Текст книги "Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока"

Госпароходство обязано гарантировать пассажирам эту безопасность. Нельзя рисковать жизнью людей на воде только потому, что „капитан любит выпить“.

Пьяную традицию надо выжечь из советского флота, а не смотреть сквозь пальцы на пьяные преступления»[137]137
  Пьяные водители // Ленинградская правда. 1927. 23 авг. № 190. С. 4.


[Закрыть].

После кутежа в заведении некоторых тянуло обратно на родной завод. Коменданту Петрозавода точно запомнилась одна из летних ночей 1928 г. Ровно в 2 часа ночи сторож дал тревожный звонок. Комендант вскочил с постели и кинулся к воротам:

«На улице стояли предзавкома Иванов и рабочий Зенков, имевшие весьма пьяный вид. После долгих пререканий комендант был вынужден открыть ворота и пустить гостей в проходную контору. Иванов подбежал к телефону и позвонил директору:

– Браток, дай червонец!

Ответ оказался, по-видимому, не совсем благоприятным. Иванов швырнул трубку и ласково начал „стрелять“ денег у сторожей, чтобы заплатить шоферу автомобиля, доставившего гостей из „Бара“ на завод.

Комендант ушел в обход. Вернувшись, он узнал, что гости получили от сторожа 7 рублей, но не ушли, а, наоборот, комфортабельно устроились в медпункте.

И с ними – „дама“.

Комендант бросился в медпункт. На кровати возлежали Иванов и Зенков. „Дама“ пудрилась перед зеркальцем. Когда комендант предложил ей предъявить документы, она фыркнула:

– Вот новость! Я здесь в первый раз, что ли?

Заснувшие Иванов и Зенков не слышали, как выгоняли их „даму“ с завода, как отправляли ее в милицию и как милиционер, тщательно исследовав вопрос, деловито объяснял коменданту, что означенная „дама“ является профессионалкой, имеющей хождение в „Баре“, и помимо этого ни в чем предосудительном не замечена. Иванов и Зенков спали до утра. Потом они умылись и отправились на работу».

Случай обсуждался на собрании актива перед перевыборами бюро. Показательно, что на собраниях многие защищали товарищей. Один из провинившихся, председатель заводского профсоюзного комитета завода Иванов, также всегда с пониманием относился к слабостям других. Одному из тех, кто все-таки начал его критиковать, он ответил: «Как тебе не стыдно? Ты вспомни: когда ты пьянствовал, мы к тебе отнеслись как к своему парню, даже на бюро не вызвали, не выдавали тебя, а теперь ты нас копаешь. Позор!»[138]138
  Белицкий Г. Братва // Ленинградская правда. 1928. 1 июня. № 126. С. 3.


[Закрыть].

Иногда выходки начальства приобретали просто скандальный характер. Например, в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга хранится протокол заседания Петроградского губернского отдела Всероссийского союза рабочих-химиков от 8 февраля 1923 г., на котором обсуждались неблаговидные поступки заведующего отделом охраны труда Большакова, устроившего дебош на праздновании пятилетия партийной организации Охтенского порохового завода: «Во время приветствия в Порох[овом] Театре тов. БОЛЬШАКОВ успел напиться спиртных напитков и навеселе стал негодовать на то, почему <…> ему фракция не доверила приветствовать с праздником Пороховск[ий] Коллектив РКП(б).

2) Во время ужина в клубе при Капсюльном заводе, где также были приглашены и беспартийные, к тов. БОЛЬШАКОВУ стали приставать в шутку, чтобы он сказал что-нибудь для приветствия. Обиженный тов. БОЛЬШАКОВ, предварительно поссорившись с окружающими его товарищами, встал на стул и стал кричать, что я не уполномочен и говорить не буду. Над ним еще больше стали трунить особенно беспартийн[ые] т.т. АНАНЬЯН, АПАСОВСКИЙ и др., которые пришли также навеселе и по его адресу сыпались лозунги “ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПРОФСОЮЗНИК” и ПРОФСОЮЗ в целом.

3) Во время ссоры на ужине тов. БОЛЬШАКОВА с товарищами происходила перестрелка солеными огурцами и помидорами, а уже после ужина между ним и беспартийным КАРЯГИНЫМ завязалась ссора крупных размеров, – финал получился плохой»[139]139
  ЦГАИПД СПб. Ф. 587. Оп. 1. Д. 1а. Л. 1–2.


[Закрыть].

