Текст книги "Двум смертям не бывать"

Покусывая пухлую нижнюю губку, придающую ее лицу невинное детское выражение, и борясь с то и дело наворачивающимися слезами, она рассказывала следователю:

– Я не хотела, он меня заставил… У меня так болел живот. – Большие глаза с поволокой стыдливо опустились долу, длинные ресницы легли на зардевшиеся щеки. – Ну, вы понимаете… А он… Нет, я не могу об этом рассказывать!

– А каким образом у тебя в руке очутился нож? – допытывался следователь. – Ты что, его специально положила?

Жанна подняла на него большие глаза – точно горячей водой окатила.

– Я мыла посуду, – сказала она. – А он схватил меня… У меня в руках был нож. Я не хотела, чтобы это случилось.

– А зачем ты сделала магнитофонную запись? – не отставал следователь.

– Я думала, на всякий случай, если скажу маме, и она не поверит… – Жанна низко опустила голову, и на ее руки закапали быстрые горячие слезы. – Он говорил, что у него шурин служит в милиции… Да вы же сами слышали…

Следователь и верил, и не верил этой девочке с ангельским личиком и огнём во взгляде. О семье Степанковых было известно только то, что знало большинство выдринцев: пьют, но в меру. Дочь хорошо учится, в отличие от большинства современных девчонок, не гулящая, не замечена ни в каких особых грехах, никто о них слова худого не скажет. Говорили, что отчим в дочке – даром, что не родная – души не чает. А остальное – всё как у людей, не лучше, не хуже.

Но в голове у него не укладывалось – как это: заблаговременно заготовленная запись, комплект белья, аккуратно сложенный в целлофановый пакет…

Суд был закрытым, но это дела не меняло: шила в мешке не утаишь, о случившемся давно судачил весь город. На суде Жанна была в школьном платьице, с туго заплетёнными косицами. Мать сидела в первом ряду в чёрном платке и глядела остановившимся взглядом прямо перед собой в пол. Она ничего не слышала. Бабка кряхтела, крестилась и сожалеющим тоном бормотала про себя: «Какой мужик был… Копейку какую-никакую в дом приносил. Как же теперь, а? Последний год почти не пил, а тут на тебе…»

Адвокат, приехавший из областного центра, завернул округлую речь, после которой судьи чуть ли не рыдали:

– Да, Степанкова виновна! Безусловно, это так. Но скажите мне, граждане судьи, кто из вас, по совести, может сказать, что Бушко убила эта юная девушка с чистым взглядом, а не он сам себя? Кто из нас знает, какой ад пришлось в течение последних трех лет вынести этой девочке, будущей невесте, будущей матери? И мы знаем, что от этого ада в своей душе она не освободится никогда… Подумайте, граждане судьи, три года – и из этих трех лет каждую третью ночь вершилось страшное насилие. Триста шестьдесят пять раз всходила на ложе чистая детская душа и возвращалась с него осквернённой. Триста шестьдесят пять раз! Кто из нас в силах вынести такое? Кто из нас в силах простить такое погибшему Бушко? Эти три года закончились катастрофой, но скажите мне, разве не была случившаяся катастрофа закономерным итогом той ужасной жизни, смыслом которой стало насилие…

После суда Жанна вышла на улицу и вдохнула полной грудью прохладный воздух. От прошедшего утром дождя августовское небо казалось бирюзовым, а белые барашки скользили по нему легко и свободно, повинуясь лишь только воле ветра и собственной воле… Открывшаяся перед ней свобода ударила в голову. «Вот теперь начинается настоящая жизнь, – подумала она. – Начинается!» Ей казалось, с этого дня ее существование начнётся точно с чистого листа. Будет забыто всё черное и грязное, и прошлое незаметно канет в небытие.

