Текст книги "Чудеса святого Иоанна Кронштадского. При жизни, по смерти и в наши дни"

Рассказ Н.И. Большакова

В 1887 году у проживающей в Петербурге на Васильевском острове Т. совершилось по молитве о. Иоанна следующее исцеление. У нее была двенадцатилетняя дочь, слепая от рождения. Т. поехала вместе с дочерью в Кронштадт к о. Иоанну, и там, после молитвы, слепая впервые почувствовала проблеск света, а через несколько дней совершенно прозрела, так что теперь уже посещает школу.

Повествование госпожи Зайцевой

Безгранично милосердный Бог, во Святой Троице покланяемый, посетил в 1885 году летом город Воронеж великою благодатью в лице о. Иоанна, протоиерея Андреевского собора в городе Кронштадте. Отец Иоанн молился за многих больных в Воронеже, и по его святым молитвам премилосердный Господь исцелил многих от тяжких недугов, в том числе одну такую больную, которая лежала четыре года и девять месяцев недвижимо и которую все врачи признавали неизлечимою, а местный хирург предлагал ей ампутацию обеих ног, говоря, что она тогда получит возможность сидеть. Но она на это не согласилась.

Бывшая больная – О. Ступина, прачка, провалившаяся под лед, – жестоко страдала, так что во всем организме, от головы до колен, постоянно чувствовала страшные боли, а от колен обе ноги были бесчувственны, так что когда их кололи булавками, больная при этом не ощущала никакой боли. Отец Иоанн был так добр, что три раза приезжал к больной Ступиной молиться об ее исцелении. После первого посещения у нее перестало болеть все, кроме спины и страшных пролежней на спине, и она стала понемногу сидеть. Отец Иоанн, уезжая от больной, благословил ее и сказал: «Да возвратит тебя Господь Бог в недра твоего семейства». После второго посещения и молитвы о. Иоанна у больной перестала болеть спина, и пролежни зажили почти в одну ночь, так что не осталось и следов ран. В третий раз его посещения, по его святым молитвам, в прежде бесчувственных ногах появилась сильная боль, но двигать ими она еще не могла. Я была свидетельницей исцеления от начала до конца, и мне стало совестно еще раз беспокоить о. Иоанна просьбой о приезде к больной, так как в этот день шел проливной дождь. Поэтому, отправившись к о. Иоанну, гостившему у тогдашнего архиепископа Серафима, я просила его, чтобы он был так добр – заочно благословил Ступину двинуться с места. Тогда о. Иоанн, при многочисленном стечении народа на архиерейском дворе, где я встретила его, сказал: «Благословляю ее двинуться во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь».

Проговорив это, он пошел к архиерею, а я, отправившись к Ступиной, сказала ей, что теперь она должна встать, потому что о. Иоанн именем Божиим благословил ее двинуться, – и, желая помочь ей встать, я взяла ее ногу, чтобы поставить ее на пол. Тут на моих глазах совершилось действительное чудо: ноги, до тех пор онемевшие, получили чувствительность, и больная встала сначала на ноги, а потом на колени и начала со слезами молиться Богу за ниспосланное ей исцеление. Ее дети, тетка и я, присутствовавшие при ее исцелении, не могли не последовать ее примеру. Я никогда не забуду этой торжественной и радостной минуты. Безгранично велико милосердие Божие, являющее столь великие милости нам, многогрешным. Ступина, теперь совершенно здоровая, живет со своими четырьмя детьми в Воронеже, на Дубинской улице, в доме, доставшемся ей после смерти брата.

Я много лет страдала жестоким ревматизмом, а когда о. Иоанн приехал в Воронеж, то у меня были остатки сильного воспаления легких. По святым молитвам о. Иоанна, милосердный Господь исцелил и меня, грешную, и от воспаления легких, и от ревматизма, без всяких последствий, так что я теперь совершенно здорова.

Николай Камаев, мещанин, г. Богородицк

Во время военных действий на Дальнем Востоке я получил рану, которая сделала меня неспособным к работе неизлечимым больным. Когда медицинские средства не помогли, я поехал в Кронштадт просить себе помощи свыше, и лишь только батюшка коснулся моей головы, я почувствовал облегчение и скоро совершенно оправился. Считаю своим долгом печатно засвидетельствовать об этом случае и в удостоверение прилагаю медицинское свидетельство, выданное в больнице до исцеления:

«При исследовании Камаева во время нахождения в больнице, у него было с достоверностью определено присутствие инородного тела (пули) в затылочной части головного мозга. Что же касается наблюдавшихся у Камаева припадков, то они выражались, кроме некоторого ослабления умственных способностей, преимущественно частичной потерей памяти и появлявшимися по временам расстройствами походки. Принимая во внимание тяжелый характер полученного Камаевым повреждения и возможность развития в будущем дальнейших осложнений его болезни, нельзя не признать, что Камаев не способен нести какой бы то ни было правильный труд, который мог бы послужить ему средством для пропитания».