Таким образом, потребление алкоголя в 1920-е гг. превратилось в освященную временем традицию заводской жизни, стало частью не только бытовой, но и производственной повседневности. Несмотря на перманентную борьбу администрации предприятий с этим злом, водка и пиво не исчезли из цехов и мастерских, а заводской пьяница, появляющийся на работе в нетрезвом виде, стал одним из наиболее узнаваемых типажей советской заводской культуры.

Пошел «по проспекту настоящим „африканцем ходить»

Отсутствие такого повода, как праздник, зарплата или выезд на природу, не могло остановить желающих развеяться. Об этом можно узнать, например, из публиковавшихся списков провинившихся. Так, под заголовком «Беспощадная война пьянству! Пьянство, разоряя бюджет рабочего, вместе с тем нарушает нормальный ход производства. Пора положить конец пьяному разгильдяйству» в газете «Красная заря» даны краткие характеристики деятельности некоторых рабочих:

«1. Афанасьев, А. Релейная. Буйство и сопротивление милиции.

2. Данилов. Никкелировочная. Пьянство и буйство в клубе.

3. Евдокимов. Никкелировочная. Пьянка и буйство в клубе.

4. Киселев, Г. Релейная. Ругань и пьяные скандалы в клубе и на улице.

5. Спиридонов, П. Баккелитовая. Озорство в пьяном виде.

6. Хасеинен, Ал-др. Револьверная. Драка и скандал.

7. Шарыгин, Г. Пожарник. Останавливает трамваи, бросаясь под них пьяным, оскорбляет милицию.

8. Исайкин, Г. Инструм. – слесарная. Пьяные скандалы.

9. Невздомский, К. Релейная. Буйство в пьяном виде.

10. Горланов, А. 43 Релейная. Скандал в клубе.

11. Торгин. 43 Релейная. Появляется на работе в пьяном виде»[140]140
  Слесаря по бутылкам и токаря по мату (Небольшая характеристика их «высокополезной деятельности») // Красная заря. 1928. 21 янв. № 2 (6). С. 5.


[Закрыть].

Алкоголь толкал людей на поиск приключений, в результате чего подчас происходили весьма забавные случаи. Например, рабочего Василия Петровича спровоцировали собутыльники, один из которых рассказал, что «вот в Африке, например, где на манер нашей Невы – речешка Нил течет – голый народ живет и африканцами прозывается». В порыве борьбы с таким предрассудком, как одежда, впавший «в амбицию» Василий Петрович разделся и пошел «по проспекту настоящим „африканцем“ ходить» [141]141
  Ртутный Ф. «Подначка» // Массовик (прилож. к «Ленинградской правде»). 1925. 18 мая. № 18 (71). С. 3.


[Закрыть].

Справедливости ради стоит отметить, что пьяными выходками отличались не только рабочие, но и представители других слоев общества, которым статус предписывал более достойное поведение. Например, в милицейской сводке Ленинграда за 7 декабря 1925 г. встречаем сообщение о том, что в 23 часа в Управление 1-го Отделения милиции доставили священника Троицкой церкви Александра Васильевича Петровского, 57 лет, «за дебош в пьяном виде на улице»[142]142
  ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 9. Д. 119. Л. 73–73 об. Сводка ответственного дежурного по Ленинградской городской милиции о происшествиях за время с 10 час. 6-го до 10 час. 7-го декабря 1925 г.


[Закрыть].

Церковь, кстати, также могла стать местом пьяных выходок. Так, 14 апреля 1927 г. два ленинградца без определенного рода занятий, «будучи в пьяном виде, вошли в церковь Вознесения на пр. Майорова (ныне – Вознесенский пр. – Авт.), где приставали к церковнослужителям, ругаясь неприличными словами. На предложение находящихся в церкви граждан прекратить ругань и удалиться таковые не подчинились и при отправлении в Отделение, по дороге, побили сопровождавшего их дворника»[143]143
  Там же. Оп. 11. Д. 275. Л. 155 об. Сводка о происшествиях за время с 10 часов 14-го до 10 часов 15-го апреля 1927 г.


[Закрыть].

Алкоголь мог превратить в фарс любое событие, даже похороны. Когда в типографии газеты «Ленинградская правда» (да-да, в которой постоянно бичевали любителей девиантного досуга) умерли наборщик и работница, попрощаться с ними пришло очень много товарищей по работе. Был и оркестр.

«У ворот типографии остановились двое дрог. На одних дрогах стоял дубовый гроб, покрытый „церковным покрывалом“, на других – сосновый красный, привязанный веревками.

