Текст книги "В дебрях Камасутры"

– С чего же начать... А давай-ка, возьмем Аристофана! Веселый был человек и с ядовитостью.

Он достал из сундука древнюю комедию и торжественно передал Птенчикову.

– Ну, Ивашка, дерзай!

Учитель литературы снова ощутил, как по телу пробегают мурашки. Неизвестная комедия Аристофана! В подлиннике! Да за одну возможность к ней прикоснуться можно было пойти на любой риск. Не зря он спорил с паникером Сапожковым! Да черт с ним, с этим сканированием, сейчас он будет ЧИТАТЬ!

Иван вспомнил, как сотрудники ИИИ готовили их с Егором к экспедиции. Шарманка шарманкой, но, чтобы читать с листа древние тексты, необходимо обладать немалыми знаниями. К счастью, методика образования людей XXII века изрядно продвинулась по пути эволюции. И если родной язык малыши теперь впитывали с молоком матери (учебный материал подсыпали прямо в бутылочку, и к полутора годам детишки начинали не только хорошо говорить, но и грамотно писать, пользуясь клавиатурой компьютера), то для изучения иностранных языков требовалось основательное погружение в языковую среду. Иван пришел в восторг, когда ему впервые приготовили ванну с языковым экстрактом. Греческий весьма тонизировал, покалывая кожу мелкими пузырьками, которые весело лопались от прикосновения. Идиш оказался более едким, арабский расслаблял, навевая лень и негу. Наибольшее наслаждение Ивану доставило погружение в глубины древнерусского. Несмотря на все уговоры, Егор от «русской бани» отказался, сославшись на дурноту и головокружение после предыдущих купаний. Организм учителя литературы оказался несравнимо крепче. Единственное, чего не хватало Птенчикову, так это возможности хлебнуть пивка в промежутках между водными процедурами.

Иван поправил хитон, положил Аристофана на колени и благоговейно открыл первую страницу.

Грозный слушал артистично. Выразительное лицо отражало всю гамму эмоций. Он хмурился, смеялся и переживал, как дитя, поминутно переспрашивая и комментируя услышанное. Егор между тем времени не терял: тихонько перебирал содержимое сундуков, нежно оглаживая старинные фолианты, будто мурлычущих котят. Грозный не знал, что на ладони «мудрого странника» закреплен портативный экспресс-сканер, позволяющий скопировать весь объем книги прямо сквозь переплет и через ультразвуковую антенну «шарманки» сразу же передать в Центр Управления ИИИ. Благодаря этому изобретению Егор сумел добиться разрешения на участие в экспедиции, куда его так не хотели пускать старшие товарищи.

Когда несколько осипший Птенчиков перелистнул последнюю страницу, Иоанн сладко потянулся, разминая затекшую спину:

– А не прикатить ли сюда ту бочку с мальвазией, прежде чем мы возьмемся за Аристотеля? Что-то я смотрю, друг Ивашка, голос тебе начал изменять.

– Отличная идея! – Птенчиков вопросительно взглянул на Егора.

– Мне и так хорошо, – отозвался тот, нежно обнимая очередной томище, который с трудом удерживал в руках.

– Пойдем, Иоанн свет Васильевич. Парень, видать, не в себе от счастья – уж больно книги любит, – вздохнул Птенчиков.

– Пусть тешится, – согласился Иоанн, нагибаясь, чтобы не стукнуться о низкую притолоку.

Бочка оказалась тяжелой. Иван с Иоанном попытались было перекатить ее в библиотеку, но вскоре отказались от этой идеи.

– Слышь, Ивашка, найди-ка, чем черпать. Выпьем прямо здесь, – решил Иоанн, ловко вышибая затычку. Учитель вернулся в книгохранилище, растерянно озираясь по сторонам. Ничего, напоминающего стаканы, в сундуках не было.

– Иван Иванович, я уже обработал десятую часть материала, – гордо доложил Егор.

– Молодец! Хорошо бы еще придумать, из чего напоить нашего самодержца, тогда я смогу подключиться к сканированию и дело пойдет быстрее.

– Возьмите подсвечник, – предложил Егор. Учитель оглядел заплывшую воском бронзовую чашу.

– Парень, а ты и правда гений! Я тебе уже об этом говорил?