Рассказ Лаврентия Никитича Димченко

У меня, слобожанина Преображенской слободы Харьковской губернии, Купьянского уезда, Нижнедуванской волости, 14 ноября 1906 года внезапно заболела дочь, восьми лет от роду, болезнь которой выражалась в следующем: все члены ее были расслаблены до того, что она не могла спокойно ни ходить, ни стоять, ни принимать пищи, ни спать и почти что все время кричала от нестерпимой боли во всем теле.

Мы, родители несчастной девочки, были в отчаянии. Горе наше было неописуемо. Мучения маленькой страдалицы глубоко отзывались на нас и отравляли наше душевное спокойствие.

Мы прибегали к домашним средствам, обращались к помощи врачей, служили молебен в соседнем женском Успенском монастыре, но нигде не находили исцеления для дорогой дочери.

Скорбь наша дошла до наивысшего предела, когда люди уже ждут, как благодетельницу, как избавительницу от физических мучений – смерть; мы стали богохульно просить Бога, чтобы Он взял от нас к Себе нашу любимую дочь.

Но вот привел Господь в нашу слободу доброго человека, который увидел больную девочку и посоветовал нам съездить с ней в Кронштадт к дорогому батюшке о. Иоанну и помолиться с ним о ниспослании ей исцеления.

Видя страдания дочери, мы с глубокой верой в помощь дорогого батюшки, поехали 20 марта 1907 года в Кронштадт.

По дороге девочке стало так худо, что мать ее хотела уже вернуться домой, чтобы дать дочери хоть умереть дома. Но и тут нашлись добрые люди, которые стали советовать не падать духом, а надеяться на Бога и ехать в Кронштадт, ибо батюшка не откажет в своей помощи.

Наконец мы приехали в Кронштадт и остановились в доме Борисова, по Андреевской улице.

Вскоре привел нас Господь увидеть и всеми уважаемого великого праведника о. Иоанна. Вскоре же по приезде нашем, дорогой батюшка служил у одра болящей молебен и молился об ее исцелении.

После чудодейственной молитвы маститого пастыря нашей дорогой дочурке стало сразу лучше, здоровье ее стало быстро поправляться и теперь… теперь девочка наша совершенно здорова, о чем свидетельствует и сама исцеленная, утверждая, что после Кронштадта, она никакой боли не чувствует.

С того дня мы каждый день благодарим Бога за ниспосланное нам чудо Его, явленное чрез великого праведника о. Иоанна Кронштадтского.

И. Рыболовов, Двинск, 1908 г.

Я, запасной нижний чин, служил в городе Двинске на военной службе, во время которой жизнь проводил развратно и шел прямым путем на дно ада. Наконец я сделался несчастной жертвой заразительной венерической худой болезни, от которой стал ощущать ломоту в костях; у меня стягивало руки и ноги и гнили некоторые члены тела. Вскоре я слег совсем в постель и сильно упал духом. Я обратился за помощью к врачам, которые, хотя и взялись лечить меня, но болезнь была затянута, а потому помощи подать мне не могли. Я стал считать себя уже приговоренным к смерти. Домой возвратиться к родным я не хотел, да и боялся, чтобы и их не сделать такими же несчастными, как я сам. Приходила такая мысль в голову: удалиться куда-нибудь на край света к чужим людям и там ожидать конца своей злосчастной жизни. Друзья, зная о моей участи, совсем бросили меня, да и мне некогда было о них думать. Я одно повторял и думал, что нет на свете несчастнее и грешнее меня.