К нашему несчастью, одного покойника нужно было вести на Смоленское кладбище, другого – на Волково.

Не знаю, то ли „церковное покрывало“, то ли 26 бутылок водки заставили провожающих во главе с оркестром тянуться на Смоленское кладбище.

Оставим красные дроги с небольшим числом провожающих тянуться на Волково, сами отправимся за „церковным покрывалом“.

Среди провожающих было очень много пьяных, к сожалению, были и партийцы.

„Весело настроенные“ провожатые всеми мерами старались „разогнать“ похоронное „настроение“ остальных. Оркестр играл похоронные мотивы, некоторые приплясывали, таким образом процессия дотянулась до кладбища.

Там честь честью гроб снесли в церковь отпевать, а провожающие до опускания еще гроба в могилу начали „поминать покойничка“…

Один так „допоминался“, что его на дрогах увезли обратно, так как он не был в состоянии стоять на ногах.

Кончили отпевание и понесли гроб к могиле.

Не желая затрагивать праха усопшего, обратимся к живым.

Можете представить себе картину: члены партии несут гроб, сзади поп с пением „Со святыми упокой“ обдавал партийцев „фимиамом“ ладана.

Все бы ничего, да один из активистов, уже „напоминавшись“, задумал повести антирелигиозную пропаганду. „Религиозно“ настроенная публика начала его освистывать и не дала ему „пропагандировать*'»[144]144
  Рафаил М. За нового человека. Л., 1928. С. 11.


[Закрыть].

Пьянство становится характерно и для различного рода начальников, и зачастую оно вишенка на торте их грехов и злоупотреблений. Власть, как известно, развращает, и облеченные ею подчас слишком нагло и самоуверенно демонстрировали свой высокий социальный статус. Вера в собственную безнаказанность у чиновников приводила к потере чувства реальности, за что, в условиях реальной борьбы за чистоту рядов, можно было поплатиться. Такая участь постигла заведующего губернским отделом социального обеспечения (Губсобеса) Кроликова. Весной 1927 г. Народный комиссариат социального обеспечения направил документ под грифом «совершенно секретно» в Ленинградский губисполком, в котором просил оперативно рассмотреть вопрос о его «предосудительных поступках». К документу прилагались материалы, направленные инструктором Губсобеса товарищем Стрелковым в Ленинградскую контрольную комиссию. В частности, он писал следующее:

«Считаю своим долгом сообщить Губкому ВКП(б) о поведении зав. Губсобесом тов. Кроликова, которое, в силу занимаемого им служебного положения, совершенно

дискредитирует Отдел Губисполкома и Наркомат своими возмутительными поступками, а именно:

1. т. Кроликов, совершенно забывая, что он находится в стенах Собеса (гос. учрежд.), неоднократно вызывал меня в свой кабинет и посылал за водкой, которую и распивал здесь же в кабинете, совместно с другими сослуживцами.

2. Желая использовать свое служебное положение в корыстных целях, т. Кроликов совместно с инструктором т. Егоровым (при посредстве последнего) намечает в жертву работницу Уездного Кресткома т. Никанорову, бывшую на Съезде, с целью использования в половом отношении. Как передал мне т. Егоров, номер этот т. Кроликову удался».

Далее Стрелков сообщал об амурных делах Кроликова и о злоупотреблениях служебным положением в виде назначения на должности определенных людей. Также он поведал о поездках Кроликова на выходные: «12 февраля (в субботу) т. Кроликов и инструктор Егоров выехали на Собесовской машине в Парголово в Совхоз, где и заночевали без всякой на то служебной надобности, и в результате чего в понедельник 14/II утром, по приезде обоих их на службу из Совхоза, Егоров получает от члена Коллегии НКСО (Народный комиссариат социального обеспечения. – Авт.) и члена РВСР (Революционный военный совет Республики. – Авт.) т. Царицына И.М. (бывшего в это время на обследовании Собеса) выговор за появление в нетрезвом виде»[145]145
  ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 86. Д. 2 Циркуляр государственных дорог губернии, доклад об азартных играх в игорных клубах, март-май 1927 г. Л. 41–42 об.


[Закрыть].

В этом эпизоде хорошо прослеживается взаимосвязь двух девиантных досуговых практик – алкогольных и сексуальных. Действительно, документы свидетельствуют о том, что на подобных пьянках часто присутствовали женщины. Принуждение подчиненных к сексуальным отношениям «под пьяную лавочку» стало практически нормой в советских организациях (этому в немалой степени способствовала высокая женская безработица, заставлявшая конторских барышень держаться за место любыми средствами).

