Автор книги: Светлана Рыжакова
Жанр: Документальная литература, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Весь быт, все мышление молодежи, студенчества старого режима построено было на индивидуалистическом мышлении. Была корпоративность, большая корпоративность, действовали «скопом», вместе. Но не было той органической спайки в едином деле, в общей задаче, не было того внутреннего, бессознательного слияния себя с коллективом в стенах и за стенами университетов и рабфаков, какой характеризует лучшую часть красного студенчества сейчас. Как бусы, их можно собрать в один мешок, и все же и в тесном мешке каждая бусина остается отдельной бусинкой, соприкасающейся с другой лишь частью своей поверхности. Теперешнее красное студенчество скорее похоже на каменную глыбу, в которую вкраплены и крепкий гранит, и рассыпчатый песчаник, и легко вспыхивающий кремень, и вялая глина. А вместе – глыба, единая и законченная каменная глыба. Ее не свернешь с пути, не рассыплешь, как бусы из мешка…[50]50
Коллонтай А.М. Студенты «лохматые» и студенты «красные» // Красное студенчество (М.). 1927–1928. № 4–5. С. 84.
[Закрыть]
Резкая критика старых институтов, разрыв сложившихся социальных связей привели к ликвидации многих малых общественных групп и сообществ. Особенно отчетливо это стало проявляться во второй половине 1920-х годов. Студенческие корпорации были подвергнуты остракизму и прекратили свое существование, тем более что многие из них были связаны с белым движением, потерпевшим поражение в Гражданскую войну. На долгие годы тема студенческих корпораций практически выпала из поля зрения и российских исследователей, мало что знала об этом и широкая читающая публика. Однако рядом с Россией, в получивших впервые в истории независимость балтийских республиках Латвия и Эстония, студенческие корпорации продолжали свое существование.
Глава 3
Русская интеллигенция в довоенной Латвии: особенности общественной и культурной жизни
История сложной этнологической темы «русские стран Балтии» насчитывает около полутораста лет. Одним из первых специально обратившихся к ней теоретиков и идеологов был Юрий Самарин; в его сочинениях «Письма из Риги» и «История Риги» 1898 г. были заложены основания для формирования новой историографической традиции, влияние которой на общественное сознание было преобладающим до первой русской революции, да и позднее оставалось весьма значительным. Основная мысль заключалась в том, что русский житель Остзейского края является частицей всего российского народа и не может иметь никаких особенных интересов, отличных от интересов всех остальных жителей Российской империи. Русские рассматривались как представители единственной в империи политической нации, проводники русской государственности и культурные миссионеры. Ю. Самарин полагал также, что судьба латышей заключена в рамках культурного развития русского народа и у латышей не может быть каких-либо особых своих интересов[51]51
Самарин Ю.Ф. Сочинения: В 10 т. Т. 9: Окраины России. М.: Типография А.И. Мамонтова, 1898. С. 248.
[Закрыть].
Однако к концу XIX в. ситуация в значительной мере изменилась. Хотя в то время еще не сложилась определенная концепция этнической идентичности, но активно готовилась почва для этого. В немалой степени этому способствовали этнографические исследования, формирование молодой латышской и эстонской интеллигенции, новое осмысление культурного наследия этих народов[52]52
См.: Dribins L. Nacionālais jautājums Latvijā 1850–1940. Rīga: Zinātne, 1997. 206. lpp.; Рыжакова С.И. Москва и Санкт-Петербург в истории латышской этнографии // Этнографическое обозрение. 1996. № 4. С. 116–124.
[Закрыть]. Сложившиеся представления о «туземных» народах, их роли в государстве, начали вызывать к себе весьма критическое отношение в среде русской интеллигенции конца XIX – первой четверти ХХ в. Наиболее отчетливо оно было выражено в работах евразийцев. Вот как это описал Н.С. Трубецкой:
До революции Россия была страной, в которой официальным хозяином всей государственной территории признавался русский народ. При этом не делалось никакой принципиальной разницы между областями с исконно русским и областями с «инородческим» коренным населением: русский народ считался собственником и хозяином как тех, так и других, а «инородцы» не хозяевами, а только домочадцами[53]53
Трубецкой Н.С. Общеевразийский национализм // Евразийство. Общеевразийский национализм. Мы и другие. М., 1927.
[Закрыть].
