Текст книги "Наталья Бехтерева – какой мы ее знали"

Но такую операцию, безусловно, можно было делать только для лечения тяжелого заболевания. Естественно, эксперимент на человеке недопустим! Если его делаем мы. А если природа? Поль Брока, французский врач, работавший в середине XIX века, заметил, что поражение мозговой ткани в определенной зоне, вызванное либо опухолью, либо инсультом, либо травмой, приводит к нарушению экспрессивной речи, то есть речи, которую человек произносит. Живший в то же время немецкий невролог Карл Вернике показал, что повреждение другой зоны приводит к нарушению импрессивной речи, то есть понимания того, что человек слышит. Эти области названы их именами соответственно.

Данные положения остались верными и сегодня. Именно поэтому работа с больными – очень мощный способ познания устройства человеческого мозга. Но это одновременно и мощный способ поиска новых методов лечения. Один из наших лозунгов: «Когда знаешь, как устроена система, становится понятно, как ее чинить».

Клинические базы. Как это было трудно. Ведь нужно было выпросить помещение под лабораторию и для персонала. Нужно было выстраивать отношения с администрацией, которой от ученых больше неприятностей, чем радостей. Лечение больного занимало иногда месяцы, что пагубно отражалось на статистике. Мы были не хозяева в доме. А главный врач не любит, когда ему перечат. Вот почему НП всегда мечтала о своей клинике. И она ее создала, отремонтировав сначала береговой корпус, где было два отделения по тридцать коек, а затем и построив новую клинику. Но в целом умение НП заражать своими идеями других людей привело к тому, что отношения с главврачами были вполне приличными. А наше сотрудничество с Виталием Александровичем Хилько (академик АМН, начальник кафедры нейрохирургии Военно-медицинской академии) было не только полезно и плодотворно, но и чрезвычайно приятно.

Следует также отметить, что, когда НП построила свою клинику, довольно большое число врачей с этих клинических баз перешли к ней. Прежде всего, это уже, к сожалению, покинувшие нас нейрохирург Феликс Александрович Гурчин и невролог Лидия Ивановна Никитина. В который раз повторю: НП умела притягивать людей.

Утро – не для дирекции

Вообще, создать такое – подвиг. Надо еще учесть, что это все было создано при затрате времени три часа в день. НП позволяла себе заниматься административной работой только после трех часов дня. Она была предельно организованным человеком. Практически ничто, кроме, конечно, таких «землетрясений», как звонок первого секретаря и т. п., не могло заставить ее заниматься административными делами утром. Утро было для лаборатории, для науки. Только это позволяло ей оставаться в первую очередь ученым даже при огромных административных нагрузках. А научилась она этому у директора Института экспериментальной медицины академика Дмитрия Андреевича Бирюкова, одного из учеников И. П. Павлова и одного из создателей экологической физиологии. Это был незаурядный человек, возглавлявший НИИЭМ почти двадцать лет. У него был принцип: утро – не для дирекции.

Дмитрий Андреевич был неплохим директором, но к моменту прихода НП у него совершенно расстроилось здоровье. Он любил свой отдел, однако на весь институт, скорее всего, просто не хватало сил. Ситуация была настолько критической, что он получил орден Ленина к шестидесятилетию раньше самого дня рождения. Боялись, что не дотянет. А когда нет четкого руководства – плохо.

Приход НП был для него подарком судьбы. Они были знакомы и по науке, и семьями. И самое главное, он мог ей доверять. Она не рвалась к его должности и была очень энергичной, знающей. А НИИЭМ – многопрофильный институт университетского типа. Это и физиология, и биохимия, и иммунология, и генетика, и микробиология. Очень редко руководитель вникает в проблемы всех отделов. НП – вникала. Естественно, окончательное решение Бирюков оставлял за собой, но НП все больше и больше становилась, как говорят чиновники, «на хозяйстве». Но только – после трех часов. До этого – наука.

В шестидесятые годы НП выдвигает целый ряд прорывных концепций и теорий.

Теория устойчивого патологического состояния. НП рассказывала, что это было для нее как озарение, и долгое время считала, что теория настолько очевидна, что наверняка уже выдвинута, и она просто о ней не знает. НП специально, исподволь расспрашивала коллег, не слышали ли они о том, где можно ознакомиться с этой концепцией. Никто не знал. И тогда она решилась на публикацию.