– Только ты меня понимаешь, – Иоанн смачно отхлебнул из литого подсвечника, – все остальные – псы смердящие!

– Да ладно, Василич, ты преувеличиваешь, – отмахнулся Птенчиков, облокачиваясь о дубовую бочку, – Кстати, давно хотел спросить: ты зачем собачек с колоколен сбрасывал? Как-то это не по-божески.

– Ну... – Грозный задумался о своем поведении. – Детство у меня было трудное. Родители померли, а бояре – псы псами! – стали меж собой собачиться и глотки друг дружке перегрызать. Вот представь: сплю я, дитя малое, во своей кровати, вдруг врывается в спальню митрополит Иоасаф, молит укрыть его и спасти. Следом – бояре Шуйские. Митрополита схватили, изорвали на нем церковное облачение... – Иоанн содрогнулся. – Ну, не псы?

– Псы, – убежденно подтвердил Птенчиков.

– Хорошо, псалмы петь перед распятием меня в тот раз не заставили. А то ведь было дело... – Иоанн опустошил подсвечник. – Как тут не осерчать?

– Да, Василич, я тебя понимаю, – признал Птенчиков.

– А ув-важаешь? – икнул Грозный.

– Уважаю. Только ты лучше не серчай. Учись держать себя в руках. Вот я, если что, сразу на голову становлюсь. Очень утешает! Поза называется Саламба Сарвангасана, из комплекса асан индийской хатха-йоги. Ты попробуй, попробуй!

– Не пристало царю пятками кверху из земли торчать, – насупился Грозный.

– А ты на царство еще не венчался, – резонно заметил Птенчиков.

– Эко дело! Вот возьму и повенчаюсь. И реформы затею, поядренее. Как этот твой Салтан.

– Э, Василич, ты что-то путаешь. Салтан реформами не баловался. Он только жену в бочку засмолил да в море бросил.

– Зачем? – изумился Иоанн.

– Да так, пустяки. Родила она ему кого-то не того.

– Эвон оно как... А что ж ты за трапезой сказывал токмо про реформы да про реформы? – Грозный подозрительно прищурился.

– Так то ж другой Салтан! – сообразил Птенчиков. – Жену смолил тот, что живет неподалеку от Буяна, а внутреннюю политику налаживал турок, Магмет. Толковый был мужик!

– Слушай, – Грозный приподнялся на локте, – а давай – за Родину!

– За Россию! – воодушевленно подхватил Птенчиков.

– За будущее!

– Э-э-э... – Птенчиков поморщился, вспомнив, что в недалеком будущем его собеседник соберется порадовать любимую Родину опричниной. – Нет, за будущее не пьют. Давай лучше... за литературу!

– Ох, хорошо говоришь, – выдохнул Грозный, вновь наполняя опустевший подсвечник. – Хороший ты человек, Ивашка Птенчиков. Только одежка у тебя какая-то... срамная.

– Это греческий хитон! – обиделся Птенчиков. – Концертный костюм, ношу с собой специально для выступлений.

– ...Да фамилия несолидная, – продолжал Грозный, не обращая внимания на его возражения. – Нет, я все понимаю: родовые корни, Большое Гнездо... Но признайся: грустно всю жизнь оставаться Птенчиковым?

Иван задумался.

– Ну, Василич, даже не знаю, что тебе и сказать.

– А давай мы тебе другое прозвище дадим. Благозвучное. – Грозный вдохновенно зашевелил бровями. – Вот бродишь ты по свету, мудрость по крупицам собираешь да людям несешь. По свету... Светоч... Слушай, мудрец, мое решение: быть тебе отныне Пересветовым! – Иоанн довольно улыбнулся. – Благодари.

– Кланяюсь тебе земно, Василич, – пошатнулся переименованный Птенчиков. – Слушай, давай-ка по последней да пойдем читать Аристотеля!

– Черпай. – Грозный милостиво протянул учителю подсвечник.

Грозный мирно похрапывал, подложив под голову объемистый труд Тацита. Иван перевел дух:

– Вот ведь, ненасытная жажда знаний! Едва угомонился. Хорошо, что взяли с собой алкогольный нейтрализатор, не то б я уже давно валялся между сундуков.

Егор присел рядом с учителем:

– Я отсканировал больше половины библиотеки. Если Грозный поспит подольше, можем все закончить.

