Текст книги "Автостопом к миллиону. История беженца из Украины"

Глава 4
Цели достижимы

Чертов палец

Расставание с Настей и неудачные попытки начать собственный бизнес сделали свое дело: в один из летних дней я закинул за плечи рюкзак и отправился в Крым с целью сменить обстановку.

Я остановился в гостинице недалеко от Судака. За окном гора Чертов Палец тыкала в небо и дразнила своей близостью. «Пойду-ка посмотрю, что там такое», – соблазнился я, никогда не видевший гор: в равнинном Луганске самой высокой точкой могли считаться девятиэтажка или террикон рядом с угольной шахтой.

В путь я отправился, как всегда не позавтракав, воду не взял. А зачем? Близко же. По крайней мере, мне так казалось. Но через час я заподозрил неладное. Гора маячила впереди, как путеводная звезда, но ближе не становилась. Еще через час я забрался на какую-то вершину и только приготовился счастливо выдохнуть, как Палец снова оказался в стороне. «Действительно, чертов», – подумал я и пошел к горе напрямую.

Спустя некоторое время, изрядно потрепанный колючими кустами дикой ежевики, я вышел на вершину Пальца. Гора оказалась совсем небольшой, но для меня ее размеры не играли никакой роли. Я дошел до цели! Вот что главное!

Обуреваемый гаммой самых разных чувств, я осторожно подобрался поближе к краю вершины, сел, скрестив ноги, и смотрел, как небо сливается с морем, а цепочка гор рисует причудливую линию. Скоро облака залило розовым – день близился к закату. Я спохватился: южная ночь наступает быстро, а мне еще как-то в гостиницу нужно вернуться. Бросив последний взгляд на зеркальную поверхность моря, я побрел через кусты обратно, твердо решив, что завтра обязательно сюда вернусь.

Следующим утром, едва солнце тронуло шторы гостиничного номера, я уже был на ногах. Быстро перекусив, вышел на улицу. В планах значилось найти и исследовать тропу Голицына.

На пути мне встретилась компания из трех человек: парень, девушка и частный гид. Гид очень увлеченно рассказывал о мысе, который совсем скоро должен показаться любопытным туристам. Я заслушался и напрочь забыл о каком-либо приличии, пока гид весело не окликнул:

– Молодой человек, я вижу, что вы за нами шпионите уже полчаса, пойдемте с нами!

Я закрыл открывшийся было от удивления рот и с радостью присоединился к ребятам.

Мы пошли по тропе, которая несильно походила на туристическую. Неопытный глаз не сразу различил бы неприметную дорожку, вилявшую по крутым склонам к самой вершине.

Добравшись наверх, гид остановился и вытянул вперед руку:

– Смотрите! Тут древние тавры держали дозорного, а там лабиринт и ложе Адама. А там вдалеке мыс Капчик. Так называется турецкий тапочек с загнутым вверх носком, но на самом деле каждый видит что-то свое…

Я посмотрел туда, куда указывал его палец, и замер. Огромная голова каменного дракона мирно лежала на водной глади. Гид что-то продолжал рассказывать про бухты, пиратов, фильмы, которые там снимали, а я смотрел, смотрел и смотрел, не в силах отвести глаз от этой красоты.

«Я хотел бы, чтобы здесь развеяли мой прах…» – неожиданно пронеслось в голове. Мысль показалась настолько нелепой, что я тихо рассмеялся. Но Капчик действительно завоевал мое сердце: куда бы я ни приезжал, в каких бы странах ни бывал потом, каменный дракон по-прежнему оставался для меня особенным местом.

На следующий день я поехал в Ялту, гулял там по набережной до ночи, решил, что утром заберусь на Ай-Петри, и совсем не заметил, как пролетело время и исчезли с улиц автобусы. Поинтересовавшись стоимостью такси, я пришел к выводу, что это ненужная трата, нашел в парке неприметную лавочку и устроился на ночлег.