Но всё оказалось не так! Прошлое тащилось за ней грязным черным хвостом, не отступая ни на минуту. О нем напоминал кухонный нож с зазубринами у ручки, когда она резала им хлеб. О нем напоминал черный платок матери и ее отупевший взгляд, обращенный куда-то в себя. О нем напоминал зловещий шёпот старух у нее за спиной и любопытные взгляды парней в ее сторону.

Жанна стала любимым объектом пересудов для всей Выдры. Кто называл ее шалавой, кто бедной девочкой, кто убийцей, по которой тюрьма плачет, но равнодушным эта история не оставила никого. Между тем Слава Путинцев, из-за которого, собственно, и произошла вся эта некрасивая история, предпочитал больше не попадаться ей на глаза и вскоре вообще уехал в областной центр учиться – ее жертва только что зародившемуся чувству оказалась совершенно бесполезной.

Жанна чувствовала себя отверженной – парни стали обходить ее десятой дорогой, опасаясь, что она способна выкинуть еще и не такой фортель, подруги приставали с вопросами, как «это было» и каким образом ей удалось ни разу не залететь за три года. Бабы злобно шипели вслед:

– Ой, идет, идет, смотри, как вырядилась… Ишь какая, глазищами так и кидает по сторонам, так и кидает! Надо сказать моему мужику, чтобы подальше от нее держался, еще зарежет…

В этих разговорах было много несправедливого и обидного, но лишь одна Жанна знала, какую долю правды они несли. Сначала она пыталась не обращать внимания на сплетни, но это плохо получалось. По ночам она плакала в подушку, чувствуя себя парией. Она старалась ходить по городу с гордо поднятой головой, из последних сил пытаясь выглядеть равнодушной – бесполезно! И тогда она решилась насовсем уехать из Выдры.

В обыкновенный сентябрьский день, довольно хмурый и не суливший ничего радостного, она собрала свои немудрёные вещички в чемодан, выгребла из шкатулки все деньги, полученные матерью за последний месяц, купила на станции билет в областной город. Она не знала еще, чем будет там заниматься.

Жанна хотела начать новую жизнь. И завоевать мир.

Глава 2

У правой руки главы охранного агентства «Элида» Штурмана с утра было плохое настроение. Едва он продрал глаза и, перевалившись через лежащую рядом девицу, дотянулся до брюк за сигаретами, как противно запикал мобильный телефон.

– Какого черта… – выругался Штурман и грубо оттолкнул потянувшуюся было к нему спросонья девушку. – Отвали!

– Это ты, Штурман? – спросила его телефонная трубка.

– Привет, Лучок, – всё еще сонным голосом поздоровался Штурман, но внутри у него всё замерло. – Сейчас, один момент… – Прикрыв рукой трубку, он со страшным лицом приказал своей подруге: – Собирай свои манатки и отчаливай. Быстро!

– А деньги? – недовольно надула губы девица, сонно потирая кулачками глаза.

– Возьми, сколько было обещано, в бумажнике… И вали отсюда!

Девушка подхватила свои вещи и мгновенно умелась из комнаты. Штурман приложил трубку к уху.

– Ну что, офоршмачился? – прозвучал в трубке недовольный голос.

– Лучок, да ты понимаешь, мы только волыны достали, а менты…

– Базар не по телефону, – оборвал его шеф. – Через полчаса жду тебя в «Аркаде»…

Подавив тяжелый вздох, Штурман стал одеваться. Он знал, что его ждет, – за то, что случилось вчера, по головке не погладят. Впрочем, вчера ничего особенного не случилось, баковская братва под руководством Штурмана приехала на очередную стрелку с кунцевскими. Всё шло тихо-мирно, не предвещая подвоха, как вдруг подкатила машина и из нее посыпались рубоповцы. Штурман не успел даже открыть рот, как его ребята достали оружие и открыли стрельбу. Рядовая стрелка закончилась перестрелкой. В итоге – несколько убитых, один из его парней попал в милицию, а сам Штурман еле успел смыться.

