Текст книги "Настоящее сокровище"

– Как вам сказать, она тоже внесла свою лепту.

Тори посчитала за лучшее вернуться к тому предмету, который они только что обсуждали.

– Итак, вам удалось обнаружить нескольких «Викторий», проданных на том аукционе.

Он кивнул.

– А ту, что нужна вам, вы нашли?

– Не совсем.

– Как это понимать?

– Дело в том, что я не знаю, какая из них мне нужна. Поэтому я собираюсь увезти их в Шотландию все.

– Да, дорогой кузен, вам предстоит решить нелегкую задачу. Но я постараюсь помочь вам.

– Спасибо.

– Наверное, первым делом следует перевернуть весь дом, чтобы найти все «Виктории», которые могли быть куплены на том аукционе. У вас, кстати, нет списка?

– Очень неполный, и я предпочел бы его не разглашать. Слишком многое поставлено на карту.

– Ну что ж. Но вам не кажется, что две пары глаз все же лучше, чем одна?

– Что вы имеете в виду?

– Мы могли бы искать вместе. К тому же так легче будет объяснить ваше присутствие в доме. Я скажу всем, что ко мне приехал кузен из Шотландии и я показываю ему Сторм-Пойнт.

Митчелл решил, что идея неплоха.

– Хорошо, я не против.

Они прошли уже полпути, когда Тори неожиданно схватила его за руку. Слава Богу, чашка из-под кофе была уже пуста.

– Можно сделать еще лучше! – Митчелл посмотрел на нее с удивлением. – Четыре пары глаз еще лучше, чем две, правда?

– О ком вы говорите?

– Об Элис Фрэйзер и вашем Маккламфе. Вы можете доверять Элис. Она шотландка до мозга костей. К тому же не болтлива.

– А вот это действительно ценное качество.

– Мы разобьемся на две команды. В одной – мы с вами. В другой – Йен и Элис.

– Мальчик – девочка, мальчик – девочка.

– Я подразумевала другое. В каждой команде должен быть человек, хорошо знакомый с планировкой дома и сада.

Митчелл почувствовал себя дураком.

– Значит, договорились? – спросила Тори.

– Договорились, – кивнул он.

– Когда вы хотели бы начать?

– Завтра?

– Отлично. С утра и начнем.

Только бы не слишком рано, подумал он.

– Ну разумеется, – щебетала она, – вы с Маккламфой должны будете перебраться на это время в Сторм-Пойнт.

– Спасибо, но…

– Никаких «но».

– Хорошо, спасибо.

– Не стоит благодарности. Они продолжали идти.

– А как вы узнаете, какая из «Викторий» является ключом к разгадке вашей тайны? – спросила наконец она.

– Это долгая история, – ответил он.

– Еще одна долгая история?

С той разницей, что эту он не собирался ей рассказывать. Ни сейчас, ни потом.

– Возможно, когда-нибудь я вам ее и расскажу, – поддразнил он девушку, дернув ее за выбившийся локон. – Если вы очень этого захотите.

– Ну, а чего бы вам хотелось больше всего на свете? – неожиданно спросила Тори.

Это было легко.

– Найти все «Виктории» и увезти их с собой в Шотландию.

Лицо Тори озарилось улыбкой.

– Ну а кроме этого чего бы вам хотелось?

Они уже входили в Сторм-Пойнт. Митчелл задержался с ответом всего на секунду.

– Починить крышу.

– Крышу?

– Есть такая африканская пословица: «Мудрый человек в первую очередь делает крышу».

– И где вы собираетесь ее чинить?

– В замке Сторм. Крыша здесь протекает во многих местах. А чего бы хотелось вам?

Тори взглянула на большой каменный дом.

– Вы знаете, всю свою жизнь я проводила лето в Сторм-Пойнте. Я очень люблю этот дом.

– Но?

– Но больше всего на свете мне хотелось бы убежать из него.

