Текст книги "Сборник статей. Выпуск 1"

Но если наши выводы правильны и у восточных славян в древности, действительно, был культ лунного бога Рода – в зооморфном воплощении быка, то, вероятно, с принятием христианства произошла свеобразная трансформация этого образа.

Из верховного языческого божества – повелителя мира он должен был превратиться в духа зла, антагониста христианского бога—творца, т. е. Сатану. Думается, такой вывод даст нам возможность объяснить многие, присущие только древнерусской иконописной традиции, особенности изображения Сатаны, который на иконах «Страшного суда», особенно созданных на основе апокрифов, изображался зачастую быкоголовым человеком со змееподобным хвостом и львиными лапами вместо ног. Примером тому может служить персонаж из композиции «Лествица» в росписи Троицкого собора г. Калягина и т. д.

Приняв гипотезу о лунно—бычьей природе верховного восточнославянского бога Рода, думается, можно объяснить и «воспоминания» на святочных карнавалах некоего Тура—Сатаны, и гневное устрашение митрополита Георгия: «Аще кто целует месяц, да будет проклят».

О попытке интерпретации значения некоторых образов русской народной вышивки архаического типа (по поводу статьи Г. П. Дурасова)

Русская народная вышивка архаического типа была объектом исследования многих ученых. Весьма обширная библиография работ, посвященных этому вопросу, яркое тому подтверждение. Трудами А. А. Афанасьева, А.К.Амброза, В.С.Воронова, В.А.Городцова, Л.А.Динцеса, Г.С.Масловой, Б. А. Рыбакова и многих других исследователей в значительной мере выявлен генезис узоров русской народной вышивки. Но так как в жизни вообще и в науке в частности вряд ли найдется вопрос, на который можно было бы дать абсолютно исчерпывающий ответ, то и в данном случае исследователей привлекает заманчивая перспектива предложить свою интерпретацию семантики древнейших композиций русской народной вышивки. Одной из таких попыток является и статья Г. П. Дурасова, опубликованная в журнале «Советская этнография». Автор на основе обширного археологического и этнографического материала предпринял попытку выяснить причину появления в русской народной вышивке образа двуглавого орла и определить значение этого орнаментального мотива. По мнению Г. П. Дурасова, это символ небесного огня.

Г. П. Дурасов отмечает, что рассматриваемый узор чаще всего можно встретить в вышивках Севера и Северо-Запада России, где им украшались одежда (подолы рубах), головные уборы и полотенца (концы). Двуглавая птица с опущенными или поднятыми крыльями заключалась в сложную фризовую композицию, одной из составляющих которой довольно часто была фигура женщины с поднятыми или опущенными руками. В русском народном искусстве, в частности в фольклоре, с птицей – петухом, соколом, орлом – было связано представление об огне, а точнее, огонь часто ассоциировался с образами этих птиц. К тому же данный орнаментальный мотив (изображение двуглавого орла) наиболее характерен для вышивок Севера и Северо-Запада России, где исстари преобладала подсечно-переложная (огневая) система земледелия.

Приведенные выше факты позволяют Г. П. Дурасову сделать следующий вывод: «Можно предположить, что в данном регионе издавна существовала прямая связь между широким бытованием узоров с двуглавой птицей (огонь небесный) и женской фигурой (мать-земля) и сохранением старой подсечно-переложной системы земледелия».

Казалось бы, эта точка зрения, подкрепленная статистическими данными о распространении подсек в Каргопольском, Вытегорском, Пу-дожском и Олонецком уездах, достаточно убедительна и аргументирована. Однако думается, что все-таки не повышение на подсеках урожая ячменя на 9% и овса на 17%, а также не то, что рожь на полях давала «сам 6,1», а на «огневой» земле «сам 6,5», было главным фактором сохранения в орнаментах вышивок Северорусского региона изображения двуглавой птицы (как небесного огня) и женской фигуры (как матери-земли). Между двуглавой птицей и женской фигурой, бесспорно, существовала определенная связь, но, как нам кажется, она имела несколько иной характер.