Несмотря на февральский холод, солнце в полдень припекало довольно сильно, с такой яркостью проникая через лобовое стекло, что массивный Штурман мгновенно вспотел. Минут двадцать он парился в машине, стоя в пробке на Садовом, и нервно поглядывал на часы: опаздывать – только себе вредить.

Его шеф уже сидел за столиком ресторана «Аркада» и нервно курил. Обслуги не было видно – официанты бесследно растворились, дабы не мешать деловым разговорам.

– Ну, рассказывай. – Лучников мрачно указал на стул напротив себя. – Объясни мне, как это нашу братву менты завалили.

– Случайность, Лучок, – начал оправдываться Штурман. – Чистая случайность! Может, кто-то РУБОП навел, вот они и налетели на тачках… Пацаны растерялись и сразу за волыны… Те в ответ… Ну и сам понимаешь… Свечу завалили и Липу. И Шуру менты повязали.

Штурман тяжело вздохнул и опустил глаза. Капли нервного пота выступили у него на висках. Ему, как всегда, было жарко – массивный, он легко потел.

– А ты как же слинял? – Лучок пристально смотрел в глаза, не отводя каменного взгляда.

– А я как раз возле машины стоял, – объяснил Штурман. – Гляжу, Свеча уже лежит, ну, я ноги в руки и… Повезло, удалось отъехать.

– Повезло, – иронически хмыкнул шеф. – А Свече и Липе, значит, не повезло?

– А что мне было делать? Задрать лапки кверху и идти на Шаболовку сдаваться? – повысил голос Штурман. Он твердо знал, что лучший способ защиты – это нападение.

Шеф налил в стакан немного жидкости из бутылки, стоящей перед ним на столике, и опрокинул ее в рот. Штурман напрягся – ему не предложили выпить. Это был плохой знак.

Глотнув, Лучок смахнул с губ прозрачные капли.

– Знаешь что, Штурман, – начал он неспешно. – Я еще вчера с пацанами твой вопрос перетёр. Понимаешь…

У Штурмана сердце испуганно подпрыгнуло до самого горла.

– Все считают, что ты пацанов вместо себя подставил!

– Да ты что, Лучок, я… – начал было оправдываться Штурман. – Да я же… Да ты сам понимаешь…

Директор агентства был спокоен и, кажется, уже принял какое-то решение.

– Сильное у меня подозрение, что кто-то на нас в РУБОП стучит. Ты не знаешь, кстати, кто?

– Лучок, в натуре, ты же меня знаешь…

– Сдается мне… – Лучников выдержал театральную паузу и негромко бросил: – Это ты! Сам посуди: ребят завалили, а у тебя ни синяка, ни царапины. Тебе самому не странно?

– Лучок, да я тебе сказал, повезло мне… Ты ж меня знаешь! Разве ж я тебя подводил когда?

– Пацаны считают, что ты своих парней подставил, Штурман, – равнодушно пожал плечами Лучок. – Кто с тобой захочет после этого идти на дело? А?

Штурман неподвижно застыл, сжимая пудовые кулаки. Поток обвинений был настолько чудовищен и нелеп, что он даже не мог оправдываться. Не искушенный в риторике, он решился идти ва-банк. Штурман знал, на какую любимую мозоль нужно надавить. И он решил рискнуть.

– Да брось заливать, Лучок! – с наигранной небрежностью процедил он, откидываясь на спинку стула. – Знаю я, что ни с какими пацанами ты вчера не тёр. Ты со своей бабой на подушке совещался! Вот она в уши тебе и напела.

Лицо шефа посерело. Он весь подобрался, точно группируясь для удара, но Штурман, казалось, не замечал этого.

