Текст книги "Непорочность"

Он опять взял яблоко, откусил и принялся жевать с таким упоением, что у Мэри Фрэнсис потекли слюнки.

Хочешь? – спросил он, показывая на вазу с фруктами..

Непонятно почему, но она отказалась, хотя ей ужасно хотелось чего-нибудь пожевать. Во рту у нее пересохло, возможно, это было побочное действие препаратов, которые ей дали, чтобы усыпить. Как интересно: она часто говорит «нет», подразумевая «да», особенно если это может принести удовольствие. Удовольствие – не духовное, а плотское – всегда казалось чем-то недостойным. Идет ли это от Библии или от собственного катехизиса? Нет, пожалуй, это убеждение вбил ей в голову отец с его ханжеством.

– Ты слышала легенду о Синей Бороде? – поинтересовался Африка.

Мэри Фрэнсис читала какую-то мрачную сказку, но подробностей так и не вспомнила. – У него, кажется, было несколько жен, и все они умерли при загадочных обстоятельствах? – Да, но ничего загадочного в их гибели не было. Он их убил. И совсем не потому, что был таким уж злодеем. Просто ему не оставили выбора. Он был страстным мужчиной, могучим, как бык. Виртуоз одним словом. Держал жен под замком, каждую в отдельной спальне, где они дожидались его посещения. Похоже, он был так талантлив, что они нисколько не роптали на свое положение. У него было только одно требование: каждая женщина получала связку ключей от всех комнат в доме, но одну комнату открывать было нельзя. Ключ к этой комнате был из чистого золота пользоваться им строго-настрого запрещалось.

Мэри Фрэнсис поежилась, вспоминая.

– Это ключ от той самой комнаты, где он держал убитых жен? Кажется, он подвешивал их к потолку На крючьях?

Африка радостно кивнул, хотя, учитывая предмет разговора, его веселье было трудно понять.

– Да, но каждая из жен нарушала запрет и заглядывала в комнату, и, конечно, как только они узнавали, что случилось с другими, их приходилось убивать.

– А какое отношение имеет эта история к моему везению?

Негр заразительно рассмеялся.

– Я думал, ты знаешь. Ходят слухи, что Уэбб Кальдерон – Синяя Борода наших дней.

– Что ты хочешь сказать? Что у него в доме, в одной из комнат, висят под потолком убитые жены? – В голосе девушки сквозила несвойственная ей издевка, но сейчас она просто не смогла сдержаться.

– Не жены, конечно, – пояснил он с неистребимым добродушием. – Но в подвале его гасиенды есть, по слухам, настоящая камера пыток, и всякий раз, когда какая-либо девушка из агентства исчезает, поговаривают, что она – именно в этой комнате.

– Убитая?

Он сладострастно подмигнул.

– Ну, точно мы не знаем. Но я думаю, он держит их там для собственного развлечения. Подобно Синей Бороде, он невероятно изобретателен, доводит бедняжек до сумасшествия, а потом они сами кончают счеты с жизнью. – Африка подошел к Мэри Фрэнсис И поправил выбившуюся прядь волос. – Прелестно!.. – промурлыкал он. – Тебе будет очень весело.

– Весело? Сколько девушек исчезло?

– Говорят, несколько.

Исчезло несколько девушек? Блю ничего не сказала об этом. Или Африка решил напоследок ее помучить? Но если он говорит правду, что вполне возможно, с ними случилось то же, что с Брайаной. Значит, они все мертвы?

– Я загадывал тебе загадку? – Африка задал этот вопрос настолько внезапно, что Мэри Фрэнсис не поняла, спрашивает он серьезно или шутит.

– Какую загадку? – уточнила она.

Резко повернувшись, он отошел от Мэри Фрэнсис. – Как это я забыл? В отгадке – ключ к тайне женской власти над мужчинами. Если бы хоть одна из жен Синей Бороды знала ответ, тогда… кто знает… возможно, это могло спасти ее. – Он замолчал, словно желая удостовериться в полном ее внимании. – Слушай внимательно, Ирландка. И не торопись отвечать.

Что на свете сильнее всего?