Можно согласиться с Г.П.Дурасовым в том, что сам «процесс вышивания функционально, очевидно, был близок к аграрным обрядовым действиям». Но вопрос в том, действительно ли двуглавый орел в этих вышивках символизирует небесный огонь. Для сомнений, думается, есть более чем веские причины. Изображение двуглавого орла пришло в русскую крестьянскую вышивку лишь в XVII – XVIII вв., а особенно широко распространилось в конце XVIII – начале XIX в., что убедительно подтверждается материалами, приведенными в статье А. К. Амброза (на данную статью неоднократно ссылается и Г. П. Дурасов).

Г.С.Маслова в своей фундаментальной монографии, говоря о широкой распространенности в крестьянской вышивке различных губерний России мотива двуглавого орла с поднятыми крыльями, отмечает: «Распространению ее (такой разновидности геральдического орла. – С. Ж.), в частности, способствовали изделия русских льняных мануфактур XVIII в., подобные Ярославской мануфактуре» и далее: «Интересно название этого узора в Поморье – кабацкий орел, что может указыватьна один из путей проникновения его в крестьянскую среду; изображение герба на „царевом“ кабаке в XVII в. не было редкостью».

Думается, что правильнее связывать появление изображений двуглавого орла в народной вышивке с общей бюрократизацией государственного аппарата России, начавшейся в конце XVII – начале XVIII в. Действительно, именно в этот период официальный символ Российского государства – двуглавый орел – появляется везде: на деньгах, на бумагах для официальных прошений, на верстовых столбах, пуговицах мундиров, на царских кабаках и даже на водочных штофах.

Мотив двуглавого орла, довольно декоративный, несколько сказочный и в то же время лаконичный, не был чужд по своей структуре народному орнаменту. И он органично вписался в древние орнаментальные композиционные схемы, заняв самый центр этих композиций. Сейчас, наверное, стало уже общим местом утверждение, что центр любой орнаментальной схемы семантически более важен, чем его периферия, но в нашем случае хочется вновь подчеркнуть это.

В композициях с двуглавым орлом царственная птица действительно всегда находится в центре, но вошла она в данную композиционную схему сравнительно недавно, не ранее XVII в. По обе стороны от этой центральной фигуры почти всегда располагаются орнаментальные, стилизованные, симметричные изображения птиц, коней, деревьев, женщин с поднятыми или опущенными руками (рис. 1).

Все они составляющие очень древней композиционной схемы, в которую органично вписался, не сломав ее, на рубеже XVII – XVIII вв. двуглавый орел.

Но если сохранилась вся система изображений периферии орнамента, четкая симметрия мотивов, предстоящих центру, то сам собой напрашивается вывод: до появления двуглавого орла здесь находилось, другое изображение, которое несло важнейшую семантическую нагрузку в орнаменте и внешне чем-то напоминало двуглавого орла (коль скоро он так безболезненно смог вытеснить это древнее изображение).

Так что же это за изображение? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся вслед за Г. П. Дурасовым к работам В. В. Стасова, В. А. Городцова, А. К. Амброза, А. А. Афанасьева, Б. А. Рыбакова, Г. С. Масловой и других исследователей, занимавшихся изучением символики русской народной вышивки архаического типа. Все они, отмечая в крестьянской вышивке сравнительно позднего периода (XVIII – XIX вв.) наличие различных изображений двуглавого орла, считают более древней композицию с центральной женской фигурой с поднятыми или опущенными вниз руками. Как правило, такой фигуре симметрично предстоят всадники на конях, птицы, человеческие существа или стилизованные деревья (рис. 2). Структура композиций подобного рода, как и набор составляющих ее элементов, стабильна и сохраняется в вышивках на концах полотенец, на подолах женских рубах, в орнаменте сарафанов и передников женщин Севера России. В трансформированной геометрической форме (так называемые ромбы с крючками или жабы) изображения древней богини жизни и плодородия мы встречаем в орнаментах подолов женских рубах-сенокосниц. И в данном случае наши материалы, думается, еще раз подтверждают правильность выводов А. К. Амброза, определившего в одной из своих статей ромб с крючками как древнеземледельческий символ плодородия.

На подолах сенокосниц одним из ведущих мотивов был именно мотив ромба с крючками. Известно, что такие рубахи на Севере и Северо-Западе России женщины надевали в первый день сенокоса – день, когда начиналась заготовка корма скоту на всю долгую холодную зиму, от которого, по существу, зависело благосостояние крестьянской семьи в предстоящем году.

