Текст книги "Чудеса святого Иоанна Кронштадского. При жизни, по смерти и в наши дни"

Повествование господина П., Париж

В начале 90-х годов прошлого столетия Кинбурнский драгунский полк, которым командовал мой дед и в котором служил мой отец, был расквартирован в г. Кременчуге. Великий Князь Николай Николаевич (Старший) инспектировал в тот период полки, бывшие на театре русско-турецкой войны.

После смотра кинбурнцев, великий князь пожелал видеть вольтижировку. Из рядов полка были вызваны лучшие кавалеристы, а в том числе и мой отец с приятелем своим Демантовичем.

Лошади стали по кругу. По линии их движения поставили рядовых драгунов, с заряженными на холостой заряд пистолетами.

Отец шел за Демантовичем. Во время исполнения одного из номеров, когда Демантович, сделав «ножницы», сел лицом к крупу своей лошади, готовясь принять отца, а отец должен был, стоя на седле, прыгнуть через голову своей лошади на круп лошади Демантовича, – не вовремя раздался выстрел солдата, и лошадь Демантовича, вздрогнув, послала моему отцу комок земли в лицо и запорошила глаза. Смотр и вольтижировка прошли блестяще, и полк удостоился особой благодарности Великого Князя. Отец же мой, испытывая страшные мучения, стал терять глаза. В конце концов, надев черные очки, с тяжким чувством уходит он в отставку и поселяется в городе Харькове.

Наибольшее участие в судьбе отца принимает сестра его, окончившая Цюрихский и Харьковский университеты и получившая профессорскую кафедру при Сорбонне по естественным наукам. Она делает все возможное, чтобы хоть частично спасти зрение своему брату. Она устраивает его в клинике первого окулиста тех времен – профессора Гиршмана. Увы, лучшие возможности и средства тогдашней науки оказались бессильны. Отец окончательно теряет зрение.

Во всем разуверившийся, однажды он узнает, что под Харьковом, в имении помещика Рыжова (впоследствии станция Рыжов) гостит о. Иоанн Кронштадтский и что к нему со всей округи стекаются бедные, больные и несчастные за благословением и помощью.

Отец мой, к тому времени женившийся на моей матери, тоже глубоко верующей женщине, собирается в Рыжов. То, что я потом слышал от них, – не поддается никакому описанию… Тысячные толпы народа… и вновь и вновь прибывающие толпы. Все окружные деревни заняты богомольцами, и о ночлеге под крышей нечего и думать. Но хуже того, – нет просто никакой возможности пробиться легально к о. Иоанну, молившемуся обычно в садовой беседке помещика.

Отец мой был решительным по природе своей человеком и, не видя никакой возможности встретиться с прославленным молитвенником, – решился на последнее средство. Ни высокий забор сада, ни цепные собаки, спускавшиеся на ночь, не остановили отца. Глубокой ночью, подсадив на забор мою мать и перепрыгнув сам, он направился к беседке в глубине сада. Отец Иоанн действительно был там на молитве. Отец терпеливо ждал. Через некоторое время о. Иоанн вышел, принял его, обласкал, внимательно выслушал просьбу обоих родителей моих помолиться о даровании зрения и сказал: «Станьте коленопреклоненными. Молитесь хорошо и просите у Бога. Я буду молиться с вами».

После исключительной по подъему и по обстановке молитвы, о. Иоанн промыл глаза моему отцу святой водой, вторично благословил и отпустил с миром. Облегченные и радостные вернулись мои родители домой, в Харьков. Мучительнейшие, невыносимые глазные боли сразу же исчезли, и зрение стало постепенно восстанавливаться, – я помню моего отца уже способным видеть без всяких очков.

То, перед чем оказалась бессильной наука, сделала горячая вера и молитва пастыря и целителя.

Рассказ И.К. Сурского

Однажды, когда я пришел в редакцию газеты «Новое Время» в Белграде с тем, чтобы поместить статью о чествовании памяти о. Иоанна Кронштадтского, я застал там Михаила Алексеевича Суворина.

Он сказал мне: «Чего вам было беспокоиться приходить самому, прислали бы мне по почте. Я помещу об о. Иоанне все, т. к. он исцелил безнадежно больного дифтеритом моего сына».

