Текст книги "«Н» – значит невиновен"

– Я сама справлюсь, – покачала она головой. – Спасибо, что предложили свою помощь.

– Тогда желаю удачи.

– И вам тоже. – Типпи оглянулась на вход в галерею: – Я, пожалуй, побегу. Вы вряд ли придете на открытие?

– Скорее всего, нет. Но мне очень понравились ее работы, – сказала я. – Звони мне, если будут проблемы.

Она улыбнулась и помахала мне на прощание рукой, затем скрылась в галерее.

Я села в машину и задумалась. Типпи – отличная девчонка, хотелось, чтобы ей повезло в предстоящем разбирательстве. В конце концов все у нее будет нормально, в этом я была уверена. Но боль причинила ей я. Конечно, и она виновата, но, с другой-то стороны, она же как-то гасила угрызения совести все эти шесть лет. Наверное, держала все в себе, плакала в подушку. Но что сделано, того не изменишь. Я вернулась к мыслям о собственной работе. Как мне надоели все эти скандалисты, как надоели их обвинения и угрозы. Разве я нанималась, чтобы выслушивать это? Я нанималась, чтобы расследовать порученное дело. И закончу его, уж будьте уверены.

Я включила зажигание и развернулась в неположенном месте. В квартале от галереи был магазин канцтоваров, там я купила три упаковки каталожных карточек – белого, зеленого и оранжевого цветов. После чего поехала домой. На заднем сиденье машины еще оставалась гора бумаг из офиса Морли. Я собрала все до единой и, сгибаясь под их тяжестью, поволокла домой. У дверей квартиры я замешкалась, отыскивая в связке нужный ключ.

Сквозь стекло галереи, соединяющей мою половину с половиной Генри, я разглядела, что на его кухне ланч в самом разгаре. Уильям и Рози склонились друг к другу и о чем-то ворковали. Вероятно, темой разговора были боли в перикарде, колиты и гастриты. Генри выглядел довольно мрачным, он был явно чем-то огорчен – я его давно таким не видела. Поддерживая кипу бумаг коленкой, я только так смогла отпереть свою дверь. Не успела вывалить досье на стул, как вошел Генри с заставленным подносом – курица в лимонном соусе, овощное рагу, салат, домашние булочки.

– Привет, как дела? Это что, все мне? Ну и вкуснятина! Как проходит ланч? – спросила я.

Генри поставил поднос на стол.

– Ты не поверишь, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду? Неужели Рози не смогла привести Уильяма в чувство?

– Это уже пройденный этап. – Генри озабоченно потер лоб. – Он забыл о своих болячках. Ты знаешь, что теперь делает Рози? Она флиртует с ним!

– Рози со всеми флиртует.

– Да, но и Уильям не остается в долгу, – сокрушенно проговорил Генри, доставая для меня из шкафа нож и вилку.

– Ну, положим, в этом нет ничего страшного, – сказала я и по глазам Генри поняла, что ошибаюсь. – Разве это опасно?

– Ты ешь, а я буду рассказывать. Предположим, у них дело дойдет до чего-то серьезного. Что тогда будет?

– Генри, они знакомы-то всего два дня. – Я решила начать с домашних булочек – они были ужас до чего аппетитные.

– Уильям собирается пробыть здесь две недели. У меня волосы дыбом встают, когда я думаю, что может развернуться в оставшиеся тринадцать дней.

– Ты, оказывается, умеешь ревновать.

– При чем тут ревность! Я просто в ужасе.

Сегодня утром все шло нормально. Уильям болтал о колитах, дважды мерил себе давление. Потом еще примерно час мучился по поводу каких-то непонятных симптомов. Затем мы пошли на похороны и там все было более-менее. Когда вернулись, он решил передохнуть и отправился к себе в комнату. В общем, он был тем же старым добрым Уильямом. Нет, честное слово, меня это не очень раздражало. Затем я накрыл на стол и явилась Рози – вся накрашенная. И что я вижу? Они сидят, голова к голове, смеются и воркуют, как пара голубков!

– Что в этом плохого? Рози – просто клад! – Я перешла к курице и тут только почувствовала, как смертельно проголодалась.