Рис.1 а – конец полотенца. 19в. Кологривский уезд. Костромская губ. б – конец подзора. 19в. Каргопольский уезд. Олонецкая губ.

с – фрагмент передней части подола женской рубахи.19в. d – фрагмент подзора. 19в. Олонецкая губ.

Орнаментика рубах, являвшихся наряду с головными уборами и поясами сакральным элементом одежды, была «теснейшим образом связана с магией плодородия. Считалось, что чем богаче украшена рубаха, тем выше репродуктивная сила одетой в нее женщины и ее способность увеличивать плодородие всего окружающего. Можно поэтому предположить, что, украшая подол рубахи изображениями жабы или ромба с крючками, женщина рассчитывала, прикасаясь подолом к земле и травам, передать им силу плодородия, таящуюся в закодированных орнаментах вышивки.

Процесс этот, вероятно, мыслился как обратимый, т. е. и женщина в свою очередь через такие орнаменты при соприкосновении их с землей и травами обретала большую репродуктивную силу.

Вывод о сакральной значимости орнаментов подобного типа подтверждается также обильным материалом, который дают вышивки на женских головных уборах – кокошниках (повойниках, сборниках и т. д.) Севера и Северо-Запада России. Если в орнаменте подолов рубах мы видим геометрически трансформированные формы, то в узорах женских головных уборов сталкиваемся с еще более архаичной системой изображений.

Странные зооантропоморфные рожающие существа буквально заполнили головки повойников (рис. 3, 4) 4. Как правило, у них поднятые вверх или опущенные звериные лапы, ветки, змеи-руки, «ноги» же их широко расставлены в стороны. Перед нами почти натуралистически изображенный акт деторождения: меж «ног» мифического существа, вышитого по штофу или бархату золотными или серебряными нитями, как правило, изображено другое такое же существо меньших размеров, соединенное с материнским лоном тонкой полоской – пуповинкой.

Иногда у этих Рожаниц вместо одной две или три пары рук, внутри туловища – ромб, крест, свастика или небольшой человечек. Обращенные всегда к небу, к жилищу богов или обожествленных предков, изображения на затылочных частях женских головных уборов почти в незашифрованном виде просили одного – плодородия. И сохранились они в самых глухих, отдаленных местах Северорусского региона, где жизненный уклад, обычаи и обряды земледельцев и охотников из века в век менялись крайне медленно.

Рис. 2. а – конец полотенца (фрагмент). XIX в. (Вологодский областной краеведческий музей, ф. 12534/72); b – конец полотенца (фрагмент), XIX в. (Вологодский областной краеведческий музей, ф. 12534/1); с – конец полотенца. Ярославская губ. ГМЭ; d – фрагмент вышивки. XIX в. (Архангельская народная вышивка. М., 1954); е – узор на женской рубахе. XIX в., с. Большие Халуи Каргопольского у.

Да, действительно, именно там, как правильно отметил Г. П. Дурасов, еще существовала подсечно-переложная система земледелия, но не потому, что она была более продуктивной. Из-за отдаленности этих мест здесь имелись еще огромные нетронутые лесные массивы – единственное условие, необходимое для такой системы земледелия.

К тому же здесь сохранились и многие архаичные черты уклада жизни. И неудивительно, что именно здесь мы встречаем изображение двуглавого орла и богини (женщины с поднятыми или опущенными руками), причем зачастую последнее помещено внутри двуглавого орла, на том месте, где в официальной композиции обычно размещался герб с фигурой Георгия Победоносца, т. е. в абсолютном семантическом центре орнаментальной композиции.

Рис. 3. а, b – золотная вышивка на четвертях тарногских повойников. Вологодская губ. (Вологодский областной краеведческий музей, инв №18660 и 20927) Рис. 4. а, b – золотная вышивка на четвертях тарногских повойников. Вологодская губ. (Вологодский областной краеведческий музей, инв №27078/5)

Это обстоятельство само по себе говорит о том, что именно этому женскому изображению, спрятанному крестьянкой-вышивальщицей внутрь официального государственного символа царской России, придавалось исключительно важное значение.