На такой идеологической почве в эпоху царствования Александра III и Николая II, главным образом до революции 1905–1907 гг., в Остзейских губерниях проводилась усиленная политика русификации.
Проблема изучения русских в Балтии связана не только с историей российской эмиграции (как в случае с Германией, Францией, Австралией[54]54
C м.: Назаров М. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1922; Костиков В.В. Не будем проклинать изгнанье… Пути и судьбы русской эмиграции. М., 1990.
[Закрыть]), но в том числе и с этнической историей русских и россиян (С.М. Соловьев называет первых «великороссиянами», вторых – «русским народом»). Русский этнос организовывался путем многочисленных колонизаций, перемещений народов, начиная с восточнославянских племен, и путем поглощения, присоединения соседних земель и народов. В суперэтнос «россияне» вошли как славянские, так и балтские, финно-угорские, тюркские, алтайские группы. На протяжении всей истории сложения этих народов, начиная примерно с V в. н. э., эти процессы происходили как мирно, так и насильственно. Но со времени образования Российского государства в XVI в. начали преобладать завоевания ради государственных интересов. Г.А. Станчинский в своем труде «Русские и балты» пишет:
Превращение русских и нерусских народов в россиян произошло в ходе сопряжения метаэтнической общности с государственно-политическим образованием в рамках Российской империи… Национальный нигилизм, насаждавшийся самодержавием, не мог не вызвать у аннексированных наций стремление к освобождению. Далеко не все население Балтии идентифицировало себя с россиянами[55]55
Станчинский Г.А. Русские и балты. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та экономики и финансов, 1994. С. 80.
[Закрыть].
В течение ХIХ в. нарастающими темпами шла русская миграция в Остзейский край. Если в начале ХVIII в. русских в Лифляндии насчитывалось порядка 2 тыс. человек (около 0,7 %), то в 1897 г. (по данным российской всеобщей переписи населения) вместе с белорусами и украинцами – около 220 тыс. (12 %). В 1917 г. только русских было около 122 тыс. человек (около 5 %)[56]56
Станчинский Г.А. Русские и балты. С. 134.
[Закрыть]. Особенно большое переселение русских в Ригу произошло после 1861 г., а также в Даугавпилс (тогда – Дюнабург, с 1893 г. – Двинск) и Резекне (тогда – Розитен, позднее – Режица) на протяжении второй половины ХIХ в. (эти города вошли в состав Витебской губернии). Необходимо отметить, что содержание понятия «русский» было не тождественным сегодняшнему. «Русскими» могли назвать и белорусов, и украинцев, и военных людей русской армии в независимости от их национальной принадлежности. Г.А. Станчинский замечает, что
спецификой российской колонизации в Прибалтике являлось то, что русскоязычное население, в отличие от юга и востока, составляло здесь меньшинство городского населения, не говоря уже о сельском, и следовательно, большей способностью к самоорганизации, к созданию локальной субкультуры, отличной от всероссийской и сближающейся с местным, национальным образом жизни[57]57
Станчинский Г.А. Русские и балты. С.82.
[Закрыть].
В 1860-е гг. зарождаются местные общественные русские организации. В русской ежедневной газете «Рижский вестник» начинает встречаться понятие «нужды и потребности местного русского населения». Возникают русские общества (Русское благотворительное общество, Вспомогательное общество русских купеческих приказчиков, Русский литературный кружок), гимназии, училища, музыкальные коллективы, богадельни[58]58
Apine I., Volkovs V. Slāvi Latvijā (Etniskās vēstures apcerējums). Rīga: Zinātne, 1998. 159.–164.lpp.
[Закрыть]. В ходе выборов в городские думы и в Государственную думу Российской империи большинство русских депутатов Прибалтийских губерний объединяются на партийной основе. В литературе нередко отмечается, что в конце XIX – начале XX в. либеральная интеллигенция в Прибалтике была представлена исключительно коренной национальностью, в то время как радикальные рабочие организации являлись по своему составу многонациональными (туда входили и латыши, в основном из числа батраков). Но все же такое положение частично обуславливало некоторые «антирусские» настроения в среде национальной интеллигенции Балтии. Историческая ситуация 1917–1919 гг. была здесь очень сложной. Весной 1918 г. при поддержке западноевропейских стран были образованы независимые национальные демократические государства, Латвия, Литва и Эстония. В ноябре – декабре 1918 г. в их восточных районах под руководством коммунистических партий были созданы Прибалтийские советские республики: Эстляндская трудовая коммуна, советские республики Латвия и Литва с временными правительствами соответственно в Нарве, Валке и Двинске; в 1919 г. Эстония и Литва, а в 1920 г. и Латвия совместными усилиями и при поддержке западноевропейских стран ликвидировали эту власть.