– Я-то знаю, – продолжал он, – что Жанна меня не выносит. Она еще два года назад была против, когда ты меня в бригаду брал. А сейчас так вообще точно взбеленилась. Слушай, Лучок, не хочу тебе пургу гнать по поводу того, с кем и где тебе спать, но ты сам пойми: где это видано, чтобы какая-то баба авторитет в бригаде имела? Да когда мы кунцевским об этом один раз обмолвились, они от хохота животики надорвали. Как это так, говорят, чтобы телка авторитетными пацанами верховодила?

На скулах взбешенного Лучникова опасно заходили желваки. А Штурмана точно прорвало. Он говорил и говорил…

– Не мое дело, конечно, Лучок, но ты сам пойми, братва удивляется… Кто будет нас уважать, если у нас бабы будут в таком почете? И еще, многие пацаны думают, что мы не тем делом занимаемся. Вон Крот у какой-то старой бабки целыми днями сидит, горшки ей выносит, разве ж это дело? Калина с Вовчиком на кладбище целыми днями ошиваются. На черта нам сдалась та телка, которая от нас полгода назад удрала? Лучше уж подыскать себе нового «бобра» с крутым капиталом, дешевле будет… Но я-то знаю, если уж Жанна во что вцепилась, то не отстанет! Кроме того… – Штурман доверительно наклонился к Лучку и негромко произнёс: – Знаешь, что я думаю, Лучок… Может, это она и есть ментовская подставка? Может, это она заложила нас мусорам? А?..

Глаза Штурмана напряженно искали взгляд шефа, тревожно ожидая, подействует или нет. Пальцы у него предательски дрожали, и потому он крепко сжал кулаки, чтобы не было заметно его волнения. Капля пота сбежала по щеке и постепенно добралась до подбородка.

Но шеф ничего не ответил. Он только поморщился и нехотя обронил:

– Ты сказал, что это не твое дело, Штурман… И правда, не твоего ума дело… – Он потянулся в карман и достал сотовый телефон, показывая этим, что разговор окончен. – Всё ясно! Я позвоню тебе, когда понадобишься.

Штурман вышел из «Аркады», не чуя под собой ног. Он понимал, что после таких разговоров или приглашают чистильщика, или посылают проштрафившегося человека на самое гиблое дело. Теперь он мучительно гадал, что будет в его случае. Оставалась надежда, что Лучок поймет: доля правды в его словах всё же есть. К тому же на стороне Штурмана были многие пацаны из их бригады, не всем из них нравились странные порядки в их агентстве. Некоторые открыто выступали против чрезмерно укрепившей свои позиции в последнее время подруги Лучка и, наверное, встали бы на сторону Штурмана, если бы тот решился на открытый бунт. Сегодня Штурман начал игру, сделал решительный ход и теперь ждал результатов.

«Или она, или я», – решил Штурман, садясь в свой джип «опель-фронтера». Он почти не сомневался, что правда будет на его стороне.

Что ему какая-то баба!..

Штурман обычно обретался по съёмным хатам. Сейчас его лежбищем была обыкновенная двухкомнатная халупа в тихом переулке, с окнами во двор. Мало кто был осведомлен о месте его обитания. Друзей у него не было, подруг тоже.

Своих соседей по лестничной клетке и по подъезду Штурман не знал. Собственно, он не обращал на них внимания, впрочем, как и они на него. Вид у этого массивного, вечно потного парня был вполне добродушный, пьяных дебошей он не устраивал, собаки, которая бы гадила на соседские половички, он не имел, прессой из чужих ящиков не интересовался, разве что изредка водил к себе размалёванных девиц определённого толка, но ведь это же никому не запрещено.

Тем не менее с недавних пор Штурман стал замечать на себе чье-то пристальное внимание. Ничего особенного, но, видно, кому-то пришлась не по душе его привычка оставлять свой джип прямо на газоне под окнами дома. Ставить машину именно в этом месте у Штурмана был особый резон: машина была почти новая и дорогая, нужно, чтобы она была постоянно на виду. К тому же если ставить авто на газоне, то никакой придурочный автолюбитель на своем двадцатилетнем «Запорожце» по зимнему гололеду не сумеет врезаться в его красавца. А то, что у соседей дым и выхлопные газы под самым носом и дети по ночам не могут заснуть от хлопанья дверцами и рычания его верного железного друга, автовладельца мало волновало. Он об этом просто не задумывался.