Итак, двуглавый орел и женщина внутри, над ним или около него. Здесь мы вновь возвращаемся к поставленному нами ранее вопросу: чье место занял в данной композиции орел, кого он заменил, если наиболее ранние, вполне читаемые его изображения мы встречаем в вышивке лишь с XVII – начала XVIII в., а вся композиционная схема древняя, устойчивая и практически почти не изменяемая?

Рис. 5. a, b, с – навершия ярославских теремковых прялок. XIX в. Грязовецкий у. Вологодской губ. (Вологодский областной краеведческий музей, №№24468, 15005, 24463).

Кто изображался издревле в том месте, которое занял двуглавый орел? И тут мы вновь вспоминаем о древних изображениях богини-рожаницы. Не она ли, дающая жизнь всему живому на земле, сохраненная памятью многих поколений, издревле почитаемая и увековеченная в вышивке на подолах рубах, концах полотенец и на головках кокошников северорусских женщин, находилась до XVII – начала XVIII в. в центре рассматриваемых нами композиций?

Такое предположение довольно несложно проверить, наложив одну композиционную схему на другую. И что же? Очертания фигуры богини удивительно хорошо вписались в изображение двуглавого орла, которое в композиции, распределении масс как по вертикали, так и по горизонтали построена по тому же принципу, что и древнее изображение богини-рожаницы. Это наглядно прослеживается в прилагаемых образцах вышивок на головках тарногских повойников (рис. 3, 4).

Еще нагляднее замену одной композиции другой, более поздней, можно проиллюстрировать на примере изменений орнаментики наверший ярославских теремковых прялок (рис. 5).

Если в типе а представлена наиболее развернутая древняя схема, где слившиеся изображения коней, птиц, собакоголовых существ и змей как бы образуют фигуру древней языческой богини, то в навершии типа b композиция суше, схематичнее, головки змей поднимаются вверх, трехлистник, венчавший предыдущее навершие, приближается по очертаниям к короне; наконец, тип с демонстрирует нам смену древнего языческого змеиного комплекса изображением двуглавого царского орла, увенчанного короной.

Новая форма – двуглавый орел – свободно и легко наслоилась на старую (архаичную), значение которой как благопожелания, надежного оберега еще не было утрачено,

смысл же древней композиции во всех ее деталях начал забываться. Вероятно, изображение древней богини жизни – Рожаницы земледельцу X – XV вв. говорило значительно больше, нежели его далеким потомкам в XVII – XIX вв.

Однако значение этого божества, видимо, было еще достаточно велико и в позднее время, так как не везде и не всегда его полностью удаляют из композиции. Очень часто мы встречаем, как абсолютно верно заметил Г. П. Дурасов, двуглавого орла и женщину внутри него или над его головой. А в отдаленных от шумных дорог местах Вологодской и Архангельской областей мы и по сей день можем встретить в сундуках старушек полотенца, рубахи и головные уборы, где во всей красе изображена древняя языческая богиня жизни – Рожаница, совершающая великий акт творения всего сущего на земле.

Загадка вологодских узоров

 
«Послушайте, да люди добрые,
Я ли вам да старину скажу»
(из народной песни)
 

Известный переводчик гимнов Ригведы, древнейшей части Веды (риг – изреченное, веда – знание), на русский язык Т. Я. Елизаренкова пишет: «По глубочайшему убеждению переводчика, при переводе с ведийского на другие языки русский язык обладает рядом несомненных преимуществам перед западноевропейскими языками. Эти преимущества определяются как большей степени соответствие между ведийским и русским в силу лучшей сохраненности в нем архаизмов, чем в славянских языках, так и большей близостью русской (славянской) мифо-поэтической традиции к индоиранской».

Один из крупнейших современных американских лингвистов П. Фридрих считает, что праславянский язык лучше всех других индоевропейских языков сохранил свою индоевропейскую систему названия деревьев, из чего он делает вывод, что предки славян в общеславянский период жили в такой природно-климатической зоне, которая соответствует прародине индоевропейцев, и «после славянского периода носители различных славянских диалектов в существенной степени продолжали жить в подобной области».

Надо сказать, что ещё выдающейся лингвист первой трети ХХ века А. Мейе был убежден, что древнеславянский язык является одним из самых древних в общеиндоевропейской семье и продолжает «без какого-либо перерыва развитие общеиндоевропейского языка: в нем нельзя заметить тех внезапных изменений, которые придают столь характерный вид языкам греческому, итальянскому (особенно латинскому), кельтским, германским. Славянский язык – это индоевропейский язык, в целом сохранивший архаический тип».