На рассвете я проснулся от жуткого холода. Лавочку густо усеяли ледяные капли росы, а неприятных ощущений добавили резкие порывы ветра. Ежась и кутаясь в тоненькую олимпийку, я зашагал к автостанции. До Алупки доехал на автобусе, там вышел и пошел пешком, игнорируя возможность подняться на Ай-Петри с помощью фуникулера.

Я серьезно заболел горами. Тихим хрустом под ногами, цепкими деревцами, высотой и особенным запахом мха и сырого камня. Мир оказался очень красивым. Его хотелось разглядывать, изучать, знакомиться, трогать. То, что было на фото или в видеопередачах, – это так, крошечное что-то, ни на йоту не передающее тех чувств и эмоций, которые можно испытать в момент настоящего путешествия, будь оно даже в соседний город.

Я шел и соглашался с каждой строчкой из песни Владимира Высоцкого: лучше гор могут быть только горы.

«Я вернусь, я обязательно вернусь сюда с мамой и братом – они обязаны увидеть эту красоту!» – думал я, возвращаясь домой.

Едва переступив порог, я начал агитацию:

– Мам, там такие горы, таааакие гооооры! Закачаешься! Крым такой крутой! Давайте поедем туда вместе?

Мама вопросительно подняла бровь. После моего вдохновенного рассказа с демонстрацией фотографий семейный совет постановил: в конце лета мчим в Крым все вместе.

Облазив все пляжи и скалы, я понял, что хочу продолжить путешествия по Украине. На другие страны я пока не замахивался, они для меня были чем-то вроде фотографий с поверхности Марса: красиво, интересно, возникает желание там побывать и пройти своими ногами по этой красноватой пустыне, но даже мысль в голову не приходит, что это можно воплотить в реальность.

Голодовка

Мы продолжали возиться с дачей. После того как новый дом сдуло ветром, строительного энтузиазма поубавилось, но в старом, пусть и маленьком, пожить в теплое время года было вполне реально. И я отправился туда голодать.

Дело было вот в чем: начитавшись про то, что наш организм способен перезагрузиться, очиститься и восстановиться сам благодаря контролируемому сухому голоданию, я решил попробовать эту панацею на себе. Вдруг правду пишут? А еще я буду готов к любым экстремальным условиям. Кто знает, что в жизни может произойти. Землетрясение, например. Я читал, что большинство людей погибали, не дождавшись помощи, лишь потому, что не хватало воды. Мозг ведь какой? Нет еды, нет воды, где-то слышали, что без этих благ можно прожить три дня, – всё, отключаемся через три дня и отправляемся на тот свет. Хотя те же моряки давно научились обходить мозговые истерии стороной: после кораблекрушения они могут месяц мотаться в лодке по океану и выжить. Вот мне и стало интересно, на что способно мое тело, и я решил исследовать его, не дожидаясь возможных катаклизмов.

Авторы методики сухого голодания писали, что при отсутствии любого контакта с водой тело переходит в некий режим, когда энергия не тратится на переработку питательных веществ, а при недостатке калорий организм начинает пожирать собственные клетки. Авторы утверждали, что первыми исчезнут плохие, болезненные клетки, а значит, после голодания должно произойти некое очищение и оздоровление организма в целом.

Я прочитал, что семь дней сухого голода равносильны трем неделям с водой. Несмотря на рекомендации начать с одного дня или максимум с трех, я решил, что начну с недели, и отправился на дачу экспериментировать [4]4
  Автор не является специалистом в данной области и настоятельно рекомендует не повторять его эксперименты в домашних или любых других условиях.


[Закрыть].

На тот момент я практиковал сыроедение. Мое меню состояло из свежих овощей и фруктов, а это в какой-то степени приравнивалось к подготовке к голоданию, о которой писали авторы. «Вот и славно. Не придется время терять. Буду читать книжки, медитировать, заниматься йогой, наблюдать за состоянием», – рассуждал я, обходя кладбищенские оградки на пути к даче. Я заранее знал, что ощущения ждут не из приятных – о них подробно писали на тематических форумах.

