюи

…Я сидел на диванчике у окна, окружённый стеллажами с манускриптами, как обычно, и ждал, когда она придёт. Джелайна Хольм всегда приходила в три, точная, как хронометр в центральном холле. Она поднималась по деревянной лестнице с перилами на антресольный этаж, где в тесных стазисных шкафах хранились старые документы Академии. У самой стены, частично укрытый балясинами ограждения, стоял небольшой стол. Джелайна коротким жестом снимала заклятие стазиса с очередного хранилища, вынимала толстую подшивку, зажигала светильник над столом и погружалась в работу.

Джелайна Хольм всегда приходила в три. А уходила в семь. Если у меня не было тренировок, я читал на своём любимом диванчике, время от времени бросая на неё взгляды. Она задумчиво грызла кончик самописца и переворачивала листы тонкой лопаточкой-стеком, чтобы случайно не повредить ценные бумаги. Для неё ценные. Наверное, в этот угол никто, кроме неё, последние сто лет и не заглядывал.

Вот и сегодня всё было, как обычно. Скрип-скрип-скрип по лестнице. Еле уловимый «щелк» стазисного замка и «вш-ш-ш» воздуха, который высасывался из шкафа вновь установленным заклинанием. «Стук-стук-стук» – это она прошла к столу. «Взж-ж-ж» – это выдвигается тяжёлое дубовое кресло с высокой спинкой. Теперь можно оторвать взгляд от книги и посмотреть наверх.

Джелайна Хольм сидела за столом и смотрела на меня. Я даже проверил, не появился ли кто-то рядом. Нет, рядом никого не было. Она смотрела на меня. Я снова уставился к книгу. Потом последовали «взж-ж-ж», «стук-стук-стук» и «скрип-скрип-скрип». И снова – «стук-стук-стук», на этот раз всё ближе и ближе.

– Вот чем вы занимаетесь, обучающийся Торнсен, – стек-лопаточка нажал на книгу, заставив меня её опустить.

Джелайна Хольм стояла передо мной. Её жилет был расстёгнут, вообще-то в Академии она предпочитала ходить на мужской манер, в рубахе с широкими рукавами, коротком колете до талии, высоких сапогах и штанах, обтягивающих стройные ягодицы, как вторая кожа. Эти штаны сводили меня с ума. Но сегодня она была в корсете и юбке.

– Если вы так увлекаетесь «Тварезнанием», почему же я не вижу вас на моих лекциях? – прищурившись, поинтересовалась Джелайна.

Я опустил взгляд на книгу. Это был учебник достопочтенной Бланчифлоер Т. Моро. Что я мог сказать в свое оправдание? Ничего. Поэтому я молчал.

– Я для вас недостаточно интересна? – Джелайна склонила голову на бок. – Я не заслуживаю внимания?

Она потянулась рукой к передней планке корсета и один за другим стала расстёгивать металлические крючки, пока его полы не распахнулись, открывая тонкую рубашку, натянутую торчащими сосками.

– А теперь? – спросила она, скидывая корсет на пол.

Я сглотнул слюну. Я хотел посмотреть ей в глаза, понять, что она задумала. Но не мог. Все силы уходили на то, чтобы удержать руки на книге.

Она расстегнула юбку, и та тоже упала на пол бесформенной грудой ткани.

– Теперь я вам интереснее? – она сделала ещё один шаг, и её груди оказалась почти напротив моего рта.

Она забрала книгу из моих рук и бросила её на пол.

– А так?

Она задрала подол тонкой сорочки, открывая бёдра, села на меня сверху, расставив бёдра по сторонам от моих ног, и потёрлась о стоящий колом член.

– Теперь я ощущаю ваш интерес, – сказала она и, потянув за подол, скинула рубашку через голову, оставшись без ничего.

На моих коленях. Без ничего.

– Мне кажется, вам нужно просто ближе познакомиться с предметом, – прошептала она мне на ухо, прикусывая за мочку. – Думаю, при более детальном знакомстве, – она положила мои руки себе на грудь, – у нас всё получится.

