Текст книги "Невеста мастера"

Вот он уже на территории верфи, огибает распиловочный цех; там его гордость, последнее нововведение – паровая пила, которая почти мгновенно превращает бревно в ребро шпангоута; раньше это долго и со страшным напряжением сил делали два пильщика – один наверху, другой внизу глубокого колодца. Его тяжелые сапоги почти утонули в глубоком слое опилок. Обогнув штабель бревен, он подошел к ней.

Констанс сидела на балке спиной к нему, голова ее была закутана в шерстяной платок, кисть в ее руке быстро сновала от палитры к холсту, укрепленному на груде обрезков. Да, это был «Одиссей». Были уже набросаны очертания мачт, правда, без парусов, но корабль уже разрезал носом океанские волны, устремляясь прямо в багровые штормовые облака, клубящиеся на горизонте. Лок почти ощутил брызги от пены из-за борта – так живо была написана картина. Да, это работа не дилетантки. Все свидетельствовало о подлинном таланте и неплохой технике живописи. Лок сделал еще шаг, чтобы рассмотреть картину поближе.

– Еще минутку, Мэгги! – пробормотала Констанс. – Пока светло, я уже заканчиваю…

– Мне кажется, до конца еще далеко, – заметил Лок.

Констанс подскочила и от неожиданности поставила на картине белую кляксу.

– Черт, – выругалась она.

Бросив презрительный взгляд через плечо, она поспешно принялась за исправление неловкого мазка.

– У вас уже сложилась неприятная привычка, мистер Мак-Кин, преследовать меня.

– Преследовать вас – на моей собственной территории, мисс Латэм? Простите, но это звучит несколько странно. Кстати, мне нравится ваша работа, но, я повторяю, она не производит впечатления завершенности.

Восстановив нарушенную гармонию в картине, она завернула палитру и кисти, сложила их в холщовый мешок и встала.

– Ну, по крайней мере, мачты на месте, – отозвалась она, бросив взгляд на корабль, служивший моделью для ее картины. – Вы, я вижу, скоро спустите его на воду.

– Да, где-то через пару-другую недель, наверное.

– Ну, тогда, скажите, какие на нем будут паруса, чтобы вид был законченный.

Это ж надо – он ей сделал замечание, а в ответ получил задание! Не моргнув глазом, Лок сообщил ей полный список брамсов, кливеров и гиков, а в заключение спросил:

– А не проще ли было изобразить его в доке?

– А разве вы так его видите? Разве не бегущим по волнам под порывами норд-веста? – В ее голосе было почти презрение.

– Романтично, но лучше бы не надо, а то паруса порвутся, – откликнулся он. – Знаете, зачем ему нужна скорость? Это обеспечит самые высокие фрахтовые ставки. Я бы нарисовал, как «Одиссей» разгружает тюки с чаем и прочими товарами, и через год, я думаю, так и будет…

– Этот ваш практицизм не мешает вам мечтать?

– Никогда!

– Хорошо быть таким уверенным в себе. – Она задумчиво посмотрела на него, потом опустила глаза. – Я оставила пальто в вашей конторе. Спасибо. Рада, что вы вроде бы не пострадали из-за его отсутствия.

Лок поглубже засунул руки в карманы. Она довольно прозрачно напомнила ему об их вчерашней встрече, и чем она кончилась.

– Пожалуйста, не стоит вспоминать о таких мелочах.

– Для меня это не мелочь…

Лок бросил на нее тревожный взгляд. Опять это непередаваемое ощущение – как будто шагаешь со скалы в никуда… Вот сейчас он утонет в золотых глубинах ее глаз, упьется диким волшебством ее чувственных губ. Она не будет сопротивляться – он это знает (в нем уже говорило мужское самолюбие). Он сжал ладони в кулаки – нет, он не протянет своих рук к ней, хотя она и ждет его объятий.

– Вам не следует сюда больше приходить, – резко сказал он, сам удивленный грубой хриплостью своего голоса.

– Почему? – пораженная, расширенными глазами она уставилась на него.

– Вы знаете почему.

– Нет, не знаю. – Она попыталась засмеяться.

– Нельзя.