К вечеру первого экспериментального дня нестерпимо хотелось есть и пить. Но я настроился решительно и, чтобы не слушать ворчание голодного желудка, лег спать.

На второй день есть хотелось еще больше. А на третий голод начал затихать, на четвертый затих окончательно. Только во рту было неприятно сухо. Я читал, что наше тело способно впитывать воду отовсюду. Даже если не пить, а только принимать душ, всё равно тело способно впитать около литра воды. Методика сухого голодания подразумевала полное отсутствие контакта с водой, даже умываться не рекомендовалось. Собственно, потому я и уехал на дачу: тут и соблазнов меньше, и к запаху никто не придерется.

На четвертый день появилась слабость, слюна стала очень густой, как почти высохший клей. Рот слипался от сухости. На пятый день силы практически полностью меня покинули. Я еле передвигал ноги и, вместо того чтобы заниматься йогой или медитациями, лежал в кровати и играл в компьютерную игру BioShock Infinite на ноутбуке или читал книги, пытаясь отвлечься от чувства неутолимой жажды. Сухость и слипшиеся губы бесили.

Но на шестой день неожиданно случилось озарение. Я почувствовал себя в теле старика. Как будто мозги молодые, они топят за движение, за жизнь, а тело не твое, оно старое, непослушное, немощное. От этого ощущения мне стало страшно. Скажем так, если бы после этого мне сказали бы: «Да что ты знаешь про жизнь инвалидов или стариков?», я бы точно ответил: «Я знаю, как это тяжело». Старость – это когда есть желание, но нет возможности что-то делать. Поэтому, пока ты молодой, надо жить, двигаться и стремиться к максимально здоровому телу.

Вместе с тем пришли мысли о мечтах. Вот если бы это был последний день моей жизни, чего бы я хотел сделать? Я поразмышлял и решил, что с парашютом прыгнул бы. Да, с парашютом! Но с другой стороны, зачем ждать последнего дня, если эту мечту можно хоть завтра реализовать? Да, закончу свой эксперимент и прыгну. Решено.

В начале голодания я определил для себя, что для эксперимента мне хватит семи дней. Но в середине седьмого дня решил, что достаточно пробыл в теле старика. «Нужно начинать пить воду, чтобы это закончить», – решил я. Усугубить ситуацию было всё-таки страшновато. То, что я хотел для себя понять, я понял и прочувствовал каждой клеточкой. Я начал аккуратно пить воду, медленно возвращаясь к жизни. Есть пока крайне не рекомендовалось – пища могла убить в прямом смысле истощенный организм. До первого стакана воды мне казалось, что я океан готов выпить, – настолько меня мучила жажда. После того как я выпил полстакана воды маленькими глотками, случилось неожиданное. Буквально через пятнадцать минут, как по щелчку пальцев, ко мне вернулись силы, все силы. После такого неудивительно, что воду называют источником жизни: я-то думал, что я слабый, потому что не ем, а оказалось, что из-за того, что не пью! Мне казалось, что для выхода из голодания и восстановления прежней физической активности мне понадобится еще неделя, на деле же – стакан воды.

Есть я начал только через три-четыре дня, постепенно прикармливая организм соками. Вернувшаяся энергия словно распахнула крылья за спиной. Я ощущал свое тело сильным и легким, как если бы… наверное, как если бы стал суперменом в одну секунду. Вот прямо очень крутое состояние было. Подводя итоги своего эксперимента, могу сказать: я действительно могу жить без еды и воды неделю, я прочувствовал, что такое быть замкнутым в немощном теле и силу собственного тела, как никогда раньше, что простая вода может «запустить» организм, даже если неделю не было пищи.