Организм человека в норме поддерживает нормальное состояние. Это было известно. При определенных заболеваниях, обычно хронических или просто длительных, в организме формируется патологическое состояние, при котором организм борется с болезнью или просто старается выжить. Суть теории заключается в том, что это патологическое состояние может стать устойчивым и самоподдерживающимся. То есть при исчезновении фактора, вызывающего проблемы, организм может сам из этого состояния не выйти. Например, человек сломал правую руку. Гипс, иммобилизация на месяц. Человек привыкает делать многие операции левой рукой и, когда гипс снимают, продолжает использовать в основном левую руку. Иногда в клинике после снятия гипса левую руку даже прибинтовывали, чтобы снова приучить к нормальному использованию правой. Вот это состояние, когда организм продолжает вести себя как больной уже при отсутствии болезни, НП назвала устойчивым патологическим состоянием – УПС. Физиологически механизм его формирования понятен.

Универсальное свойство живых систем – гомеостаз, стабильность. Именно он поддерживает выживание. Но по причинам, которые мы подробно разберем ниже, организм теперь «считает правильным» с трудом достигнутое патологическое, но, тем не менее, обеспечивающее жизнь состояние.

Из этого вытекает еще один важнейший момент. Переход из УПС к нормальному состоянию должен сопровождаться фазой дестабилизации. Одно устойчивое состояние не может плавно перейти в другое. На время произойдет ухудшение. Кстати, это и есть причина устойчивости УПС. Организм борется против ухудшения состояния. Сейчас это звучит вполне логично, и, казалось бы, как может быть иначе. Именно поэтому НП думала, что не она первая, что кто-то это уже сформулировал. Но она была первой.

Как и во многом другом. Крупнейшим ее открытием является детектор ошибок, обнаруженный НП и Валентином Борисовичем Гречиным в 1968 году. Тогда НП применила метод долгосрочных имплантированных электродов для лечения различных заболеваний, но, прежде всего, болезни Паркинсона и эпилепсии.

Предполагается, что симптомы разнообразных заболеваний мозга вызваны неправильным функционированием определенных его элементов. И предполагается, что выключение этих участков или определенное воздействие на них может устранить симптомы заболевания. Это, в общем, было известно. Но весь вопрос в том, какие это участки и что нужно с ними сделать. Мозг имеет порядка 10 миллиардов нейронов. И каждый нейрон работает по-своему. Это означает, что в миллиметре друг от друга могут находиться участки, деятельность которых будет поддерживать совершенно разные функции. Кроме того, мозг каждого человека уникален как по форме – размеру и форме головы, так и по локализации его функциональных зон на микроуровне. А воздействовать надо именно на участки со строго определенной специализацией.

Значит, их надо найти. НП уже знала, где приблизительно находится цель, но только приблизительно. А для выздоровления больного это знать надо точно. Случайное разрушение не того участка может привести к печальным последствиям. Поэтому в мозг прицельно вводили 36 электродов в полушарие. Это звучит страшновато, но на самом деле это были шесть тончайших пучков, скрученных из золотых проволочек стомикронной толщины. Контакты этих электродов расположены на небольшом расстоянии друг от друга по длине пучка.

Кстати, об этом тоже есть история. Однажды (перед первой операцией еще в ЛНХИ) на завод «Севкабель» пришли две молодые женщины и попросили изготовить изделие из материала заказчика. Женщинами были НП и Антонина Николаевна Орлова, а материалом была золотая царская десятирублевая монета. Так как золото подлежит строгому учету, то следы этой десятирублевки до сих пор присутствуют.

Так вот, сначала электрическими импульсами воздействуют на различные околоэлектродные участки и определяют, где находятся те, которые нужны. Потом их начинают либо «воспитывать», либо выключать. Сначала выключение временное, при котором проверяется, нет ли побочных эффектов и присутствуют ли позитивные, и если все нормально, то потом происходит их разрушение.