– Было бы неплохо. У Иоанна характер непредсказуемый. Кто знает, что взбредет ему в голову поутру? Еще пожалеет, что показал нам Либерею, да велит вырвать языки, чтоб не проболтались. А заодно отрубить руки, чтоб записать ничего не смогли.

– Что же мы сидим! – подскочил Егор.

Посмеиваясь, Иван достал из «шарманки» второй сканер и прикрепил на ладонь. Вопреки собственным мрачным предсказаниям настроение было отличным. Он пощупал зажигалку. Ай да мы, ай да молодцы! Благодарные потомки не забудут скромного учителя литературы и его помощника, сумевших вырвать из пасти Времени библиотеку Ивана Грозного.

Он нежно погладил кожаный переплет книги. «Подожди, вот вернусь в свою избушку, сяду в плетеное кресло, возьму тебя в руки...» – Птенчиков вдруг запнулся. Что он возьмет в руки? Блестящую таблетку в растворимой оболочке? «Благодарные потомки» расфасуют Либерею по капсулам. Тацит, Аристотель, Коммодиан лягут в алфавитном порядке на аптечные полки, и капризные покупатели будут расспрашивать продавца, не начнется ли изжога, если употребить их одновременно с утренней газетой и яичницей. Нет, никогда Иван не станет глотать стертые в порошок литературные шедевры! Вся надежда на книгопечку.

Он с трудом вытащил из сундука тяжелый том в дорогом окладе. Надо ж было столько камней на обложку налепить – и не поднимешь! Хорошо, что книгопечка не во всем придерживается оригинала: на ее продукции камни будут изображены фотографически.

«Подскажи мне, где искать Соню!» – мысленно попросил книгу Птенчиков и раскрыл ее наугад.

Батюшки... Ну и порнография! С нарастающим изумлением Иван стал листать страницы написанного на санскрите фолианта. Да это же «Камасутра»! Ну и приданое везла Софья Палеолог русскому царю – Птенчиков расхохотался, представив Иоанна Третьего в «поворачивающейся позиции».

– Что тут у вас? – подошел к учителю Гвидонов.

Птенчиков смутился, но предпринимать что-либо было поздно: его ученик с расширившимися от изумления глазами разглядывал обнаженную девицу, призывно помахивающую цветком лотоса.

– Иван Иванович... Мэтр...

Птенчиков смутился еще сильнее и хотел захлопнуть фолиант, но тут Гвидонов заорал, приплясывая от восторга:

– Вы ее нашли!!!

– В принципе, я искал совсем не эту книгу, – начал было Иван, но вдруг замер, не веря собственным глазам: с искусно выполненной иллюстрации нахально ухмылялась Сонька!

– Она?! – Птенчиков поднес страницу ближе к свету.

– Она!!! – захлебывался от восторга Егор.

– Ну... я и не сомневался в успехе, – рассудительно изрек мэтр.

– А что это вы тут делаете? – раздался над ухом голос Грозного. – Подай-ка, Ивашка, мне эту книжицу.

– Ох, Васи... в смысле пресветлый князь! А мы думали, ты почивать изволишь... – Птенчиков сделал попытку спрятать «Камасутру» за спиной.

– Довольно уж почивать. Я смотрю, темные дела тут затеваются. Измена?! – Грозный угрожающе навис над учителем. – А ну, показывай, что таишь?

Иван беспрекословно протянул ему «Камасутру». Наморщив чело, Грозный уставился на фривольно раскинувшуюся Соньку. Повисло напряженное Молчание.

– Срамная книга, – наконец констатировал Грозный и потянул «Камасутру» к себе.

– Ага, – кивнул Птенчиков, оказывая упорное сопротивление.

– Ты что, сдурел? – с изумлением воззрился на него Грозный. – Дай сюда!

– Не могу, Иоанн свет Васильевич! – с отчаянной отвагой пропыхтел Птенчиков. – Мы ее еще не отсканировали. Ты уж не серчай, погоди маленько...

– Ты мне еще присоветуй на голову встать! – вспылил Грозный, резко дергая из рук Птенчикова «Камасутру». – Пусти, пес смердящий!