Я попросил Михаила Алексеевича рассказать мне этот случай, и он рассказал мне следующее:

«Когда у сына моего сильно заболело горло, я пригласил известного в Петербурге детского доктора Русова, который, осмотрев больного, сказал мне: “Ну, батенька, у сына вашего дифтерит и уже началось почернение; нет никакого спасения!” Тогда я послал телеграмму о. Иоанну, прося его приехать. Отец Иоанн приехал, помолился об исцелении, стал гладить и ласкать дифтеритного ребенка и сказал: “Ничего, ничего, не беспокойтесь, будет здоров”. И действительно, ребенок совершенно выздоровел.

После такого чуда, равносильного воскрешению из мертвых, я, конечно, всегда все помещу про о. Иоанна».

Рассказ И.К. Сурского

Жена полковника, воспитателя пажеского корпуса, Анна Петровна Бертельс-Меньшая, рассказала про своего отца Петра Николаевича Меньшого, старшего лейтенанта крейсера «Алаф», что в 1888 году, вернувшись из дальнего плавания, стал на Кронштадтском рейде. Семья же Меньшого жила на Ораниенбаумском берегу в виду крейсера. Две недели Меньшой не мог съехать на берег, ибо командир судна, уезжая, оставлял его заменять себя. Наконец Меньшой на катере поехал в Кронштадт, где стал требовать, чтобы ему подали катер «Рыбка» генерал-адмирала Великого Князя Алексея Александровича. Когда боцман возразил ему, что ведь это катер Великого Князя, то Меньшой прикрикнул на него: «А разве ты не видишь, что я великий князь!» Тогда поняли, что он сошел с ума. Врачи Кронштадта и приглашенный из Петербурга профессор Чечот признали психическую болезнь неизлечимой и долженствующей неминуемо привести к смерти.

Надо сказать, что к тестю Меньшого, кронштадтскому городскому голове Ф.С. Степанову, часто приезжал о. Иоанн, и жившая в том же доме семья Меньших собиралась к Степанову. Один только лейтенант Меньшой никогда не ходил и говорил: «Я не хочу видеть этого шарлатана, он развел кликуш».

После заболевания мужа, жена Меньшого многократно просила о. Иоанна приехать. Однако отец Иоанн каждый раз отвечал одно и то же: «Нет, я не пойду к нему, а когда придет время, он сам ко мне придет». Прошло около года, и больному становилось все хуже и хуже, и он уже даже не понимал, например, что нужно одеть сапоги.

Вдруг, в октябре месяце, очень рано утром, когда было еще совсем темно, больной встал, оделся и сказал приставленному к нему матросу-дядьке: «Нам нужно сейчас собираться к ранней обедне в Думскую церковь, – там будет служить отец Иоанн Кронштадтский». Дядька успел лишь шепнуть об их уходе кухарке. Когда пришли в церковь, дядька спросил сторожа: «Кто сегодня служит?» И получил ответ: «Отец Александр». Дядька раньше уговаривал больного не ходить, а теперь – вернуться. Но Меньшой вошел в церковь. В ту же минуту поднялась суматоха: приехал о. Иоанн, который, придя в алтарь, тотчас прислал сторожа за Меньшим; поставил его на колени около престола и заставил его всю обедню так простоять; клал ему на голову то епитрахиль, то Евангелие, то крест, то чашу со Святыми Дарами; потом исповедал его и причастил Святых Тайн.

Вернувшись домой, Меньшой лег спать и проснулся в одиннадцать часов, тотчас приехал о. Иоанн и стал служить молебен, во время которого бывший больной рыдал, а о. Иоанн после молебна сказал жене Меньшого: «Вот, теперь я сам пришел, – возвращаю тебе мужа, а детям отца».

После этого больной совершенно выздоровел, опять поступил на службу, дослужился до генерал-майора по Адмиралтейству, занимал ответственную должность помощника командира Кронштадтского порта и одновременно был почетным мировым судьею.

Рассказ А. Рачинской

В Петербурге, в девяностых годах прошлого столетия, пятилетней сестре поручика фельдъегерского корпуса Пронина прищемили палец, захлопывая дверцу кареты, и его совсем раздавили. Доктор сказал, что нужно отнять палец. На другой день оказалось заражение крови и доктор сказал, что нужно отрезать руку по локоть. Девочка непрерывно плакала от боли. Когда доктор разбинтовал руку, то распространилось зловоние.

Неожиданно слышат, что о. Иоанн приехал к соседям. Тогда отец девочки побежал и умолял о. Иоанна прийти. Он, хотя и был очень занят, но ввиду тяжелого случая, пришел, служил молебен и сказал, что операции делать не надо и что так пройдет. После ухода о. Иоанна отец девочки настаивал на операции, а мать, крепко веровавшая, решила сделать так, как сказал о. Иоанн. Девочка заснула и много спала. Утром пришел доктор и разбинтовал руку. Опухоли не было, дурной запах прошел, и висела лишь засохшая жилка, как на ниточке. Жилку отрезали, и девочка выздоровела, т. к. заражение крови прошло, и доктор заявил, что это чудо, т. к. наука говорила другое.