Я закрыл глаза, чувствуя, как рассудок покидает меня. Не веря, провёл ладонями по торчащими бугоркам, и Джелайна потянулась к моим рукам, как котёнок за лаской.

Сдерживаясь из последних сил, я смял полушария и потянулся к её рту, мягко касаясь капризной нижней губы. Потом верхней.

А потом она укусила меня.

Всё. Лавина нагнала меня и поглотила бесследно.

Я впился в этот рот, что не давал мне покоя ни днём ни ночью, вжимая Лайну в себя, стараясь успеть везде, пока она не передумала. Пока не прервала эту безумную пытку. Она выпростала мою рубашку, скользя ледяными тонкими пальцами по моему животу, по груди…

К косорылам рубашку! Я рванул её. Ткань поддалась, с треском разрываясь, и её грудь прижалась к голой коже. О Дайна! Ради этого стоило жить! Фейерверк счастья взорвался во мне, и я бережно поднялся с Джелайной в руках, укладывая её на диванчик и укладываясь сверху. Я целовал её шею, её грудь, живот, опускаясь вниз, где безумным запахом возбуждённой женщины меня манил курчавый треугольник.

Она потянула меня наверх, впиваясь в мой рот и нащупывая пряжку моего ремня между нами.

Пара движений, и мой член вырвался на свободу.

– Я хочу тебя, – шепчет Джелайна, выворачивая меня наизнанку. – Скорее.

Она притягивает меня за ягодицы между своими широко разведёнными бёдрами.

И…

Я слышу стон.

Её стон.

…И просыпаюсь.

Джелайна действительно стонет. Не от боли. От удовольствия. Стонет во сне.

Наверное, милуется со своим Сафо-никто-ем.

Член просто разрывался. Я приспустил штаны и в несколько движений довёл себя до точки. Наслаждение накрыло меня дикой волной, пьянящей до звёзд в глазах, такой глубокой, что на несколько мгновений я просто не мог дышать. И только по короткому вскрику Джелайны я понял, откуда это «звёздное» безумие.

Мы кончили одновременно. Я еле сдержался от горького смешка. Мы спали вместе. И кончили вместе.

Но я – с собой. А она – с другим.

17. Лайна
В мыслях и фантазиях

В общем, всё оказалось банально. Никакое это не чудо чудесное с попаданием в тварьи кущи. Парень, похоже, просто жаждал мести, вот и отправил нас к косорыловой бабушке. Дайна, этот мальчишка практически пустил громохлёсту под хвост год – да что там «год»! Все шесть лет учебы в университете! – из-за отдавленной косой сажени самолюбия. За что он меня так ненавидит? В какой момент я ему дорогу перешла? Почему именно я?

Может, он терпеть не может, когда женщина сверху?

…Тьфу! В смысле, подчиняться женщине считает ниже своего гипертрофированного достоинства. Может, у них на этот счёт какая-нибудь религиозная заморочка?

Да плевать! Он хочет мести? Их есть у меня!

Что для мага после раскачки резерва самое тяжелое? Правильно, ночь! А я могу помочь. В смысле сделать ночь еще невыносимей.

Я прошествовала мимо застывшего изваянием студента в баню. Сегодня я была уверена: он будет пялиться в щель, как приклеенный. Откуда? От мраколюта!

В процессе отмщения я поняла одно: месть сладка. И домстилась я до того, что тело горело, напоминая о том, что и сама я прихватила сегодня в резерв. Нехило так. А из подручных мужчин – один студент, который, конечно, тоже будет «за». Но тогда в чём был смысл мести?

Я вертелась с боку на бок, вспоминая формулы сокращённого проклинания, чтобы как-то сбить пожар в теле. Потом взяла талмуд по тварезнанию несравненной (поскольку сравнивать не с кем) Бланчифлоер, полистала, пробежалась глазами по первому же отрывку. «Прежде всего, – говорилось в учебнике, – защитник должен уметь держать себя в руках. Только через овладение собой маг может познать вершины мастерства. Посох и магический жезл могут помочь сконцентрироваться, быстрее и полнее достичь результата».