– Потому что мой дед подвел вашего? Но как? Никто не хочет мне об этом рассказывать…

– Алекс Латэм в самый критический момент прекратил финансирование и разорил нас. Мой отец все потерял. Жену, дело, потом и жизнь.

– Но почему, почему Алекс так сделал? Должна же была быть какая-то причина, какой-то мотив!

– Для Латэмов это не обязательно.

Это звучало как оскорбление и в ее адрес, ее щеки зарделись ярким румянцем. Она оборвала платок с головы и сделала шаг в его сторону.

– Это поэтому вы меня так боитесь, Лок Мак-Кин?

– Что за глупости!

– Ну, так почему же на этот раз вы убегаете? – спросила она, проведя рукой снизу вверх по его пальто.

Он перехватил ее кисть, и в его, еще более охрипшем голосе слились угроза и предупреждение.

– Играете с огнем, Констанс…

– Это лучше, чем замерзнуть в этой пустыне, – пробормотала она, слегка пошатнувшись в его сторону и глядя ему прямо в глаза.

– Обожжетесь! – резко сказал он, а сам подумал: «Мы оба обожжемся…»

– Может быть… Ну и плевать! – В ее лице появилось что-то бесшабашное.

Порыв ветра подхватил прядь ее волос и бросил прямо ему в лицо – в ноздрях у него защекотало от пряного аромата тропических цветов. Лок почувствовал, что он все меньше и меньше способен владеть собой. Он резко отстранил ее от себя.

– Черт тебя побери! Что за игру ты затеяла?

– Ну что ты! Какая уж тут игра с таким уверенным в себе мужчиной. – Констанс одарила его снисходительной улыбкой – так все понимающий взрослый улыбается несмышленому ребенку, и взялась за холст и мешок с красками.

– А вот и ты, Мэгги!

Лок повернулся и увидел ту самую рыженькую служанку, а рядом с ней одного из своих рабочих – широкоплечего темноволосого ирландца с лицом боксера по имени Тип Мэддок. Глаза у Мэгги сияли – чувствовалось, что одним поцелуем у них не обошлось. Он нежно поддерживал ее за локоток.

– Ой, простите, мисс! – сказала Мэгги, покраснев. – Мы заговорились и забыли про время…

– Ну, по крайней мере, хоть ты не потратила его зря, – отозвалась Констанс и бросила взгляд на Лока. Он заскрипел зубами. Вот и награда за его сдержанность! Боже, эта девчонка сведет его с ума!

Мэгги сделала Локу книксен и с любопытством посмотрела на Констанс.

– Тип готов нас проводить, если вы готовы. Констанс поймала яростный взгляд Лока и улыбнулась ей в ответ.

– Спасибо, Мэгги.

5

Мисс Элспет Филпот жила неподалеку от церкви Троицы, там, где Саммер-стрит переходила в Уинтер-стрит, в квартале мелких лавочек и магазинов. Прямо под окнами ее апартаментов висела вывеска «ЧЕРДАК – писчебумажные товары, журналы, книги». Каждому, кто попадал к мисс Филпот, бросалось в глаза изобилие печатной продукции во всех ее комнатах и коридорах. Констанс сразу пришел в голову забавный образ – как будто книжная лавка внизу однажды взорвалась, разметав свое содержимое по покоям почтенной дамы, и там все стало энергично прорастать и размножаться как грибы из спор, причем в самых неожиданных и неподходящих местах. Констанс не удивилась, узнав, что хозяйка квартиры является и совладелицей этой лавки.

– Только так я могу как-то удовлетворить свои читательские аппетиты, – ничуть не стесняясь, призналась Элспет, ставя, пустую чашку на объемистую подшивку «Научной газеты», заменявшую журнальный столик.

– Знаете, мисс Латэм, наша мисс Филпот – это настоящий катализатор творческой деятельности. Самые наши уважаемые авторы генерировали свои идеи у ее чайного подноса, а потом делали их достоянием публики, и опять с ее помощью и благодаря ее энтузиазму, – заметил худой, угловатый джентльмен с глубоко посаженными глазами. Он поднялся и вышел из кольца кресел и кушеток, где последние два часа кипела довольно оживленная литературная дискуссия. Он и Констанс были последними из оставшихся гостей.