Но Милосердный Господь, «не хотяй смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему», Сам шел ко мне навстречу, как отец к блудному сыну. Он послал ко мне верных Своих служителей, истинных последователей учения Христова, ревностных проповедников слова Божия и неустрашимых прославителей светополного и божественного мужа, о. Иоанна Кронштадтского, – духовных братьев, имена которых я не спросил, да и не хотел их называть иначе, как только служителями Божиими. Они посоветовали мне немедленно поехать в Кронштадт и просить дорогого батюшку о. Иоанна об исцелении от своей скверной неизлечимой болезни и о прощении бесчисленных грехов. Я с радостью принял это предложение и через три дня был уже в Кронштадте, но дорогой батюшка в тот день выехал в Петербург, куда поспешил и я. По приезде в Петербург, я нашел дорогого батюшку в его Иоанновском женском монастыре, уже совершившим Божественную литургию. Я встал около монастырских ворот и ожидал, когда дорогой батюшка поедет, чтобы хоть чем-нибудь коснуться его, что мне и удалось: я вскочил на коляску и целовал бесценную его руку, после чего почувствовал в себе такую силу и радость, что бегом добежал до пристани (около трех верст), на которую поехал моя радость, дорогой батюшка, несмотря на то, что раньше с трудом мог переставлять свои полусогнутые ноги.

Батюшка ехал на одном со мной пароходе; я пробрался на палубу, где сидел он, и со слезами на глазах бросился к ногам милостивого утешителя, подавая письмо, в котором изложены были все мои тяжкие грехи, мучительная болезнь и сердечная просьба о помиловании. Он милостиво принял письмо, по прочтении которого поднял свой светлейший взор к небу и творил про себя молитву, после которой обратился ко мне со словами: «Встань и успокойся. Все будет тебе». Я встал, но весь горел, как в огне, потом облилось все мое тело, и я верил, что вместе с потом исчезнут все мои мучения; так и было. По приезде в Кронштадт, я целую неделю ходил в Андреевский собор, ежедневно причащаясь Святых Христовых Тайн из рук своего милостивого целителя и, получив напутственное благословение от дорогого батюшки, поехал домой с такой радостью, что не могу выразить своим слабым умом.

В настоящее время я проживаю в городе Двинске, занимаю порядочное место в казенном учреждении и чувствую себя таким же сильным и бодрым, как некогда до злополучной болезни. И вечно не забуду слова, сказанные мне дорогим, милостивым и всезнающим старцем о. Иоанном: «Встань и успокойся. Все будет тебе».

Рассказ игумена Георгия, 1911 г.

В семь часов утра мы приехали в Великий Устюг, Вологодской губернии. Когда мы с батюшкой вышли на берег, то тут стояла одна лошадь, запряженная в телегу для приема товара. Мы наняли мужика, и когда поехали к соборной церкви праведного Прокопия, то торговцы шли отпирать магазины и невольно обращали внимание на нас как на приезжих. Я заметил, что некоторые узнавали батюшку и отдавали приветствие.

Когда мы приехали в собор, то очередной священник читал входные молитвы. Когда батюшка с ним познакомился, то мы присоединились помолиться вместе. Батюшка, по обыкновению, совершал проскомидию, во время которой пришел в алтарь молодой человек в гимназической форме и убедительно попросил батюшку помолиться о своем болящем отце, а после литургии пожаловать на квартиру – посетить больного. Батюшка отказался и сказал: «Я и так помолюсь, но разъезжать нет времени», – и спросил, как зовут отца; тот сказал, что Лев. После обедни этот молодой человек опять начал просить батюшку зайти, но батюшка опять отказался. И когда после обедни мы с батюшкой были приглашены откушать хлеб-соль к церковному старосте, то этот молодой человек опять явился с тою же просьбой. И на этот раз батюшка отказал.

Когда мы собирались ехать на пароход, нам был подан приличный экипаж, провожали нас исправник и становой, а молодой человек побежал сзади нашего экипажа. Тогда исправник сказал батюшке: «Вот дом того молодого человека, который просил вас зайти». Батюшка ответил: «Если мимо едем, то заедем, а я думал, что он хочет нас завести на край города, а мне время дорого». Когда он проговорил эти слова, то исправник сказал кучеру, чтобы он повернул в ворота. Когда мы пришли в дом, то у них было уже все приготовлено для водосвятного молебна, и больной сидел на диване. Батюшка спросил о его болезни. Оказалось, что лошадь сильно ушибла ему ногу, он не обратил внимания, из-за чего болезнь дошла до такой степени, что врачи отказались лечить и рекомендовали отнять ногу и ехать лечиться в Крым. Но больной средств не имел и просил батюшку помолиться. Еще надо заметить, что больной совершенно не мог ходить и даже на костылях привставал с великим трудом.