Принципиально важно, что, когда электроды введены, с их помощью можно не только воздействовать на мозг, но и регистрировать информацию из мозга. Регистрировались различные параметры: внутримозговые аналоги ЭЭГ, мозговой кровоток, так называемые сверхмедленные процессы и позднее импульсная активность нейронов. Для этого, в частности, больного просили решать определенные психологические задачи. Иногда он выполнял их правильно, а иногда ошибался. И оказалось, что, когда человек делает ошибку, то один из параметров – а именно, напряжение кислорода, отражающее мозговой кровоток, связанный с активностью нейронов в этом участке, реагировал таким образом, как показано на рисунке. Так впервые был обнаружен механизм контроля за правильностью деятельности мозга.

Он был назван детектором ошибок. Через десять лет финский ученый Ристо Наатанен открыл феномен «негативности рассогласования». Это сигнал на электроэнцефалограмме, который возникает, когда вы сталкиваетесь с чем-то неожиданным в окружающей слуховой среде. Вы ведете машину, вы не слышите звука двигателя. Но как только он застучит, вы сразу же реагируете. Это значит, что вы не обращаете внимания на рутину, но, когда возникает что-то важное, сразу же реагируете. Это тоже разновидность детектора ошибок.

НП писала о том, что система детекции ошибок является одной из основных в деятельности мозга. У нас для большинства видов рутинной деятельности есть некий стандарт того, как это надо делать. Когда вы утром встаете, то не планируете определенные процедуры: мытье, бритье и прочее. Вы это делаете автоматически. Так, планируя день, одновременно можно чистить зубы, ведя машину – разговаривать. Это обеспечивает матрица «стандартов», которая может быть очень жестко прошита и быть сиюминутной, как в случае с двигателем: вы его не слышите, считая это нормальным, и т. д.

Детектор ошибок – механизм, который реагирует на рассогласование реальной деятельности с ее моделью: поднимается «флажок» – ошибка. Это базовый механизм мозга, который, как было установлено недавно, работает даже в условиях, когда больной находится в состоянии комы. Он действует независимо от нашего сознания. Если этот механизм ломается, то с мозгом происходят достаточно серьезные расстройства, так как он контролирует почти все виды деятельности.

Значение своего открытия НП во многом осознала сразу – и в этом ее главное отличительное качество как ученого: не просто регистрировать новые данные, но и пытаться дать им объяснение и определить их значение. Другие исследователи обратили внимание на детектор ошибок лишь спустя четверть века. С начала девяностых годов наблюдается лавинообразный рост публикаций на эту тему. Это понятно, потому что в начале девяностых появилась техника, которая позволяла исследовать эти процессы с небольшими затратами и сложностями. И, как это всегда бывает, за рубежом практически не только не ссылались на нас, но и объявили себя первооткрывателями во многих вопросах. Несмотря на то, что НП многократно описала этот механизм, причем в англоязычной литературе. Интересно, что западные исследователи (со многими она была знакома) запрашивали НП об этом явлении. То есть они не по незнанию приписали себе приоритет. Какой же ценности должна быть идея, открытие, если ради него идут на его открытый грабеж!

Третья концепция НП, выдвинутая приблизительно в то же время, – это очень красивая теория об обеспечении различных видов деятельности мозговой системой со звеньями различной степени жесткости. Суть ее в том, что для обеспечения деятельности в мозгу образуется система из нервных клеток. С одной стороны, это утверждение сейчас кажется почти очевидным. Но в то время еще не до конца был решен спор между локализационистами, полагавшими, что в мозгу существуют специализированные области – центры и в одном локализовано обеспечение речи, в другом – внимания и т. д., и холистами, считавшими, что в обеспечении деятельности участвует весь мозг. Веские аргументы были у тех и у других. Тем не менее к тому времени стало появляться мнение, что, скорее всего, это действительно система, но представление о свойствах этой системы было очень туманным. Настолько, что многие ученые, едва заслышав в докладах слово «система», просто переставали слушать, потому что дальше следовали спекулятивные утверждения.

Однако НП впервые заявила, что в системе есть звенья различной степени жесткости. Жесткие (меньшинство) – это тот костяк, который всегда принимает участие в работе системы при обеспечении определенного конкретного действия. Это как постоянная команда. И при необходимости обеспечения этого действия такой костяк набирает, рекрутирует для работы все нервные клетки, которые в данный момент свободны от обеспечения других видов деятельности. Причем, как было показано позднее, эта система нестабильна. То есть при каждом выполнении одного и того же задания она меняется. Жесткие звенья остаются, а гибкие могут быть уже другими, расположенными в других участках мозга.