Тишина на высоте

Вернувшись домой, я первым делом отмылся и взялся гуглить на тему прыжков с парашютом. Какая нужна подготовка, какие есть ограничения, как правильно-неправильно и где в Луганске это реально сделать. Всё-таки мечта и цель – разные вещи. Мечта – это что-то эфемерное, незримое, красивое и где-то там, в облаках. А цель – нечто конкретное, существующее, чего можно достичь даже небольшими шажочками. Любую мечту можно превратить в цель. Для начала обязательно нужно ее записать; потом добавить конкретики и цифр – когда, сколько, где, как, с кем, чем и зачем; далее предположить, из каких шагов состоит путь к ней; если непонятны все шаги, то первым шагом может быть – загуглить больше информации; составить план ее воплощения и начать действовать. По пути к цели что-то или даже всё может отличаться от задуманного, но, что удивительно, обычно реализация проще, чем казалось изначально.

Аэродром, где прыгают с парашютом, я нашел в Донецке. Стоило это удовольствие не так уж и дорого, я предложил маме и брату составить мне компанию. Доброслав посомневался какое-то время, а мама восприняла идею с неожиданным энтузиазмом. Я позвонил, договорился о приезде, и в назначенный день мы всей семьей поехали на аэродром.

На рассвете наше семейство было на месте. На аэродроме переминались с ноги на ногу еще человек тридцать – все ждали инструктажа и возбужденно обсуждали, как решились на прыжок. Скоро пришел инструктор и повел нас в учебную комнату.

Целый день мы изучали теорию и тренировались в прыжках, отрабатывали необходимые движения до автоматизма. Оказалось, что прыгать можно по-разному и с разным инвентарем. Например, были купольные парашюты, которые использовали еще во Вторую мировую, костюмы, как у белки-летяги, и были парашюты-крыло.

Первый вариант я отмел еще на этапе изучения темы через интернет, потому что это старая технология с очень жестким приземлением и большим риском травмировать ноги. Со вторым не складывалось, потому что прыжок в таком костюме требовал как минимум ста прыжков для подготовки. Остался только вариант с крылом.

В интернете писали, что первый прыжок обычно с пристегнутым к тебе инструктором, но в Донецке ждал хардкор: прыгать мы должны самостоятельно. Поэтому готовили нас очень тщательно: рассказывали о том, что делать, если в купол залетела птица, если парашют не раскрылся или раскрылся вместе с запасным, если летишь в воду или на электропровода, если запутались стропы…

Близился вечер. Наконец-то мы сдали экзамен по подготовке и нас пригласили в самолеты.

– Волнуетесь? – спросил я у мамы и брата.

– Ой, – мама махнула рукой и расплылась в улыбке.

Доброслав выдохнул и вздрогнул, когда назвали его имя.

– Это я что, отдельно, что ли, полечу?

Тут окликнули маму, и оказалось, что мы все летим в разных самолетах.

Что ж, вместе было бы интереснее, но ничто не смогло испортить предвкушения полета. Я почувствовал, как во мне разгорается возбуждение от предстоящего.

На меня надели парашют, и тут я понял, что трясусь как осиновый лист. Вот удивительно мы устроены: умом я понимал, что только что успешно прошел экзамен, научился правильно приземляться, знаю, что делать в экстренной ситуации, но тело… Тело напрочь отказывалось принимать уговоры, что мы не разобьемся в лепешку.

Каждая машина вмещала на своем борту двадцать человек. Когда подошла моя очередь идти на посадку, солнце стало садиться, трясти стало поменьше.

– Давай, давай, не дрейфьте! – перекрикивая гул ветра и двигателей, поддержал нас инструктор.

Я сел в самолет. Трясти перестало, хотя в самолетах я никогда в жизни еще не летал.

– Готовы? – проорал инструктор. – Пошли!

Ребята стали выпрыгивать. Со стороны это выглядело так, будто они выходили из маршрутки и исчезали в неизвестности. Самолет пустел. Остались я и еще один парень.