Батюшка обратился ко всем собравшимся с просьбой, чтобы все помолились за болящего Льва, и начал служить водосвятный молебен. После молебна говорит: «Покажи, где болит». И когда тот показал больную ногу, то без ужаса нельзя было смотреть: совершенно одна кость да жилы, мясо все отгнило. Батюшка и говорит: «Ах ты, бедный Лев; веруй в Бога – Господь тебя исцелит». Взял чайную чашку, почерпнул святой воды и давай сам ему мыть ногу; руки перепачкал в крови и гное. Потом вымыл руки и присел откушать хлеба-соли. Когда мы стали прощаться и пошли к экипажу, то больной Лев вдруг встал с дивана, костыли отложил в сторону и говорит: «Батюшка, я совершенно здоров, благодарю Бога и вас за молитву», – и затем он свободно проводил нас до экипажа, а раньше шесть месяцев не мог двинуться с места. Это все произошло при многочисленном стечении народа.

Рассказ А.В. Круглова

Впервые я увидел отца Иоанна на масленице в 1886 году. Я тогда заболел, и врачи, лечившие меня (я жил в Петербурге), объявили моим близким, что я или совсем не буду ходить, или буду ходить с костылем. На скорое улучшение болезни нечего было и надеяться, по их словам. Тогда спутница моей жизни обратилась с письмом к отцу Иоанну, прося его посетить больного. Прошло несколько дней, а отец Иоанн не приезжал. Мои нервы были сильно потрясены от болезни, со мной делались истерические припадки, и я впадал в такое мрачное состояние духа, что у меня в эти минуты зарождалась даже мысль «все покончить разом», ибо «это-де лучше, чем страдать всю жизнь». В такую ужасную минуту раздражения и душевного омрачения я воскликнул: «Да, праведник, а вот не едет… Масленица, что ли мешает!» Это было утром. Возбуждение сменилось вдруг успокоением, меня охватило тихое, светлое чувство, и я молча не то молился, не то переживал какое-то сладкое полузабытье. Вдруг раздался сильный звонок в передней. Горничная бросилась отпирать, и через несколько минут мне сообщили, что приехал отец Иоанн. Мною овладело сильное волнение… Я хотел приподняться и сесть, но не мог.

В комнату вошел отец Иоанн. Он был худощав, но лицо свежее, с румянцем. Небольшая борода, русые волосы, ласковый, благостный взгляд.

– Где больной? – спросил он и, увидев меня, сказал громко: Здравствуйте! – и присел на край кровати.

Добрые, светлые глаза ласково глядели на меня. Он взял меня за руку и промолвил:

– Я не мог приехать раньше… получив письмо… Не думайте, что меня задержала масленица… я не мог раньше!

Хорошо помню, что эти слова отца Иоанна бросили меня в краску. Лицо мое запылало, а мысль: «Так он узнал то, что я говорил», – так меня смутила, что я едва сознавал окружающее; я не мог, не смел поднять глаз на отца Иоанна, а он мягко и ласково спрашивал:

– Чем вы занимаетесь?

– Я литератор! – еле слышно, не поднимая головы, ответил я.

– Это хорошо… ныне так много неверия среди интеллигенции, а вы вот… верите… и обратились к Богу – Ему вот и помолимся вместе.

Отец Иоанн быстро встал, прошел в передний угол, где перед киотом горела лампадка, и стал молиться вслух.

Я не могу передать содержания его молитв. Тут были и те, которые мы все знаем, и другие, которыми он от себя взывал к Богу… Особенно сильное впечатление на всех произвело его громкое восклицание: «Исцели раба болящего Александра!» – после чего он остановился, как бы прислушиваясь к чему-то, и повторил громче еще: «Да, да, Александра!» Одна из женщин, стоявших в комнате, говорила потом: «У меня дрожь началась… мне показалось, что он… как бы говорит с небом и слышит оттуда вопросы и отвечает на них».

Это очень образно сказано, но это же впечатление переживали многие.

Меня охватило какое-то не испытываемое до тех пор религиозное настроение. Я не шептал молитв, не повторял слов за отцом Иоанном, я совсем не молился устами. Я как-то весь, так сказать, проникся молитвою и молился без слов. Даже слово «молился» не будет подходящим выражением – я, скорее, слушал молитву отца Иоанна, весь трепеща, весь охваченный какой-то радостью, чувством, которому я не подыщу определенного названия…

Но вот отец Иоанн, кончив молиться, опять подошел ко мне и сел на постель.

– Вот мы и помолились, – сказал он, – и Бог поможет, поднимет вас!

Он произнес это тем же дерзновенно-уверенным тоном, каким произносил недавно: «Даждь рабу твоему Александру исцеление!»…

И за сим отец Иоанн добавил:

– Говейте на первой неделе!