Обострение отношений с жильцами дома началось незаметно. В одно прекрасное утро, выйдя из подъезда, Штурман увидел, что его роскошный джип сверху донизу засыпан снегом. Штурман потел почти час, пока выгреб своего коня из снежного плена. На следствие бурного снегопада это было совсем не похоже – вот уже неделю в Москве вовсе не было никаких снегопадов. Сначала Штурман подумал, что кто-то из пенсионеров таким варварским способом чистил от снега свой балкон. Но даже пенсионеры, которым, как известно, нечего делать и у которых хроническая бессонница, вряд ли чистят балконы по ночам. Штурман смутно припомнил, что ночью несколько раз принималась выть сигнализация. Увидев из окна смутные очертания своего автомобиля во дворе, на который вроде бы никто не покушался, сонный автовладелец брел обратно к постели, пока очередной вопль не подымал его вновь.

Наморщив лоб, Штурман поднял голову и уставился на крышу дома. Аккурат в том месте, где стояла его машина, часть белой снеговой шапки отсутствовала. Остальные двести метров снежной целины были девственно чисты. Очевидно, кто-то покушался именно на его машину! Кому-то она не понравилась! Кто-то хотел, чтобы она стояла в другом месте!

«Черта с два!» – подумал в тот раз Штурман и продолжал регулярно ставить свой джип на газон.

Дальше настала очередь цветочного горшка. Горшок очень удачно пробил стекло люка на крыше и приземлился прямо на водительское сиденье. Открыв утром дверцу, Штурман обнаружил милый букетик красных бегоний, слегка припорошенный землей, – подарок от неизвестного доброжелателя. И накануне ночью срабатывала сигнализация, не оставив без внимания пробивший крышу цветочный горшок.

Штурман чертыхнулся, заменил люк, но продолжал ставить авто на прежнем месте.

Еще через день он внезапно обнаружил в своем дворе мигающую проблесковым маячком гаишную машину и двух озабоченных гибэдэдэшников, которые топтались возле его «фронтеры».

– Вообще-то машины на газон ставить не положено, – неуверенно заметил один из прибывших, старший лейтенант, и, получив свою законную сотню, обещал больше никогда не приезжать по этому адресу.

Однако еще трижды молодчики из ГИБДД с удовольствием навещали Штурмана, всякий раз расставаясь с ним в прекрасном настроении.

Штурмана начал забирать спортивный азарт. Но, очевидно, и сосед, пожелавший пока остаться неизвестным, попался тоже азартный. Борьба продолжалась с переменным успехом.

Затем неизвестный тип сделал ход конем – однажды Штурман увидел, что на месте, где он привык ставить свой автомобиль, высится куча песку. Над ней красовалась новенькая табличка: «Стой! Запретная зона!»

Между тем никакого строительства не намечалось. Какое вообще может быть строительство в феврале?! Штурман только усмехнулся, увидев эту кучу. У него был заготовлен ответный ход.

Через час утробно рычащий бульдозер, пригнанный за полтинник из соседнего двора, перебросил весь песок на детскую площадку среди деревьев. Штурман расплатился с бульдозеристом и, торжествуя в душе, вернул машину на свое любимое место.

Завязавшаяся борьба отнимала много душевной энергии. На время неизвестный сосед затаился. Может быть, он все-таки испугался и отступил? Но дальше случилось то, что, казалось, не было запланировано никем, даже господом богом.

В подвале вроде бы прорвало трубы отопления. Аварийная бригада перекрыла воду и стала разрывать трубы во дворе.