Рассказ Александры Колокольцевой

Моя бабушка была при смерти: у нее, очевидно, было крупозное воспаление легких. Ей было запрещено говорить, она только могла писать на бумаге, что ей надо было сказать. Доктора объявили положение больной безнадежным. Я уже была подростком, горячо любила бабушку и была глубоко опечалена ее состоянием.

Просили приехать о. Иоанна. Он приехал днем и молился в зале. Молебна, как я ожидала, он не служил, а говорил слова молитв, мне незнакомых, говорил быстро-быстро, делая нервные движения правой рукой и махая указательным пальцем наподобие того, когда грозят. Голос его то резко подымался, то совсем понижался. Закончил он внезапно, резко повернулся и быстрыми шагами пошел в спальню бабушки. Мы все устремились за ним. Моя мать и тетки ждали с замиранием сердца, что батюшка скажет. А он нагнулся к бабушке, ласково положил ей руку на голову и сказал: «Выздоравливайте, выздоравливайте, вам еще пожить надо… Смотрите, сколько у вас внуков, – порадоваться еще на них надо, возблагодарить Господа». Бабушка хотела что-то ответить, но закашлялась и не могла произнести ни звука. Лица моей матери и тетушек сияли от радости.

Благословив бабушку и приложив к ее губам святой крест, о. Иоанн также быстро направился вон из спальни. Его стали упрашивать зайти в столовую, где был накрыт стол. Он все так же быстро вошел, сел. Все родные его окружили и стояли перед ним. Я зашла вперед, чтобы видеть его лицо: румянец покрывал его щеки, его голубые глаза с любовью смотрели на окружавших его; он ласково улыбался и что-то спрашивал. Съев две-три виноградинки, приложив к губам рюмку с мадерой, батюшка встал, точно вскочил, и вышел в прихожую. Там встретил его повар дедушки и, кланяясь и ловя руку батюшки, просил его зайти к нему в комнату, к его больной жене. Отец Иоанн пошел, сопровождаемый всей моей родней. Жена повара встретила его разодетая, в крахмальных юбках; во время молитвы о. Иоанна она неоднократно становилась на колени. Окончив свою краткую отрывистую и вместе с тем горячую молитву, о. Иоанн подошел к ней, обычным жестом положил ей руку на голову и спросил, когда она причащалась, затем велел еще причаститься и стал говорить, что наша жизнь земная – временная, что мы должны готовиться к жизни вечной.

«Удивительно, – говорила моя мать, когда мы все, по отъезде о. Иоанна, собрались к обеду, – батюшка маме сказал, что она должна жить, когда она даже слова вымолвить не может, а жене Петра, которая на вид совершенно здорова, точно отходную читал».

Через некоторое время бабушка моя встала и была совершенно здорова, а жена повара внезапно умерла.

Рассказ полковника А.Н. Фон-Витторфа

В Петербурге, в 1885 году, жена почтово-телеграфного чиновника госпожа Знобишина была больна зобом. Врачи признали положение ее безнадежным и смерть неминуемой, заявив, что медицина бессильна излечить ее.

Тогда попросили о. Иоанна приехать к больной. Отец Иоанн исполнил просьбу, приехал к Знобишиным и служил у них молебен. Во время молебна о. Иоанн несколько раз провел рукой по зобу больной. После этого зоб совершенно прошел и больная выздоровела.

Повествование Д.А. Агренева-Славянского

Путешествуя по России десятки лет и всегда лелея идею осуществления народного театра и народных зрелищ, я наметил несколько уцелевших пока певцов с их примитивными мелодиями и инструментами, и один из них был слепец Иван, которого я нашел случайно в г. Белой Церкви, Киевской губернии, на улице, играющим на своей кобзе и поющим древние стихи духовного содержания.

Несчастный слепец, не более двадцати семи лет от роду, сидел в рубище со своей кобзой недалеко от церкви и в числе других нищих выкрикивал духовные песни, привлекая тем самым внимание проходящей публики, которая иногда бросала копейку в небольшую деревянную чашку, которую держал в руках оборванный десятилетний мальчик, его вожак, и с умоляющим видом протягивал к проходящим.