– Но сегодня уже пятница… значит, один день только до поста! А врачи…

Отец Иоанн властно и с упреком перебил меня:

– Какие врачи? Земные? Вы обратились к Врачу Небесному, Он поможет… вы встанете!

Мне сделалось стыдно за свои слова. Я молчал. Отец Иоанн, благословив, окинул меня ласковым, греющим взглядом и вышел.

К понедельнику первой недели я уже встал и ходил, приведя в изумление врача.

Воспоминания В.Н. Зверева, Бизерта, 1948 г.

В девяностых годах минувшего столетия отец мой занимал профессорскую кафедру при Московском университете. Семья наша состояла из отца с матерью и пятерых детей, из которых я был старшим. Годам к восьми-девяти родителями моими были замечены недочеты в моем развитии. Потребовалось медицинское вмешательство. Товарищи и друзья моего отца – врачи и профессора медицины – уделили мне много внимания. Речь шла о носоглоточной области, гландах и железах, действовавших ненормально и пагубно влиявших на весь организм. Предпринятое лечение не дало желаемых результатов, и с общего согласия было решено произвести операцию по удалению злополучных гланд. Сделать операцию взялся профессор Станислав Федорович Штейн.

Произведенная на дому операция протекала довольно болезненно. Два-три дня, проведенные в постели, оказались недостаточными. Вылежав довольно долго, похудевший, я встал с постели, к беспокойству меня окружавших, – с искривленной шеей. Голова моя оказалась пригнутой к левому плечу, и все попытки утвердить ее прямо причиняли мне сильные боли. Были пущены в ход все средства: массаж, электризация, металлический, подложенный замшей ошейник… Чего только надо мной не делали… Однако все это мало помогало. Голову поднять не удалось, и все мероприятия были оставлены. Мне грозила участь навсегда остаться уродцем.

В один прекрасный день кем-то из прислуги было сообщено моей матери об ожидаемом приезде в Москву батюшки отца Иоанна Кронштадтского, имевшего пробыть в городе очень недолго. Домочадцы наши настаивали на необходимости поручить меня молитвам тогда уже хорошо известного служителя Божия и выражали непреложную уверенность в действительности предлагаемой меры.

Семья наша была верующая. Все выросли и были воспитаны в добрых правилах Православия. Мать неукоснительно смотрела за тем, чтобы в доме соблюдались полагающиеся истовость и порядок в отношении требований Церкви. Все у нас аккуратно говели, приобщались, отстаивали всенощные бдения и обедни без всяких поблажек. Посты, предания и обычаи хранились свято…

К вечеру стало известно, что отец Иоанн завтра должен служить в домовой церкви одного из богоугодных заведений первопрестольной, – помнится, во Вдовьем доме графини Шереметьевой, – очень неблизко от нашей квартиры.

Ранним утром, напутствуемые добрыми пожеланиями всех наших домочадцев, мы с матерью поехали по указанному адресу.

Во дворе церкви мы наткнулись на громадную толпу. Храм не вмещал желающих туда проникнуть. Надежды пробиться к о. Иоанну не было. Разговоры с людьми, оказавшимися в таком же, как мы, положении, привели к решению отстоять службу на воздухе и попытаться приложиться ко кресту по ее окончании.

Стоять пришлось долго. Я устал и порядочно соскучился. Наконец окружавшая церковный вход толпа пришла в движение. Из церкви начали выходить стоявшие там службу, а навстречу им потекли потоки ждавших своей очереди подойти ко кресту.

Мы подошли чуть не последними. Отец Иоанн обернулся в нашу сторону и вопросительно посмотрел на обоих. Неожиданно лицо его озарилось веселой улыбкой и глаза засияли лаской: «Наконец-то! А ведь я вас давно жду…» Смущаясь перед лицом окружавшего нас народа, мать попыталась наскоро объяснить цель нашего посещения. Отец Иоанн как бы не слушал. Он наклонился ко мне с крестом и положил руку мне на голову. «Да что это у тебя с головой? – заглянул он мне в лицо сверху. – А ну! Подними головку! Ничего… ничего… Все хорошо будет…» Не могу ничего сказать про мое ощущение, но впоследствии я узнал от матери, что, к ее неописанной радости, я голову поднял. Отец Иоанн дал мне приложиться ко кресту, гладил по голове, обменялся краткими речами с матерью и ласково похвалил ее за то, что мы у него побывали.