Советский языковед Б. В. Горнунг считал, что предки арьев (индоиранцев) в конце III тысячелетия до н. э. заселяли северо-восток Европы и находились где-то возле Средней Волги, а другой выдающийся советский лингвист В. И. Абаев пишет: «Через ряд столетий пронесли арии память о своей прародине и её великой реке Волге». Ещё в 20-хгодах нашего века академик А. И. Соболевский говорил о том, что на громадных просторах европейской России, вплоть до северных областей господствуют названия, в основе которых лежит какой-то древнеевропейский язык. Он писал в своей работе «Название рек и озер Русского Севера» (1927 г.): «Исходный пункт моей работы – предположение, что две группы названий (рек и озер) родственны между собой и принадлежат одному языку индоевропейский семьи.»

И нет ничего удивительного в том, что академик Н.Я.Марр считал, что древняя подоснова славянства имеется далеко на севере, «в тех местах, которые до последнего времени считались отнюдь не славянскими и занятыми славянами уже на заре так называемого исторического времени.» Древние этнические группы восточноевропейского севера, предшествующий славянизации и финнизации, Н. Я. Марр называл иногда «северными сарматами» или, что ещё интереснее, – «руссами».

Во втором тысячелетии до н.э. в Северо-западную Индию со своей Восточноевропейской прародины приходят племена скотоводов и земледельцев, именующих себя «арьями», что значит «благородные». Часть арьев, и не малая, ушла со своей прародины в поисках лучшей доли, но, как пишет индолог Н. Р. Гусева, трудно представить себе ситуацию, при которой все население значительной части Восточной Европы покинуло бы ее. Скорее всего такая ситуация просто невозможна, потому что «не выявлено исторических причин, которые могли бы вызвать обязательный всеобщий их (арьев) уход из своей

прародины». Вероятно, часть арийских племен осталась дома, на просторах Восточной Европы, чтобы стать предками будущих народов этой земли.

С этой родной для них земли, уходили (по неведомым нам причинам) тысячелетия назад племена арьев, чтобы обрести новую родину в Иране (правильно – Арьяна, земля арьев) и Индии. Уходили и уносили с собой свои предания, сказки, мифы, верования, обряды, свои песни, танцы, своих древних богов. На новой для них земле, среди других народов они свято хранили память о своем прошлом, о своей прародине. Хранили свою и нашу память! Низкий поклон вам, далекие братья и сестры, за то, что через тысячелетия пронесли вы нашу общую святыню, наше общее прошлое, нашу общую память! За то, что сохранили золотые ключи от ушедших времен, и сегодня мы открываем ими сокровищницу прошлого своего народа. Нужно ли это нам?

На этот вопрос ответил еще в 1911 году выдающейся исследователь Русского Севера А. Журавский: «В „детстве“ человечества – основа для познания и направления грядущих путей человечества. В эпохах „детства России“ – путей к познанию России, к контрольному познанию тех исторических явлений нашей современности, которые представляются нам фатально сложными и не подчиненными правящей воле народа. Но корни которых просты и элементарны, как начальная клетка сложнейшего организма.» Зародыши общественных «зол» – в личных каждого и всех. И мы обязаны всемерно воспользоваться опытом седого прошлого, и чем ближе к зародышам этого прошлого мы проберемся, тем сознательнее, вернее и увереннее пойдем «вперед»… Именно история «детства человечества», именно этнография поможет нам познать логические законы естественного прогресса и сознательно, а не слепо, идти «вперед» самим и двигать «вперед» свой народ, ибо этнография и история – пути к познанию того «прошлого», без которого нельзя применить к познанию грядущего познание настоящего.

«Человечество» состоит из «наций» и прежде всего логически необходимо, чтобы нация представляла собой определенное взаимное целое, чтобы она представлялась нам не в третьем лице множественного числа – «они» – а в первом – «мы». Россия же меньше, чем какая-либо другая нация, может познать себя без помощи познания корней своего прошлого; а не познав себя, невозможно познать других и учесть свои положения среди других, как не исправив себя, невозможно исправить других… Погибли зародыши многих верований и идеалов – будем же искать их отпечатки на предметах, пока не погибли на века и они. Это отнюдь не только «интересно» или «любопытно», но и жизненно важно, необходимо.»