Однако будущий царь не знал, с кем связался. Напрасно, что ли, Иван Птенчиков осваивал секреты ушу, кун-фу, тай-бо и карате-до? Решив не сдаваться, учитель литературы использовал инерцию рывка своего противника и боднул Грозного прямо в яремную впадину. Задохнувшись и теряя равновесие, тот беспомощно взмахнул руками и задел пылающий факел. Зловещим всполохом огонь метнулся к сундуку, в мгновение ока заглотнул Тацита и начал разрастаться, угрожающе потрескивая и брызгаясь искрами.

– Бежим! – закричал Птенчиков, хватая Грозного за шиворот и таща к выходу из подвала.

– Ни за что! – вырывался тот, вращая безумными глазами. – Я не брошу мою Либерею!

– За вином бежим, огонь заливать! – пихал его Птенчиков сзади. Иоанн наконец уловил идею и бросился к двери, обгоняя учителя. Егор, с риском для жизни выхвативший из огня «Камасутру», поспешно оглаживал ее сканером.

Иван с Иоанном ухватили тяжелую бочку и с трудом поволокли к библиотеке.

– Скорее, скорее! – подвывал Грозный. – Где же твой Егорка, почему не бежит на подмогу?

Из подвала, пошатываясь и отчаянно кашляя, появился Гвидонов. На спине – шарманка, под мышкой – «Камасутра».

– Бросай шарманку, дурачина, там сокровища горят! – заорал Грозный.

– Не шуми, княже, эта шарманка подороже, твоей Либереи будет, – огрызнулся Егор, ставя машину времени в уголок. Втроем они, наконец, сумели одолеть бочку и принялись поливать набирающий силу огонь. Захлебнувшись вином, тот поник, и спасатели затоптали последние язычки.

– Вот беда, – прошептал Птенчиков, оглядывая картину разорения. Часть книг была испорчена пламенем, на других расплывались винные пятна. Со щемящим чувством Птенчиков поднял с пола промокшего насквозь Аристотеля. Хорошо хоть, копию уже успели отправить в ИИИ... Все же большая часть библиотеки уцелела. Нет, не ляжет тяжким бременем на душу учителя литературы ответственность за гибель Иоанновой Либереи!

Иоанн был грязен и мрачен, однако с репрессиями не спешил. Может, притомился от переживаний, а может, решил обдумать на досуге наиболее изощренное наказание для святотатцев, испортивших его сокровища. Взор его уперся в «Камасутру», положенную Егором на оставшийся сухим сундук. Перешагнув липкую лужу, он взял книгу и вызывающе обернулся к Птенчикову:

– Сей манускрипт я забираю.

– Воля твоя, – пожал плечами учитель.

Грозный с подозрением оглядел недавнего противника, но решил не дознаваться, отчего тот вдруг стал таким покладистым.

– Приведите Либерею в божеский вид. Поутру проверю, – велел Иоанн, собираясь запереть подвал. Егор поспешно юркнул за дверь. – Куда?! – взревел грозный хозяин.

– За шарманкой. – Егор вновь появился на пороге. – Хорошая музыка, знаешь ли, в труде помогает.

Иоанн хмыкнул, но препятствовать не стал. Достал резной ключ и запер железную дверь, оставив «мудрых странников» в неверном свете свечей.

Просидев остаток ночи над отвоеванной в честном бою «Камасутрой», поутру шестнадцатилетний Великий князь Иоанн Васильевич призвал митрополита Макария и объявил свою волю: безотлагательно жениться, а заодно и венчаться на царство. Митрополит прослезился и дал свое благословение. Быстро завершив аудиенцию, Иоанн проигнорировал завтрак и устремился во сыры подвалы. Отпер железную дверь и остановился на пороге, в глубоком недоумении освещая помещение принесенным факелом. Промокшие книги были аккуратно разложены для просушки на кованых сундуках. Отдельной горкой возвышались тома, испорченные огнем. Свечи давно потухли. Запах гари слился с терпким ароматом вина, заставляя морщиться ястребиный нос Иоанна в нестерпимом желании чихнуть. Мудрецов не было.

Не понимая, каким образом они могли одолеть задвинутый снаружи засов, Грозный принялся заглядывать в сундуки в смутной надежде где-нибудь обнаружить своевольных странников. С окладов книг ему игриво подмигивали самоцветы. Люди будто испарились, не оставив по себе и следа. Грозный присел на массивную крышку и вдруг заметил на стене выведенные углем слова. Стремительно вскочив, он поднес факел ближе и с негодованием прочел:

«Прощай, Иоанн свет Васильевич! Не поминай лихом. Всяческих тебе благ, трудись на пользу Родине.