Значение этого открытия очень велико. Оно концептуально. Оно объяснило многие противоречия между холистами и локализационистами. Стала понятна причина изменчивости, нестабильности многих результатов.

Следует упомянуть и о том, что сейчас, в принципе, кажется почти очевидным. О комплексном методе исследования мозга. В монографии 1971 года «Нейрофизиологические аспекты психической деятельности человека» НП пишет: «…комплексный метод включает в себя, с одной стороны, исследование влияния локальных электрических воздействий на текущую и заданную эмоционально-психическую деятельность и, с другой стороны, анализ локальной динамики многих физиологических показателей состояния мозга при эмоциогенных и психологических тестах. С помощью указанного комплексного метода оказалось осуществимым, меняя условия наблюдения, вводя и исключая различные факторы внешней и внутренней среды, изучать, как, за счет каких сдвигов и в каких структурах мозга решается любая, реализуемая мозгом, психологическая задача» (Н. П. Бехтерева, 1971. С. 10).

Казалось бы, что тут такого: просто регистрируй все что можешь. Это не совсем так, точнее, совсем не так. Для того чтобы из купленных в магазине запчастей построить автомобиль, надо знать очень многое. Комплексный метод – это не только все регистрировать, но и иметь представление о том, как это взаимосвязано. О взаимодействии мозговых систем. Сейчас эти представления есть, и поэтому комплексный метод воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Тогда это было не так. Более того, можно сказать, что эти представления и появились благодаря комплексному методу.

Еще одной причиной было отсутствие приборов. Каждый из приборов позволял регистрировать только один из показателей: или ЭЭГ, или нейронную активность. Выполняя поставленную НП задачу, сотрудники отдела С. Г. Данько и Ю. Л. Каминский разработали полиэлектронейрограф – прибор, позволяющий одновременно, с одних и тех же электродов регистрировать различные виды биоэлектрической активности. Технически такой прибор было не очень сложно создать, но надо было поставить осмысленную задачу, зачем это все нужно и что с этими данными делать. Кроме того, были определенные психологические шоры. Исследователь, занимающийся анализом ЭЭГ, не очень интересовался, что там получено с анализом импульсной активности нейронов. Ему хватало задач внутри его малого научного круга. Надо было преодолеть этот барьер.

Сейчас именно такой подход поставлен во главу угла. Например, совет по науке северных стран (Скандинавия, Дания, Эстония и др.) дал грант и присвоил звание центра совершенства (center of excellence) группе лабораторий из этих стран для решения задачи когнитивного контроля, в том числе и нашему институту. Определяющим стало такое построение исследований, при котором мы выработали общую стратегию исследования, но каждый выполняет свою часть работы. Мы – ПЭТ, в Бергене – функциональную магниторезонансную томографию, в Хельсинки – магнитоэнцефалографию. Это прямое применение комплексного подхода, разработанного НП.

Хочу подчеркнуть: эти концепции были сформулированы не сейчас, когда накоплена огромная база данных, когда у нас в руках разнообразные методы картирования мозга. Образно говоря, сейчас открыть периодический закон Менделеева проще простого. Открыты все элементы, вычислены их атомные веса, известна квантовая структура атома. Но во время Дмитрия Ивановича Менделеева имелся минимум противоречивой, иногда ошибочной, информации. Именно в таком же положении была и НП.

Женщина в науке

Неожиданно умирает Д. А. Бирюков. К тому времени НП де-факто выполняла практически обязанности директора. Но вопрос о ее назначении (о выборах в Академии медицинских наук) был совсем не автоматическим. У НП было много недоброжелателей именно там, несмотря на то что к тому времени ее уже избрали членом-корреспондентом АМН. И многие не хотели, чтобы она стала директором.

Здесь я хочу коснуться вопроса о причинах многих сложностей в жизни НП. Почему ей было тяжело? Ведь все мы, кто знал НП, помним ее обаятельной, предельно вежливой с окружающими, чуткой и т. д. Этому есть две причины – общая и частная.