– Давай! – махнул инструктор.

Парень замотал головой.

– Да не ссы! Нормально всё будет!

Парень вжался в угол.

– Не, я чего-то не хочу.

Инструктор внимательно посмотрел на него и махнул рукой. Не будут же насильно за борт выкидывать. Его взгляд встретился с моим.

– Готов?

Я посмотрел на открытую дверь. Где-то далеко внизу зелеными квадратиками проплывала земля. Куда прыгать, как прыгать… Я кивнул.

– Раз! Два! Три! Пошел!

И я шагнул в небо.

Я почувствовал, как за спиной задергался рюкзак, раскрывая парашют. По инструкции нужно было посмотреть вверх, раскрылся парашют или нет. Я поднял голову, и… зашибись! Раскрылся, но наполовину, стропы перепутались из-за того, что я неправильно прыгнул, и я летел вниз быстрее, чем нужно, как кирпич, привязанный к пакету. Я начал вертеться в обратную сторону от закрутки, чтобы стропы распутались и дали раскрыться парашюту до конца. После нескольких попыток полотно щелкнуло и красивое «крыло» окончательно расправилось. Я облегченно выдохнул. Если бы не получилось распутать стропы, то пришлось бы отстегивать парашют и раскрывать запасной.

В одноканальную рацию загудел второй инструктор: «Молодец! Попробуй теперь вправо-влево и ищи аэропорт». Ему с земли было плохо видно, как я запутался, но его подзорная труба позволяла следить за моими дальнейшими действиями.

Аэропорт я разглядел не сразу. С высоты всё казалось таким крошечным, как будто я смотрю на гугл-карту. Огромные поля походили на цветную плитку, а различить деревья казалось вовсе невозможным: какие-то выпуклые зеленые точки. Я покрутился из стороны в сторону в поисках взлетной полосы. Она оказалась левее от моего положения. Я выправил полет в нужном положении и расслабленно повис в воздухе. «Всё, теперь можно расслабиться», – решил я и стал осматриваться.

Первое, что меня поразило, – это тишина. Я никогда не думал, что она такая… огромная, обволакивающая, плотная, будто вата. В городе такой нет, в лесу тоже. Нигде нет, она только там, на высоте.

Я повернулся и увидел закат. Он разлился по горизонту, как раскаленная лава. С высоты было видно, как медленно движется солнце. Страх куда-то испарился, наступило состояние какого-то невероятного спокойствия.

Вся группа уже приземлилась, а я всё летал, купаясь в воздушных потоках. Видимо, я оказался для парашюта слишком легким, наподобие семечка одуванчика. «Вот поголодай я еще пару дней, так у границы Польши бы в сачок ловили», – пошутил про себя я.

Приземлился идеально, как будто со ступеньки шагнул. Загасил парашют, чтобы его не начало дергать ветром, собрал полотно в охапку и потопал по направлению к ангару. Там оживленно обсуждали, как один дернул по ошибке запасной парашют и он спустился на двух одновременно. Мама с братом остались довольны и даже подумывали, а не повторить ли, – прыжок получился хорошим. Я смотрел на счастливые, разгоряченные адреналином и радостью лица, лица людей, и думал: «И вот зачем откладывать это на последний день жизни или на старость? Какой смысл? Стоит не так уж и дорого, а впечатлений на всю оставшуюся жизнь».

Мне кажется, что вся эта прокрастинация с мечтами – это такое «потом», «когда-нибудь», что может не случиться никогда. Потому что мечта – не цель. К цели совсем иное отношение, и она намного реальнее. Я перевел свою мечту с прыжком в ранг цели и сейчас смаковал полученные ощущения, между делом прикидывая, что бы такое намечтать, а потом перевести в цели и воплотить в реальность.

А если все пойдут с моста прыгать?