Помимо чисто рекреационных совместные пьянки руководителей разного уровня выполняли и важные социальные функции. На таких посиделках происходило укрепление неформальных связей внутри руководящего слоя. Люди, выстраивавшие по своему усмотрению дополнительные социальные цепочки для защиты собственных интересов, переставали быть просто винтиками большой государственной машины, они приобретали особые корпоративные свойства. Одновременно на неофициальном уровне подтверждалось ранговое превосходство патрона – того, кто занимал самую высокую позицию среди пьющих и распоряжался алкоголем, едой и женщинами. Само по себе приглашение на пьянку служило маркером, отмечавшим «своих». Поэтому отказаться от приглашения было практически невозможно[146]146
  Шабалин В.В. Пьянка, выпивка, попойка (Фоновые практики районной номенклатуры) // Алкоголь в России: материалы междунар. науч. – практ. конф. Иваново: филиал РГГУ в г. Иваново, 2012. С. 19–25.


[Закрыть].

Совместная пьянка была и способом принятия решений, причем на самом разном уровне и по самым разным вопросам. Вот, например, как оригинально прошло цеховое собрание партийно-профсоюзного актива на заводе «Красный треугольник» (1 сентября 1929 г.): четверо членов цехпрофбюро (Войтус, Ганделович, Маслов и Михайлов), воспользовавшись низкой явкой, вместо широкого обсуждения кандидатур в цеховое профсоюзное бюро устроили попойку, затем наняли автомобиль и поехали кататься по городу, где заодно и сговорились продвинуть себя в цехпрофбюро (что им и удалось сделать на следующем собрании)[147]147
  Боровинин А. Пьяное цехпрофбюро // Красный треугольник. 1929. 23 сент. № 56 (95). С. 4.


[Закрыть]. К несчастью для друзей, этот случай получил огласку, и затея провалилась.

Хотя основными потребителями алкоголя были мужчины, женское пьянство также существовало, и женщины самого разного возраста, профессии или социального происхождения становились, наряду с мужчинами, героинями криминальной хроники: работница «Красного треугольника» Дарья Ивановна Решетникова «приводит к себе мужчин и устраивает дома пьяные оргии, не дает спокойно отдохнуть рабочим, живущим по соседству. Устраивает драки и скандалы. 4 июня (1929 г. – Авт.) избила чайником гр-ку Лютеву, о чем свидетельствует справка врача»[148]148
  Каплун. Герои пьянки и разврата // Там же. 1929. № 77 (116).


[Закрыть]; работница той же фабрики Наталия Николаева (член ВКП(б)!) «у себя на квартире отметила праздник (8 марта 1929 г. – Авт.) вином, пляской и дебошем. Этажом ниже проживал еще один рабочий „Красного треугольника“, товарищ Варилов. От веселья Николаевой ему стало тошно, и поднялся к совсем уже пьяной соседке и предложил: „Нельзя ли потише?“. Николаева ответила: „Это не твое дело и убирайся вон. Сегодня праздник женщины, и я буду пить вино, безобразничать, и никто мне не запретит и ничего не сделает“. Сынок Николаевой в дополнение обложил Варилова 3-этажными словами. Сама же она решила, что Варилов пришел из-за жалобы ее соседки по квартире гр. Алевик, после чего вооружилась поленом и основательно ее избила» [149]149
  нояб. С. 4.
  ²Н.Ф. «Сегодня я праздничная» // Там же. 1929. № 19 (58). 8 апр. С. 4.


[Закрыть].

Подобные примеры можно умножить, но в целом мужская и женская модели потребления алкоголя различались: мужчины пили значительно чаще женщин, чаще бывали в состоянии опьянения, при этом средняя доза спиртного, потребляемого за один раз, у них была намного больше. Некоторый рост женского пьянства в городах может быть воспринят в контексте борьбы за гендерное равенство, когда «раскрепощенные» женщины принимали «псевдомужской» тип повседневного поведения, в том числе и в отношении к алкоголю.

Красный треугольник.

1929. № 19(58). 8 апреля. С. 4

Похмелье, потеря денег, разбитый нос, выговор или даже увольнение – это не столь тяжкие последствия пьянства, как преступления «по пьяной лавочке». Во-первых, само стремление достать спиртное могло провоцировать незаконные действия. В августе 1927 г. «Красная газета» сообщала такую грустную историю: «Обидели старика. 74-летний инвалид Данилов купил в Финском переулке в винном магазине сотку горькой. Вышел из магазина – сотку вырвали из рук. Пошел за новой. Купил. На этот раз сотку спрятал подальше, а кошелек держал в руках. Вырвали кошелек. Грабителя Кокарева задержали»[150]150
  Происшествия. Ч. 3-я: из газет 1922–1927 гг. СПб., 2006.