Общая заключается в том, что наше общество (что бы там ни говорили о политкорректности), – мужское. Женщине значительно сложнее стать и быть директором, руководителем. Только теперь, уже будучи директором, я понимаю, как тяжело было НП. Она не могла идти простым для меня путем. Ну, например, многие вопросы решаются существенно легче в неформальной обстановке, в бане, за рюмкой. Существует более быстрый переход на «ты». Общение менее формализировано.

Частная причина заключается в особенностях характера НП. Нельзя сказать, что она не шла на компромиссы. Естественно, шла и, как и все мы, достаточно часто. Но были вопросы, когда она стояла намертво. Были темы, которые она поднимала, не заботясь о том, приятно это начальнику или нет. Она была независима в суждениях и поступках. Например, несмотря на очень негативное отношение общества к Раисе Максимовне Горбачевой, она достаточно резко выступила в ее защиту на Съезде народных депутатов. Такое поведение нравится только умному начальнику, да и то не всегда. Большинством же оно воспринималось как вызов.

Хорошо, что в академии все-таки понимали, что директором должен быть человек, «проводящий линию». НП избрали директором, и НИИЭМ от этого объективно выиграл. НП решала многие вопросы: и жилье для сотрудников, и развитие материальной базы. А главное – она смогла стать научным лидером этого непростого института. Но только после трех часов. Утро – для лаборатории.

НП не могли простить, что она затрагивала самое сокровенное: как мозг «управляет» психической деятельностью.

Материалисты не способны до конца поверить, что все богатство нашего внутреннего мира обеспечивается всего полутора литрами студнеобразной материи – именно мозг обеспечивает мышление. И, по сути, это впервые доказала НП. Она поставила задачу исследования так называемых мозговых кодов психической деятельности: что конкретно происходит в мозгу, когда человек думает, творит, влюбляется и т. п. Как миллиарды клеток мозга организуются для согласованной работы. И самое главное, как законы деятельности мозга сказываются на его болезнях, а также влияют на поведение человека, на законы общества. Конечно, эта сложнейшая задача не решена в полной мере до сих пор. Пройдена только часть пути, намеченного Натальей Бехтеревой.

В это время я уже учился в университете, на физическом факультете – физики тогда были в моде. Но, конечно, определяющим было сильнейшее давление на меня со стороны НП. Честно говоря, я хотел идти в медицинский. В медицину, в конце концов, я и пришел, но вначале НП категорически была против. Кстати, в отличие от современных родителей, которые активно занимаются и поступлением, и «сопровождением» своих детей, НП даже не знала, где находится физический факультет. Когда я сдавал экзамены, она волновалась более всего за сочинение. Дело в том, что в школе у меня по этому предмету была стойкая двойка, которую к концу четверти удавалось дотянуть до тройки. Даже не вполне понимаю, почему так было. Поэтому, когда я уже написал сочинение, НП не находила себе места, и руководитель отдела НИИЭМ Генрих Арамаисович Вартанян по ее просьбе пошел на факультет, представился моим братом и узнал, что у меня четверка. НП была удивлена и обрадована. Мы не обсуждали мою учебу, но на работу я устроился с ее помощью. В Физтех.

Совершенно неожиданно НП «назначили» депутатом Верховного Совета СССР и не просто депутатом, а председателем Комиссии по здравоохранению Совета Союза. Это был один из тяжелых периодов, так как там надо было серьезно работать. А работать несерьезно она не умела. И вот здесь понадобилась вся ее организованность, чтобы тянуть и науку, и институт, и депутатство. Бесконечные поездки в Москву, иногда почти на месяц. НП работала депутатом очень усердно. Она помогла большому числу людей. Она отстаивала то, что считала правильным. Это было и решение квартирных вопросов, и определение стратегии развития медицины. Но Г. В. Романову, сменившему тогда в Ленинграде В. С. Толстикова, именно это в ней и не нравилось.

Кроме НП в группе депутатов от города были такие «управляемые» люди, как Георгий Товстоногов. И еще несколько им подобных. Их нельзя было купить депутатскими привилегиями, и они действительно были независимы. Пример. Группа депутатов собирается в депутатской комнате на Московском вокзале, чтобы ехать на сессию Верховного Совета. А тогда даже простая поездка была Мероприятием. И вот один крупный ученый опаздывает. Нет, не к поезду, а ко времени сбора. Получив резкий выговор от Г. В. Романова, он ответил в духе того что тот – тогда еще первый секретарь обкома – фигура временная, а он член Академии навсегда.