– Мне тоже нравится Рози. Она великолепна. Но я не могу представить ее в роли своей НЕВЕСТКИ!

– До этого дело не дойдет.

– Думаешь? Тогда пойди и послушай, о чем они там говорят. У тебя глаза на лоб полезут.

– Ну-ну, Генри, не преувеличивай. Уильяму уже восемьдесят пять лет. Рози всего шестьдесят пять, и она никогда не согласится выйти за него замуж.

– Вот и я об этом говорю. Она для него слишком молода.

Меня начал разбирать смех:

– Ты что, серьезно?

– Я-то серьезно, а вот ты – нет. Что будет, если у них начнется "страстная" любовь? Можешь ты представить их вдвоем, в его спальне?

– По-твоему, Уильям уже не имеет права на сексуальную жизнь? Генри, ты меня удивляешь, это на тебя не похоже.

– По-моему, я просто здраво рассуждаю.

– Но он же еще ничего не натворил! Мне казалось, ты мечтал о том, чтобы он перестал ныть о своем здоровье. Твоя мечта сбывается. Теперь он переключится на другую тему.

Генри уставился на меня, его начали одолевать сомнения.

– Значит, тебе не кажется, что заводить роман в его возрасте вульгарно?

– Да нет, наоборот, это великолепно. У тебя ведь и у самого не тан давно был роман.

– И чем это кончилось, ты, надеюсь, помнишь?

– Главное, что ты остался в живых.

– Но останется ли в живых Уильям, вот в чем вопрос. Я все пытаюсь представить себе, как Рози полетит на Рождество в Мичиган. Я вообще-то не сноб, но, по-моему, у Рози нет понятия о хороших манерах. Например, ей ничего не стоит при всех начать ковырять в зубах.

– Слушай, по-моему, ты рано забеспокоился.

Он пожевал губами, видимо, обдумывая разные варианты.

– Да, видимо, отговаривать их бессмысленно. Они все разно сделают так, как захотят.

Я молчала, делая вид, что в данный момент меня ничто на свете не интересует, кроме еды.

– Как вкусно! Пальчики оближешь, – сказала я умиротворенно.

– Там останется кое-что на ужин, – пообещал Генри. Он показал на бумаги, сваленные на столе: – У тебя много работы?

– Да, вот поем и примусь за дела.

– Хорошо, не буду забивать тебе голову чепухой. У тебя и без этого есть о чем подумать. – И он по-стариковски вздохнул.

– Ты все-таки держи меня в курсе, – попросила я.

– В этом можешь не сомневаться.

Мы попрощались, я закрыла за ним дверь и отправилась наверх. Платье на все случаи жизни и колготки отправились обратно в комод, на смену им появились джинсы, свитер, носки и кроссовки. Райское наслаждение.

Очутившись опять внизу, я открыла банку "диет-пепси" и погрузилась в бумаги. Первым делом разложила на столе все документы по порядку – отдельно досье, отдельно записные книжки, отдельно рабочие отчеты о беседах. Я составила полный список людей, с которыми Морли успел встретиться, и выписала, что сказал каждый из них. Все это я заносила на каталожные карточки, они ложились передо мной аккуратными рядами. Я составляла такие картотеки по каждому делу, с которым работала, и уже не могла без них обойтись. Меня научил этому приему Бен Берд уже в самом начале моей карьеры. Как я теперь понимаю, скорее всего Бен позаимствовал эту технику у Морли Шайна. Я улыбнулась. Свою фирму они называли агентством Берда-Шайна, эти старомодные сыщики с вечными бутылками виски в ящиках стола. В их пору больше всего было "матримониальных" расследований, попросту говоря, выяснений доказательств супружеской неверности. Супружеская измена воспринималась тогда как оскорбление общественной нравственности, как покушение на устои и тому подобное. Теперь это совершенно обыденная вещь, что-то вроде ни к чему не обязывающей болтовни случайно встретившихся знакомых.

С каталожными карточками можно было разыгрывать уйму вариантов – строить их в хронологическом порядке, составлять схемы связей, отделять известное от неизвестного, классифицировать мотивы и версии. Иногда я просто тасовала колоду и раскладывала что-то вроде пасьянса. Кстати, я давно этим не занималась и зря – занятие не только полезное, но и успокаивающее нервы.