Я позвал этого Ивана к себе в гостиницу, обещав ему накормить его и дать ему грошей. Так началось мое знакомство с Иваном.

Вспомнив об Иване-кобзаре в С.-Петербурге, я поручил одному моему приятелю в Киеве отыскать его и немедленно выслать в С.-Петербург.

Перед отъездом моим из С.-Петербурга мне пришлось побывать в Кронштадте у о. Иоанна и отслужить молебен. Отец Иоанн благословил меня на новое артистическое мое далекое путешествие, которое я собирался совершить в эту зиму.

При посещении меня о. Иоанном в гостинице, где я остановился, и после молебна, в разговоре с ним, я высказал желание приехать в Кронштадт концертировать в пользу погибшего броненосца «Русалка». Отец Иоанн одобрил мое желание и высказал, что желал бы послушать мой хор в церкви при совершении им литургии. Я, конечно, был счастлив исполнить желание о. Иоанна, так как много слышал о его богослужении.

Первая обедня была пропета 22 сентября, и так понравилось наше пение о. Иоанну, что я обещал еще раз приехать в Кронштадт, чтобы вторично участвовать с моим хором в его богослужении.

Это состоялось 29 сентября, и я не могу описать того благоговейного впечатления, какое я, вся моя семья и все мои певчие вынесли из Андреевского собора. День этот останется для нас всех незабвенным.

После обедни я попросил о. Иоанна к себе, чтобы благословить мою семью и всех певчих. После молебна с водосвятием мы все подошли приложиться ко кресту и получить благословение; в том числе я подвел к о. Иоанну и своего слепца Ивана, сказав батюшке, что вот слепец просит благословения его и помолиться о нем.

– А давно ты ослеп? – спросил Ивана батюшка.

– Да вот уже более двенадцати лет, с малолетства ничего не вижу.

– Отчего это случилось? Ты был болен что ли?

– Да, золотуха у меня была, и я ослеп; видно, бросилась в голову. Ходил к докторам, ничего не помогли, говорят, темная вода в глазах.

– Ну, ничего, – сказал, нежно улыбаясь, о. Иоанн. – Я сам был болен золотухой и плохо слышу. Давай помолимся Господу Богу.

И при этих словах он взял ложкой освященную воду из сосуда и, налив на руку три раза, как бы промыл глаза Ивана, потрепал его по щеке, приласкав, так сказать, и благословил, сказав:

– Ну, Господь помилует тебя, ступай с Богом! Вечером того же дня я давал концерт в зале кронштадтского коммерческого собрания, и перед началом концерта входит в мою уборную мальчик, певчий мой, которому было поручено водить Ивана, и, улыбаясь, говорит мне:

– А ведь Иван-то видит.

– Как видит?! – спросил я, удивленный, не доверяя словам мальчика. – Приведи его сюда!

Пришел Иван.

– А что, Иван, правда ли, что ты видишь?

Иван посмотрел на меня широко открытыми глазами и отвечал:

– Да, барин, я вижу, только как будто в тумане!

– Ну, а ведь до сего дня ты ничего не видел, ничего положительно?!

– Нет, ничего не видел; я уже более двенадцати лет, с малолетства ослеп.

Сомневаться было невозможно: Иван стоял передо мной с открытыми глазами и весело улыбаясь.

Прошло с тех пор более трех недель, и с каждым днем Иван стал видеть все лучше и лучше. В настоящее время он все видит хорошо и всюду сам ходит один. Из грустного, с опущенной головой и закрытыми глазами, Иван стал веселым, разговорчивым, поднял голову и уже поет более веселые песни.

Ротмистр Н.Ф. Червакович-Яворский

Как свидетель описываю два случая исцеления о. Иоанном Кронштадтским.

В августе месяце 1901 года, когда я со своей семьей жил в городе Царицыне на Волге, Саратовской губернии, в доме помощника городского головы Александра Петровича Мишнина, благодаря его служебному положению, мы с моей женой удостоились получить входной билет в собор на литургию, совершаемую, проездом через Царицын, о. Иоанном Кронштадтским. С нами была жена Мишнина с семилетним сыном Александром, хромавшим от рождения на левую ногу (его возили в Саки на грязи, на лиманы, но ничего не помогало), и наша хорошая знакомая, жена местного богатого купца, Елизавета Александровна Кононова, не имевшая в течение десятилетнего замужества детей и страдавшая на этой почве падучей болезнью, повторяющейся по два-три раза в месяц.