После образования независимого демократического государства Латвийская Республика в 1918 г. здесь был принят закон о национально-культурных автономиях. Нелатышские народы получили возможность развиваться как национальные меньшинства; конечно, русские при этом утратили статус имперского этноса[59]59
C м.: Апине И. Русские в Латвии в 1920–1940 гг. Возвращение традиций? // Русские Прибалтики: Механизм культурной интеграции (до 1940 г.) / Сост. Т. Ясинская. Вильнюс: Русский культурный центр, 1997.
[Закрыть].
Статистические данные 1920 г. свидетельствуют, что в Латвии проживала 91 тыс. русских (то есть 7,8 %[60]60
Станчинский Г.А. Русские и балты. С. 90.
[Закрыть], в 1930 г. – 196 тыс. (10,6 %[61]61
Кузнецов С. Русское меньшинство в политической жизни Латвии (1919–1934) // Русские Прибалтики: Механизм культурной интеграции (до 1940 г.) / Сост. Т. Ясинская. Вильнюс: Русский культурный центр. 1997. С. 168.
[Закрыть], в 1935 г. их насчитывалось 206,4 тыс. (10,59 %[62]62
Станчинский Г.А. Русские и балты. С. 90.
[Закрыть]; хотя называют и другое процентное соотношение – 8,8 %[63]63
Антане А., Цилевич Б. Латвия. Модель этнологического мониторинга. М., 1997. С. 8.
[Закрыть]). Их расселение было, однако, неравномерным: больше всего русских проживало в Риге и в восточной провинции Латгале. За весь период независимости русские составляли самое крупное по численности национальное меньшинство Латвии. Для сравнения приведу процентные доли русского населения Латвии в последующие годы: 1943 г. – 9,5 %, 1950 г. – 26,5 %, 1970 г. – 29,8 %, 1979 г. – 32,9 %, 1989 г. – 33,9 %, 1996 г. – 30,38 %. Причинами увеличения численности русских в Прибалтике в годы Латвийской Республики можно назвать, во-первых, общий демографический подъем русских в этот период (естественный прирост русского населения был примерно в четыре раза выше, чем среди латышей, хотя и смертность детей у русских была на 80 % выше, чем у латышей), а во-вторых, Гражданскую войну в России и установление советской власти, что создало поток беженцев и эмигрантов.
Г.А. Станчинский предполагает, что по сравнению с периодом царизма в истории Латвии в это время русские приобрели значительно больше «деревенских и аграрных» черт и утратили «городские и индустриальные»[64]64
Станчинский Г.А. Русские и балты. С. 100.
[Закрыть]. Примерно три четверти русского населения жило в восточной провинции Латвии, Латгале (входившей в состав Витебской губернии), около 14 % были жителями Риги. Подавляющее большинство русских, около 80 %, занимались сельским хозяйством, а в городах они не были среди экономически и социально преуспевающих национальных групп[65]65
Апине И. Русские в Латвии в 1920–1940 гг. Возвращение традиций? С. 67.
[Закрыть]. Русские отличались от латышей, немцев и евреев меньшей долей собственников, но более широко распространенным детским трудом. Еще большие социальные различия наблюдались между сельскими русскими – с одной стороны, и латышами и немцами – с другой[66]66
Кузнецов С. Русское население в политической жизни Латвии (1920–1934) // Latgale un Daugavpils: vēsture un kultūra: rakstu krājums / Galvenais redaktors J. Dubašinskis. Daugavpils: A.K.A., 1996. С. 79.
[Закрыть]. Среди русских грамотными в 1897 г. были 42 % мужского населения и 28 % женского, всего – менее одной трети всего русского населения Латвии[67]67
Апине И. Русские в Латвии в 1920–1940 гг. Возвращение традиций? С. 65.
[Закрыть]; для сравнения, среди латышей эти показатели равнялись соответственно 73 % и 74 %[68]68
Станчинский Г.А. Русские и балты. С. 86.