Ночью Митчелл долго не мог уснуть. Виктория Сторм завладела всеми его мыслями. «Ну должен же быть хоть какой-то способ, чтобы избавиться от этого наваждения?!» – в отчаянии думал он.

Он призвал на помощь все свое спокойствие и самообладание, которыми так гордился. Однако ничто не помогало. Образ Тори преследовал его: отблески солнца в ее волосах, когда она брела рядом с ним по песку; ее улыбка и низкий грудной смех, вызывавший у него сладостное томление; волнующий контур бедер, обрисовавшихся под просторными шелковыми брюками, когда она отряхивала с них песок.

Он едва удержался тогда, чтобы не предложить ей свою помощь.

Он вспоминал эту девушку, ее запах и удивительный, ни на что не похожий вкус ее губ.

Митчелл резко сел в постели, отбросил простыни и спустил ноги на пол. Тело его стало влажным от пота, несмотря на прохладную ночь; возбужденная плоть была готова взорваться.

Усталость, злость, желание – он совсем потерял голову. Митчелл встал, подошел к окну, отдернул плотный занавес и стал смотреть в ночную тьму.

Должен же быть какой-то способ забыть ее. Должен! Митчелл Сторм, глава клана и рода Стормов, дал людям клятву. И сейчас он должен думать о том, как выполнить ее.

Когда он наконец стал забываться сном, серая предрассветная дымка над океаном начала уже рассеиваться и ему пришли на память строки еще одного шотландца, сэра Вальтера Скотта: «Какой прочной сетью мы опутываем себя, когда начинаем лгать».

Глава 8

– Конечно, это несправедливо, – сказала Тори Митчеллу, когда они прервали поиски и собрались в ее кабинете выпить по чашке чая. – Все, что можно было найти, вы с Маккламфой уже отыскали.

В центре комнаты стоял невысокий круглый стол, покрытый льняной скатертью с великолепной ручной вышивкой. Серебряный чайный сервиз, один из дюжины тех, что находились в постоянном пользовании в Сторм-Пойнте, поблескивал начищенными гранями. Служанка принесла многоярусное фарфоровое блюдо, на котором располагались свежеиспеченные булочки, охлажденные пирожные, традиционные английские бисквиты, хрустящие тосты с джемом, политые растопленным маслом, и самые разнообразные сандвичи.

Элис разливала чай.

– Вам с молоком, мистер Маккламфа?

– Да, пожалуйста.

– Сахар, мистер Маккламфа?

– Пожалуйста.

– Один или два кусочка, мистер Маккламфа?

– Два, пожалуйста.

Элис передала рыжеволосому гиганту хрупкую фарфоровую чашку. Поселившись в Сторм-Пойнте, Маккламфа вдруг начал стесняться своего огромного роста. Вот и сейчас он ссутулился, стараясь уменьшиться в размерах, но без видимого результата – высокая спинка старинного стула доходила ему лишь до середины спины.

– Благодарю вас, мисс Фрэйзер.

– Не стоит, мистер Маккламфа.

– Можно просто Маккламфа, – сказал он, и лицо его внезапно залилось краской. – Или Йен.

– Д как предпочли бы вы сами? – спросила его Элис Фрэйзер. Ее было не так-то просто смутить.

Великан Маккламфа долго рассматривал свои руки, потом поднял большую голову и посмотрел прямо в глаза Элис Фрэйзер:

– Я бы предпочел, чтобы вы называли меня Йеном, если это не покажется вам слишком фамильярным.

– Ничуть. А вы можете называть меня Элис. Йен расплылся в улыбке.

– Ты еще не высказала свое мнение, Элис, – сказала Тори, возвращаясь к предмету разговора. Она поставила чашку и потянулась за бисквитом.

– Конечно, ты права. Мы с мистером Маккламфой… Йеном дважды обошли сад – утром и потом после ленча. Есть только одна статуя, которая подходит под описание, которое дал нам лорд Сторм.