«О, не прыгнуть ли мне с моста?» – пришла в голову мысль спустя буквально неделю после прыжка с парашютом. По проверенной схеме полез в интернет. Прыгнуть можно было в Запорожье. Я посмотрел цену – нереального ничего не было. Со всей информацией пришел к семье.

– Не, я прыгать не хочу, мне парашюта хватило, – сразу начал отнекиваться брат.

У мамы же загорелись глаза:

– А я хочу! Я с тобой поеду!

Мы собрались с ней вдвоем и поехали в Запорожье.

Прыгали с красивого моста над широкой гладью Днепра. Вниз лететь сорок метров. Хочешь – тебя макнут в воду, не хочешь – просто будешь болтаться в воздухе.

Прослушав краткий инструктаж, мы встали в очередь.

У края моста к прыжку готовилась девушка. Она силилась собраться с духом, но получалось не очень. «Ща, ща, ща, погодите, ща», – твердила она, уговаривая то ли себя, то ли инструктора. В толпе начали гудеть, что она задерживает очередь. Инструктор устало произнес: «Ладно, еще один выброс». И толпа подхватила ее, как рок-звезду на концерте, и весело, с криками скинула ее с моста. Наблюдать за картиной было забавно: не каждый день видишь такой ажиотаж и толпу желающих кинуться с моста.

«Че там прыгать-то? – рассуждал я как парашютист со стажем в один полет. – Ладно там четыре тысячи метров, а тут всего сорок». Но когда я оказался в шаге от цели, меня проняло. Осознанно сигануть с края моста даже на страховке – испытание для нашей психики. Тело мгновенно становится деревянным, а мозг пытается вдолбить тебе, неразумному, что ты занимаешься самоуничтожением, а не развлекаешься. Прыгнуть с парашютом оказалось легче: там не видно, куда ты падаешь, и ты знаешь, что за спиной сейчас раскроется спасительное полотно. А тут есть высота, ты и веревка. Всё. Ну лодочник внизу ждет, чтобы отловить твое тело и отвезти на берег.

Я помялся, оглянулся на толпу и… шагнул с моста.

Прыжок. Падение. Натяжение веревки. Ты на секунду зависаешь в нескольких сантиметрах над водой, полный неописуемого восторга, и резко взлетаешь вверх, чтобы через секунду вернуться.

Следом за мной прыгнула мама.

– Аааа, я хочу еще! – услышал я, встречая ее около лодки.

– Я тоже! Повторим?

Мама закивала.

– Идем скорее, а то там очередь опять набежит!

В свои сорок пять она напоминала мне бойкую девчонку, которой море по колено, горы по плечу: всё интересно, всё хочется попробовать, везде побывать.

Мы повторили с ней прыжок еще раз, потому что после первого хотелось продлить это состояние полета, как будто у людей птичье прошлое и это прошлое просыпается и говорит: «Еще, еще, давай еще!»

Возвращаясь домой, я поймал себя на мысли, что хочу, чтобы подобных эмоций в моей жизни было больше. Вещи не имеют такой ценности. О них вы не вспомните спустя десять лет. А вот о том, как летели с моста, как навстречу вам неслась река или как ветер запутал стропы, вы будете вспоминать до конца жизни.

Кто-то скажет: «Это дорого!» Нет, не очень. На фоне тех эмоций, которые останутся с вами на всю жизнь, – вообще пустяки. Деньги можно заработать. Если жить погоней за деньгами, чтобы когда-нибудь их потратить, то есть риск, что жизнь превратится в череду серых и однообразных дней, а «когда-нибудь» так и не наступит. Если экономить на всем, чтобы купить машину, квартиру, сделать ремонт, то есть риск, что в старости нечего будет вспомнить, кроме ежедневных поездок на работу на машине и сна на удобной кровати в собственной квартире. Я часто экономил на комфорте, но регулярно выделял деньги на новые впечатления. Я тогда не знал и даже предположить не мог, что погружаюсь в некую методику по осуществлению своих желаний.