[Закрыть]. В 1935 г. среди русских Латвии грамотными были 67 %, среди поляков – 82 %, иудеев – 90 %, латышей – 92 %, немцев – 97,5 %[69]69
Данные по Русскому ежегоднику на 1940 г. Рига, 1939. С. 34.
[Закрыть].
К середине 1930-х гг. в Латвии функционировали школы на восьми языках, печать на одиннадцати[70]70
Апине И. Русские в Латвии в 1920–1940 гг. Возвращение традиций?.. С. 67; Равдин Б.А. Государственное финансирование русской печати меж военной Латвии // Русские Прибалтики: Механизм культурной интеграции (до 1940 г.) / Сост. Т. Ясинская. Вильнюс: Русский культурный центр. 1997. С. 205.
[Закрыть]. В описываемый период Латвия была одной из самых «читающих» стран Европы. Книги на русском языке выходили в издательствах Гудкова, Дидковского, «Саламандра», «Valters un Rapa», «Grāmatu Draugs» и других. На всем протяжении существования Латвийской Республики 1920–1930-х гг. большинство русского населения не говорило на латышском языке. Главной причиной этого было отсутствие необходимости знания языка: достаточно полноценно функционировала система культурно-национальной автономии. Кроме того, большинство латышей владело русским языком на бытовом уровне. К 1930 г. латышским языком в разной степени владели только 18,85 % русских Латвии[71]71
Апине И. Русские в Латвии в 1920–1940 гг. Возвращение традиций?.. С. 67.
[Закрыть].
Более половины русских рижан могли говорить только на одном языке, при этом латыши – на двух-трех, а более половины немцев, евреев, поляков и литовцев – на трех-четырех. Наилучшим образом латышским языком владели русские, проживающие в Елгаве – около 70 %, Бауске, Валмиере, Кулдиге – около 80 %[72]72
Станчинский Г.А. Русские и балты. С. 156.
[Закрыть]. Образование Латвийского государства потребовало от местных русских переориентироваться как в отношении к власти, так и к собственному месту в культурной жизни страны. И. Апине отмечает:
Таковыми стали «Закон о гражданстве» от 23 августа 1919 г. (в результате выполнения которого к 1938 г. более 97 % жителей Латвии получили гражданство) и «Закон о школах национальных меньшинств» от 8 декабря 1919 г. (по которому все национальные меньшинства Латвии, составляющие в целом четвертую часть населения, получили право на автономию в организации школьного образования, которое финансировалось государством[74]74
Фейгмане Т.Д. Русская школа в Латвии (1918–1940) // Русские Прибалтики: Механизм культурной интеграции (до 1940 г.) / Сост. Т. Ясинская. Вильнюс: Русский культурный центр, 1997. С. 129.
[Закрыть].
Закон о культурно-национальной автономии меньшинств, принятый Народным Советом в 1920 г., провозглашал, что русские и другие национальные меньшинства страны – ее полноправные граждане, имеющие право иметь свои институты (газеты, школу, другие культурные учреждения), а также участвовать в политической жизни, то есть участвовать в выборах Учредительного собрания Латвии и Саэйма. Рига и провинция Латгале были определены как места компактного проживания русских.
Татьяна Фейгмане отмечает, что общественная активность русского населения Латвии главным образом проявлялась в деятельности многочисленных организаций, преимущественно культурно-просветительного, профессионального и благотворительного характера. Еще в апреле 1917 г. возник Национально-демократический союз (позднее при нем образовалось несколько благотворительных комитетов). Сначала он объединял только русских жителей Риги, в 1920 г. распространился на всю Латвию. Его задачей было «объединение русского населения для осуществления его интересов в государственном, общественно-политическом и материальном отношениях»[75]75
Фейгмане Т.Д. Русские общества в Латвии (1920–1940 гг.) // Русские в Латвии. История и современность. Рига, 1997. Вып. 2. С. 34.