Я пошла в кладовку и принесла демонстрационную доску, на которую было очень удобно прикреплять карточки. Пока я не знала, по какой схеме расположу карточки, мне нужно было иметь всю информацию перед глазами. Карточки с записями по убийству Изабеллы Барни были зеленого цвета, по делу Типпи – оранжевого, всех действующих лиц я выписала на белые карточки. Скоро все они были на доске. На часах было 16.45. Я села на табуретку, оперлась локтями о стол и запустила пальцы в свои волосы. Карточки выглядели... ну, просто как цветовые пятна, разбросанные по доске как попало.

Что я хотела отыскать? Связь. Противоречие. Нечто, выходящее за рамки обычного. Я хотела увидеть уже известное мне в новом свете, схватить за хвост неизвестное. Размышляя, я снимала карточки с доски, переставляла их, складывая то одну, то другую схему. Я не спеша обдумывала убийство Изабеллы Барни, позволяя мыслям следовать самыми хитроумными путями. Должно быть, убийца был на седьмом небе от счастья, когда понял, что преступление раскрыть не удалось. Не исключено, страшная назойливость Дэвида Барни той осенью подсказала убийце, на кого можно свалить вину. Кого заподозрили бы в первую очередь? Конечно, Дэвида Барни. Значит, убийца хорошо знал его привычки, знал, что Барни всегда крутится где-то неподалеку от Изабеллы. Но ведь вокруг нее было много других людей. Те же Вейдманы живут всего в миле от ее дома. Сестра Изабеллы, Симона, она вообще живет в двух шагах. Лаура Барни тоже вызывает подозрение. Безусловно, она знала о ночных пробежках бывшего супруга. На первый взгляд, ей ничего не перепадало от этой смерти. Но это в отношении денег, а ведь есть и другие интересы. Великолепная месть – убить женщину, отнявшую у нее мужа, а заодно разделаться и с бывшим мужем, подставив его под подозрение.

Да, в этом что-то есть, что-то есть. Возможно, именно здесь и кроется та связующая нить, которая объединит разрозненные факты.

Раздался телефонный звонок. Я подпрыгнула от неожиданности. Замерло сердце.

Это была Ида Руфь.

– Кинси, надеюсь, я не помешала, только что звонили из бюро судебно-медицинской экспертизы. Кажется, эксперта зовут Уокер. Он просил перезвонить ему как можно быстрее.

Я прижала трубку к плечу и дотянулась до ручки и блокнота.

– Он оставил номер своего телефона?

Ида продиктовала мне номер. Как только она повесила трубку, я набрала бюро.

19

– Бюро судмедэкспертизы. Детектив Уокер.

– Привет, Берт. Это Кинси. Ида Руфь передала мне, что вы звонили.

– Да-да. Рад вас слышать. Подождите секунду, я возьму свои бумаги. – Я услышала, как он чем-то шелестит и шепотом переговаривается с кем-то из своих коллег. – Извините. Мы только что закончили анализы по Морли. Оказалось, что причиной смерти явилась острая почечная недостаточность в сочетании с поражением печени, сердечно-сосудистым кризом, а также...

– Чем все это было вызвано?

– Я как раз перехожу к этому. Я вам уже говорил, что звонил вчера в похоронное бюро? Нет? Так вот, я беседовал с директором. Рассказал об имеющихся подозрениях и спросил, не заметил ли он чего-нибудь необычного. Они обратили внимание на то, что у Морли наблюдалась, как у нас говорят, "выраженная желтизна кожных покровов".

– Так бывает у любителей выпивки?

– Я тоже это сначала подумал, но потом выяснилась истинная причина. Среди того, что вы принесли из дома Морли и из его офиса, особое подозрение вызвал у меня остаток пирожного, так как начинка в нем была явно растительного происхождения – трудно представить, что Морли добровольно проглотил что-то из химикатов. Я сделал анализ этой начинки и обнаружил интересную вещь. Вы когда-нибудь слышали об "амамита фаллоидас"?