[Закрыть].

Наиболее распространенными преступлениями среди подгулявших ленинградцев были дебоши, драки и все то, что называется мелким хулиганством. Таковым, например, считалась попытка отбить товарища от милиции, разбитое стекло в трамвае или выход на сцену кинотеатра «Гигант» во время сеанса. Явление носило массовый характер. Например, за 23 и 24 июня 1928 г. (воскресенье и понедельник) за появление в пьяном виде на улицах задержаны 967 дебоширов, отправленных в камеры для вытрезвления, на них составили административные протоколы, и большинство пьяных нарушителей общественного порядка оштрафовано милицией от 3 до 10 руб. [151]151
  967 задержанных. Публикуем список пьяных дебоширов // Ленинградская правда. 1928. 28 июня. № 148. С. 4.


[Закрыть].

Подобных хулиганов могли приговаривать и к реальному лишению свободы, хотя и на незначительный срок, и к принудительным работам. Так, например, обошлись с двумя рабочими завода «Красная заря». Первый, работник 10-й слесарной мастерской В.А. Алексеев, вместе с двумя своими знакомыми выпивал в доме № 10 по улице Чайковского. Будучи пьяны, они на лестнице дома, «из озорства», разбили голову одному из своих собутыльников. Народный суд приговорил Алексеева к лишению свободы на 1 месяц, заменив тот же срок принудительными работами с 50-процентной оплатой зарплаты[152]152
  Образчики хулиганства // Красная Заря. 1929. 5 нояб. № 35 (64). С. 6.


[Закрыть]. Такого же наказания удостоился работник 9-й механической мастерской К.Д. Гуров за то, что, находясь в буфете Финляндского вокзала и будучи в нетрезвом виде, учинил скандал, сопровождавшийся руганью и буйством. Будучи силой выведенным из буфета, он продолжал ругать всех площадной бранью [153]153
  Там же.


[Закрыть].

К сожалению, зачастую именно пьянство приводило к более серьезным преступлениям, исполнителем которых мог стать вполне обычный, добросовестный и ответственный семейный человек. Во всяком случае, именно таковым перед нами предстает некто Б. из статьи, опубликованной в газете «Рабочий суд»:

«В марте прошлого года по делам службы приехал в Ленинград некто Б. Прекрасный товарищ, честнейший человек, но – проклятое „но“ – пьяница. Случилось так, что, собравшись у одного из своих товарищей, Б. еще с несколькими друзьями добыли, как полагается, закусок и, как не полагалось, – „живительной влаги“. Сидели, беседовали, выпивали и закусывали. Ничто не предвещало рокового конца, но он все же наступил. Между прочими гостями был один из ближайших товарищей Б., некто К. В разговоре между Б. и К. произошли какие-то разногласия. Чем сильнее разгорались противоречия, тем усиленнее шло потребление водки.

Под влиянием винных паров разногласия перешли в ссору, ссора в драку, и в результате добрейшие приятели стали злейшими врагами, а у Б. еще оказалась избитой физиономия. Наступило утро, – пили всю ночь напролет. К. первый пошел на кухню, умылся и стал вытираться. Б., придя на кухню и увидев К., без дальних слов и рассуждений, вынул из кармана „браунинг“ и выстрелом из него уложил на месте своего бывшего друга. <…> Так недавно еще – хороший товарищ, избираемый на крупные посты, а теперь – осужденный, опороченный, лишенный прав – убийца. Убийца, но не преступник. Преступно прошлое, сказывающееся на каждом шагу в новой нашей жизни. Это гнусное прошлое пропитано ядом алкоголя»[154]154
  Герои и жертвы зеленого змия. Из наблюдений судебного работника // Рабочий суд. 1924. № 1–2. Стб. 30.


[Закрыть].

Под воздействием алкоголя совершалось больше всего бытовых преступлений, в первую очередь – преступлений против личности. В целом можно сказать, что алкоголизация и криминализация стали составной частью советской досуговой сферы. И эта проблема оставалась остро актуальной на протяжении всей советской истории.