[Закрыть]. В 1924 г., после реорганизации Союза, на его базе возникло два общества – Русский национальный союз в Латвии (организация правой ориентации) и Русское национальное объединение. Важнейшими задачами первого было отстаивание общественно-политических прав и культурно-просветительных интересов русских граждан Латвии согласно с действующими законами, проведение в жизнь и развитие русской национально-культурной автономии. Вторая организация, в 1939 г. переименованная в Рижское русское общество, не выдвигала политических задач, но ставила целью сплочение русского населения для решения задач в области культурно-просветительной, правовой, благотворительной, религиозной. Всего можно насчитать около 50 обществ, сыгравших заметную роль в русской жизни 1920–1930-х гг. Это «Русский клуб» (с 1863 г.), «Баян» (возникшее еще в 1863 г. и возобновившееся в 1929 г.), Общество русских врачей (с 1888 г.), Благотворительное общество для призрения русских бедных (созданное в 1863, возобновленное в 1922 г.), Союз русских учителей в Латвии (с 1919 г.), Общество русских инженеров (с 1923 г.), Общество русских эмигрантов в Латвии (с 1925 г.), Рижское русское просветительское общество (с 1925 г.), Общество русских артистов в Латвии (с 1925 г.), Центральный Союз русских культурно-просветительных обществ в Латвии (с 1927 г.), «Русский сокол» (с конца 1920-ых гг.), Русское юридическое общество (с 1929 г.), Общество содействия академическому образованию (с 1930 г.), целый ряд старообрядческих обществ, подростковых и студенческих организаций и другие[76]76
Фейгмане Т.Д. Русские общества в Латвии (1920–1940 гг.) // Русские в Латвии. История и современность. Рига, 1997. Вып. 2. С. 34–47.
[Закрыть].
Критические замечания, высказываемые русскими гражданами Латвии, касались в основном вопроса объема прав русского меньшинства. Их взгляды отстаивали такие видные депутаты латвийского парламента (саэйма) как Мелетий Калистратов и Леонтий Шполянский, принадлежавшие к либерально-центрическому направлению. В 1925 г. русские депутаты саэйма подали законопроект о расширении национально-культурной автономии русского меньшинства. Важнейшим его пунктом было требование признать русский язык как второй государственный. Это вызвало в саэйме горячие дискуссии. Среди латышских партий наблюдались разные мнения, но все они были против появления второго государственного языка. Депутат М. Скуйиниекс, например, высказался следующим образом:
Социал-демократы выступили за признание русского языка важнейшим из иностранных, другие партии были против этого. Проект не был принят, однако фактически русский язык в Латвийской Республике употреблялся в судопроизводстве и делопроизводстве с 6 декабря 1918 г. до 18 февраля 1932 г., когда он был отменен кабинетом М. Скуйиниекса в порядке 81-й статьи Сатверсме (Конституции) – без предварительного обсуждения в парламенте[78]78
Кузнецов С. Русское меньшинство в политической жизни Латвии… С. 177–178
[Закрыть]. Тем не менее даже среди русской интеллигенции Латвии не наблюдалось единства. Вот что пишет об этом князь С. Мансырев в одной из газетных статей:
Неутешительна картина тех русских начинаний, которые пришли за последние годы (то есть к 1920 г. – С.Р.) на смену ранее бывшим ‹…› Видно стремление замкнуться в тесную скорлупу недосягаемости ‹…› Ничему не научились эти люди. И не могут посмотреть трезво в глаза действительности, честно и прямо признать, что царство их прошло и возврат к нему немыслим[79]79
Мансырев С., князь. Русским, сознающим ответственность // Сегодня. Независимая демократическая газета. 1920. № 118.
[Закрыть].
Характерной особенностью политического процесса в Латвийской Республике в 1920–1930-е гг. была непрекращающаяся полемика между приверженцами различных идей. Несмотря на близость взглядов и программ, многие русские политики предпочитали выступать на выборах в парламент по отдельности и чаще всего ожесточенно конкурировали между собой[80]80
Кузнецов С. Русское меньшинство в политической жизни Латвии… С. 76–77.
[Закрыть]. С. Кузнецов замечает, что русским политикам Латвии не удалось создать не только единой, но и вообще никакой более-менее стабильной партии национального характера; «правда, в начале 20-х годов на роль таковой претендовал “Союз русских граждан Латвии” ‹…› а в 1928 г. новую попытку предпринял С. Трофимов, объявив о создании русской крестьянской партии»[81]81
Там же. С. 34.
[Закрыть]. При этом большинство современных исследователей отмечают большую политическую пассивность русского населения; С. Кузнецов полагает, что до половины взрослых русских граждан не участвовали в голосованиях[82]82
Там же. С. 75.
[Закрыть]. Надо заметить, что на три четверти русского населения Латвии в конце 1920 – начале 1930-х гг. были сельскими жителями, в основном крестьянами, и примерно половина их (более 90 тысяч из 196 тысяч) были старообрядцы, и «почти аполитичны, в силу сохранения патриархальных устоев»[83]83
Там же. С. 170.