– Звучит очень сексуально. Что это за дрянь?

– Ядовитый пластинчатый гриб. Не исключено также, что в начинке был "аманита верна". Это разновидности одного и того же гриба, который в просторечии называют бледной поганкой. Обе разновидности смертельно ядовиты. Так что кто-то весьма ловко приготовил струдель под названием "аманита".

– Да-а-а. Звучит очень мрачно.

– Согласен. Вот еще послушайте. Одной пятимиллионной доли грамма фаллоидина достаточно, чтобы умертвить мышь. Меньше чем две унции этого же вещества убивают взрослого человека.

– Боже!

– Этот тип яда вызывает именно те симптомы, о которых вы рассказывали. Важно и то, что у этого яда скрытый период действия – от шести до двадцати часов. Затем у человека начинается рвота, боли в желудке, понос, явления сосудистого криза.

– Значит, если Морли почувствовал себя плохо в полдень в субботу, следовательно, он съел это "пирожное" или утром в субботу или в какое-то время в пятницу?

– Да, похоже на то.

– Где можно найти эти проклятые грибы? Они растут в наших местах?

– Я смотрел в справочнике. Там написано, что они растут на тихоокеанском побережье Северной Америки в летнее и осеннее время. Сейчас уже не осень, но вполне вероятно, они еще где-то встречаются. Бледная поганка растет преимущественно в хвойных лесах, одиночными грибами, группами или кольцами. Даже если в наших местах они редки, их можно привезти в замороженном или высушенном виде. Где вы нашли эти остатки пирожного? У него дома?

– Нет, в мусорной корзине в его офисе в Колгейте. Я заметила эти остатки, когда была там еще в первый раз, но не увидела в них ничего подозрительного.

– Вы не знаете, как они туда попали?

– Понятия не имею. Я просто сунула коробку в мешок вместе с остальными вещами. Вероятно, по дороге в офис Морли заехал в кондитерскую и купил это пирожное. Бетти из парикмахерского салона говорит, что он постоянно привозил с собой какую-нибудь еду. Неделю он был на строгой диете, но у себя в офисе отводил душу и на пирожных, и на еде из "Макдональдса". Возможно, кто-то доставил ему это угощение прямо к дверям офиса...

Берт перебил меня:

– Да, вот что еще важно. Именно при отравлении ядом бледной поганки у жертвы наступает кратковременное улучшение самочувствия.

– Вы имеете в виду воскресное утро?

– Именно. Как раз к этому моменту организм человека уже сдался под действием яда. Печень окончательно разрушена, яд проник в кровь, открылось кровотечение в пищеварительном тракте. Морли, вероятно, не упомянул, что перед этим у него была кровавая рвота и кровавый понос. Возможно, он не хотел тревожить жену, не знаю. В общем, если бы на этой стадии его поместили в больницу, он не выжил бы.

– Да, плохо было бедняге. Почему же он не обратился за помощью?

– Трудно сказать. В таких случаях состояние организма напрямую зависит от количества яда. Возможно, он откусил только маленький кусочек, почувствовал какой-то странный вкус и выбросил остатки в корзину. Вы когда-нибудь видели, как Морли ел? Он буквально сметал все со стола. Да еще хвастался. Видно, пирожное пришлось ему не по вкусу.

– Значит, убийца хорошо знал его привычки? – предположила я.

– Не обязательно. Он не делал секретов из своих привычек. Всем подряд рассказывал, какое больное у него сердце и какие проблемы с лишним весом.

– А эти грибы? Их можно сразу отличить от других?

– Да, если вы в них хоть немного разбираетесь. Я сейчас прочитаю, что тут о них написано. "Аманита верна" – гриб белого цвета, "Аманита фаллоидас" – желтоватого или зеленоватого. Споры у обоих видов белые. Так. Что еще? Да, вот это важно. Гриб вырастает из капсулы, которая так и остается даже у взрослого гриба. Здесь есть картинка бледной поганки, она как будто растет из яйца с мягкой скорлупой. Дальше продолжать?

– Нет, главное я уже поняла. Возможно, остальные поганки так до сих пор и растут во дворе убийцы. Что вы будете делать дальше?