– Любовь, наверное. Нет, это слишком просто. Вера? – быстро исправилась она, уверенная, что угадала.

Африка удрученно вздохнул, лицо у него сделалось печальным.

– Ты совершила ту же ошибку, что и жены Синей Бороды. Ты не заметила очевидное.

– Так это не вера? Ты точно знаешь? А что же тогда. Алмазы? По-моему, они самые твердые в природе?

Африка затрясся от безудержного смеха. А вот ей было совсем не смешно. Да и водителю тоже.

– Так что же? – требовательно спросила она.

– Вера действительно способна горы свернуть, а алмазы тверже всего на свете, но это неправильный ответ.

Не переставая смеяться, он подошел к двери и открыл ее, жестом приглашая девушку выйти. Похоже, он сказал все, что хотел.

Водитель окинул Мэри Фрэнсис таким ледяным взглядом, что ей захотелось перекреститься. Господи, кто эти люди? И к какому чудовищу ее сейчас повезут?

* * *

Мистер Кальдерон хотел бы, чтобы вы считали этот дом своим.

Миниатюрная белокурая домоправительница улыбнулась, Мэри Фрэнсис дежурной улыбкой и принялась распаковывать ее багаж. Чемодан был полностью забит роскошными вечерними нарядами, а сумка заполнена косметикой И прочими принадлежностями женского туалета, которыми снабдил ее Африка.

Женщина, несомненно, знала свое дело, но, похоже со слухом у нее было неладно. Прибыв на асиенду, Мэри Фрэнсис несказанно обрадовалась нормального вида домоправительнице, которая назвалась Трейси и сообщила, что Кальдерон не вернется до следующего утра. Чему Мэри Фрэнсис обрадовалась еще больше.

Трейси быстро провела ее по всему дому, который представлял собой удивительной красоты испанскую усадьбу, а потом показала девушке ее комнату. Вот тут-то все и пошло наперекосяк. Дело не в том, что комната ей не понравилась. Она располагалась на втором этаже и выходила окнами на бассейн. Казалось, искрившаяся на солнце вода с высоты ста футов сплошным потоком стекала прямо в безупречно синий океан.

Африка не преувеличивал. Двухэтажная асиенда была великолепна. Богатство и элегантность убранства лабиринта гостиных и тайных альковов поражали глаз. А когда вы уже совсем было отчаивались выбраться из сумрака переходов, взору вдруг открывался залитый солнцем внутренний дворик, выложенный плиткой и об саженный кизилом.

Даже мрачная роскошь и устремленность к небу средневековых европейских соборов, в которых Мэр Фрэнсис побывала перед поступлением в монастырь, не произвели на нее столь сильного впечатления.

Так вот, Трейси словно бы и не услышала тогда, вежливой просьбы девушки оставить ее одну, чтоб привести себя в порядок. Мэри Фрэнсис обеспокоило рвение, с которым домоправительница взялась за раз уборку багажа, поскольку она и сама толком не знала, что, лежит у нее в чемодане. Ей не хотелось, чтобы Трейси неожиданно наткнулась на что-нибудь, что ей видеть не следовало, скажем, возбуждающее нижнее белье или секс-игрушки.

– Чувствуйте себя как дома, – весело щебетала Трейси, ловко развешивая на плечиках один наряд за другим и убирая их в огромный стенной шкаф. – Дом полностью в вашем распоряжении. Мистер Кальдерон просил так и передать вам. – Еще одна заученна улыбка, и она продолжила: – Однако в доме есть одно два места… Хозяин не хотел бы, чтобы его там трево жили. Полагаю, его желание вполне понятно. Это прежде всего его офис с рабочим кабинетом и небольшая выставочная галерея для антиквариата в самом низу, где он принимает посетителей только по предварительно договоренности.

«Это та комната, о которой говорил Африка, та самая камера пыток», – промелькнуло в голове Мэри Фрэнсис. Домоправительница вопросительно смотрела на девушку, будто ожидая подтверждения, что та все правильно поняла.