Какое возбуждающее чтиво, оказывается, это бессмертное творение леи Моро! Я отложила книгу, осознав, что гранит науки не принесёт мне облегчения. Пытливый ум женщины, при желании, способен углядеть в любой фразе то, что это желание удовлетворит. Я потушила светлячок и свернулась в темноте калачиком, жалея, что под рукой нет ни посоха, ни магического жезла, которые помогли бы мне… овладеть собой на пути к вершинам мастерства.

Входная дверь стукнула. Я притихла, сделав вид, что давно и глубоко сплю. Судя по отсутствию магических всплесков, парень держался стойко (хе-хе). Торнсен поворочался, поворочался… и затих. Сначала я подумала, что, как я, он решил не выдавать себя. Но нет, спустя несколько минут с его стороны послышались весьма немелодичные всхрапывания, и я пожалела, что не уснула раньше. Вот отомстила, так отомстила! Я повернулась на другой бок. А через пару минут – на первый. И нащупала что-то пушистое. Гррых полежал какое-то время на расстоянии, позволяя себя чесать. А потом перебрался ближе, устраиваясь между животом и коленками и сворачиваясь в клубок, словно кошка. Я стала чесать тварюшкин лоб, а потом незаметно провалилась в сон.

…Аудитория тварезнания в Дьюи производила впечатление на неокрепшие умы первокурсников. По её периметру располагались муляжи тварей третьего-четвертого класса опасности и реалистичные иллюзии более серьёзных представителей тварефауны. Иллюзии разворачивались в одно мгновение из весьма правдоподобных изображений на стенах. К концу обучения они тренируют полезный навык не расслабляться, а поначалу порою становились причиной обмоченных штанов. Поэтому рядом с высокоранговыми тварями держался локальный отвод глаз. Негоже здоровенному лбу ходить описанным (при благоприятном стечении обстоятельств). Мы тут не для того, чтобы унижать студентов. Мы тут, чтобы их воспитывать.

В лучших традициях имперской магопедагогики, хе-хе.

Я устало поднялась со стула у преподавательского стола. Со стороны он выглядел как трон, но по ощущениям был орудием пыток. Измывательства над людьми запретили лет сто назад. А стул оставили. На всякий случай. Вдруг традиции вернутся? А искусство-то утрачено…

В общем, не знаю, чем руководствовались мастера-столяры и ректорат, но сидеть в нём можно было, только когда стоять уже не получалось.

Сегодня – не получалось. Я полночи просидела над статьей, встала с рассветом, ни косорыла не выспалась, а потом три пары подряд. И контрольную нужно было проверить. Желательно сразу, потом она осядет где-нибудь в дальнем углу преподавательского стола, под горой таких же контрольных, рефератов, курсовых и черновиков дипломов.

Я сдвинула журнал пятого курса боевых магов в портальную зону стола и вывернула до хруста «замо́к» сомкнутых пальцев. Напротив фамилии «Торнсен» там была выведена жирная единица. И если бы я была чуть сильнее в иллюзиях, единица бы высовывала язык, издавая при этом неприличный звук. Увы, в иллюзиях я была не сильна. Но и так на душе распускалось сладкое предвкушение… мести.

…Стоп. Какая месть? Он просто студент. Просто студент. Журнал с тихим хлопком исчез со стола, перемещаясь в учебную часть, и я апатично, как осенняя муха, отправилась к выходу из аудитории. Глупости разные лезут в голову при одной только мысли об этом… этом… даже слов не нахожу. Приличных.

Проходя мимо изображения мраколюта в полный рост, я заметила странную рябь. Обернулась. Убедилась. Да, рябь присутствует. Я, не скрываясь, направилась месту. Рябь расширяла границы, поднимаясь выше моего роста. Отвод можно было бы снять и без щелчка пальцев. Но так – эффектней. Перед шипастой лапой мраколюта стоял Торнсен собственной персоной.

– Что вы тут делаете? – опешила я. – Вас же не было на паре?

– Если меня не было на паре, то что я тут делаю? – парировал студент.

На контрольных бы так отвечал!

– Стои́те? – предположила я.

Торнсен молчал.

И стоял, нависая сверху.