– Ну, знаете, мои интересы не такие уж альтруистские, – запротестовала Элспет. Ее серьги из черного янтаря раскачивались как маятники под белокурым шиньоном. – Ради своего бизнеса я должна всячески стимулировать книготорговлю, а что лучше расходится на рынке как не новые идеи? Что, вы уже уходите, мистер Гаррисон? Нет, нет, побудьте еще!

– Меня ждет очередной номер «Либерейтора». – Он склонился к руке Констанс. – С удовольствием с вами познакомился, мисс Латэм. Надеюсь, мы скоро увидимся.

Констанс пробормотала что-то полагающееся в подобных случаях. Как тепло и внимательно здесь к ней отнеслись – совсем не та атмосфера, что на этой Ассамблее! Ее приняли как свою, задавали всякие умные вопросы насчет ее тихоокеанского дома и внимательно выслушивали ее ответы, а ведь аудитория была, хотя и избранная, но довольно разнообразная – наряду с известными художниками и писателями там были и меценаты, и простые любители литературы и искусства.

Проводив гостя, Элспет уселась рядом с Констанс; вокруг были книги, книги, книги – в стопках, в ящиках, на полках, не говоря уж о подшивках газет и журналов, разбросанных повсюду. Хозяйка обмахнулась кружевным платком и удивленно вздохнула.

– Как было интересно! Мистер Уильям Гаррисон – великий оратор, правда?

– Да, он очень красноречив, – согласилась Констанс, поправляя складки своего выходного платья из зеленого шелка.

– Какую огромную работу он ведет в этом обществе за отмену рабства! И что характерно, – добавила Элспет, – он еще и за равные права для женщин!

– Мне все ваши гости показались замечательными людьми, – откликнулась Констанс, – особенно мистер Готорн.

Элспет вскочила.

– Я же обещала тебе мой экземпляр его «Сказок, рассказанных дважды»! Куда я его задевала?

Констанс оглядела комнату:

– Ну, здесь вряд ли что-нибудь отыщешь, – и подняла руку, чтобы остановить свою новую подругу. – Ну, пожалуйста, не стоит из-за этого беспокоиться.

– Ничего, ничего, какое тут беспокойство! Я все всегда помню, где у меня что. Все-таки тридцать лет собираю… – Элспет постояла немного в раздумье, потом лицо ее прояснилось, и она поспешила к туалетному столику, с которого свисали вперемежку салфетки и литературные журналы, и вытащила откуда-то из-под самого низа самой большой стопки нужную книгу.

– Эврика! – Элспет подала ей книгу. Констанс с улыбкой поблагодарила ее.

– Она мне наверняка понравится.

– Некоторые из его новелл очень забавные. Там есть одна про … но не буду портить тебе восприятия, – засмеялась Элспет. Она снова уселась на кушетку и выжидательно посмотрела на Констанс.

– Ну, а теперь, можно посмотреть твои наброски?

– Здесь ничего особенного, – слегка стесняясь, Констанс вытащила портфельчик, примостившийся у ее ног. – Вот эскизы корабля – я как раз закончила картину, и кое-что для развлечения.

– Ты должна верить в себя и в свой талант, – только тогда ты добьешься успеха в Париже, – решительно инструктировала ее Элспет, развязывая ленточки и открывая альбом. Она вытащила пенсне из нагрудного карманчика и начала внимательно разглядывать страницу за страницей. – В конце концов, если ты не веришь в себя, то кто же поверит?

– Вы правы, конечно, – сказала Констанс. Чтобы скрыть, как она нервничает, она встала и подошла к камину. – Какая изящная тут решетка – колосья, фазаны… Так страшно – а вдруг это никуда не годится?

– На твоем месте я бы насчет этого не беспокоилась, – деловито бросила Элспет. – Это просто великолепно!

Констанс повернулась к ней, выдохнув с облегчением:

– Вы, правда, так считаете?

– На сто процентов! Корабли – это хорошо и, наверное, тебе это интересно, – ты ведь из семьи судовладельцев, и не последнего десятка, но вот эти рисунки, дорогая, они очаровательны!

Констанс нахмурилась, не вполне понимая, чем так восхищается Элспет.

– Вы имеете в виду рисунки Лахайна?