С горячим приветом – мудрые странники».

В немом изумлении Грозный снова и снова перечитывал надпись. Тело его сотрясала крупная дрожь. Вдруг он развернулся и бросился к выходу, но, споткнувшись в узком проходе, растянулся на полу, больно ударившись о кованый угол сундука. Укрепив факел во избежание нового пожара, Иоанн сел, потирая ссадину. Его внимание привлекла валяющаяся поодаль престранная вещица. Небольшая, прямоугольная, изготовленная из неизвестного материала, с лаконичной надписью на незнакомом языке.

Дотянувшись, Иоанн взял в руки непонятный предмет и долго крутил, ковырял, встряхивал да обнюхивал, гадая о его предназначении. Мысли будущего самодержца неотступно вертелись вокруг «мудрых странников», непостижимым образом исчезнувших из запертого снаружи помещения.

«Кто ты, Ивашка Пересветов? Пришел невесть откуда с чудной музыкой в диковинном ящике, разбередил душу вдохновенным сказанием и сгинул, будто никогда и не бывал... Полно, да человек ли ты?».

Взгляд Иоанна вернулся к надписи на стене: «Не поминай лихом... Трудись на пользу Родине...» Что ж, таинственные странники, русский царь не уступит разумением вашему сказочному султану, Вот она, Либерея. В распахнутых сундуках.

Иоанн сжал в ладони найденную вещицу. Прощайте, мудрые странники! Может, еще увидимся...

ГЛАВА 4

– ...И тут вдруг Грозный заявляет: «Надоели мне эти минотавры, расскажите-ка что-нибудь поприкольнее!» – Егор хлебнул музейного кофе, которым потчевал вернувшихся из экспедиции героев гурман Аркадий. – Я с дуру-то и шепнул Ивану Ивановичу: расскажите, мол, им «Сказку о царе Салтане». А Грозный с лица перекосился да как заорет: «Это тот самый турок, что завоевал славный град Константинополь?!».

– Ну, не преувеличивай, не так уж он и орал, – поморщился Птенчиков.

– Когда на тебя сам Грозный голос повышает, мало не покажется, – сочувственно заметил Олег.

– Вот именно, – кивнул Егор. – Ну, думаю, все, пришел конец нашей исторической миссии. А Иван Иванович невозмутимо так говорит: «Да, турок. Да, захватил. А потом начитался трофейных книг из знаменитой Либереи, и до того его проняла чужая мудрость, что решил он всю жизнь в своем государстве обновить да коммунизм построить».

– Не морочь людям голову, мой Магмет-салтан никакого отношения к коммунизму не имеет, – строго возразил Птенчиков.

– Магмет-салтан? – напрягся Олег.

– Между прочим, Иоанну пришлись по душе идеи переустройства общества, которые я высказывал от лица своего героя. А сюжетный ход с прочтением захваченной библиотеки был вообще гениален – юный князь буквально выскочил из-за стола и повел нас прямиком к тайному подвалу. – Птенчиков улыбнулся, вспомнив, как они с Иоанном черпали мальвазию тяжелым подсвечником. – Кстати, я был удостоен великой чести. Будущий государь всея Руси одарил меня новой фамилией, более, так сказать, благозвучной. Знайте же, смерды: отныне я зовусь Пересветовым!

– Пересветов? Ты?! – Олег схватился за сердце.

– Спокойнее, спокойнее, – забормотал Аркадий, рассеянно шаря вокруг себя руками. – Где-то у нас был пустырничек? – Он неожиданно закатил глаза и начал грузно оседать на пол.

– Вы что? – всполошился Птенчиков. – Егор, сделай что-нибудь!

Гвидонов попытался подхватить Аркадия, но не совладал с его богатырским весом и тоже оказался на полу.

– Неужели они так обиделись на «смердов»? – недоумевал Птенчиков, пытаясь привести друзей в чувство.

– Значит, ты назвался Пересветовым и написал для молодого Иоанна «Сказание о Магмете-салтане»? – уточнил Олег, немного придя в себя. – Ты хоть знаешь, как круто повернул историю Российского государства?