При выходе о. Иоанна из церкви, где мы ожидали его выхода, первой стала на его пути Мишнина с больным сыном, держа его за плечи. Отец Иоанн остановился, ведомый под руки, положил руку на голову мальчика и спросил мать, что с ним. Получив ответ, о. Иоанн, погладив рукой по головке больного, возвел глаза к небу, довольно громко произнес: «Господи Всемилостивый, благослови болящего Александра», – перекрестил его, дав поцеловать свой наперсный крест, возложил его на голову мальчика и сказал матери: «Молитесь, и Господь поможет по вашим молитвам».

На третий день, к общему удивлению, мальчик стал ходить не хромая и впоследствии совсем не болел.

Другой случай с Кононовой: после ребенка Мишниных, Кононова подошла под благословение, со словами: «Батюшка, благословите и помолитесь за меня, грешную», – пояснив свой недуг.

Отец Иоанн велел ей прийти к вечерне и подойти к нему перед началом службы. Он взял ее за руку, поставил рядом с собой перед Царскими Вратами и долго про себя молился; потом покрыл ее голову епитрахилью, перекрестил, велел достоять до конца вечерни. На другой день о. Иоанн уехал из Царицына в Астрахань.

Через два месяца Кононова забеременела, и до моего выезда совсем из Царицына, спустя пять лет, с ней не было ни одного припадка, – она была совершенно здорова.

Архиепископ Серафим (Богучарский), 1931 г.

Я был на втором курсе Академии. Нам была задана очень трудная тема по основному богословию. Один из друзей моих, написав сочинение, сошел с ума. Я возил его к доктору-психиатру. Последний сказал, что друг мой заболел неизлечимой формой тихого помешательства. Тогда я повез больного студента к о. Иоанну. Отец Иоанн помолился за него и сказал, что болезнь эта пройдет совершенно бесследно, но для этого нужно больному пожить дома и почаще причащаться Святых Тайн.

Я передал все это приехавшей матери моего друга, которая исполнила приказание о. Иоанна, часто его причащала, и болезнь скоро прошла.

Рассказ Е. К.Каразиной

В 90-х годах жена начальника станции Гуты, недалеко от города Харькова, четыре дня мучилась в родах и не могла разрешиться от бремени. Она страшно, душераздирающе кричала, так что далеко было слышно. Случилось, что о. Иоанн Кронштадтский проезжал мимо станции Гуты, на которой поезд останавливался всего на одну минуту. Начальник станции принес о. Иоанну подушку больной и просил его молитв. Отец Иоанн перекрестил подушку. Начальник станции принес подушку жене, и она тотчас благополучно разрешилась от бремени.

Воспоминание Анны Александровны Танеевой

Мне было восемнадцать лет, когда я заболела брюшным тифом. Мы тогда жили с родителями в Петербурге. Заболел той же болезнью и мой брат; он болел легко, но на мое выздоровление надежды не было. Около шести недель температура держалась на 40°. Мучалась я ужасно; делали мне ванны, завертывали в холодные простыни, но ничего не помогало, – не могла спать, отнялся язык, слух и ноги…

В одну ночь вижу я во сне о. Иоанна, который в детстве нашем часто посещал моих родителей в Петербурге. Мы, дети, его очень любили, но и боялись, т. к. отец говорил нам, что о. Иоанн прозорливый и знает все наши шалости и проделки. Помню, как ласкал он нас, прижимая наши головки к своему наперсному кресту, было и больно и радостно…

После моего сна во время тифа я умоляла отца пригласить о. Иоанна, но т. к. не могла говорить, то написала на бумаге свою просьбу. Отец послал телеграмму в Кронштадт. Помню, как вскоре затем, как бы в забытьи, я вижу, что к нашей даче подъезжает о. Иоанн в ландо, со старушкой в черном платье. Я начинаю делать отчаянные жесты, показывая на дверь. Родители устремляются на лестницу и видят, что о. Иоанн подымается к нам. Не могу выразить чувство радости и покоя, когда о. Иоанн положил на мою голову епитрахиль и, придерживая рукой, стал служить молебен, сказав до этого: «Пусть все, кто веруют, придут помолиться». Собрались две сестры милосердия и доктор Боткин. По окончании молебна о. Иоанн попросил стакан воды и, благословив, вылил воду на мое лицо, к ужасу доктора Боткина, который бросился меня вытирать. Отец Иоанн его остановил и пошел повидать моего брата, а после сел с родителями пить чай. Я сразу заснула, температура спустилась до 37°, вернулся слух, я стала говорить и поправляться.