– Людей, жителей Лахайна! Это несколько иное. – Элспет снова начала перелистывать альбом. – Эти детишки – херувимчики, эти парни на каноэ. И эта вот старушка – смотри, сколько чувства, любви в ее таком прекрасном, морщинистом лице! Кто это?

Уставившись на портрет, Констанс снова нахмурилась и потерла виски. Она вроде совсем уж вспомнила что-то важное, но потом это куда-то ушло.

– Я… я не уверена. Может быть, жрица…

– Твои рисунки – это настоящая повесть о жизни твоего острова. Констанс, я найду тебе издателя, согласна?

– Издателя? – Она не могла скрыть удивления. – А зачем?

– Во-первых, потому что эти рисунки интересны сами по себе, а во-вторых, потому что интерес к Сандвичевым островам не стал меньше с тех пор, как тридцать лет назад там появились первые миссионеры. Так что аудитория для такой публикации будет и, хотя я не имею в виду, что ты на этом озолотишься, все-таки шанс получить определенную сумму денег у тебя будет, почему бы не сочетать приятное с полезным?

У Констанс даже голова закружилась от такого безудержного энтузиазма своей подруги.

– Не знаю, что и сказать…

– Скажи «да», и я сделаю все остальное. Мистер Эванс с Вашингтон-стрит – отличный печатник и все сделает как надо. Прежде всего, надо обратиться к нему.

– Ну, как же я могу сказать «нет»? – спросила Констанс.

Добывать деньги тем, что она больше всего любит, – разве это плохо? Не надо будет брать их со счета Мак-Кинов или ждать, пока Алекс исполнит свое обещание заплатить ей за билет.

– Вы такая добрая! – сказала она, благодарно улыбаясь. – Как же я могу вас отблагодарить!

– Главное – не терять времени и не разбрасываться, – деловито отозвалась Элспет, завязывая ленточки альбома. – Твой талант слишком уникален, чтобы тратить его только на изображение кораблей.

– Я очень хотела написать «Одиссея», – объяснила Констанс, отходя снова к камину. – Корабли ЛохленаМак-Кина – это настоящие произведения искусства.

Элспет сразу навострила уши.

– Мак-Кина ты сказала?

– Да, я знаю, наверное, неразумно для меня, из семьи Латэмов, иметь дело с кем-то из Мак-Кинов. Хотелось бы знать, что же там на самом деле случилось?..

– Ой, да зачем ворошить эти старые слухи?

– А все-таки?

– Нет, нет. Это было все так давно…

– Ну, пожалуйста, Элспет! – Констанс присела рядом с ней; что-то властно подсказывало ей: «Не отступай!» – Я же знаю только какие-то отрывки этой истории, а мне нужно знать все.

– Все началось с каких-то деловых споров – я так полагаю, – сказала Элспет задумчиво. – Надо сказать, их компания «Латэм, Мак-Кин и К0» тогда процветала… Энок – отец мистера Мак-Кина – был корабел, а твой дедушка – коммерсант, и все, чего они касались, сразу превращалось в золото…

– Так что же вызвало такой разлад?

– Вот этого-то никто и не знает. Но как только они рассорились, то уж сразу насмерть. Старый Энок разорился напрочь – без денежек твоего деда, и после этого…

– Я знаю – самоубийство.

– Да, страшная штука. Детей было жалко, особенно Дайлана; он и маму потерял так рано. – Элспет печально покачала головой. Да и вообще жалко – компания такие корабли строила – загляденье. Да вот я тебе сейчас покажу…

Элспет подошла к этажерке, подтащила большую стопку книг, лестницу и, забравшись на нее, достала с самого верха старый том «Альманах кораблестроителя». Перелистала его, пока не нашла гравюру с изображением спуска на воду какого-то корабля.

– Ну, видишь? – спросила она, показывая на групповой портрет, – несколько человек на палубе изящного пакетбота.

Констанс взяла альманах и стала вглядываться. Вдруг она ахнула:

– Мой отец! И Алекс! Владельцы «Сильвера Крест», – Александр и Джеймс Латэмы, – медленно читала она, – а также мистер и миссис Мак-Кин с сыном Лохленом.