– Я? – пришел в ужас Птенчиков. – Что вы, ребята! Я только сочинил небольшую сказку! А Пересветовым меня Иоанн назвал по собственной инициативе. – Он умоляюще взглянул на друзей: – Объясните толком, в чем вы меня пытаетесь обвинить?

Историки помялись.

– Давай я лучше включу компьютер, ты почитаешь о своих подвигах в центральном архиве, – предложил Олег.

В ожидании самого худшего Птенчиков уселся перед монитором. Вот и возвращайся к ним из командировок! Сейчас обвинят в организации опричнины, установлении крепостного права и провале Ливонской войны... Хоть бы убийство царского отпрыска не повесили до кучи!

Меж тем Олег выбрал из перечня документов нужный и вывел текст на экран:

«Ветер перемен освежал застойную атмосферу удельной Руси и расчищал перед мысленным взором современников невиданные до сих пор дали, – прочел Птенчиков. – Именно тогда, в начале реформ, на исторической сцене появилась весьма яркая, но и весьма загадочная фигура – писатель-публицист Иван, или, как он сам себя называл, Ивашка Пересветов».[2]2
  Здесь и далее цитируется книга Даниила Аля «Иван Грозный. От легенд к фактам» из серии «Тайны великих». – Примеч. авт.


[Закрыть]

Птенчиков поднял глаза на Олега.

– Ты читай, читай, – меланхолично махнул тот.

«Многие ученые отстаивают реальность существования писателя Пересветова, – говорилось далее. – Другие исследователи убеждены в том, что фамилия Пересветов – не что иное, как псевдоним, под которым видные политические деятели бурной эпохи Грозного высказывали свои программные политические взгляды. Концепция, признающая реальность писателя Пересветова и его авторство для всех произведений так называемого Пересветовского цикла...».

– Какого еще цикла?! – взвился Иван. – Я всего-то одну сказку рассказал, причем, прошу заметить, устно!

– Есть там и про твою сказку, не переживай, – утешил его Аркадий. – Вот, смотри: «Сказание о Магмете-салтане». Тут тебе и захват Константинополя, и чтение умных книжек с последующим проведением государственных реформ.

– «...Почти зеркальное сходство между проектом реформ в публицистическом произведении и их воплощением в действительность никто не оспаривает», – прочел Птенчиков. – Не верю.

– От фактов не уйдешь. К примеру, войско Магмета-салтана в твоем сказании организовано по десяткам, сотням и тысячам. Русское войско, идущее на Казань, в свое время будет организовано точно так же.

– Вранье! – вскочил Иван. Аркадий растерялся:

– Да нет, правда...

– Я не мог организовать войска! Я вообще не в курсе всех этих военных хитростей! – Птенчиков схватился за голову.

– Не переживай, все ведь получилось. У тебя еще было много неплохих идей законодательного характера...

– Я понял, в чем дело! – перебил приятеля Олег – Наш Иван лишь подал Иоанну и его окружению общую идею, дал своевременный толчок. Но текст «Сказания», правда, писал не он!

– А кто? – ревниво встрял помалкивавший Егор.

– Те, кого называли в качестве возможных авторов прежние исследователи пересветовского цикла: молодой дворянин Алексей Адашев или священник Сильвестр, духовник юного царя, ставшие наиболее яркими представителями нового правительства. А может, и сам Иоанн приложил руку. Лично я согласен с теми, кто приписывает авторство «Сказания» Адашеву. Вы его случайно в Кремле не встречали?

– Сложный вопрос, – задумался Птенчиков, – Не совсем представляю, как он выглядит.

– На пиру много народу тусовалось, может, и Адашев сидел, сказку слушал да на ус мотал, – пояснил Егор.

– Скорее всего, – согласился Аркадий.

– Выходит, наш Иван Иванович сделал для России благое дело? – восхитился ученик Птенчикова.

– Жаль, что потом Иоанн порвал со своими соратниками-реформаторами, назвав их деятельность истоком всех бед – крамол, мятежей, измен и прочих напастей, случившихся в государстве. Смотри!

«Собака Алексей», – прочитал Егор. – «Поп невежа Сильвестр», «всему злу соединитель»... А Пересветов?

– Что – Пересветов?

– Как он обзывал Пересветова?

Друзья-историки задумались.

А знаешь, кажется, Пересветова он не обзывал. Ну, Иван, мы тобой гордимся!