– Я уже послал кусочек пирожного в токсикологическую лабораторию в Фостер Сити. Думаю, они подтвердят нашу версию. Я уже звонил в отдел по расследованию убийств лейтенанту До-лану, вы тоже можете ему позвонить. Работа предстоит трудная. В делах об отравлениях очень сложно найти доказательства, удовлетворяющие суд. Им нужны прямые улики: кто именно испек пирожное и положил в него ядовитый гриб, кто положил коробку у двери офиса Морли, который удивился, но съел "подарок". Как ни крути, тут все улики оказываются косвенными. Насколько я понимаю, пока нет даже подозреваемого.

– Да, пока нет.

– Но начинать с чего-то все равно надо. Как только мы получим дополнительную информацию, я вам сразу перезвоню. Кстати, у меня совершенно пропало желание пробовать домашние пирожные.

– У меня тоже. Спасибо, Берт.

Я повесила трубку похолодевшими руками. За последние месяцы Морли говорил с десятками людей, имевших отношение к делу Изабеллы Барни. Что же заставило убийцу пойти на крайний шаг? Что-то очень серьезное, это ясно. Отравители отличаются от остальных убийц тем, что они хитрее, изворотливее, умнее последних во много раз. В порыве чувств на такой шаг не идут. Злой умысел в таких случаях, если, конечно, убийца найден, не нуждается в особых доказательствах и приговор бывает самым жестоким.

Морли Шайна отравили ловко и молниеносно, тан редко случается даже при обычных способах убийства. Я невольно вообразила убийцу, склонившегося над поваренной книгой и изучающего то, что больше всего любит Морли. Вот он готовит тесто, вот сдабривает его маслом, вот скатывает струдель, не забыв про ядовитую начинку. Угощение готово, и убийца, возможно, даже мило беседует с Морли, пока тот ест пирожное. У пирожного странный привкус, но Морли не привык к изысканной пище. Он слишком оголодал на своей диете и слишком хорошо воспитан, чтобы делать замечания. Затем, спустя много часов, он чувствует себя плохо. Вряд ли он соотносит свое нездоровье с пирожным, съеденным накануне...

Где-то же я видела эти поганки? В моем мозгу мелькнула картинка чьего-то сада... деревья... кружок из поганок...

Не так уж много мест, где я могла это видеть. У Симоны? У дома Дэвида Барни, там, где он жил в момент убийства Изабеллы? Нет, там я не могла этого видеть. Рядом океан, деревьев почти совсем не было. У Вейдманов? Помнится, вместе с Иоландой я выходила во внутренний дворик, где дремал Питер Вейдман, там еще был вид на небольшой садик.

Я опять аккуратно разложила разноцветные карточки. Кого же из свидетелей Морли я еще но видела? Еще раз взяла расписание его встреч за последние месяцы, начиная с октября. В ноябре их не так много – два визита к врачу, один – к парикмахеру. Совсем не то, что нужно. В декабре были отмечены две встречи по делу об убийстве. Да, в какой-то момент Морли попал в точку, этого ему и не простили. Дважды намечалась беседа с Иоландой и Питером Вейдманами. Один раз ее, очевидно, переносили, так как стрелка на странице была подведена к другому дню. Я вспомнила, как Иоланда высказывала недовольство назойливостью Морли. Значит, он был у них неоднократно.

Вот запись первого декабря: 13.15 – встреча с Ф.В. Франческа Войт? Говорил ли он с ней? Мне она сказала, что никогда не встречалась с Морли. Я нашла папку с ее инициалами, но совершенно пустую. Возможно, некто с инициалами Ф.В. проходил свидетелем по какому-то другому делу, но это маловероятно. На этой же странице сверху был записан номер домашнего телефона Войта. Франческа солгала мне? На той же неделе в субботу утром он наметил встречу с Лаурой Барни. Она упомянула об этой договоренности, правда, Морли по какой-то причине на встречу не явился. Дороти говорила, что в субботу он ездил только в свой офис, чтобы забрать почту. Если моя теория верна, то пирожное ему подкинули либо в пятницу после обеда, либо в субботу утром. Это стоит проверить. Кстати, Лаура Барни как медсестра имела представление о ядах. Пожалуй, начать надо с нее, а потом проверить остальных.