– Разумеется, у меня и в мыслях нет мешать работе мистера Кальдерона, – заверила ее Мэри Фрэнсис, мгновенно приняв решение, что, как только представится возможность, она тут же наведается в офис, а затем и в галерею. Блю говорила ей, что полицейские обыскали квартиру Брайаны, но ничего не нашли. Но Блю была твердо убеждена, что тот, кто убил Брайану, наведался к ней на квартиру еще до прибытия полицейских и забрал старинный кулон. По замыслу Блю, Мэри Фрэнсис предстояло обыскать дом Кальдерона, чтобы найти кулон. Потому то Блю так и добивалась своего последнего задания.

Кроме того, Блю не сомневалась, что почетный гость Уэбба Кальдерона – Алехандро Кордес каким то образом связан с этой историей. С Кордесом Брайана тоже работала. Похоже, именно она рассказала Блю, что кулон считается частью национальных сокровищ, присвоенных семьей Кордесов, во всяком случае, семья считала их своей собственностью, и что Алехандро уговаривал Уэбба продать ему эти сокровища через международный черный рынок.

Теперь Мэри Фрэнсис предстояло отыскать кулон. Она не верила собственному счастью – целая ночь была в ее распоряжении. Но следовало остерегаться Трейси. Судя по тому, как скрупулезно она разбирала вещи, от взгляда этой женщины ничего не укроется.

– Спасибо! – Мэри Фрэнсис произнесла это короткое слово куда более решительным, чем обычно голосом. Ей даже самой понравилось, как это прозвучало. – Я закончу сама.

Она выхватила из рук Трейси черный блестящий купальник и посмотрела на нее в упор. Мэри Фрэнси решила во что бы то ни стало выдворить домоправительницу из комнаты, даже если ради этого придется пойти на конфликт. Нельзя допустить, чтобы она запустила руки в рюкзачок с аппаратурой. А как раз рюкзачком-то собиралась теперь заняться Трейси, успевшая управиться с содержимым чемодана и сумки.

«Удобный способ проверки гостей», – отметил Мэри Фрэнсис, когда домоправительница, сухо поклонившись, с извинениями удалилась. Мэри Фрэнсис же запихнула рюкзачок под кровать. Позже она поищет более надежное место. А сейчас надо придумать, как связаться с Блю и рассказать ей обо всем, что случилось.

На старинном письменном столе стоял золотой телефонный аппарат, украшенный чеканкой, но Мэри Фрэнсис опасалась —, что он прослушивается. В рюкзачке у нее лежали мини-компьютер и сотовый телефон, но с их помощью можно было связаться только с агентством. Кстати, необходимо сообщить о прибытии, ибо молчание Блю вызовет в агентстве законное беспокойство.

«Ладно, Весельчак, – вспомнила она прозвище своего связного в агентстве, – сейчас поговорим».

Минуту спустя, расположившись за письменным столом, она, отыскала почтовый ящик Блю и в нем просьбу известить о прибытии на место. Что она и сделала, коротко уведомив их, что находится уже у Кальдерона, что в доме никого нет, а его самого ожидают только наутро.

Ответ поступил незамедлительно.

Хорошо, что вы на месте. Пожалуйста, еще раз повторите меры предосторожности и предписания протокола, принятые в агентстве. Знаю, что это нудно, однако у нас за плечами двадцать пять лет безупречной службы, и мы не можем забывать о своем международном престиже.

Думаю, вам бы не хотелось запятнать честь агентства.

Мэри Фрэнсис подавила бунтарское желание ответить: «Да, черт побери, еще как хотелось бы!» Но она набрала одно лишь слово «нет», И на дисплее появились пункты протокола:

Девушки, представляющие агентство, всегда почтительны, элегантны и никогда не забывают девиз агентства: «Полное удовлетворение всех желаний клиента»…

«Что правда, то правда, – подумала Мэри Фрэнсис, читая предписания, – это действительно ужасно нудно, да к тому же отдает шовинизмом». И с усмешкой призналась себе, что в ее жизни это уже вторая организация занимающаяся предоставлением услуг, только в монастыре у нее не было электронного адреса для связи, если дело принимало нежелательный оборот.