[Закрыть].
К началу 1930-х гг. стало заметным некоторое объединение русских политиков Латвии. Особое внимание было обращено к проблеме русского национального самосознания. Одним из наиболее сложных был вопрос о своеобразии русской культуры Латвии. Многие полагали, согласно описанному выше имперскому стереотипу, что никакой своеобразной русской культуры Латвии не существует:
Особенное внимание этой теме посвятил архивист, публицист, исследователь русской прессы Латвии Ю.И. Абызов. По его словам,
Но часть русской интеллигенции признавала, что русская культура здесь – явление в зримой мере самобытное, попав в глубинные районы России русский из Балтии будет ощущать свою «инаковость», особенность, как в мировоззрении, так и в поведении, и этим нюансом пренебрегать нельзя. Райнис предлагал в 1920-е гг. ввести понятие «латвийцы» для обозначения всех граждан Латвии[86]86
Райнис Я. Латвийцы // Сегодня. 1929. № 270.
[Закрыть].
Большое внимание уделялось устройству русской жизни в новых условиях в Латвийской Республике. Вот что писалось в русской прессе тех лет:
Было время, когда лучшая часть русской интеллигенции считала себя неоплатным должником перед народом… Теперь, после революции, готовы обвинять этот народ в сплошном хулиганстве, варварстве, черством эгоизме и даже кровожадности. <Оба представления затемняют и усложняют отношения>, которые должны существовать между интеллигенцией и широкими слоями народа. ‹…› Общение интеллигенции с народом… необходимо, чтобы в народе найти точку опоры для разумной и плодотворной деятельности на благо народа, для улучшения экономических условий, для защиты национальных интересов, для поддержки и развития русской культуры. Эта точка зрения, по-видимому, за последнее время усвоена той частью русской интеллигенции в Риге, которая группируется вокруг русского национально-демократического союза. Образована комиссия «по расширению деятельности союза»: сближение с широкими классами населения в создании кооператива, трудовых артелей, справочного бюро по спросу и предложению труда; детские сады, мастерские, курсы, лекции, клуб для рабочих. Для выяснения отношения к этому самому населению проведены два собеседования на Московском форштадте[87]87
Александрович Ф. Русская интеллигенция и народ в г. Риге // Русская жизнь. Общественно-политическая газета. 1920. № 8.
[Закрыть]. <В настоящее время создается новый уклад политической и общественной жизни независимой Латвии>. «Представители некоторых национальных меньшинств находят нужным знакомить своих сородичей с характером и значением проводимых реформ и важнейших фактов политической жизни Латвии. К сожалению, мы, русские, проживающие в Латвии, далеко отстали от немцев. Мы имеем своих представителей и в Учредительном собрании, и в Городской думе, но сведения о деятельности этих учреждений мы черпаем только из кратких газетных отчетов. У нас имеется свой Русский Отдел Народного образования, но о судьбе русских школ ‹…› мы узнаем из частных разговоров. Вопрос о воссоздании русского театра обсуждается и решается в каких-то отдельных замкнутых кружках ‹…› Необходимо привлечь круги русского населения к обсуждению вопросов политического, экономического и социального строительства молодой Латвии <посредством собраний, собеседований, публичных докладов>». «Русское меньшинство обязано признать существующие условия и сделать это честно и добросовестно. Путь к этому один: искренне признав исторический факт и вытекающие из него последствия, стремиться к дружескому и тесному сожительству и с большинством населения и с другими меньшинствами, не допуская отнюдь никаких словесных, а тем более действенных выступлений, которые могли бы быть истолкованы в смысле тайного или открытого недоброжелательства к прочим племенным группам, или стремления к насильственному возврату прошлого, или же, наконец, в смысле презрительного или гордого отчуждения и замкнутой жизни в условиях аристократической касты. <Необходим общественный орган, представляющий разные общественные группы русского населения>»[88]88
Александрович Ф. Организация русского общественного мнения // Русская жизнь. Общественно-политическая газета. 1920. № 15.
[Закрыть]).
Эти статьи, некоторые из которых появлялись уже через полтора-два года после обретения Латвией независимости, были написаны людьми, прекрасно понимающими положение и нужды русского общества и культуры Латвии.