И у НП отношения с Романовым не заладились. Не умела она брать под козырек. Здесь сложнее, чем неповиновение. Естественно, противоречить, не подчиняться первому секретарю, а позднее и члену Политбюро – самоубийственно. Но ведь и подчиняться можно по-разному. Человеку, привыкшему к тому, что ему целуют руку, простое рукопожатие кажется фрондой. В общем, несмотря на то что НП считалась одной из лучших и депутатов, и председателей комиссии Верховного Совета, ее срок не продлили.

Этому был и «формальный» повод. Развод НП с моим отцом и брак с И. И. Каштеляном. Усугубляло ситуацию то, что мой отец был ученым-физиологом, впоследствии ставший членом-корреспондентом и АН и АМН, а Каштелян – первым заместителем начальника Главного управления торговли. Не хочу здесь затрагивать личные причины НП. Это ни в коей мере не было желание поправить благополучие. Зарплата НП всегда была много больше зарплаты Каштеляна. Нельзя сказать, что в их доме были горы дефицита. Мой отец был сильным ученым, энциклопедически образованным, душой компании, но жить с ним было очень трудно. Для меня было удивительно не то, что НП с ним развелась, а то, что она с ним так, долго прожила. Но у нее была идея, что у меня должен быть отец.

По-моему, и хорошо, что НП не продлили срок депутатства. По большому счету, от него было больше плохого, чем хорошего. Да, удалось многое сделать для Института, помочь многим людям. Но ведь и силы человеческие тоже не беспредельны. А для нее главное было – в науке. Всегда. У нее еще будет другое трагическое депутатство, которое прекратится с развалом страны. Но об этом позже.

Вернемся к науке. НП делает ряд кадровых решений, открывших новую страницу в науке о мозге. Она всегда работала вместе с инженерами. Но сначала их роль сводилась практически к роли техника: наладить, починить. С приходом стереотаксиса появилось независимое поле деятельности. А с появлением комплексного метода и, что более важно, с ориентацией не только на медицинские аспекты, но и на изучение мозга человека, появилось уже настоящее поле деятельности для немедиков.

Надо было понять, как свести воедино весь тот огромный массив данных, полученный с помощью комплексного метода. При изучении все более тонких коррелят деятельности мозга ученые все дальше уходили от четкой воспроизводимости. В соответствии с ее концепцией о жестких и гибких звеньях воспроизводимости и ожидать было нельзя. Нужны были люди, профессионально занимающиеся обработкой данных. Для исследования принципов организации мозговых систем понадобились специалисты в области физики – как это может происходить, кибернетики – как это организовано и т. п. И с начала семидесятых к НП приходят специалисты в области физики и математики.

К моменту окончания университета (1972) физика уже во многом потеряла тот флер привлекательности, который был во время поступления. А с другой стороны, стараниями НП и других выдающихся представителей физиологической науки появились впечатляющие и завораживающие перспективы именно в этой области, в физиологии. И познание мозга – одна из таких перспектив. Вот почему, когда был наш выпуск, меня не удивило, что к НП потянулись мои однокурсники. В основном с теоретических кафедр. НП брала далеко не всех, но два приобретения были значимыми. Это Юрий Дмитриевич Кропотов и Юрий Львович Гоголицын, впоследствии доктора наук и руководители лабораторий. Меня НП не взяла, сказав, что я должен быть физиком. Надо сказать, такое ее решение имело как положительные, так и отрицательные моменты. С одной стороны, я «потерял» темп, а с другой – восемь лет работы в Ленинградском физтехе дало мне огромный опыт, знания и методологию, которые позже очень пригодились.

Приход физиков и математиков не был организованным набором. Просто случилось так, что пошла информация о том, что делается у НП, и молодые ребята увидели задачи для себя. И здесь огромная заслуга НП в том, что она смогла эти задачи не только поставить, но и обрисовать так, что их поняли представители другой науки. Одной из них был поиск отражения мыслительной деятельности в импульсной активности нейронов. Это было фантастикой! Импульсная активность нейронов регистрировалась в эксперименте на животных. И только в трех лабораториях в мире – у людей.