* * *

Брайана сумела бы найти доступ к компьютерным файлам Кальдерона быстрее, чем Гудини. Но Мэри Фрэнсис не Брайана и не Гудини. Она вздохнула, удрученная собственным бессилием, и откинулась на спинку кожаного кресла, не замечая, как натужно заскрипели его пружины.

Стояла глубокая ночь. Офис Кальдерона она нашла без труда, торопливо обыскала его, но ничего интересного не обнаружила. Собираясь уходить, она заметила компьютер. Возможно, именно из-за компыотера ей не позволено заходить сюда? Мэри Фрэнсис решила пошарить в электронной памяти машины, но так и не сумела добраться до файлов Кальдерона – не знала пароля. Скорее всего в компыотере нет ничего, кроме информации о счетах клиентов выставочной галереи, но лучше бы все-таки убедиться в этом воочию.

Мэри Фрэнсис так злилась на себя, что даже вспомнила наставления сестры Фулгенции, твердо верившей, что терпение – суть совершенства и мать всех добродетелей. Она не уставала повторять это послушницам при каждом удобном случае. Если она права – Мэри Фрэнсис сирота и безнадежно порочна, как легко справлялась с компьютером Брайана! У нее был настоящий роман со стареньким, дребезжащим школьным компьютером. Работать на нем она любила не меньше, чем мучить мальчишек своей красотой. Она освоила машину досконально. Была единственным хакером в школе и знала все про закрытые файлы и доступ к ним. Сама Брайана, чтобы закрыть доступ посторонним к своим личным материалам, пользовалась сокращенным нецензурным словом. Брайана и Блю бормотали это слово во время молитв достаточно громко, чтобы другие девочки их слышали; сестры же думали, что они читают молитвы. Девочки давились от смеха, а Мэри Фрэнсис ужасно страдала. Ее сестра обожала скандалы и шум вокруг себя, она жила этим, неудивительно, что в качестве личного пароля она выбрала самое грязное слово, которое знала.

Сейчас, глядя на бесстрастно мигающий, монитор, Мэри Фрэнсис сама готова была выругаться. Она была вне себя от досады, ей захотелось ввести это грязное слово В компьютер, хотя бы просто для того, чтобы посмотреть, как он его воспримет. В одной из директорий ей попался файл под названием «Дневник», заинтересовавший ее, но открыть его не удалось: компьютер требовал пароль.

Для входа в файл необходим пароль! Введите пароль!

– Черт! – Поддавшись порыву, она набрала испанское ругательство и, подавляя нервный смех, ударила по клавише «Enter». Застыв от изумления, она уставилась на экран: там появились датированные страницы дневника. Кто бы ни был автором этих записей, он жил такой яркой сексуальной жизнью, что фантазии Анаис Нин выглядели по сравнению с ней детскими шалостями.

Затаив дыхание, Мэри Фрэнсис читала записи. Высоким слогом автор – женщина – описывала свои сумасшедшие встречи с клиентом. Она писала о «тайном саде чувственных удовольствий», О человеке, который ввел ее в Эдем плотских желаний и пробудил дремлющую в ней страсть: «Он подчинил меня себе без остатка, подчинил мое тело, мой разум, мою душу, и, Боже мой, это сладчайшее из всех возможных порабощение. Я превратилась в настоящую распутницу, жаждущую наслаждений, которые он мне доставляет. Ради него я готова на все».

Мэри Фрэнсис жадно вчитывалась в строки, не в состоянии оторваться. Она уже пробежала записи за несколько недель, как вдруг едва не вскрикнула от неожиданности. Опустив дрожащие пальцы на клавиатуру, она вновь и вновь возвращалась к прочитанному, прежде чем поверила собственным глазам:

«Сегодня ночью Я попросила его называть меня особым именем. Я, наверное, сошла с ума. Да, когда я с ним, я теряю рассудок! Я сама себя не узнаю, но ничего не могу поделать. Я жажду самых извращенных наслаждений. Господи, какой испорченной надо быть, чтобы просить называть себя святым семейным именем, будучи привязанной за руки и за ноги к спинкам кровати, в то время как он доставляет мне острейшее наслаждение разными извращенными способами… шелковой плеткой, которая жалит, словно пчелы, и одновременно наполняет медом, таким сладким, что даже горло сводит от желания…» последняя строка гласила: «Я попросила его называть, меня Селестой».