Подъехавший к дому Штурман лицезрел, как рыжие мужики в оранжевых жилетах лениво долбили ломами мёрзлую землю. Командовала мужчинами молодая особа в телогрейке и в темных очках, с бюрократической папкой под мышкой.

Теперь здесь вместо газона угрожающе чернела черная дыра, в которой угадывались обложенные войлоком трубы. Оттуда курился легкий парок, точно перед извержением вулкана. Едва только черный джип подкатил к подъезду, дама в очках незаметно испарилась.

– Что такое, мужики? – спросил Штурман, понимая, что очередной раунд борьбы безнадежно проигран.

– Трубу прорвало, – послышался ответ со дна ямы.

– А когда закончите?

– Бес его знает! К лету…

И Штурман смирился. Машину пришлось отныне ставить сбоку дома – остальные места заняли ракушки. Ужас как неудобно! Красавицу «фронтеру» не было видно, зато прекрасно слышно! Каждую ночь она пронзительно орала истерическим воем, пока хозяин, накинув на голые плечи дублёнку, спешил вниз, чтобы взглянуть, что стряслось с его любимицей. Наконец, измучившись, он плюнул на эти мучения и отключил сигнализацию – при его нервной работе ночью нужно отдыхать. Он уже заранее смирился, если окрестная пацанва стащит из салона магнитолу или флакончик антиобледенителя из бардачка. Дети, что с них взять… А из взрослых кто в здравом уме покусится на машину авторитета?

Всё это происходило до того памятного дня, когда внезапно налетевшие невесть откуда рубоповцы расстреляли двоих ребят Штурмана и одного забрали с собой. Может быть, затянувшаяся борьба с соседом довела «звеньевого» до этого позорного происшествия? Неизвестно.

Вскоре одним прекрасным утром Штурман как ни в чем не бывало вышел из подъезда и приблизился к своему автомобилю. Его черный друг стоял в боевой готовности, с трепетом поджидая хозяина, однако – странное дело! – дверцы его были раскрыты.

Штурман озабоченно нахмурился. Да… Преступность в столице растет не по дням, а по часам! И куда милиция смотрит!.. Если уж даже у таких уважаемых людей, как он, вскрывают авто, что уж говорить про простых смертных!

Засунув голову в машину, Штурман огляделся. Все было на месте – магнитола, чехлы на сиденьях, коврики, игрушка на лобовом стекле. Открыл бардачок – всё в неприкосновенности. Не может такого быть!

Открыв капот, Штурман глубокомысленно взглянул на хитросплетение проводов – может, хотели угнать машину или снять дорогие детали? Но и под капотом все было в целости и сохранности. Тогда какого черта понадобилось вскрывать дверцы? Он озадаченно почесал лоб. И еще раз внимательно осмотрел салон. Под педалью газа обнаружил белый ватный тампон со следами грязи. Откуда это? Штурман тщательно обшарил всю машину – больше ничего. Взял двумя пальцами тампон, понюхал его. Ватный шарик распространял слабый химический аромат.

– Наверное, наркоманы искали деньги, – решил он, вытерев пот.

Озадаченный, он сел за руль, завел машину. Верный конь тихо заурчал, готовый в любую секунду рвануть с места.

«Ерунда, – думал Штурман. – Не стоит обращать внимания! Что-то после разговора с Лучком я стал слишком впечатлительный. А ведь у меня сегодня важное дело». И тут же забыл о происшествии.

Важное дело было – поговорить с каким-то лохом, объявившимся на территории охранного агентства «Элида», и выяснить, кто у него «крыша». Это задание казалось Штурману весьма важным, потому что демонстрировало, что он еще не совсем утратил доверие шефа.