Она улыбнулась при виде улыбающегося мальчишки в коротких бриджах и соломенной панамке, который с гордым выражением лица стоял рядом с родителями. Совершенно непохож на нынешнего Лока – этакий беззаботный сорванец…

Констанс подавила вздох. И что это она так на него тогда набросилась? Правда, он был такой самоуверенный – этакий неотразимый мужчина. И как это ему могло в голову прийти, что несколько поцелуев, и она, готово, влюбилась, вот еще! Ну да, она слегка забылась, но это не дает ему права думать о ней, как о… Нужно ей очень с ним связываться – подумаешь, строит из себя…

Ее взгляд остановился на улыбающемся мальчишке в альманахе, и она почувствовала к нему жалость. Действительно, видно немало ему пришлось пережить, пока он стал таким – Железным Маком. Она сама знала, каково это – потерять обоих родителей. Она потрогала изображение матери Лока – молодой, приятной блондинки с каким-то торжественным выражением лица, и вдруг, пораженная, выдохнула:

– Боже мой! – Это была та же самая женщина, чей портрет был на крышке ее медальона!

– Что, дорогая? – спросила Элспет и нахмурилась. – А, я вижу, ты уже наслышана об этих сплетнях насчет жены Энока и… твоего отца.

– Расскажи мне об этом! – почти взмолилась Констанс.

– Ну, поговаривали, что между ними… что-то было. Правда, Элиза была намного моложе Энока, и ей с Джеймсом приходилось много общаться, ну, по делам, но из этого еще ничего не следует. А вот для них все эти слухи кончились трагедией. Джеймс отправился в путешествие – на Тихий океан – как в ссылку, а на бедную Элизу весь этот скандал и развал компании так подействовал, что она заболела чахоткой и вскоре умерла. Конечно, опять пошли сплетни, что это она от разлуки, но это все только слухи.

– Вы неправы, – запинаясь, сказала Констанс. Дрожащими руками она достала свой медальон и раскрыла его.

Элспет взяла его, всмотрелась в портреты, лицо ее выразило удивление.

– Ой, да ведь это…

– Да, да! Мой дедушка сказал, что он ее не знает, но это же Элиза Мак-Кин, да?

Элспет замялась.

– Похожа, конечно, но все равно лучше не торопиться с выводами.

– Это был медальон моего отца, его мать предназначала для его невесты, а там – портрет чужой жены! – Лицо Констанс стало как застывшая маска. – Если слухи были ложные, то почему мой отец не расставался с ним?

Дом Латэмов в розовом свете заката представлял собой умиротворяющую картину, напоминая большого серого кота, нежившегося на солнышке в ожидании, когда вернется хозяин. Констанс сидела в кабинете деда за его письменным столом. Задумчиво посасывая любимые мятные конфетки Алекса, она не сводила глаз с портрета своего отца. Критическим взглядом эксперта она отметила, что висящий над столом портрет написан очень неважно, – вряд ли он подскажет ей, что представлял собой этот бородатый молодой человек, который печальным взглядом смотрел на нее сквозь время. Кудри падают на лоб, придавая образу что-то поэтическое. На столике перед ним – Библия, у ног – собака, с обожанием глядящая на хозяина. Неужели Джеймс Латэм – вот этот самый человек – был способен на то, чтобы прелюбодействовать с чужой женой? Он что, был бабник? Или просто слабый человек, на что часто намекал Алекс. А может быть, он по-настоящему любил эту Элизу Мак-Кин. Во всяком случае, его страсть не привела ни к чему, кроме трагедии, ненависти и мести, а последствия этого ощущаются и сегодня – расходятся как круги на воде времени.

Констанс гадала, что толкнуло Джеймса избрать жизнь миссионера на отдаленном тихоокеанском острове – стремление искупить свой грех, уйти от искушения и позора, или просто укрыться от тяжелой руки отца? Там он и встретил мать Констанс. Единственное, что она знала о своей матери, это имя, которое она обнаружила в святцах местной миссии, вместе с датой ее смерти, – Констанс тогда было всего два года. Интересно – значили ли мать с дочкой что-нибудь для Джеймса Латэма, или они были просто суррогатами той жизни, которой он был лишен? Констанс зажмурилась от этой болезненной мысли. Может быть, поэтому она так мало и помнит о своем отце. Может быть, он никогда по-настоящему о ней не заботился, никогда не любил ее, из-за чего у ребенка и возникли все эти страхи и муки. И возможно, вовсе не лихорадка затемнила ее память, а просто ее подспудное желание забыть отца, который не захотел ее полюбить.