В общественно-политических взглядах русской интеллигенции Латвии уже с 1918–1919 гг. наблюдалось несколько тенденций. Можно выделить две основные наиболее противоположные друг другу линии, проводимые видными русскими обществами Латвии. С одной стороны, это ортодоксальное крыло Национально-демократического союза (Н. Бочаров, Н. Бордонос) рассматривало русскую национально-культурную автономию как своего рода закрытое (почти сектантское) объединение, куда не следует принимать представителей нерусских народов, например евреев. Возможно, истоки этой линии следует искать в национально-политическом клубе «Русская беседа», возникшем в Риге в 1909 г.[89]89
C м.: Apine I., Volkovs V. Slāvi Latvijā (Etniskās vēstures apcerējums). Rīga: Zinātne, 1998. 214.–215.lpp.
[Закрыть] Выразителями и проводниками русских политических идей должна была стать, по их мнению, организация (Национально-демократический союз), руководство которой принимает политические решения втайне от прочих членов, см. критическую статью об этом подходе[90]90
Бережанский Н. Quasi-общественность // Сегодня. 1919. 16 ноября.
[Закрыть].
Часть русского населения выражала крайние радикальные националистические взгляды (депутат саэймы Л. Шполянский, группа Русской рабочей крестьянской партии); их изданием была газета «Деревня», статьи в которой часто подписывались просто «русский». Они полагали, что интересы русских крестьян Латвии могут выражать только «свои русские»[91]91
Volkovs V. Krievi Latvijā. Rīga: Zinātne, 1996. 38.lpp.
[Закрыть]. Б. Назарук в своих статьях отклонял всякие попытки ассимилировать русских в латышскую среду и культуру; по его мнению, русская молодежь должна была получать образование только на русском языке[92]92
Назарук Б. О национальном воспитании // Деревня. 1929. № 50.
[Закрыть]. Хотя среди русского населения Латвии было «небольшое число радикальных элементов», их влияние на общество в целом было невелико[93]93
Andersons E. Latvijas vēsture. 1920–1940. Stokholma: Daugava, 1982. 87.lpp.
[Закрыть]. В основном национально-консервативной ориентации придерживалось русское учительство Латвии[94]94
Кузнецов С. Русское меньшинство в политической жизни Латвии… C. 172.
[Закрыть]. Социолог В. Волков резюмирует:
Конкретные социальные требования этого блока [их высказывали и такие противники, как М. Каллистратов и Л. Шполянский. – С.Р.], свидетельствуют, что в русском политическом сознании была ярко выражена тенденция представлять социальные проблемы русского меньшинства как национальные[95]95
Volkovs V. Krievi Latvijā. Rīga: Zinātne, 1996. 38.lpp.
[Закрыть].
Другой общественной силой было либеральное крыло Национально-демократического союза и Русское общество Латвии, которые в лице публицистов Н. Бережанского, князя С. Мансырева осудили правое крыло НДС за стремление изолировать русских от других народов Латвии. Резкой критике подверглось Русское общество Латвии в статье Н.Н. Бордоноса «Русская общественность в Латвии» (Издание газеты «Маяк», Рига, 1922 г.), постулировавшего, что национальное русское общество в Латвии, выступающее в качестве политической организации, может быть только одно. В русле этого (второго) направления развилось представление о так называемом «демократическом национализме». Н. Бережанский писал, что Россия находится во власти «большевистского интернационализма» – врага русской национальной культуры и морали. Благодаря демократическому устройству Латвии русские могут развивать свою культуру, но они должны делать это на основе национальных ценностей. Последние заключаются в определенной системе этики, которая передается не по праву рождения русским, но с воспитанием, то есть ее можно привить. Однако и создатели этой идеологемы полагали, что русскую национально-культурную автономию Латвии не следует подкреплять идеологией национализма, хотя бы и демократического. Они это аргументировали тем, что русские незнакомы с демократической системой, не находились достаточно длительное время в паритетных отношениях с другими народами и культурами, чьи судьбы были связаны с Российской империей. Многие русские публицисты дальновидно предупреждали, что лучшие русские национальные стремления могут превратиться в защиту великодержавности.