Мэри Фрэнсис откинулась на спинку кресла. Сомнений не оставалось. Это был дневник Брайаны, тот самый, О котором говорила Блю. Мэри Фрэнсис не могла прийти в себя от изумления, хотя вроде бы удивляться было нечему. Брайана работала в агентстве, и Кальдерон пользовался ее услугами. Мэри Фрэнсис не могла унять дрожь. Она едва соображала, что делает, но знала, что должна дочитать дневник до конца. Дыхание ее перемежалось тихими стонами, она заставляла себя читать дальше и дальше.

Каждая последующая запись была эротичнее предыдущей, и только в последних появились намеки на то, что некоторые действия партнера напугали Брайану и, возможно, причинили ей боль. На этом месте записи внезапно обрывались.

Мэри Фрэнсис была в смятении. Она все еще пыталась осознать смысл прочитанного, когда вдруг ясно различила в тишине осторожные шаги. На секунду замерла, прислушиваясь, и нырнула под стол, но тут же вспомнила про компьютер – включенный монитор ярко светился в темноте. Она нащупала на стене розетку И, молясь, чтобы компьютер был включен именно в нее, выдернула вилку.

Шаги раздавались этажом выше, поняла Мэри Фрэнсис. Насколько ей было известно, кроме Трейси, постоянной прислуги в доме нет. Значит, либо домоправительница не спит, либо сам Кальдерон вернулся раньше намеченного. Спрятавшись под его рабочим столом, девушка попыталась осмыслить то, что узнала. Если в смерти Брайаны повинен именно Кальдерон, то, естественно, он не хочет, чтобы полиция ознакомилась с дневником ее сестры, потому и стер все компрометирующие его страницы, а то, что Мэри Фрэнсис сейчас прочитала, оставил себе на память.

Мэри Фрэнсис понимала, что необходимо как можно быстрее выбраться из кабинета, пока ее не обнаружили, ибо вразумительно объяснить свое присутствие здесь она не сможет. Сейчас это главное, а дальше-дальше она будет искать камеру пыток Уэбба Кальдерона. Она должна найти ее обязательно.

Глава 9

Мэри Фрэнсис проснулась на рассвете с четким ощущением, что в комнате она не одна. Спала она отвратительно, даже во сне не переставая думать о том, что узнала. То, что она чувствовала сейчас, не было сном, разве что ночным кошмаром. Или она опять попала в виртуальную реальность? Только теперь тот, кто был тенью, стоит на балконе спиной к восходящему солнцу и смотрит на нее сквозь открытую дверь.

Сердце Мэри Фрэнсис замерло, почуяв врага. Притворяться спящей было поздно. В монастыре она приучила себя спать на спине на жесткой доске, без подушки. Это был один из способов обуздать плоть и освободить дух. Она и сейчас лежала так же, неподвижно, будто мертвая, но он, наверное заметил, что она открыла глаза.

Она нутром почуяла недоброе. Все ее тело напряглось так, что даже кожа на голове заныла. Это было предчувствие беды, но не страх. Она не боялась его, во всяком случае, так как могла бы бояться другая на ее месте. В монастыре Мэри Фрэнсис обучали умению вести себя в непредвиденных ситуациях и подавляя страх смерти, читая о страшных муках тех, кто пострадал за веру.

Единственное, чего она не знала и знать не могла было то, что для Уэбба Кальдерона смерть и разрушение естественны, как дыхание. Он вырос среди террористов для которых случайная гибель ни в чем не повинных людей была делом обыденным. Смерть может быть избавлением – эту истину он понял много лет назад. Есть многое страшнее смерти.

Натянув простыню до самого подбородка, Мэри Фрэнсис села. На ней была одна из ночных рубашек, которые положили в чемодан в агентстве, – с глубоки вырезом, из нежнейшего белого шелка, словно морская пена, спадавшая к ее ногам, когда она стояла. По сравнению с другими эта рубашка была вполне скромной, но количество затраченной материи ничуть не помешало ей быть почти прозрачной.