Констанс сжала челюсти, конфетка хрупнула и рассыпалась у нее в зубах. Она поплотнее закуталась в свою шотландскую шаль. Ну и черт с ним, с этим Джеймсом. В конце концов, зачем он ей? Она убила своего дракона и спаслась сама, без чьей-либо помощи. Никогда больше она не допустит, чтобы ее загнали в угол, чтобы она оказалась в зависимости от какой-то враждебной силы. Потерять обретенную свободу – нет, никогда и ни за что!

Она услышала, как внизу остановился экипаж, хлопнула входная дверь, мужские голоса что-то спрашивают, прислуга что-то почтительно отвечает… Это Роджер с Алексом вернулись из своей конторы. Констанс даже не пошевелилась – она вся была во власти мрачных мыслей, таких же мрачных, какой стала в вечернем сумраке вся обстановка кабинета с ее мебелью в стиле ампир. Она все равно встретится с ними сейчас за обеденным столом, а пока ей нужно время прийти в себя.

– Где она? – Голос Роджера прозвучал злобно, Мэгги что-то робко ответила, Констанс не расслышала что. Нахмурившись, она повернула голову к двери кабинета, услышала топот сапог по лестнице, грохот распахиваемых дверей, ругательства сквозь зубы…

– Боже мой! Клянусь, эта ведьма сбежала! Дядя, проверь ценные вещи!

– Охолонись, парень! – грубо оборвал его Алекс. Его силуэт появился в проеме двери. – Сейчас я… Кто там? Констанс?

– Да, Алекс. – Она встала. – Что-нибудь случилось?

– Роджер! Я нашел ее! – возгласил Алекс, входя ощупью в комнату. – Что ты делаешь здесь в темноте, деточка? Мэгги, зажги свет, сейчас же!

Появилась Мэгги, поспешно обошла расположенные по стенам газовые горелки; это было новшество в освещении, а уж подвести газ на верхний этаж, – такое вообще могли себе позволить только в самых богатых домах.

– Ну, так я и думал! – заявил Роджер, появляясь в дверях.

– Она копалась в твоих бумагах, дядя Алекс! Констанс прижмурилась от света. Ну, опять этот Роджер! Она уже думала, что, извинившись перед ним, она заключила с ним мир. Вздохнув, она попыталась угадать, что на этот раз побудило ее кузена взяться за старое – закаркать в своем обычном духе.

– Ну, это же нелепо, Роджер! – устало возразила она. У нее даже засвербило в носу от запаха помады, которой он обильно умащивал свои волосенки. – Посмотри сам. Я же ни до чего не дотрагивалась…

– Значит, не успела. Где ты была всю вторую половину дня, а?

Констанс, ничего не понимая, глянула на Алекса, потом снова на Роджера.

– На литературном вечере у мисс Филпот. А где еще я могла быть?

– А может быть, секретничала с Локом Мак-Кином?

– Не понимаю, о чем это ты? – Констанс вся подобралась.

– Тогда, как ты объяснишь это? – Брезгливо скривив губы, Роджер шваркнул на самую середину ковра, написанную Констанс картину с изображением «Одиссея». – Или ты думала, что мы ее не найдем?

Лицо и голос Констанс стали ледяными.

– Ты не имеешь права копаться в моих вещах.

– Твоих вещах? – ощетинился Роджер. – Да все, что ты ешь и что на тебе, это мы тебе дали! Какие такие твои вещи?

– А прости! Я-то думала, что это было в подарок от моих любящих родственников, – быстро откликнулась Констанс, и пятна румянца расцветили ее щеки. Она сорвала с себя шаль и бросила ее к ногам Роджера, а потом начала расстегивать пуговицы на рукавах платья. – Я все верну – немедленно. Не хочу, чтобы меня здесь называли воровкой! Скорее голой уйду, чем буду носить это барахло – подавись!

– Констанс! – поспешно вмешался Алекс. – Ну, зачем ты так, Роджер вовсе не это имел в виду!

– И он не имел намерения меня оскорбить? – спросила она сладким голосом. – Верно, это у него уже стало второй натурой.