Мне стало неуютно под этим взглядом.

– А зачем? – поинтересовалась я. Уже не столь жизнерадостно.

От его огромной фигуры веяло опасностью, как от мраколюта за спиной. Создание ночи, бесшумно скользящее в тенях, обрушивалось на путников словно ниоткуда. Пожалуй, это была единственная тварь, которая всегда собирала кровавую жатву. Моя спина покрылась мурашками, и я ощутила, что этой жертвой стану я.

Любой может стать как хищником, так и жертвой. Кто есть кто, определяется по страху. Наверное, что-то изменилось с моем лице. Или по какому-то другому признаку Торнсен ощутил его, и воздух между нами мгновенно налился напряжением. Студент оторвался от стены и сделал шаг ко мне.

Никогда не бегите от хищника. Этот признак уже бесповоротно распределяет роли.

Но я отступила, беспомощно оглядываясь.

И была схвачена в железные объятия, а в следующий миг – прижата к стене.

– За что ты так со мной? – я, как всегда, не могла понять, что в голосе Торнсена: мольба, угроза, обида или ненависть.

Он просто обрушился на мои губы, приподнимая стальными руками и вжимаясь, впечатываясь всем телом. Тяжёлая, подчиняющая сила хлынула в меня, и я вдруг поняла, что не могу сопротивляться. Словно кто-то отключил мою волю. Я послушно принимала его язык, прогибалась под напором крепких рук и разворачивалась. Его губы выцеловывали мне шею и затылок, что-то бормоча, но отключившийся мозг отказывался это «что-то» расшифровывать. Левая рука терзала грудь, а правая потянулась к застёжке штанов. А я безучастно стояла, уперевшись руками в мраколюта на стене, подчиняясь лавине страсти и позорно ощущая, как сжимается от восторга что-то под грудиной.

Нижняя часть моей одежды была безжалостно сдёрнута. На секунду Торнсен отпрянул от меня, а еще через мгновение к моим ягодицам прижалось нечто большое, твёрдое и горячее. Это большое и твёрдое тёрлось, под аккомпанемент тяжёлого мужского дыхания над моим ухом, и мне почему-то было глубоко плевать на то, что мы находимся – на секундочку! – в аудитории Академии. Я потёрлась в ответ и прогнулась сильнее, намекая, что не там, в общем. И не туда. Нужно ниже. И глубже.

– Скажи, что ты этого хочешь, – выдохнул хриплый голос над моим ухом.

Я прогнулась настойчивее.

– Скажи, что ты хочешь меня. Скажи.

Да мы тут поговорить собрались, что ли?…

Я рывком развернулась, воспользовавшись тем, что Торнсен расслабился, и притянула его голову, отвечая на поцелуй и запрыгивая на его бёдра. Широкие ладони подхватили меня за ягодицы, нижняя «косая сажень» погружалась в меня, унося куда-то за пределы возможного. Я застонала от наслаждения.

– О Дайна! – прохрипел надо мной Торнсен, выходя и погружаясь снова. – О Дайна! Скажи мне. Скажи.

– Я хочу тебя, – выдавила из себя я.

– Я. Схожу. С ума. И это. Мне. Снится, – рвано выдыхал надо мной мужской голос, и сладостная волна подкатывалась всё ближе и ближе.

Вспышкой силы накрыла меня, мощная до звёздочек в глазах. Я хотела закричать, но поняла, что лишь глухо замычала.

Я схожу с ума, и это мне снится.

Снилось.

Я проснулась. Прислушалась. Кейрат тихо сопел. Даже не храпел. Снизу был слышен скрип половиц и недовольное бормотание бабы Тои.

Приснилось. Хвала Дайне, это всё мне приснилось. Дайна, какой стыд! Мне снятся эротические сны со студентом! Мне срочно нужен Сафониэль, иначе я его изнасилую. Сафониэля или Кейрата. Или косорыла, если попадётся под руку. В общем, кого-нибудь обязательно изнасилую.

Вспышка стала сходить на нет, заменяясь опустошённостью и сонливостью. На сей раз, похоже, без сновидений. Во всяком случае, я утром их не помнила.