Собственно, мы и раньше гордились, – уточнил Аркадий.

– И будем гордиться всю жизнь! – патетически заключил Олег.

С возвращением Птенчикова и Гвидонова из экспедиции весь ИИИ погрузился в изучение «Камасутры». Историки и инженеры, программисты и сотрудники пищеблока – все сидели у компьютеров, сверяя фотографии пропавшей Сони с изображениями в отсканированной Егором книге. В распоряжение «экспертов» попал обширный материал: в свое время девушка пыталась строить карьеру топ-модели. Наибольший интерес представляла фотосессия для одного из дамских журналов, где Соня демонстрировала коллекцию купальных костюмов.

Исследователи накладывали снимки на иллюстрации к «Камасутре» и, совмещая их при помощи анимационной графики, пытались определить степень сходства изучаемых образов. Абсолютной идентичности не получалось: то у героини «Камасутры» бюст окажется попышнее, то бедро покруче. – Но эти детали списывали на счет творческой манеры неизвестного художника. Главное – на всех иллюстрациях индийского трактата о любви девушка имела характерный славянский тип лица, что выражалось и в разрезе глаз, и в форме носа, и в линиях рта. Большинство сотрудников ИИИ было убеждено, что на гравюрах изображена именно Соня.

В тот день Иван Птенчиков направлялся в кабинет главшефа ИИИ для серьезной беседы. Требовалось убедить почтенного начальника в необходимости новой экспедиции. Интуиция мэтра настойчиво звала его в Индию. Соня там! Ее беззастенчиво используют; возможно, истязают, унижают, подвергают оскорблениям. Нужно спасти девушку, вырвать из похотливых лап любителей развлечений, вернуть в родное время к друзьям и близким. Конечно, ее ждет объяснение с полицией, но, может быть, после всего ею пережитого суд проявит к Соне снисходительность? Птенчиков сунул руку в карман, машинально нащупывая зажигалку. Верного талисмана на месте не было. Ну да, он ведь переложил зажигалку в хитон, когда собирался развлекать Грозного за трапезой! Иван остановился, будто налетел на невидимое препятствие. Хитон! Зажигалка! Грозный! Сгоревшая Либерея! Что же он натворил...

Вероятно, зажигалка выпала в подвале, когда он на пару с Грозным пытался залить огонь мальвазией. До чего неудобная одежда этот хитон! Что же теперь делать? Вдруг Иоанн обнаружит зажигалку, станет ее вертеть-крутить, да и подожжет ненароком свои хоромы? Надо срочно идти к Олегу с Аркадием, каяться в преступлении. Провез в прошлое контрабанду, проявил безответственность, безнравственность, без... В общем, сущий ужас. А они ему так доверяли!

Может, лучше промолчать? Тогда о потере зажигалки никто и не узнает. Еще не факт, что Грозный ее найдет, значит, и волноваться не о чем.

Иван прислонился лбом к холодной стене. Нет, он не сможет смотреть в глаза своим друзьям, зная, что побоялся быть с ними честным.

Забыв о совещании с главшефом, Птенчиков развернулся и побежал к Лаборатории по Переброскам во времени.

– Ты что-то забыл? – удивился, увидев его, Олег.

– Не забыл. Потерял. Зажигалку, – мужественно выдавил из себя Птенчиков.

– Сейчас посмотрим... Подожди, ты ведь не куришь!

– Я не здесь ее потерял. – Иван набрал побольше воздуха, точно приготовился кинуться с вышки в глубокие воды. – Я брал зажигалку с собой в экспедицию. И потерял ее в подвале у Грозного. – Он заставил себя взглянуть Олегу в глаза.

– Ну и дела, – присвистнул историк. – И что ты теперь предлагаешь делать? Снаряжать за ней экспедицию к Иоанну свет Васильевичу? То-то он обрадуется!

– Обрадуется, – вздохнул Птенчиков. – Отведет душеньку. Думаю, он здорово разозлился, когда не увидел нас утром среди своих сундуков.

– Вот что, приятель, – сурово произнес Сапожков. – Не забивай людям головы всякой ерундой. Мы тут «Камасутру» изучаем, а ты – зажигалка! Кстати, что сказал главшеф по поводу иллюстраций?

– Я с ним еще не разговаривал. Обнаружил пропажу – и скорее к тебе.