С 1927 г. Наркомздрав РСФСР использовал меры принудительного лечения алкоголиков. Понятие «алкоголизм» было предельно конкретизировано, его олицетворением стал образ беспробудного пьяницы с опухшим лицом, красным носом. Это не больной человек, а носитель порока, враг всего передового. Пропаганда не просто направлялась на формирование общего негативного отношения к пьющим, она предлагала в качестве альтернативы здоровый образ жизни, культурный досуг и просвещение. Одновременно уже в середине 1930-х гг. была сделана попытка сформировать модель «культурного потребления алкоголя».

«Вредят одинаково поп и пропойца»: религиозная деятельность как девиация

Провозгласив отделение церкви от государства, новая власть стремилась наладить борьбу с ней, правда, на первых порах достаточно осторожно, прикрываясь словами о свободе вероисповедания. Согласно Программе Российской Коммунистической Партии (большевиков), принятой на VIII съезде партии (18–23 марта 1919 г.), «партия стремится к полному разрушению связи между эксплуататорскими классами и организацией религиозной пропаганды, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду. При этом необходимо заботливо избегать всякого оскорбления чувств верующих, ведущего лишь к закреплению религиозного фанатизма»[155]155
  Программа Российской Коммунистической Партии (большевиков), принятая на VIII съезде партии (18–23 марта 1919 г.) // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 7-е изд. Ч. I (1898–1925). М., 1953. С. 420–421.


[Закрыть]. Учитывая крепость именно этой культурной составляющей («цепкой паутиной была окутана старая Россия церквами»[156]156
  50 000 «духовных притонов» // Трезвость и культура. 1929. Апр. № 8. С. 8–9.


[Закрыть]), задачу построения атеистического общества можно назвать одной из наиболее сложных для большевистской культурной революции. Церковь веками являлась неотъемлемой составляющей пространства повседневности, моментальный отказ от которой был нереален.

В связи с этим государственная атеистическая пропаганда старалась девальвировать религию, десакрализовать церковные традиции. Приравнивание религиозных обрядов и практик к досугу, причем досугу девиантному, – умелый ход, успеху которого содействовала реально существовавшая связь церковных обрядов и праздников с рядом девиантных досуговых практик. В первую очередь речь шла о пьянстве – неизменном спутнике Рождества или Пасхи. К этому добавлялись такие пережитки, как патриархальность, ретроградность, различного рода суеверия, а также претензии церкви на то, чтобы являться нравственным ориентиром или политической силой.

Связь религии, православных праздников и алкоголя установлена далеко не большевиками. Обращение к народным сказкам показывает типичность образа попа-пьяницы. Этот образ успешно эксплуатировался и советской пропагандой. Показательную иллюстрацию можно найти на страницах журнала «Безбожник» за 1925 г. На ней изображены два пьяных попа, которые смотрят на чертенка, сидящего на бутылке водки. Подпись под рисунком гласит: «А еще безбожники говорят, чертей нету!»[157]157
  Черемных М. Убедились // Безбожник. 1925. Апр. № 2. Оборот обложка.


[Закрыть].

Советские пропагандисты утверждали, что церковь и водка неотделимы друг от друга. На карикатуре «„Расейские“ и библейские первопьяницы» журнала «Безбожник у станка» изображены пять святых пьяниц:

«1. Владимир святой, автор изречения: „Веселие Руси есть пити, не можем без того быти“ (изображен как пьяный бородатый мужик в кольчуге, на маковке шлема – восьмиконечный крест, а в руке – водочная бутылка. – Авт.)».

2. Соломон, – не столь мудрый, сколь распутный царь.

3. Ной, – известный моряк и беспрерывный пьяница.

4. Царь Давид, – псалмопевец, всю жизнь пияша, играша на лютне и скакаша.

5. Неизвестный библейский святой, пропивший свои: фамилию, имя, отчество и звание»[158]158
  «Расейские» и библейские первопьяницы // Безбожник у станка. 1929. № 19. С. 21.


[Закрыть].

Обложка журнала «Трезвость и культура». 1929. № 12

В печати 1920-х гг. встречаются обвинения Русской православной церкви в многовековом спаивании народа. По мысли пропагандистов, оно началось сразу после крещения Руси, но активно стало развиваться в конце XVI в. Именно тогда монастыри начали производить спиртное на продажу и организовывать кабаки: «Стремясь захватить монопольное право торговли этим доходным товаром в свои руки, Кирилло-Белозерский монастырь в 1593 г. издал грамоту, которая запрещала крестьянину самому варить вино и пиво даже для себя, для свадьбы и иных семейных торжеств. Вскоре монастыри пошли еще дальше: запретили крестьянам пить у себя дома»[159]159
  Воронежский Мих. Духовные кабатчики // Там же. 1929. № 19. С. 13.