Плен глаз. Она все еще не смотрела на него. Посмотреть означало бы приковать к себе внимание, это не безопасно. Глаза – зеркало души, он мог про никнуть в душу и сломить ее дух. Животные хорошо знают это и потому избегают взгляда в упор, понимая что он несет смертельную опасность. Но все же придется рискнуть. Хотя бы для того, чтобы убедиться в верности ощущений.

Взглянуть и тотчас отвести глаза, больше ничего: Однако когда Мэри Фрэнсис подняла на него глаза, отвести их было уже невозможно. Выражение лица Кальдерона было еще более неприветливым, чем в тот раз, когда Мэри Фрэнсис видела его по телевизору. Ледяной взгляд глаз, смотревших сквозь нее, бросил Мэри Фрэнсис в озноб.

Она поняла, что слова, которыми пыталась описать его в ту ночь, не соответствовали действительности. Он был красив какой-то бездушной, жестокой красотой.

Большой чувственный рот странно выделялся на правильном лице. Кальдерон был высок настолько, что, скалой нависал над сидящей в постели девушкой. В тоже время он заставлял вспомнить об опасности, которую таит в себе айсберг, большая часть которого скрыта от глаз. Приближаться к нему – опасно, но как преодолеть притяжение? Даже Брайана, целью жизни которой было мучить мужчин, отдалась в его власть. Разве не о нем она пишет в своем дневнике?

Мэри Фрэнсис ожидала, что он заговорит, однако этого не случилось. Он молча вошел в комнату и подошел к огромному резному шкафу, стоявшему у дальней стены. Шкаф ломился от разнообразной электронной аппаратуры. Здесь были телевизор с большим экраном, видеомагнитофон, стереосистема с проигрывателем для компакт-дисков.

Он молча взял пульт дистанционного управления и включил видеомагнитофон. На экране появилась чья – то тень. Мэри Фрэнсис вновь почудилось, что она перенеслась в виртуальную реальность, Она молча наблюдала, как тень скользнула вдоль стены.

Потом раздался сильный треск, и план изменился. Свет падал откуда-то сверху, и изображение стало резче, на экране был офис Кальдерона. И женщина роющаяся в его бумагах, подобно воришке. Не кто иной как Мэри Фрэнсис собственной персоной. Он записал на пленку все ее ночные похождения.

Мэри Фрэнсис уже не смотрела на Экран. Итак, она попалась! Сквозь открытую настежь дверь балкона доносились крики чаек и шум бьющихся о скалы волн.

Раньше она почти не замечала эти звуки, зато тепе они громом гремели у нее в голове. В воздухе пах морем и страхом., Мэри Фрэнсис не смотрела на Кальдерона, но каждой клеточкой ощущала его присутствие. Он все еще прокручивал запись. Но вот раздался легкий щелчок пленка остановилась, экран погас, и Кальдерон повернулся к ней.

Мэри Фрэнсис подняла глаза и увидела, что он снимает ремень.

Мгновенный испуг сменился пониманием. 0н еще не подошел к ней, а она уже вытянула руки вперед прижав запястья друг к другу. Наверно, это сидело у нее в подсознании, было результатом многолетних размышлений, созерцания и вынужденного молчания. Ей учили, что покорность сильнее гонений, что в униженности – святость.

– Расскажи мне, каким это грехом ты запятнала, себя – сказал он, подходя к ней.

Она не умела лгать. Подобно Эмерсону, она считала, что с ложыо умирает частица души. Однако то что считалось добродетелью в монастыре, может стоить ей жизни в мире Уэбба Кальдерона, поняла Мэри Фрэнсис:

– Я не хотела умирать, не познав, что значит быть с мужчиной, – призналась она. Это была лишь часть истины, но остальное она расскажет, только если он спросит.

Молчание накалялось. Кальдерон пристально разглядывал ее. Через мгновение он подошел к изножью и сдернул с нее простыню. На обнаженной лодыжке ярко краснели вишни.

– Значит, ты решила продать свое тело? – спросил он.