– Ты что, передумал в Индию лететь?! А ну, бегом к начальству!

– А как же зажигалка? – посветлел Птенчиков.

– Ну, брат... Придется тебе подыскать новый талисман.

Видеофон внешней связи взбудораженно курлыкал, сообщая о чьем-то непременном желании пообщаться. Юная секретарша главшефа ИИИ неохотно оторвалась от монитора, где полуобнаженная Сонька демонстрировала правила исполнения «пронзающего объятия». «Пронзать» следовало сидящего или стоящего мужчину «вершиной своих грудей». У Соньки получалось. Юная секретарша пребывала в расстроенных чувствах: при ее комплекции этот вид объятий смотрелся бы наивно.

Видеофон продолжал взывать к ее сознательности. Девушка нажала кнопку.

Возникший на экране начальник полиции одарил ее тяжелым взглядом:

– Что-то вы не горите служебным рвением. Я все провода оборвал, пока дозвонился.

Секретарша постаралась скрыть раздражение под ослепительной улыбкой:

– Добрый день, генерал! Извините за неудобства. У нас сейчас такая запарка – обрабатываем результаты поисковой экспедиции мэтра Птенчикова. Даже покушать некогда!

– Я как раз по этому поводу. Мэтр сегодня не заходил в ИИИ? Его мобильный, как обычно, не отвечает, но государственные дела не терпят отлагательства.

– Конечно приходил! Он и сейчас здесь, в кабинете шефа.

– Соедините меня с ним. – Начальник полиции утомленно откинулся в кожаном кресле.

– Извините, генерал, но на данный момент это невозможно. – Секретарша расцвела ослепительнее прежнего. Как же, стану я тебе помогать, боров невоспитанный! – Мэтр с шефом очень заняты, просили, чтобы никто их не беспокоил.

– Ко мне это распоряжение не относится, – холодно заверил ее полицейский.

– И все же вам придется подождать.

Генерал начал закипать:

– Никто никогда не заставляет ждать начальника полиции! Чем они могут быть так беспросветно заняты?

– «Камасутрой», – невинно выдала секретарша.

– Ка... что?! – не поверил собственным ушам генерал.

– Мэтру удалось обнаружить древний экземпляр с оригинальными иллюстрациями. Думаю, они еще не скоро освободятся, – конфиденциально поделилась секретарша. – Исследование, знаете ли, не совсем обычное. Отнимает много времени и сил.

– Ну да, ну да, – растерянно покивал начальник полиции и почему-то покраснел. – Будьте любезны... Когда они закончат... Соединитесь, пожалуйста, со мной. – Экран мигнул, и одутловатое лицо грозного генерала исчезло. Секретарша довольно расхохоталась и вернулась к компьютеру: ей осталось изучить по иллюстрациям семь видов объятий, а затем следовал еще более интригующий раздел «О поцелуях».

– Итак, нам известно, что понятие Кама представляет собой любовь, наслаждение и вообще – чувственное удовлетворение, – лекторским тоном вещал Птенчиков. Главшеф ИИИ согласно кивал в такт плавно льющейся речи. – Правила отношений между мужчинами и женщинами были изложены Нандином, последователем Махадевы, в тысяче глав.

– Кем, кем? – удивился главшеф.

– Нандин – это привратник и друг Шивы, он обычно изображается в виде белого быка. А Махадева – одно из имен Шивы, верховного божества, входящего вместе с Брахмой и Вишну в божественную триаду – тримурти. Изображается...

– Понятно, понятно, мэтр. Так что вы рассказывали про белого бычка? – Ученый поспешил вернуть на землю воспарившего к вершинам индийской мудрости Птенчикова.

– Я рассказываю вам про белого бычка? – возмутился учитель, но тут же сообразил, что так оно и есть. – М-да... Затем «Афоризмы любви», или «Камасутра», изложенные Нандином в тысяче глав, были воспроизведены Шветакету, сыном Уддвалаки, в сокращенной форме в пятистах главах, и этот же труд был воспроизведен Бабхравьей, наследником страны Пунчала...

– Смилуйтесь, мэтр! – взмолился главшеф. – Я убежден, что коллектив моего Института потрудился на славу. Скажите, на каком этапе создания, воспроизведения, сокращения или воплощения «Камасутры» появляется наша Соня и где вы предполагаете ее искать?