[Закрыть]. Таким образом, они принуждали крестьян покупать спиртное у них.

Кроме экономической выгоды спаивание имело своей целью подавление воли угнетаемого народа к сопротивлению. Образ религии и различных церквей как пособников угнетателей и врагов революции являлся доминирующим в антирелигиозной пропаганде: «Алкоголь и религия… Неслучайно эти слова поставлены рядом. Алкоголь и религия всегда служили средством эксплуатации трудящихся»[160]160
  Гусев С. Предисловие. О борьбе с наследием прошлого / под ред. Е. Ярославского. М., 1925. С. 3.


[Закрыть]. Дурман спиртного приравнивался к дурману религии. В статье «Оградим труд рабочего от пьянства и религии» указано: «Религия и пьянство – это явления, не отделимые друг от друга. Эти два вида отравления и классового угнетения широких масс трудящихся издревле существовали, хотя попы и пытаются иногда лицемерно осуждать пьянство и даже „бороться“ против него. Известно, что на протяжении столетий (XVI, XVII и даже XVIII столетия) монастыри вырабатывали водку и продавали ее. Религия освящает, санкционирует и обосновывает пьянство в „священных“ книгах через россказни о „тайной вечере“, о „чуде в Кане Галилейской“, о „виноградарстве Ноя“ и т. д. и т. п. Все религиозные праздники и традиции густо насыщены винными парами. Ибо через водку, через пьянство лучше одурманивать народ религией. Водка расслабляет ум и волю человека, и человек легче пропитывается ядом религии. Безвольный человек скорей и легче поверит в существование „воли божьей“. Пьянство разоряет, ввергает в нужду, ставит в еще более тяжелую зависимость от эксплуататора и тем самым порождает чувство отчаяния и толкает в объятия религии»[161]161
  Нукалкин И.Н. Оградим труд рабочего от пьянства и религии // Безбожник у станка. 1929. № 19. С. 6.


[Закрыть].

Пропагандисты не ограничивались изображением святых в виде алкоголиков и высмеиванием библейских легенд. Сам Бог представал безнадежным пьяницей. В журнале «Безбожник у станка» рядом с новостью об открытии специального пункта для вытрезвления пьяных – «вытрезвителя» – помещена серия карикатур на Бога: «Накачался господь-бог причастия. Идет по улицам – едва на ногах стоит. Ну, и попал в „вытрезвитель“». Там его сажают под статический душ, вводят под кожу кислород, подвергают гипнозу. Но «„что рабочего излечивает, то бога залечивает“. Не выдержал старик лечения и испустил свой „божественный дух“, потому алкогольная в нем сущность».

Авторы антирелигиозных статей к пьянству и религии иногда добавляли и половую распущенность как неотъемлемую составляющую девиантных досуговых практик верующих: «Еще вопрос: ушли, изжились ли сексуально-алкогольные оргии культа Дионисия и других бого-сынов в христианском культе и, в частности, в православной церкви? Никуда не ушли, остались. Мы не говорим уже о разных сектах с их богородицами, христами, радениями и прочим, вроде хлыстовской секты. В самом православии так называемые народные обычаи во время больших церковных праздников с обязательным обжорством и пьянством, что такое как не алкогольная оргия? Освященное церковью распутное чревоугодие? А тот, кому доводилось бывать в монастырях, при монастырских праздниках с ярмаркой и гульбой (др. – слав. гульбище, оргия), знает, что эти праздники сопровождаются и большим, чем поголовное пьянство, нося характер полового распутства в монастырских кельях и рощах»[162]162
  Пруссак М. Древо жизни // Атеист. 1928. Дек. № 35. С. 44.


[Закрыть].

Антирелигиозная пропаганда утверждала, что именно через алкоголь церковь помогала помещикам и капиталистам контролировать народ: «„Вино веселит сердце человека“, – гласит „священное писание“. Праздник, свадьба, крестины, похороны без водки, без мертвецки пьяных гостей считаются позором. <…> В водке труженики топили горе и нужду. <…> „Святые“ праздничные приметы и „календарь“ – глупейший и вреднейший предрассудок, но зато благодарный повод для пьянства – выгодное, полезное дело попу, кабатчику, кулаку, фабриканту, барину»[163]163
  Зайцев С. Во славу божию // Безбожник у станка. 1929. № 19. С. 5.


[Закрыть].