Митчелл проглотил последний кусок шоколадного пирожного, которых съел уже не меньше полудюжины. Он как-то обмолвился, что обожает шоколадные пирожные, и Тори запомнила это и велела приготовить их для дорогого гостя.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы обращались ко мне так официально, мисс Фрэйзер, – заметил Митчелл. – Вы могли бы называть меня…

– Можете называть его просто приятелем, – с грубым хохотом влез Маккламфа. – Я и сам иногда его так называю.

– А как вы обращаетесь к нему в других случаях? – спросила Тори и рассмеялась, увидев, как изменилось выражение лица шотландца.

– Если не возражаете, – обратился Митчелл к Элис Фрэйзер, которая все это время невозмутимо молчала, – в нашем узком кругу я буду называть вас Элис, и мне было бы приятно, если бы вы, в свою очередь, называли меня Митчеллом. Но на людях мы можем обращаться друг к другу более официально, в зависимости от компании и обстоятельств.

– Отлично придумано, милорд, – заметил Маккламфа с дурацкой ухмылкой.

Митчелл облокотился о каминную полку и театрально вздохнул.

– Беда в том, что в наше время титулованный лорд едва ли может рассчитывать на почтительное обращение, – объявил он, как бы ни к кому в отдельности не обращаясь. – То ли дело в старые добрые времена! Мне рассказывали, что тогда глава клана почитался не меньше, чем древние языческие короли Шотландии, и считался чуть ли не полубогом. Его слово было законом, неповиновение исключалось полностью.

– Вы правы, – сказала Тори, глядя на Маккламфу. – Я думаю, «приятель» – подходящее обращение.

Маккламфа громогласно расхохотался и хлопнул себя по коленке, чай в его чашке расплескался на блюдце.

Темные разлетающиеся брови Митчелла слегка изогнулись, а красивый рот растянулся в дразнящей улыбке: всем своим видом он давал понять Тори, что придал ее словам куда более интимный смысл, чем она в них вложила.

Теперь наступил ее черед покраснеть.

Ну и пусть, утешила себя Тори, розовый цвет ей к лицу.

– Вернемся к нашему делу, – направила она разговор в более официальное русло. – В кабинете, где мы сейчас сидим, Митчелл обнаружил портрет королевы Виктории.

Отличная детективная работа, посмеялась она про себя: портрет висел у всех перед глазами, и не заметить его было просто невозможно.

– Портрет королевы в молодости был приобретен на том самом аукционе, – подтвердила Элис.

Митчелл попросил слова.

– Я нашел еще небольшую бронзовую фигурку мифической крылатой богини. В семье ее называли просто «Вики».

Тори машинально потянулась за бисквитом, обдумывая сказанное.

– Если считать садовую статую, то это уже третья «Виктория».

– Да, третья, – кивнул Митчелл.

– Должны быть еще и другие «Виктории», – уныло пробормотала Тори, на лице ее ясно читалось разочарование. Так и не притронувшись к бисквиту, она положила его обратно на тарелку. – Но где?

Элис Фрэйзер поднялась со своего места, одернула жакет серого служебного костюма и деловым тоном внесла предложение:

– Может быть, нам с Йеном еще раз прочесать крыло принца Уэльского, а вам с Митчеллом заняться музеем охотничьих трофеев и библиотекой?

Предложение казалось разумным. Таким же, как сама Элис.

– Давайте встретимся через два часа и обсудим наши находки, – предложила Тори и добавила: – Если, конечно, они будут.

– Хорошо, через два часа. – Элис сверилась со своими часами. – Значит, следующую рекогносцировку мы проведем ровно в шесть тридцать в библиотеке.

Чаепитие закончилось.

Но Тори заметила, как Митчелл напоследок схватил с тарелки еще одно шоколадное пирожное и, повернувшись ко всем спиной, засунул его в рот.