И начинать надо сейчас же. Я снова открыла дверцу своей машины. Снова автострада. Направо, налево... В шестом часу я уже была перед главным входом в клинику. Закрывалась она в пять, так что шансы застать кого-либо приравнивались к нулю, ведь впереди был уик-энд. Домашнего адреса Лауры я не знала, а встречу с ней откладывать не хотела. К моему удивлению, именно она показалась в дверях. Я энергично нажала на звуковой сигнал, она посмотрела в мою сторону с недовольным видом.

Я помахала ей рукой и высунулась из окошка.

– Могу я переговорить с вами?

– Я спешу домой.

– Это займет совсем немного времени.

– Не могли бы мы встретиться в другой день? Я так устала на работе. Мечтала пойти домой, выпить бокал вина и принять горячую ванну. Приезжайте ко мне домой примерно через час.

– К сожалению, в это время я должна быть в другом месте.

Она отвернулась, молчаливо изучая тротуар возле моей машины.

– Мне нужно всего пять минут.

– Ладно, давайте. – Она кивнула головой на соседний дом. – Я живу здесь, квартира номер шесть. Припаркуйте машину и поднимайтесь ко мне. Я хотя бы сброшу халат и влезу в тапочки.

– Спасибо за приглашение.

Она пошла к своему дому и исчезла в подъезде. Парковка не заняла у меня много времени. Кажется, я могла поздравить себя с началом паранойи, так как на мгновение мне показалось, что Лаура живет в другом доме и таким нехитрым способом решила улизнуть. Вот она входит в парадную дверь и выходит через черный ход. Я вошла в ту же дверь и оказалась в плохо освещенном, пустом коридоре. На небольшом столике в углу стояла лампа, но ее еще не успели зажечь, рядом с ней лежала аккуратно разложенная почта для жильцов и газеты. Все двери на первом этаже были закрыты, очевидно, три квартиры были здесь на первом этаже и три – на втором. Справа по коридору наверх вела лестница.

Я поднялась по ней. Не самое лучшее место на свете для жилья, но зато чисто. Я не любитель завитушек, а обои на стенах были в викторианском стиле. Но цвета веселенькие.

Квартира номер шесть. Я постучала в дверь. Через мгновение на пороге появилась Лаура, затягивая на ходу хлопковое кимоно. Ее медсестринские туфли небрежно валялись в прихожей, в ванной комнате вовсю шумела вода, указывая, что времени для разговора совсем немного. Вся квартира – две большие комнаты и ванная. По потолку шли деревянные балки, выкрашенные темным лаком. Мебели немного, но подобрана она со вкусом. Лаура с усмешкой следила, как я обозреваю ее апартаменты.

– Как вам моя квартира?

– Нормально. Мне всегда интересно, как живут люди.

– А как живете вы сами?

– Примерно так же. Предпочитаю простую обстановку, – сказала я. – Не люблю работать только для того, чтобы оплачивать бесчисленные счета.

– А я ненавижу жить вот так, в одиночестве. Присаживайтесь, если хотите.

– Неужели это так плохо – жить одной?

– Конечно, разве вы так не считаете? Ужасная штука – одиночество. Пустота. Разве кто-нибудь добровольно согласится жить вот тан? – Она обвела комнату рукой, но явно имела в виду совсем не мебель. Затем пошла выключить воду. Судя по аромату трав, ванна будет лечебной.

– А мне такая жизнь нравится. По крайней мере, никто не лезет с советами, – сказала я.

Лаура вернулась.

– Надеюсь, так я буду жить не всегда. Как видите, я не смиряюсь со своим одиночеством.

– Разве кто-то, кроме нас самих, способен понять нас? Каждый сам по себе.

– О, перестаньте. Не люблю я этих разговоров, – перебила меня Лаура. – Тан зачем я вам понадобилась?

– Мне надо поговорить с вами по поводу Морли Шайна. Он ведь назначал встречу на прошлую субботу?

– Да. Только почему-то не соизволил прийти.

– Его жена утверждает, что в тот день он ездил к себе в офис.