Черный джип просвистел по тихой улице и вклинился в поток автомобилей на проспекте. Штурман включил магнитолу и начал насвистывать в такт веселой музыке. День был изумительно солнечным. Он с удовольствием обнимал приятную округлость руля – точно бедро прекрасной девушки! Штурман, как всегда, слегка потел и поэтому изредка проводил ладонью по лбу, смахивая испарину. Нет, день был решительно отличный, совсем весна…

Подъезжая к Садовому, Штурман неожиданно ощутил неприятное сердцебиение. Сердце толкалось в груди, как будто хотело вырваться наружу. Пот с него уже катился градом. Машина застряла перед крупной развилкой в скопище машин. «Черт! Что-то мне худо, надо отъехать», – подумал Штурман и стал ждать зеленого сигнала светофора, чтобы за перекрёстком свернуть на обочину и отдышаться. Сначала страшно долго горел красный свет, потом наконец нехотя включился жёлтый.

Зелёный! Стадо автомобилей рванулось вперед, но черный глянцевый джип стоял точно вкопанный на одном месте. Задние машины стали нетерпеливо сигналить, требуя водителя поторопиться. Бесполезно!

Наконец по железной лестнице неторопливо спустился на землю регулировщик, наблюдавший за движением машин из стакана – стеклянной будки, высоко поднятой над оживленным перекрёстком. Небрежно помахивая полосатым жезлом, он вразвалку приблизился к автомобилю, который мешал движению, – из-за него уже образовался затор в узком месте.

Регулировщик небрежно постучал жезлом по капоту машины и с любопытством заглянул через тонированное стекло. Внезапно он испуганно отшатнулся. Из полумрака затенённого салона на него испуганно смотрели остановившиеся мертвые глаза.

– У Штурмана сердечный приступ? – изумился Лучок, услышав последнюю новость. – Что за чушь!

– Сердечная недостаточность, – повторил Пепел, тупо глядя в заключение судебной экспертизы. Он выглядел обескураженным.

Никто бы не удивился, если бы Штурмана застрелили в подъезде или на стрелке. Ну, слегка погоревали бы, вздохнули бы о бренности существования, на похоронах непременно высказались бы в таком духе, что помер он как настоящий мужик, встретив пулю грудью. Но сердечный приступ… Как-то это не вязалось с образом слоноподобного Штурмана, который одной левой мог уложить самого крутого омоновца. Ладно, что еще помер не у шлюхи в постели, а за рулем своего любимого авто. Да, именно «за рулем»…

Лучок недоумевающе посмотрел на свою подругу, точно спрашивая, что она думает по этому поводу. Оголтелое солнце прорывалось даже через приспущенные жалюзи. Жанна сидела за обширным офисным столом. Длинные пальцы небрежно держали зажженную сигарету, пушистый пепел сыпался прямо на бумаги, а расширенные глаза были пусты.

– Сердечная недостаточность? – Она небрежно пожала плечами. – Я всегда говорила, что он гнилой тип. Слишком жирный, и руки у него были всегда такие потные… Нужно было меньше объедаться в кабаках, – сухо заключила она.

Пепел и Лучок переглянулись. Глупо было ожидать от Жанны какого-то сочувствия по поводу смерти Штурмана. Они всегда были не в ладах, и Штурман часто выступал против ее инициатив, зачастую вступая в открытую конфронтацию.

– Но всё равно, – продолжала Жанна, – мы должны похоронить его достойно. Жаль только, теперь кунцевские скажут, что у нас в бригаде одни паралитики…

– Дело говорит, – осторожно поддержал ее Пепел. Он всегда поддакивал могущественной любовнице шефа.

Лучников молча кивнул. Что-то смущало его в этой ситуации, но пока он не понимал, что именно. Лучок нервно забарабанил пальцами по столу.

Докурив сигарету, Жанна аккуратно погасила окурок и встала. Она знала, что дальше последуют малоинтересные разговоры о похоронах.

– Не буду вам мешать, мальчики…

Она вышла из-за стола и, плавно качнув бедрами, вышла из комнаты. В этот момент лицо у нее было торжествующим. Может, ей казалось, что судьба играла с ней в поддавки, устраняя одного за другим могущественных конкурентов? Ушел в небытие еще один из ее врагов. Почти никого не осталось у нее на пути к безграничной власти.