Тори распахнула огромные резные двери в самом конце длинного коридора, завела руку за угол и щелкнула выключателем. Одна за другой стали вспыхивать лампочки: сначала один ряд, потом другой.

Девушка вздрогнула. Во всяком случае, Митчеллу так показалось. Или привиделось. И, чтобы проверить себя, он спросил:

– Вы заметили, какой здесь холод?

– Нет. – Похоже, вопрос удивил ее, и она повернулась к нему. – А почему вы спросили?

Он пожал плечами:

– Мне показалось, что вы вздрогнули.

– Вам не показалось.

Он не решился спросить почему.

– Мне всегда было неприятно приходить в эту комнату, с самого детства, – сказала Тори, пропуская его в музей охотничьих трофеев.

Он огляделся: со всех сторон на него смотрели неподвижные мертвые глаза чучел животных.

– Прекрасно понимаю ваши чувства, – сказал он, взглянув на нее.

– Это место пугает меня.

Он засунул руки в карманы джинсов.

– Я бы не удивился, если бы вы сказали, что оно снилось вам в кошмарных снах.

– Снилось, и сколько раз.

Они остановились возле чучела застывшего в прыжке бенгальского тигра – вскинув огромную голову, он оскалил зубы, которые теперь пожелтели от времени, и выпустил острые, как бритва, когти. Но несмотря на угрожающую позу, глаза его были пусты и безжизненны.

Медная табличка внизу экспоната гласила, что тигр был убит в Восточной Индии в 1910 году Эндрю Стормом Вторым. Прапрадед Тори удачно поохотился.

На стене рядом с экспонатом висела увеличенная черно-белая фотография. На ней был запечатлен красивый юноша в охотничьем костюме. В одной руке он держал винтовку, в другой – шляпу; поставив ногу на свой трофей, юноша самодовольно улыбался.

– Я считаю эту комнату очень грустной и даже трагичной, – сказала Тори.

Митчелл прошел сквозь ряд чучел экзотических животных, сохраненных благодаря умению опытного таксидермиста. Некоторые животные были представлены целиком, от некоторых остались только голова или рога, а от какого-то несчастного слона – только ноги.

– Мне ненавистно все, что находится в этой комнате, – прошептала Тори у Митчелла за спиной.

– Странно, что вы до сих пор не избавились от всего этого, – сказал он, широким жестом обводя комнату.

– Я пыталась, – уныло проговорила девушка. – Но оказалось, что не так просто найти желающих обладать останками несчастных животных. – Она вздохнула. – Они никому не нужны.

– Один мой приятель курирует зоологический музей в Чикаго. Если хотите, я могу позвонить ему.

– Правда?

– Но разумеется, я ничего не обещаю.

– Конечно, я понимаю, но для меня было бы таким облегчением пристроить их в какое-нибудь хорошее место.

Они обошли весь музей.

– Вы полагаете, какой-нибудь из этих экспонатов могли назвать Викторией? – спросил Митчелл.

Тори рассмеялась, и от ее смеха в комнате сразу стало светлее.

– Вы правы, здесь нет ничего интересного для нас, – сказала она, направляясь к выходу.

Митчелл выключил свет и закрыл резные тиковые двери.

– Следуя распоряжению мисс Фрэйзер, теперь мы должны отправиться в библиотеку, – сказал он.

– Не мисс Фрэйзер, а просто Элис, – поправила его Тори.

– Да-да, конечно, я постараюсь не забывать об этом.

– А сейчас я покажу вам одно из самых любимых моих мест в доме, – улыбнулась Тори. Они вошли в библиотеку, залитую солнечным светом.

Библиотека в Сторм-Пойнте представляла собой огромный зал с высоченным потолком, украшенным фресками Пеллегрини, вывезенными когда-то из Венеции. По обеим сторонам камина стояли массивные деревянные скульптуры, а сам камин был таким высоким, что в нем можно было встать во весь рост.