– Я была там ровно в девять. Прождала его целых полчаса, а потом уехала.

– Где вы его ждали? В его кабинете?

– Нет, была на улице, сидела в своей машине. А почему вы спрашиваете? Есть какая-то разница, где я ждала – снаружи или внутри?

– Да нет, особой разницы нет. Просто меня интересует коробка с заказом, которую Морли должен был получить в этот день.

– Вы имеете в виду эту коробку из кондитерской?

– Так вы ее видели?

– Да, конечно. Я же говорю, я сидела в своей машине. Фургон, который развозит заказы из кондитерской, притормозил рядом с моей машиной. Вылез какой-то парень с коробкой белого цвета. Он прошел мимо меня и спросил, не я ли Марла Шайн? Я сказала, что он перепутал, что его клиента зовут Морли Шайн, но его еще нет. Тогда парень попытался всучить эту коробку мне, но я и так ждала уже довольно долго и собиралась уезжать. Ненавижу попусту терять время. Я же вам говорила, что меня ждала в тот день масса дел.

– И что парень сделал потом с этой коробкой?

– С коробкой? Не помню. По всей видимости, поставил ее на крыльцо.

– Название кондитерской вы случайно не запомнили?

– Нет, мне это было ни к чему. Помню, что фургон был красного цвета. Может быть, это был фургон не самой кондитерской, а какой-то рассылочной службы. А почему вы так подробно спрашиваете об этом?

– Морли умер не своей смертью.

Она только проговорила: "Неужели?" Ее удивление казалось совершенно искренним.

– Вероятно, в той белой коробке лежал струдель. Я только что разговаривала по поводу этого струделя с судебно-медицинским экспертом.

– Так в этой коробке лежала отрава?

– Получается, что так.

– И что вы собираетесь делать?

– Пока не знаю. Морли удалось узнать что-то очень важное. Кажется, я начинаю догадываться, что именно.

– Жаль, что он не успел ничего сказать перед смертью.

– Ну, в определенной степени успел. Я уже знаю, в каком направлении развивалась его мысль. Он ведь много лет был партнером человека, который учил меня ремеслу частного детектива.

– Может быть, я могу вам помочь еще в чем-то?

– Нет, спасибо, пока все. Теперь принимайте свою ванну.

И снова автострада. Свернув на нее, я домчалась до поворота на Каттер-роуд, затем повернула налево по направлению к Хорток Равин. У меня было такое чувство, что уже неделю без остановки я мотаюсь между этими тремя точками – Колгейт, Санта Тереза, Хортон Равин. Вторая половина дня выдалась пасмурной, типичный декабрь с температурой около пятидесяти по Фаренгейту. На такую погоду жалуются только избалованные солнцем калифорнийцы. Я припарковала машину у ворот и нажала на звонок. На этот раз открыла сама Франческа. Она была в шерстяном коричневом платье, на спину накинула свитер.

– Кинси? Вот уж не ожидала увидеть вас так скоро. – Она удивленно вскинула брови и внимательно посмотрела на меня: – Что-нибудь случилось? Вы какая-то не такая. Плохие новости?

– Да, но сейчас не об этом. У вас есть время для разговора? Мне нужно кое о чем спросить.

– Конечно. Заходите. Гуда ушла на рынок, а я как раз пью кофе у камина на веранде. Присоединяйтесь ко мне. На улице сейчас так противно.

"Сейчас везде противно, не только на улице", – подумала я. Мы зашли на кухню, выкрашенную в два цвета – черный и белый, с огромными окнами. Единственным цветным пятном здесь были красные тарелки. Франческа взяла чашку для меня, и мы вышли на веранду.

– Хотите со сливками, с сахаром? Есть еще молоко.

– Молоко – именно то, что надо; – сказала я. Мне не хотелось пока говорить про Морли. Франческа поглядывала на меня, пытаясь отгадать цель визита. Видимо, плохие новости накладывают на человека свой отпечаток.

Франческа устроилась в своем кресле: перед моим приходом она читала книгу Фэй Уэлдон, закладка была уже на последних страницах. Я тысячу лет не сидела вот так с книгой целый день. Франческа налила кофе. Я поблагодарила ее, она чему-то усмехнулась и положила к себе на колени подушку. Положила и начала ее теребить.