Мать была потрясена и не находила слов, чтобы выразить свои чувства. «Благословите, батюшка… – она подвинула меня к отцу Иоанну, – на всю жизнь!..» Отец Иоанн широко благословил нас обоих: «Ступайте с миром… А я еще попомню… Нужно будет, непременно вспомню…» – ласково погладил он меня по голове на прощание…

В девятисотых годах отец мой оставил профессорскую деятельность, перейдя на службу по администрации. Мы переселились в Петербург. Я и брат были отданы в гимназию. Кончилось детство, наступило отрочество.

Неожиданный случай заставил всех нас вспомнить о когда-то нам с матерью данном обещании отца Иоанна.

Ветреным мартовским днем, простояв долго на ипподроме, я вернулся с бегов прозябшим и почувствовал озноб. Дома я согрелся, отошел, и ночь прошла спокойно. Утром, как обычно, я вышел прогулять мою собаку. Мы жили на Знаменской. Дойдя до Греческой церкви, мне случилось откашляться. Густой шматок запекшейся крови заалел на мокром снегу. Я поспешил домой, но оказался не в силах сделать и нескольких шагов: кровь хлынула и носом, и горлом. Участием сердобольных прихожан я был доставлен к нам на квартиру. Меня уложили в постель. Поднялся жар. Кровотечение не останавливалось. Принятые врачами меры не помогали. К вечеру все осложнилось сильнейшим суставным ревматизмом – нельзя было пошевелиться. Дальше я помню плохо…

Придя в себя, я увидел у моей постели знакомых и незнакомых представителей медицины. В комнате царил запах метилсалицила. Ноги и руки у меня были обложены горячими компрессами. Кровотечение то останавливалось, то опять возобновлялось. Я исходил кровью и ослаб до крайности.

Смятенный вид отца и матери, участливое посещение сестры и братьев, осторожные визиты заглядывавших на минутку друзей и знакомых – все указывало, что дело плохо. К вечеру отец мне осторожно предложил утром исповедаться и причаститься. «Не потому, чтобы уж так плохо было, – говорил он, – а все-таки… оно, знаешь, лучше…» Мать плакала. Я совершенно спокойно согласился и, помнится, заснул. Ночью я просыпался несколько раз. Болей не было. Дыхание было чистое. Не отходившая от меня мать тревожно поднималась с кресла и растерянно говорила, что жару больше нет и что кожа влажная. Под утро я заснул вовсе крепко.

Проснувшись, я пошевелился и ощутил, что организм мой как бы оправился от потрясения. Болей я не чувствовал. Легкое откашливание кровотечения не вызывало. Я хотел с чем-то обратиться к матери, но голос меня не слушался… С удивлением я заметил, что лицо и глаза матери сияют счастьем.

– Лежи! Лежи смирно! Слава Богу!.. Ночь прошла спокойно… Теперь только бы не растравить кашлем опять сосуды. И знаешь, как все это необъяснимо и чудесно вышло? – Мать рассказала, что, просидев ночь у моей постели, под утро она задремала довольно крепко. Ее разбудила горничная Наташа и попросила выйти на кухню. Там ее ожидала никому у нас в доме не известная женщина, простоватого обличья. Показывая клочок бумаги с нашим адресом, она сообщила, что разыскивает нас по приказанию отца Иоанна, и спрашивала, есть ли у нас болящий по имени Василий. На утвердительный ответ женщина сообщила, что отец Иоанн, «вспомнив» про меня, послал ее сказать, что он обо мне помолился и дает знать, что болезнь моя прекратилась. Женщина передала маленькую просфору, с наставлением дать мне ее вкусить, как только я проснусь.

Мать не знала ни как благодарить, ни куда посадить посланную от отца Иоанна. Вместе с ней и случившейся при этом прислугой она возблагодарила Бога и не находила слов, чтобы выразить свою признательность батюшке за его обо мне заступление. От какого-либо вознаграждения женщина отказалась. На расспросы, как и откуда отец Иоанн узнал о моем несчастии, ответить не могла. Отец Иоанн после всенощной подозвал ее к себе и, дав наш адрес – фамилии не было, поручил ей найти болящего Василия и передать, что сказано выше. Сама женщина была убеждена, что отец Иоанн нас хорошо знает, и не могла надивиться действительному положению вещей. Напутствуемая горячей благодарностью, она взялась пересказать отцу Иоанну нашу благодарность за его заступничество, доброту и чудесную помощь.

Месяца через два я мог уже принимать участие во всех забавах и развлечениях моих сверстников и к осени вернулся в университет здоровым.