Губы его сложились в презрительную усмешку, что было весьма странно, если вспомнить все, что он сделал с ее сестрой. Но Мэри Фрэнсис заметила и другое – признаки прошлого промелькнули в его глазах. «Воспоминания, – подумала она. – трагедии».

– Можно сказать, да. – Лгать она не умела, но и дать ему то, что он просит, тоже не могла. Каким-то внутренним чутьем она поняла: он ждет, что она окажется чистой и непорочной, каким ему не быть уже никогда.

– Попробуй убедить меня, что я не должен тебя убивать.

– Как это сделать?

Он перешел на шепот. Ему не нравилось то, что он говорил. Не нравилась она.

– Ты – шлюха докажи это.

Этого Мэри Фрэнсис сделать не могла, даже ценой собственной жизни. Она знала это, и он тоже. Она – не Брайана. Но и не та напуганная девочка, которая когда-то страстно мечтала испытать плотские радости и молила О них Господа. Теперь ей представилась возможность выбора и было из чего выбирать, ей стали доступны любые удовольствия, но именно поэтом Мэри Фрэнсис хотелось большего, чем просто познать мужчину. Она хотела любви. Она хотела, чтобы страсть огнем бушевала у нее в душе, чего никогда не дала бы религия. Ей не нужен холодный, механический секс. Он уничтожит ее.

Она дотронулась до медальона, погладила кончикам пальцев, с трудом сдерживая желание поднести его к губам Она знала, что он не спускает с нее глаз, но ничего не могла с собой поделать. Ей нужна какая-то опора.

«Рита, – мысленно попросила она, – помоги мне дай силы…»

Не думая больше о Кальдероне, Мэри Фрэнсис поднесла свой талисман к дрожащим губам, и сладкая боль пронзила ее.

Наконец она заставила себя взглянуть на Кальдерона. Тот все еще не сводил с нее глаз, словно никак не мог решить, что перед ним: воплощение непорочности, или зла; нежнейшее, обольстительное существо, Или самое зловещее создание из всех, какие ему попадались в жизни? Неожиданно они поменялись ролями, теперь подозреваемой стала она, а не он. Странно!

Что есть зло? – задумалась она. – Кто есть зло?

– Мы все – шлюхи, – сказала она ему. – и все – святые, даже вы. Но не думаю, что вы сумеете доказать это.

Он не ждал от нее такого ответа.

– Кто ты? – спросил Кальдерон. – Почему ты рылась в моих вещах?

Она не отвечала. Ее молчание только распаляло его.

Он приблизился к ней вплотную И крепко стянул запястья ремнем.

– Я могу заставить тебя говорить, – сказал он. – Любого можно заставить говорить, нет, не любого, – спокойно отозвалась она меня – нельзя.

В этом ответе не было вызова, хотя она понимала, что он может воспринять ее слова именно так. Мэри Фрэнсис знала, что нет на свете такой, пытки, которая заставила 6ы ее нарушить данное слово. Она обладала такой силой духа, которую он не в силах ни понять, ни разрушить.

Несколько мгновений спустя она уже спускалась в подвал, спотыкаясь о ступени; белая прозрачная рубашка развевалась от неловких движений. Руки ее были все так же перетянуты ремнем. Уэбб Кальдсрон шел сзади.

Он стащил ее с постели И вытолкнул В коридор, не сказав куда ведет, но она сама догадалась. В потайную комнату Синей Бороды.

* * *

Это был гнусный день для Рика Карузо. В его жизнь ворвалась сногсшибательная блондинка. Он, конечно священник, но пока не святой. Наконец-то Рик понял, чем вызвано появление Блю Бранденбург в его жизни. К Мэри Фрэнсис это не имеет никакого отношения, сам дьявол послал ему Блю в качестве испытания.