Нет, у нас не тысячелетняя история, как принято сейчас и писать и говорить, а многотысячелетняя. Об одной тысяче лет можно говорить только применительно к принятию христианства. Ведь до этого года наши предки не в пещерах жили и не в шкуры одевались. Не вдруг в европейском мире вошло в обиход слово Гардарика («Страна городов») как название Руси. На наших землях были эти города, и не в один день они родились, а складывались и развивались в течении многих веков.

Князь Олег Новгородский, захватив в 885 году власть в Киеве и объединив вокруг этого центра Русь, ходил войной на Царьград, столицу Византии, и поставил эту империю на колени. А в начале 10-го века князь Игорь, сын Рюрика, послал на хазар, старавшихся подавить Русь, 500 кораблей, имевших на борту по 100 человек. И они с боями дошли до юга Каспийского моря. Этой Руси боялись другие народы, с ней считались, ей платили дань. Такая сила и единство складывались задолго до христианства, а, значит, и история наша неисчислимо древней.

В города Руси стекались товары, производимые жителями деревень – горожанам требовались не только продукты питания и строительные материалы, но и вещи, производимые ремесленниками, – ткани, изделия из глины и металла. Сами города становились центрами производства многих товаров и особенно предметов роскоши для растущей прослойки знати.

Судя по данным, полученным при многочисленных раскопках, и тщательно обработанных археологами, славяне издревле вели меновую торговлю с другими странами, а это требовало роста квалификации людей, занятых в любой отрасли производства. Городища, зародыши городов древних славян были известны и в восточных странах: о том, что их давно знали арабы и персы упоминается в трудах Абу Рейхана Бируна (10 век) и Ибн Фадлана (9 – 10 век). Последний описывает приход на Итиль (на Волгу) торговцев-русов и говорит об их кораблях, оружии, цепях-украшениях из драгоценных металлов, жемчужных и бисерных ожерельях, а также о больших деревянных домах, которые они по приезде сразу строят на берегу и живут в них по 10 – 20 человек с женами и невольницами; он пишет и о том, что русы знали деньги и в это время уже продавали, а не только меняли свой товар; описывает он и их идолов и обряд сжигания покойников, при котором жену убивают (или она убивает себя) и сжигают вместе с телом мужа (обратим здесь внимание на то, что в древнеиндийской литературе описан аналогичный обряд, который в Индии дожил до XIX – XX веков); говорится, что «короли русские обычно держат при себе в своем замке или городке 400 храбрейших воинов (дружину) … Сии 400 сидят внизу на большом диване Королевском, украшенном драгоценными камнями…, у него (Короля или Князя) есть наместник, который предводительствует войском…».

Все эти данные излагает и Н.М.Карамзин в книге «История государства Российского», т.1 (Москва, 1989, с. 316—319). Так какое же начало государственности, да и вообще истории нашей можно датировать всего лишь одним тысячелетием? Были города, было классовое расслоение, были исторические традиции, и все это складывалось с древних эпох.

Так вот в этих городах русов с большими деревянными домами развивались, повторяем, художественные ремесла, уходящие своими истоками в незапамятные времена. Постепенно, в ходе веков, менялась, совершенствуясь, технология, но темы изображений, рисунки и знаки, наносимые на предметы ремесла, охранялись традицией. Их не изменяли, потому что все они несли смысловую нагрузку, имели определенное значение, часто магическое, заклинательное, и были отражением понятий о жизни и смерти, о приобретении потомства, о сохранении имущества, о размножении скота, вызревании урожая. Было страшно их изменять, так как магия играла ведущую роль в верованиях язычников, и эти рисунки и эти знаки, должны были свято охраняться, о чем говорит хотя бы тот простой факт, что они дожили в народном искусстве до наших дней.