Вдоль стен шли стеллажи с книгами: здесь было собрано более двадцати тысяч томов на самые разные темы, начиная от садоводства и заканчивая архитектурой. Витая лестница с медными перилами и чугунными ажурными решетками вела на верхний уровень стеллажей. По всей комнате были расставлены уютные кресла и кушетки, столы и настольные лампы самых разных форм и размеров. С первого взгляда было видно, что при оформлении этой комнаты руководствовались прежде всего удобством читателей. В углу стояли большой глобус на деревянной подставке и громадный письменный стол.

– Это письменный стол Вандербильтов, – сказала Тори.

– Понятно. А почему Вандербильтов?

– О, это целая история! Однажды в Мраморном доме проходил летний бал, такой же представительный, как и те, что ежегодно устраиваются у нас в Сторм-Пойнте. Моя прапрабабушка задержалась на минуту возле письменного стола, по углам которого красовались позолоченные сфинксы. Она пришла в восторг и от стола, и от сфинксов, и поскольку прапрабабушка была очень красивой женщиной, хозяин бала Вильям К. Вандербильт, желая продемонстрировать ей свою щедрость и произвести на нее впечатление, в тот же вечер отправил стол в Сторм-Пойнт. Проснувшись на следующее утро, Энн узнала, что стол уже стоит в ее библиотеке.

– Красивый жест.

– Безусловно.

– Куда вы? – спросил Митчелл, видя, что Тори поднимается по винтовой лестнице наверх.

– Я хочу посмотреть всправочнике, что у нас имеется на букву «В».

– Надеетесь найти упоминание о какой-нибудь «Виктории»?

Девушка кивнула и добавила:

– Я думаю, вы там, внизу, тоже сумеете с пользой провести время.

– С пользой провести время, – пробормотал Митчелл как бы про себя, – по-моему, только этим я и занимаюсь.

Прошло несколько минут, когда Тори вдруг заметила, что он по-прежнему стоит в центре комнаты и смотрит на нее.

– Что вы там делаете? – спросила она. Поколебавшись немного, Митчелл с неожиданной откровенностью признался:

– Наблюдаю за вами.

– Наблюдаете?

– Да.

Она замерла.

– Зачем?

– Мне нравится смотреть на вас.

Тори непринужденно рассмеялась, и Митчелл понял, что она как женщина была польщена его словами.

– Это не дает вам права бездельничать. Принимайтесь-ка за работу.

Прошло несколько минут, он по-прежнему не двигался с места.

– Что происходит? – требовательно спросила Тори.

Он шагнул к лестнице.

– У вас такие красивые… – Его взгляд остановился на ее груди, затем переместился ниже, в еще более опасную зону. – У вас очень красивые лодыжки, – с невинным видом закончил он фразу.

– Красивые лодыжки?

– Да, очень красивой формы. Изящные, но не слишком тонкие. Одним словом, первоклассные лодыжки.

– Спасибо, я это знаю.

– И красивые икры.

– Икры?

– И колени.

– Колени?

Зачем она повторяет каждое его слово?

– В общем, изумительные ноги.

Митчелл поймал ее улыбку, которую она поспешила спрятать, заслонив лицо книгой. Понимая, что более подробный разбор ее достоинств недопустим, он добавил:

– Знаете, у вас прекрасная фигура. Она посмотрела на него сверху:

– У вас тоже.

– Спасибо, я знаю.

– Я имею в виду, для мужчины.

– Я знаю, что вы имеете в виду, – сказал он, начиная медленно подниматься по лестнице. Торн инстинктивно отступила на шаг назад.

– Может быть, поговорим о чем-нибудь другом, – пробормотала она.

Трусиха.

– А какую тему вы предпочитаете? Растерянное выражение лица выдавало ее душевное смятение.