На улице Жанна даже улыбнулась и села в свою вызывающе алую «мазду». Сегодня удача на ее стороне. Или, может быть, это не удача, а тонкий расчет?

Машина точно пуля вылетела с офисной стоянки. Жанну ждали важные дела!

У отставного военного пенсионера Катапультова была любимая болезнь – бессонница. У многих людей есть любимая песня или любимая книга, а у стариков обычно бывает еще и любимая болезнь. Во время приступов бессонницы старик Катапультов часто сидел возле окна и наблюдал ночной проспект, залитый желтым мягким светом фонарей, и ночную жизнь. Иногда он считал машины, мчащиеся со страшной скоростью по пустынным улицам.

Окно Катапультова выходило в торец дома. С недавних пор прямо под ним какой-то жирный тип, недавно поселившийся в их подъезде, стал ставить свой тракторообразный джип. Катапультов давно хотел пожаловаться в милицию на подозрительного жильца, да все было как-то недосуг – в последнее время отставной военный занимался бомбардировкой ЖЭКа жалобами о нерасторопной починке водопровода (строители позорно бежали с поля боя, оставив после себя разрытый котлован во дворе), и все его силы были брошены на это.

И вот однажды, наслаждаясь бессонницей, Катапультов обратил внимание на темную фигуру, которая вынырнула из-за угла и надолго задержалась у машины – подозрительно! Хозяин? Вряд ли… Тот выше и куда толще. Неужели угонщик или автомобильный воришка? Катапультов с плохо скрываемым удовлетворением подумал о том, как сейчас взвоет сигнализация и как воришка метнется прочь от автомобиля. Но сигнализация молчала, и воришка спокойно забрался в салон. «Так, лыжная шапочка, куртка, брюки… Без особых примет, – с неудовольствием подумал Катапультов. – Эх, свет от фонаря слишком далеко!.. Невысокого роста, худощавый. Подросток?»

Но тут у угонщика упал на землю какой-то инструмент, и он наклонился за ним, изящно присев на корточки. «Никак девушка? – удивился Катапультов. – Вот так-так! Теперь и женщины у нас бандитизмом со взломом занялись… Куда катится мир!»

Между тем угонщик или угонщица уже скрылся в салоне и затих там. Наверное, боролся с зажиганием. «Позвонить в милицию? – колебался Катапультов. – Пусть его или ее задержат… Или еще подождать?» Но позвонить в милицию пенсионеру мешала нескрываемая неприязнь к наглому владельцу авто, который всё лето портил колесами своего танка прелестную травку на газоне, и неожиданно пробудившаяся симпатия к угонщику.

«Позвонить или не позвонить?» – мучился Катапультов. Он представил обескураженное лицо хозяина машины, когда тот обнаружит пропажу своей любимицы. Пенсионер не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться утром на его вытянувшуюся физиономию. Чтобы не пропустить этот момент, он решил сегодня ночью вообще не ложиться. Между тем, пока Катапультов раздумывал насчет звонка, угонщик достал из кармана небольшой флакончик, ватный шарик и зачем-то стал протирать тампоном руль. Он работал минут пятнадцать. Решив, что уже достаточно, прошелся в последний раз по рычагу переключения скоростей, поворотникам, дверной ручке, рычагу кондиционера и кнопке включения магнитолы. Закончив свою работу, непонятный тип в лыжной шапочке убрал флакон и использованные тампоны в пакет и спокойно выбрался из машины.

Катапультов только увидел, как несостоявшийся угонщик небрежно хлопнул дверцей и двинулся по направлению к метро. Только тогда военный пенсионер понял, что запланированное на утро удовольствие не состоится. Он искренне огорчился и с горя отправился спать. Больше докучливого соседа он никогда не видел.