Судя по всему, она решила не выяснять цель моего визита. Наконец я не выдержала.

– Франческа, я просматривала записные книжки Морли и обнаружила там пометку о том, что вы встречались на прошлой неделе. Почему вы не рассказали мне об этой встрече?

– О, – она покраснела, лихорадочно подыскивая ответ. Потом решила, что второй раз лгать не стоит: – Мне очень не хотелось об этом говорить.

– Сейчас-то расскажете?

– Это действительно очень неприятная для меня тема. В четверг утром я перезванивала Морли и, кажется, уладила это дело.

Она замолчала.

– И что это была за история? – спросила я.

– По этому поводу у нас была ссора с Кеннетом. Дело в том, что совершенно случайно я наткнулась... в общем, узнала нечто неизвестное мне...

– Что же?

– Сейчас скажу. Но вы должны понять обстоятельства, в которых это произошло...

Обычно об "обстоятельствах" начинают говорить тогда, когда стремятся оправдать чью-нибудь подлость. Иначе нет смысла ссылаться на обстоятельства.

– Так я вас слушаю, Франческа.

– Теперь я понимаю, насколько смерть Изабеллы вымотала меня. Я уже не могу слышать ни об убийстве, ни о чем-либо, с ним связанном. Шесть лет я слышу от Кеннета только об этом, больше ни о чем. Ее убийство, ее деньги, ее талант. Какая она была красивая. Как трагична ее гибель. Он стал одержимым из-за этой женщины. Сейчас он любит ее сильнее, чем при жизни.

– Ну, это, наверное, преувеличение...

Франческа не обратила никакого внимания на мою реплику.

– Я даже Морли призналась, что ненавидела Из, что была счастлива, когда услышала известие о ее смерти. Словно... огромная ноша свалилась с плеч. Когда я потом вспоминала о тех днях, то поняла, насколько все извратилось в моем сознании. Кстати, то же самое можно сказать и о Кеннете. Мы оба хороши. В сущности у нас брак двух психопатов.

– Вы пришли к такому выводу после беседы с Морли?

– Да, но не только она показала мне, что с этим надо кончать, что если я хочу остаться в здравом рассудке, то должна стать самостоятельной...

– Значит, именно тогда вы решили расстаться с ним, в эти последние несколько недель?

– В общем, да.

– Значит, решение не связано только с вашим заболеванием?

– Конечно, и это сыграло свою роль, – пожала она плечами. – Я как бы проснулась, взглянула на многое по-новому и вдруг поняла, что происходит вокруг. Но, честно говоря, до беседы с Морли я все еще считала, что у нас с Кеннетом счастливый брак. Да-да. Я считала, что все в порядке. Морли открыл, что и в этом отношении я тешила себя иллюзиями.

– Видно, у вас был непростой разговор, – предположила я.

Я ждала, что она начнет рассказывать, но воцарилась долгая пауза.

– Так о чем же вы говорили?

Она посмотрела на меня:

– Что?

– Вы собирались рассказать мне о беседе с Морли, о том, что вы случайно обнаружили. Ведь именно эта находка заставила вас позвонить Морли, не так ли?

– Да, конечно. Так вот, однажды я наводила порядок в кабинете Кеннета и наткнулась на счет, о котором никогда от него не слышала.

– Вы имеете в виду какую-то справку о банковском счете?

– Да, что-то вроде этого. Он, как бы это лучше сказать, кое-кого поддерживал деньгами.

– Поддерживал кое-кого деньгами? – тупо повторила я.

– Ну, вы понимаете, о чем речь. Регулярные выплаты наличными, из месяца в месяц. Это продолжалось около трех лет. Как всякий уважающий себя бизнесмен, Кеннет сохранял все документы. Наверное, ему не приходило в голову, что я могу на них наткнуться.

– Так кому же он передавал деньги? У него была любовница?

– Я тоже так сначала подумала, но оказалось, что все значительно хуже.

– Франческа, нельзя ли отказаться от намеков, а сразу сказать, о чем идет речь.