Митчелл сделал вид, что напряженно думает, затем щелкнул пальцами так, словно ему пришла в голову отличная идея, и воскликнул:

– Я знаю, о чем мы поговорим.

– Знаете?

Он скрестил руки на груди.

– Давайте говорить о поцелуях.

– О поцелуях? – Предложение определенно шокировало ее.

Он разыграл пантомиму, изображая, что берет с полки книгу, пролистывает ее, затем ткнул пальцем в воображаемую страницу и начал читать:

– Ах вот, поцелуй. Демонстрация привязанности или любви, а также форма приветствия между двумя людьми.

– Поцелуй? – снова повторила она. Он продолжал спектакль:

– На Западе факт поцелуя может расцениваться как доказательство сексуальной связи, но в других частях света это зачастую не более чем церемониал и может происходить совершенно открыто, в присутствии других людей. – Он быстро прокрутил в голове известные ему примеры. – Так, например, в некоторых районах Индии существует обычай прижаться ртом и носом к щеке другого человека и вдохнуть. Похожий обычай есть и у лапландцев, но они при этом еще чмокают губами и издают назальные звуки.

Тори расхохоталась, и Митчелл увидел, что ее напряжение постепенно проходит.

Он сделал к ней еще шаг.

– А вы знаете что-нибудь интересное о поцелуях? Она сглотнула.

– Нет.

– Вы еще ни разу не целовались со мной при свете дня.

Она поднесла руку к горлу и стала играть с медальоном, висевшим на золотой цепочке.

– Я вообще целовалась с вами только один раз. Он покачал головой:

– Вот уж неправда.

– Неправда?

– Вы правы в том, что это случилось только однажды, но поцелуев было несколько. – Он пожал плечами. – Семь или восемь… Разве я считал?

– Как видно, считали. Он не заметил ее выпада.

– А скажите мне, моя дорогая кузина, в чем заключается основное различие между дневным и ночным поцелуем?

– В количестве света?

– Я говорю об эмоциях. У нее пересохли губы.

– Я думаю, в темноте человек чувствует себя более раскрепощенно.

– Верная мысль. – Он подошел к ней ближе. – А еще?

Тори прижала книгу к груди, словно надеясь, что она защитит ее.

– Если человек знает, что его не видят, он может более свободно выразить свои чувства.

– Еще одно ценное наблюдение.

– В ночное время люди более подвержены чувственным, эротическим соблазнам.

– Вы действительно так считаете? Ее дыхание стало прерывистым.

– Да, мне так кажется.

– В таком случае я думаю… – сказал он, придвинувшись к ней еще ближе, – …нам стоит действовать методом сравнения. – Тори удивленно подняла брови. – Как мы можем рассуждать о разнице между дневным и ночным поцелуем, если мы ни разу не целовались при свете дня?

Тори резко отпрянула:

– Вы ведете себя подло. – (Он сделал обиженное лицо.) – Ну, может быть, не подло, но как хитрая, коварная, пронырливая лиса.

Он улыбнулся.

– Мне просто хотелось удовлетворить свое любопытство.

– Так вам всего лишь любопытно?

– Нет, но это лучше, чем сказать: «Спасите меня».

– Вы попали в беду?

– Да, – с несчастным видом признался он.

– И что с вами случилось?

Мужчина должен делать то, что ему положено делать.

– Я не целовал вас уже целых сорок восемь часов, и все это время я ни о чем другом не могу думать.

Она опустила книгу.

– Полагаю, мне следует чувствовать себя польщенной.

– Будьте честны с собой и со мной. Вы действительно чувствуете себя польщенной, – бесстыдно глядя ей в глаза, заявил Митчелл.

Это был рассчитанный риск.

Она могла в ужасе убежать. Могла рассмеяться ему в лицо. Могла хлестнуть по щеке и в ярости удалиться.

Но ничего этого она не сделала.

Она просто шагнула к нему и, приподняв лицо, тихо проговорила:

– Ну разве что ради сравнения…