Спаивание народа наряду с его одурманиванием лицемерными религиозными сказками представлялось советскими пропагандистами одним из столпов успеха в борьбе с народным движением: «В алкоголе, так же как и в религии, „рабы капитала топят свой человеческий образ“, – топят свои требования на сколько-нибудь достойную человеческую жизнь.

Пьяный раб не помнит зла к своим вековечным врагам и угнетателям. Вот почему эксплуататоры чувствуют себя спокойно, когда видят, что рабочие травят себя алкоголем.

Если бы рабочий не дурманил себе „сивухой“ голову, он скопил бы в ней много всяких мыслей, опасных для режима капиталистических насильников.

Таким образом, водка, так же как и религия, в руках паразитов всегда была опорой и защитой их гнусного, грабительского строя, стремившегося к тому, чтобы весь досуг рабочего был занят самоодурманиванием и самоопьянением, в духовном и физическом смысле слова»[164]164
  Антон Логинов. И «спас» не спасся // Там же. 1929. № 15. С. 6.


[Закрыть].

Самая известная пропагандистская статья, где раскрывается мысль о разрушительном воздействии религии и алкоголя на классовое сознание, – это, разумеется, статья Л. Троцкого «Водка, церковь и кинематограф», опубликованная 12 июля 1923 г. в «Правде». Полагая, что религия и пьянство – это лишь досуг, развлечение, повседневная привычка, Л. Троцкий противопоставляет им кинематограф: «Кинематограф соперничает не только с кабаком, но также и с церковью. И это соперничество может стать для церкви роковым, если отделение церкви от социалистического государства мы дополним соединением социалистического государства с кинематографом» [165]165
  Троцкий Л.Д. Водка, церковь и кинематограф // Троцкий Л.Д. Культура переходного периода. М.; Л., 1927.


[Закрыть].

Превращение веры в девиацию являлось принципиально важным в борьбе с религиозностью, особенно бытовой. Во многом именно эту задачу были призваны выполнять «комсомольские пасхи» и т. п. пародии на религиозные праздники. Стоит отметить, что поверхностная переделка церковных праздников на советские нравилась далеко не всем идеологам атеизма. Некоторые из них полагали, что это лишь оскорбляет чувства верующих, не принося пользы пропаганде. В письме ЦК РКП(б) 1923 г. «Об антирелигиозной кампании во время „пасхи“» говорилось о том, что необходимо «принять все меры к недопущению оскорбления религиозных чувств, перенести центр тяжести работы на научное объяснение происхождения религиозных праздников»[166]166
  Цит. по: Жирков Г.В. Печать в системе антирелигиозной пропаганды периода НЭПа (1921-1927-е гг.) // Медиаскоп. Электронный науч. журнал. 2014. № 4. URL: http://www.mediascope.ru.


[Закрыть]. Действительно, иногда деятельность пропагандистов на местах была настолько агрессивной, что вряд ли могла добиться своих целей.

В алкоголе активисты антирелигиозного движения нашли мощного союзника. Им даже не надо было ничего придумывать – связь православных религиозных праздников с жутким по своему масштабу пьянством была очевидна и всем хорошо известна. Оставалось только подать это правильным способом. Провозглашенная властью борьба с алкоголизмом (по сути своей, мера правильная и нужная) позволяла нанести удар и по церкви. Приравнивание пьянства к религиозным обрядам означало попытку девальвации культурного и социального значения последней, превращение ее в девиацию. Впоследствии, когда государство из экономических соображений стало лояльней относиться к алкоголю, продажи которого приносили столь необходимые средства, акцент делался на трудовой дисциплине. Реально существовавшая проблема «похмельных» прогулов в дни после церковных праздников преподносилась как мракобесный удар по индустриализации, а успех последней отныне зависел от успешности борьбы с религиозными предрассудками.

Стоит при этом отметить, что борьбу с подобными традициями поддерживали не только воинствующие безбожники, но и некоторые специалисты, переживавшие за спаивание народа. В частности, о вреде церковных праздников с сопровождающим их пьянством писал активно боровшийся с алкоголизмом В.М. Бехтерев. Описывая совершенное в Рождество напившимся человеком убийство, он замечал: «7 января – не для всех людей будний день. Для известной части православных, придерживающихся старого стиля, этот день – праздник, этот день – рождество Христово. Как не зарубить хоть одного человека в такой знаменательный и радостный день?»[167]167
  Бехтерев В.М. Алкоголизм и борьба с ним. Л., 1927. С. 31.


[Закрыть].