Либеральное крыло Национально-демократического союза и Русское общество Латвии призывали к сотрудничеству русского меньшинства со всем латвийским обществом. Проф. К. Арабажин писал в газете «Сегодня», что падение Российской империи вовсе не повредило русскому народу, но только отбросило груз, отягощавший его, вызывавший в русском народе «национальный индифферентизм», то есть безразличное отношение к своей культуре[96]96
Арабажин К.И. Независимость Латвии и русское население // Сегодня. 1921. 30 января.
[Закрыть]. Множество публицистов отмечало картину бессмысленного раскола среди русских Латвии, который не имеет под собой никакого основания, происходящего из общественных интересов, но возникшего из-за личных интересов и поддерживаемого тупым равнодушием большинства общественности[97]97
C м. об этом в работах Н.Н. Бордоноса: Бордонос Н. Русская общественность в Латвии. Рига, 1922; <http://www.russkije.lv/ru/lib/read/n-bordonos.html. последний доступ 16.09.2014>
[Закрыть].
В 1920-е годы в русском общественном сознании Латвии происходила сильная дифференциация. Многие пришли к выводу, что русской идеологии следует основываться на правовых нормах демократического государства. Национально-культурную автономию меньшинств они рассматривали как предпосылку для объединения русских и считали, что не следует претендовать на коррекцию взаимоотношений русского меньшинства с властью в пользу первого. Это мнение часто отражалось в публикациях газеты «Сегодня» – крупнейшего и наиболее содержательного органе русской мысли Прибалтики 1919–1940 гг., в котором сотрудничали А. Аверченко, К. Бальмонт, Ю. Галич, И. Северянин. В период 1925–1929 гг. выходила русская газета «Слово» (в ней сотрудничал Н. Бережанский). В помещаемых в ней публикациях отмечалось, что для существования национально-культурной автономии недостаточно только сформулированных в законе государственных принципов: русское самосознание должно основываться еще на националистической идеологии. Н. Белоцветов, архиепископ Иоанн (Янис) Поммер писали, что обращение русских Латвии к национализму – явление естественное для эмигрантов[98]98
Наша задача // Слово. 1929. 2 июня.
[Закрыть].
В целом в отношении русской интеллигенции к Латвии наблюдалась некоторая двойственность: с одной стороны, признавалось, что независимость Латвийской Республики – большая ценность для русских, возможность правовой защиты их самих и их культуры; с другой стороны, высказывалось опасение, что в условиях иноэтничного государства русская национальная культура может исчезнуть, раствориться. Н. Белоцветов отвергал формулу, принятую газетой «Сегодня», по которой принадлежность к русской нации определялась принадлежностью к русской культуре и языку. Так, евреев Латвии, связанных в основном с русской культурой, он не рассматривал как русских, хотя и признавал их заслуги в области защиты прав русской культуры в Латвии. Как и многие русские интеллигенты Латвии, он верил в скорое падение большевистского режима в России и считал, что русским в Латвии следует выработать четкое национальное мировоззрение как идейную основу будущего возрождения России. Опыт Латвийской Республики по наделению национальных меньшинств национально-культурными автономиями Н. Белоцветов оценил очень положительно: это положение замедлило ассимиляцию нелатышей, сохранило их национальную индивидуальность. Однако он, как и некоторые другие публицисты, признавал, что идеология русского национализма в Латвии возможна только как часть русского меньшинства, которых вообще-то больше волнует судьба России, но не Латвии.
В 1934 г. депутаты от национальных меньшинств Латвии единогласно избрали в саэйме новое правительство Карлиса Ульманиса (при этом социал-демократы, яунсаймниеки, партия Демократического центра и многие другие его небезосновательно отвергали). Таким образом, вместе с Крестьянским союзом они стали поддержкой авторитарному режиму. Русская общественность Латвии не считала Крестьянский союз «антирусским», позитивно оценивала его осуждение крайне правой организации «Перконскрустс» («Громовый крест») и, основываясь на уроках русской истории, не верила в радикальный демократизм, в неограниченную власть парламента[99]99
Volkovs V. Krievi Latvijā. Rīga: Zinātne, 1996. 55.lpp.
[Закрыть].
Установление 15 мая 1934 г. авторитарного режима сильно сократило возможность политической активности этнических меньшинств; в том числе была ограничена русская национально-культурная автономия (хотя заметим, что газета «Сегодня» по крайней мере формально вполне положительно отнеслась к деятельности нового режима). Мероприятия, ограничившие статус языков национальных меньшинств во время авторитарного режима, не позволяли русской общественной мысли проявиться в полной мере.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