Сюжетный язык, язык символов, в этом искусстве вызывал к себе повышенный интерес, но главное внимание в работах ученых уделяется выявлению и объяснению изображений женского и мужского божества, находимых даже в поздних русских вышивках – это явный пережиток язычества. Интересно то, что такое женское божество (а возможно это и молящая женщина) почти в точности повторяется и в русских вышивках и на индийских тканях и ритуальных предметах, что не является простой случайностью (Н. Р. Гусева. Глубокие корни. Сб. «Дорогами тысячелетий» М. 1991). В русских и других славянских вышивках издревле существует много геометрических мотивов, которые на ряду с другими темами тоже уводят нас в глубокую древность, а значит по ним можно проследить некоторые линии истории.

Русская народная вышивка уже более столетия привлекает к себе внимание исследователей. Еще в конце прошлого века сформировался ряд блестящих коллекций этого вида народного искусства, и были сделаны первые попытки прочтения сложных «сюжетных» композиций, особенно характерных для народных традиций Русского Севера.

Появилось немало интересных работ, посвященных анализу сюжетно-символического языка, особенностей техники и религиозном различии в русской народной вышивке. Однако, основное внимание в большинстве этих работ уделяется антропоморфным и зооморфным изображениям, архаичным трехчастным композициям, включающим в себя, как уже сказано, стилизованный и трансформированный образ человека – женского (чаще) или мужского (реже) дохристианского божества.

Несколько особняком стоят геометрические мотивы северорусской вышивки, сопровождающие, как правило, основные развернутые сюжетные композиции, хотя очень часто в оформлении полотенец, поясов, подолов, зарукавий и оплечий рубах именно геометрические мотивы бывают основными и единственными, чем они крайне важны для исследователей. Кстати, и анализ узоров местных традиционных кружев заслуживает тоже большого внимания с этой точки зрения.

Об архаическом геометризме в русском орнаментальном творчестве и о необходимости его тщательного изучения неоднократно писал академик Б. А. Рыбаков. И в его работах 60-х – 70-х годов, и в вышедшем в свет в 1981 году его глубоком труде о язычестве древних славян красной нитью проходит мысль о неизменных глубинах народной памяти, консервирующей в себе и проносящей через века в образах вышивки, резьбы по дереву, игрушки и т. п. древнейшие мировоззренческие схемы, уходящие своими корнями в неизведанно далекие тысячелетия.

Очень ценны в этом плане коллекции музеев Русского Севера, т. е. тех мест, где можно сказать извечная отдаленность от государственных центров, а также относительно мирное существование (Вологодчина, например, в своей северо-восточной части практически не знала войн), обилие лесов и защищенность многих населенных пунктов болотами и бездорожьем, – все это способствовало сохранению в течение неизмеримого ряда веков древнейших форм быта и хозяйства, бережного отношения к вере отцов и дедов, и, как прямое следствие этого, сбережению древнейшей символики, закодированной в орнаментах вышивок, в узорах тканей и кружев.

Особый интерес представляют вышивки, «дожившие» до рубежа XIX – XX веков, которые происходили из северо-восточных регионов Вологодской и соседних районов Архангельской областей. Многие ученые писали о том, что это были земли финно-угорских племен, но данные топонимики свидетельствуют совсем о другом – подавляющая часть топонимов здесь составляют славянские, причем многие из них очень архаичны. Так, в Тарногском районе Вологодской области из 137 населенных пунктов, как больших так и малых, только шесть имеют выраженные финно-горские названия. Именно в этих районах наилучшей сохранностью обладают традиции орнаментальных схем древнего, как мы ниже проследим, происхождения.

Орнаментальные композиции, о которых пойдет речь и которые воспроизводились в вологодских вышивках вплоть до 30-х годов, украшали лишь сакрально отмеченные вещи. Очень точно говорит об этом процессе Б.А.Рыбаков: «отложение в вышивке очень ранних пластов человеческого религиозного мышления… объясняется ритуальным характером тех предметов, которые покрывались вышитым узором… Таковы подвенечные кокошники невест, рубахи, накидки для свадебной повозки и многое другое. Специально ритуальным предметом, давно обособившемся от своего бытового двойника, было полотенце с богатой и сложной вышивкой. На полотенце подносили хлеб-соль, полотенца служили вожжами свадебного поезда, на полотенцах несли гроб с покойником и опускали его в могилу. Полотенцами увешали красный угол, на полотенце „набожники“ помещали иконы». (Язычество древних славян, с. 471, М., 1981)