– Я говорил тебе, дядя, что она вообще неспособна на разумные поступки! – продолжал Роджер прежним прокурорским тоном. – Знает, какие отношения у нас с Мак-Кином, а сама! А ты! – Он ткнул пальцем в сторону Мэгги, которая потихоньку отступала к двери, чтобы исчезнуть и не быть невольным свидетелем семейной ссоры.

– Я, сэр? – пискнула Мэгги.

– Ты уволена! – гаркнул Роджер. – Ты ей помогала! Теперь вот и получай – будешь знать, кому надо служить.

Веснушчатое личико Мэгги жалобно сморщилось.

– Но, сэр…

– Вон! Собирай вещички и сматывайся!

Мэгги разразилась слезами, закрыла лицо фартуком и выбежала из комнаты. Констанс ринулась, было за ней, а потом, передумав, повернулась к деду и яростно завопила:

– Это же несправедливо! Она делала то, что я ей говорила. Какой смысл отыгрываться на Мэгги, если ты недоволен мной?

– Недоволен! – Роджер воздел глаза вверх, как бы призывая небо на помощь. – Ах ты, предательница! Из-за твоих глупостей все наши планы рухнут! Ты никогда больше не увидишь Мак-Кина и никогда не появишься возле его верфи, ясно?

Констанс вздернула подбородок; приказывать ей – это лучший способ добиться противоположного.

– Я буду делать, что захочу, кузен!

– Ты…

– Ну, хватит, Роджер! – Мощный голос Алекса заставил того, поперхнувшись, замолчать. Взяв Констанс за руку, он усадил ее на кресло и умиротворяющим голосом произнес:

– Констанс, пожалуйста! Это слишком для моего старого сердца! Я не могу видеть, как вы, мои дети, ссоритесь!

– Извини, Алекс! – отозвалась она отнюдь не смиренно.

– Пойми, как только нам доложили об этих твоих поездках в Южный Бостон, это нас, конечно, обеспокоило…

– Так, значит, вы наняли шпионов следить за мной? – В ее голосе было искреннее негодование, но в глубине души она вздрогнула от ужаса.

Все как в Лахайне – там они следили за придурковатой Лили, девочкой, чьи фантазии осуждались как лживые выдумки, за что дядя Сайрус ее всегда сурово наказывал. Дикарка, наглая мятежница! Взрослые на плантации и в миссионерской школе глядели на нее с подозрением и суеверным страхом – такая она была странная и непредсказуемая. На нее сваливали вину за проступки и шалости, совершенные другими детьми, а это вызывало приступы ярости с ее стороны, и она действительно выкидывала всякие штучки, и все шло по замкнутому кругу. Все время – под надзором, под угрозой наказания. Выходит, и здесь то же самое?

– Ну что я сделала такого плохого? Я просто написала картину с изображением красивого корабля.

Рождер издал вздох отчаяния, запустив пальцы в свои тщательно причесанные волосики, обнажив ранние залысины.

– Мы не можем позволить себе возбудить подозрения Мак-Кина после всех тех усилий, которые я предпринял, чтобы убедить сенатора, не говоря уже о…

– Роджер! – В голосе Алекса было предупреждение.

– Но, дядя, мы должны действовать немедленно, неужели ты не понимаешь?

– О чем это вы? – спросила Констанс. – Вы что-то планируете, да? Опять эта война? Не хватит ли жертв?

– Это бизнес, девочка! – Алекс похлопал по ее руке. – Ты не поймешь, но было бы, правда, лучше, если бы ты какое-то время держалась подальше от верфи Мак-Кина.

Она встала, отбросила его руку.

– Не ответив на мой вопрос, ты уже много сказал.

– Да ведь мы пришли сюда, потому что беспокоимся за тебя! – мягко сказал Алекс. – Я хочу, чтобы ты была в безопасности, чтобы тебе не о чем было беспокоиться, и поэтому… поэтому я внес изменение в свое завещание. Теперь ты моя законная наследница, ты и Роджер!

Констанс ахнула, Роджер обалдело замолчал, кровь отхлынула от лица, он побледнел как полотно.

– Зачем это? – почти простонала Констанс. – Нет, Алекс, не делай этого!

– Ты что, недовольна? – обиженно отозвался ее дед. – Я просто хотел избавить тебя от всяких формальностей с наследством и обеспечить тебе будущее.