Техническое оснащение этих исследований было с сегодняшней точки зрения удручающим. Больного просили выполнять некоторую деятельность, регистрировали «нейрон» на самописце и обрабатывали вручную. Тяжелая работа, но цель! В данном случае она оправдывала средства – монотонный ручной анализ. Ведь другого, не ручного, просто не было. И что удалось НП, так это получить результаты. Я не хочу здесь их описывать, но довольно быстро ребята стали «защищаться». Люди, работавшие в теме около года, получали возможность выступать на международных симпозиумах. Поездки за границу были все-таки прерогативой старших, и не по желанию НП, а по директивам органов. Но к нам-то люди приезжали. Это было время разрядки. НП организовала семинары, мозговые штурмы проблем, обсуждение различных методик. Обсуждения страстные. До драки, правда, не доходило, но некоторые некорректные выражения и послесеминарская ругань были. Общее дело сплачивает. Был дружный коллектив. Совместные застолья, капустники. Но главное – начала складываться школа НП.

К ней всегда приходило много молодых и не очень молодых людей. Очень талантливых и не очень. Ярких и незаметных. Далеко не все оставались, «приживались». Когда НП рассказывала о своих исследованиях мозга человека, это завораживало. От нее летели искры и воспламеняли слушателей. Но большинство недооценивали, каким трудом все эти результаты добываются. И, что еще очень важно, не все могли оценить полученные результаты так, как их интерпретировала НП. Многие не видели леса за деревьями.

НП всегда, еще со школы, пыталась донести до меня не столько конкретные факты – что мне, ФИЗИКУ, до физиологии, – сколько логику явления. Это действительно во многом было связано, с тем, что я физик. Например, когда я читал и даже помогал в подготовке рукописи книги «Здоровый и больной мозг человека», еще первого издания, я, конечно, не знал, что такое таламус или гиппокамп. Но старался понять основные излагаемые принципы и логику повествования. Как учила меня НП, старался увидеть лес, хотя бы и не отличая сосну от елки.

Однако это удавалось не всем. Кто-то даже не мог проникнуться разъяснениями НП. Для таких людей работа не была безумно интересна, и они отсеивались. Оставались избранные. Именно они и составили школу. Именно они и сформировали Институт мозга человека, теперь имени Н. П. Бехтеревой. Другие уходили по-разному. Одни переходили в другие институты или отделы, и марка сотрудника НП была как знак качества. Других НП «повышала» или давала самостоятельность. Например, человек сотрудничает с НП и довольно быстро начинает считать, что он уже достаточно великий. Внимание журналистов, престижные доклады на конференциях и т. п. Прекрасно, НП организует ему независимую лабораторию или отдел и пускает в свободное плавание. И вдруг о нем вроде забывают. Оказывается, он светил отраженным светом. Иногда они из-за этого становились врагами НП.

Приведу случай, произошедший на одном из семинаров НП в самом начале восьмидесятых. В программе было заявлено обсуждение одного из достаточно сложных вопросов, посвященного, если мне не изменяет память, принципам кодировки мозгом высших видов деятельности. Вопрос, решения которого нет до сих пор. НП открывает семинар. Тут же одна из молодых девушек тянет руку. НП демократично дает ей первое слово. Девушка встает и наизусть зачитывает объяснение из учебника. Собственно, несколько абзацев, в которых (надо же как-то объяснить студентам) что-то на тему семинара. После победно оглядела аудиторию и села, ожидая похвал. Аудитория тягостно вздохнула, и началось реальное обсуждение. При очередном сокращении девушку сократили. К ее же благу.

Действительно, работать на таком высочайшем уровне, который задавала НП, могли немногие. Но те, кто мог, получали наслаждение от работы. Идеи НП, воплощаемые в реальность такой работой, привели к росту веса научной школы. НП последовательно становится членом-корреспондентом АН СССР (в сорок восемь лет, женщина!), академиком АМН и в 1980 году академиком АН СССР. Многие просто не верили, что она – член Академии. Доходило до курьезов. Она собирается войти в зал заседаний общего собрания, а охранники ее не пускают: «Вам не сюда, вам на места для прессы».