Этим объяснялось все даже то, что появилась она рано утром, на рассвете, прежде чем Рик успел выпить чашечку кофе. Он жил в квартире при церкви, комната его располагалась на втором этаже. К счастью, когда появилась Блю, он уже встал и оделся, но какое это имело значение? Именно происками дьявола объяснялся и наряд Блю: на ней были джинсы на пуговицах, а не на «молнии», обрезанные так высоко, что приоткрылась ее аппетитная попка, и сидящие так низко, что был виден бутон ее пупка…

Чашка, которую Рик держал в руках, с грохотом упала на – стол. Он покачал головой. Аппетитная попка? Господи, до чего он дошел! В десять утра у него служба, надо подготовиться, а чем он занят? Уставившись на экран монитора, он пытался отогнать, образ Блю в блузе, завязанной узлом нa животе, и с загорелыми пальчиками босых ног. Почему она пришла босиком? Она же должна понимать, до чего может довести мужчину один только вид этих обнаженных пальчиков?

Ее впустила горничная. Он обязательно поговорит с ней об этом, но позже. Пока он думал об этом, Блю с горничной о чем-то увлеченно беседовали в крошечной в кухне, примыкавшей к комнате. Их было хорошо видно. Он даже мог бы разобрать, о чем они говорят, так они были близко.

Марианна Дельгадо, мать четверых детей, была женщиной молодой, но несчастной в браке. Муж ее упорно отказывался прийти поговорить со священником. Рик ничуть не удивился бы, если бы Блю посоветовала Марианне развестись с мужем. Как католический священник, Рик, разумеется, не признавал развода, но раздумывая о судьбе Марианны, вынужден был согласиться, что есть ситуации, когда это единственный выход. Его очень беспокоило, что сам он практически ничем не сумел помочь Марианне. В конце концов он посоветовал ей прислушаться к голосу собственного разума, хотя совет этот мало чем помог бедной женщине, да и его собственные вопросы не разрешились. Если муж не способен найти работу, ударился в запои и ведет себя безответственно, верх лицемерия успокаивать его жену обещаниями счастья, которое ожидает ее в загробной жизни.

Рик откинулся на спинку скрипучего кресла, надул щеки и медленно выпустил воздух. Потом потянулся к клавиатуре и нажал несколько клавиш, сохраняя в памяти компьютера незаконченный текст службы, и заглянул в почтовый ящик электронной почты, надеясь, что это отвлечет его. Возможности киберпространства завораживали его, он стал одним из первых пользователей Интернета и уж точно одним из первых священников, которые пользовались им.

В соответствии со списком, выданным компьютером, его ожидало несколько сообщении, одно из которых не имело отношения к его непосредственным обязанностям в церкви и, судя по обратному адресу, требовало безотлагательного внимания. Оно носило конфиденциальный характер, и Рик быстро оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что у него за спиной никого нет. Он был счастлив, что Блю занята разговором с Марианной, хотя и досадовал, что она «пасет овцу» из его «стада». Если Рика мучили угрызения совести из-за собственной беспомощности в отношении Марианны, то Блю, судя по всему, подобные переживания были незнакомы.

Он уже было вывел послание на экран, как вдруг услышал у себя за спиной звуки, явно выражавшие возмущение, и понял, что Блю сейчас осчастливит его своим присутствием. Все утро он прислушивался к ее голосу, доносившемуся с кухни, и вот теперь она, очевидно, решила вовлечь его в разговор.

– Невероятно! – пробормотала Блю Рик едва успел отменить команду о выводе послания на монитор. Марианна вышла через боковую дверь. Судя по всему, разговор с Блю не принес ей особого облегчения.

Прелестное личико Блю горело от негодования.

– Вам известно, что муж вашей горничной запустил в соседа железякой и едва не сломал ему нос? И все только потому, что тот назвал его «паразитом на теле общества».

Рик ничуть не удивился: – Я пытался поговорить с ним. Армандо Дельгадо сейчас переживает не лучшие времена. Не хватало еще, чтобы соседи его оскорбляли.

– Сам-то он языком работать умеет Марианна говорит, он мечется, как дикий зверь в клетке Дети боятся выходить из своей комнаты, когда он дома. Я посоветовала ей собрать вещи и уйти вместе с детьми.

– Ну и чего она этим добьется – Рик, тяжело вздохнул.

– По крайней мере заставит его задуматься. Ему нужна хорошая встряска.