– Ты так ничего и не понял! – сказала она в отчаянии. – Я приехала сюда только затем, чтобы забрать половину вознаграждения, и все. Больше ничего не хочу, да и не заслуживаю… Роджер все это время был вашей опорой, вашей правой рукой. Я не хочу лишать его того, что он заслужил своей верностью и рвением. Не надо восстанавливать нас друг против друга! Мы не соперники!

Карие глаза Алекса заблестели.

– Слышишь, Роджер? Какая она самоотверженная, бескорыстная – прелесть! Вот за это я ее и люблю!

– Да уж, конечно, она знает, как тебя влюбить в себя, дядюшка! – Взгляд Роджера – полный враждебности – досказал то, что он не выразил словами.

– Извини, кузен! Мне даже и в голову это не приходило!

– Я только сегодня дал поручение юристам все это оформить – объяснил Алекс. Он улыбался как сытый лев. – Я и еще кое-что придумал, что вам обоим наверняка понравится.

– Нет, нет! – Она отшатнулась, – трудно сказать, что ее пугало больше – злобная ярость на лице Роджера или парализующее ее волю обожание в лице Алекса. Она схватила забытый всеми холст с «Одиссеем» и загородилась им как щитом. – Мне это не нужно!

– Это для твоего же блага, девочка! – мягким голосом произнес Алекс. – Ты должна довериться мне.

– Нет, нет! Только деньги из вознаграждения, чтобы я могла учиться, в Париже…

– Ты должна понять, что сейчас это ни к чему! – Алекс улыбнулся и попытался погладить ее по голове, но она отпрыгнула как дикая кошка, и его улыбка превратилась в какой-то оскал. – Зачем тебе эти крохи, когда в твоем распоряжении все мое достояние? Отныне ни о чем не беспокойся. Я позабочусь о тебе.

У нее стало горько во рту, страх сжал сердце – неужели она теряет свою свободу?

– Ты не понимаешь. Я не могу. Если я действительно тебе небезразлична, не надо принуждать меня к этому.

– Констанс, дорогая, успокойся! Ты перенервничаешь и заболеешь!

Она испуганно замолкла. Да, так с ней бывало – от страха в ее мозгу что-то происходило, и она могла сделать что-то немыслимое. Нет, она не позволит себе опять распуститься. Она сделала глубокий вдох и усилием воли загнала этот страх поглубже в самые глубокие тайники своего сознания.

– Конечно, Алекс! – спокойным голосом проговорила она. – Я просто глупая, излишне эмоциональная баба, да? Просто все так неожиданно…

– Я знал, что ты со мной согласишься, – удовлетворенно откликнулся Алекс.

– Да и я тоже подозревал, – со скрытой иронией добавил Роджер.

– Ну-ка, дай мне это! – Алекс потянул к себе картину. – А ничего, Роджер, правда! Неплохой трофей, а? Пожалуй, мы повесим его у себя в конторе!

– Как ты хочешь, Алекс. – Она беспомощно кивнула головой, наблюдая, как он прислонил ее картину к стене.

Весь, лучась довольством, он похлопал в ладоши, как бы поздравляя сам себя.

– Ну, а теперь, коль скоро все улажено, пошли обедать? Элуаз приготовила крекеры и сладкие хлебцы.

Констанс кое-как уняла дрожь, и они с дедом под ручку, как будто ничего не случилось, отправились в столовую. Он между тем продолжал посвящать ее в свои далеко идущие планы. Все это лишь укрепляло Констанс в ее отчаянной решимости: бежать, бежать – и немедленно!

Как верна пословица – утро вечера мудренее! Пока она одевалась, завтракала с Алексом, рассеянно делясь с ним впечатлениями о вчерашнем вечере у мисс Филпот, в голове у нее созрел четкий продуманный план. Она была такая безмятежно-радостная, предупредительная, так непринужденно врала, что наверняка, по ее расчетам, никто не мог ничего заподозрить. Во всяком случае, ей удалось незамеченной ускользнуть из дома Латэмов – прямо в сыпавшийся с неба дождь, хотя странным образом, вместо зонта в руках у нее был какой-то завернутый в коричневую бумагу объемистый предмет.