Текст книги "Найди свое счастье"

Глава 7

Вирджил устал лежать на спине словно мертвая рыба. Больничная палата пахла стухшей капустой, и ни одна медсестра не была привлекательна настолько, чтобы обратить на себя его внимание. Ему хотелось вырвать чертовы трубки из вен и уйти в свою студию. В первый раз за много лет ему не терпелось поработать.

Вирджил попытался устроиться поудобнее на левом боку, но это оказалось невозможно, потому что больничная кровать была не намного мягче мраморной плиты. Он постарался припомнить, когда в последний раз ночевал не в своей постели. Даже когда Бетти Энн была больна и все уже знали, что она умрет, он брал машину и возвращался домой. Пожалуй, только в Нью-Йорке, под кайфом, он уходил в ночь в поисках женщин и неприятностей.

Вирджил пробормотал что-то и попытался распутать провода, которые были обмотаны вокруг него. Жизнь – странная штука. Однажды, под наркотиками, он получил работу учителя в безымянном колледже в Аппалачах. Единственное, чего он хотел, – это залечь на дно, пока не уляжется полицейская шумиха. Это ведь не его вина, если девочка решила, что она умеет летать, и выбрала его кабинет на четвертом этаже в качестве стартовой площадки.

Вирджил закашлялся. Грудь болела.

Он встретил Бетти Энн спустя неделю после приезда в Персуэйшн – миленькая, учтивая девушка с большими проблемами. Ему сразу стало понятно, что стоит обратить на нее внимание, и она будет ходить за ним как кошка. Она преклонялась перед ним. А почему нет? Он был искушенным преподавателем искусства, старше ее и известен за пределами Персуэйшн. Об одной из его скульптур написали в журнале «Лайф». Бетти Энн была так благодарна за женитьбу, что делала все, что бы он ей ни сказал. Она была хорошей девочкой. Конечно, не все было гладко, но это был правильный брак – она делала то, что должна была делать, а он делал то, что хотел, и этим могли похвастаться далеко не все благословенные союзы.

Вирджил как раз собирался вызвать медсестру, когда почтеннейший доктор Боланд вошел в палату. Вирджил изучал его. Доктор постарел по сравнению с прошлым годом, когда он лечил Бетти Энн.

– Доброе утро, Вирджил.

– Никакое оно не доброе.

Пока доктор просматривал его карту, Вирджил решил, что Райли превратился в копию своего отца, только более рафинированную: больше мозгов и меньше мускулов. Был еще один Боланд, на которого стал так похож Эйдан, очаровательный взрослый мальчишка, который решил, что его фамилия дает ему право указывать людям, как им жить.

– Кардиолог уже осматривал вас?

– Конечно, нет. Меня просто бросили здесь, чтоб я тут сгнил. Все хотят от меня только одного – страховых выплат.

Райли захлопнул карточку, повесил ее на кровать и вздохнул.

– Может быть, мы просто наслаждаемся вашим обществом.

Вирджил прищурился. На лице Райли появилась глупая улыбка. Должно быть, это как-то связано с Кэт. Он иногда думал, что бы случилось с Райли и Кэт, если бы она не сбежала. Вероятно, ничего хорошего.

– Ты знаешь, что Кэт уехала из города?

Райли вздрогнул, затем вставил стетоскоп в уши и наклонился над Вирджилом.

– Нет. Не двигайтесь, пожалуйста.

Казалось, прошла вечность, однако Вирджил терпеливо сидел, пока Райли прижимал холодный металлический диск к его груди и просил дышать глубже.

– Что-нибудь еще? – спросил Вирджил.

– Я слышу какие-то шумы. Доктор Чоу скоро проведает вас, вы в надежных руках.

Вирджил усмехнулся:

– Звучит не по-американски.

– Она из Китая.

– Женщина, да еще и китаянка? Господи Иисусе! Я сорвал куш!

– Она обучалась там же, где и я.

– Пекин, Персуэйшн – какая разница! – Вирджил поправил подушку позади себя, так чтобы ему было удобнее сидеть. – Этот госпиталь похож на Организацию Объединенных Наций. Моя медсестра с Филиппин. Похоже, вы – последний американский доктор в штате.

Райли улыбнулся:

– Вряд ли. Я вернусь вечером.

– Подожди.

Райли повернулся, не скрывая, что этот разговор требует от него большого терпения.

– Я никогда особо не любил твою семью, Боланд.

Райли спрятал руки в карманы хлопчатобумажных брюк и ничего не ответил.

– Но ты хорошо лечил Бетти Энн, и я хочу поблагодарить тебя за это.

Райли удивился:

– Спасибо.

– Она говорила о тебе только хорошее. Ты ей нравился по определенным причинам.

– Я рад.

– Теперь. Я не хотел спрашивать тебя, но что сказала тебе моя жена перед смертью, когда попросила меня выйти из комнаты? Это был вопрос на медицинскую тему?

Райли нахмурился:

– Боюсь, не могу вам этого сказать.

Его лицо покраснело от злости.

– А почему нет?

Райли беспокойно дернул плечом.

– Она попросила меня, чтобы я ничего вам не говорил.

Вирджил подпрыгнул на кровати, так что отлетели прикрепленные к его шее электроды.

– Лжец! – Перед глазами все поплыло. – Моя жена ничего не скрывала от меня! Никогда!

– Успокойтесь, Вирджил.

Вдруг его грудь пронзила боль, как будто там вспыхнул огонь.

– Опять… Это случилось опять. – Он хватал ртом воздух. – Зовите вашу китаянку. Быстрее.

* * *

Это произошло в одно субботнее утро в середине мая, когда Кэт было тринадцать. На улице за ее окном зацвела большая сирень. Пышные, мягкие как пух фиолетовые конусы и темно-зеленые листья заслонили собой весь вид из окна на двор и сломали заборчик, что отделял ее участок от участка миссис Эсте. Поскольку было тепло, Кэт спала с открытым окном. Она проснулась тем особенным утром от сильного, сладкого, как сахар, аромата сирени и знакомых криков матери.

Кэт натянула покрывало на голову. Как долго это продолжалось? Может, ей закрыть окно, чтобы миссис Эсте ничего не слышала? Где они могут драться? В прихожей? Сможет ли она добежать до задней двери так, чтобы ее никто не заметил? А что, если на деревянном полу она увидит капли крови? Она ненавидела оттирать пол. Кэт закрыла глаза, до боли сжала кулаки и с головой укрылась одеялом. «Пожалуйста, Господи, не надо крови сегодня. Это все, о чем я прошу!»

Она знала, что произойдет потом. В понедельник мама скажет в школе, что Кэт подхватила грипп, так что ей придется провести несколько дней дома и прикладывать лед и пластырь к ее лицу и давать ей аспирин. Кэт ненавидела это. Еще она ненавидела готовить, потому что мать была слишком слаба. Ужин проходил в ужасной обстановке, и не только потому, что Кэт не была лучшей кухаркой в мире. Это было ужасно, потому что ей нужно было подходить к матери с подносом, кормить ее в постели, а потом она и отец сидели за кухонным столом в тишине, и она выслушивала его обычные предостережения: «Перестань волноваться о матери, или я и вправду сделаю такое, о чем придется поволноваться».

Она ненавидела, когда он приходил с цветами для матери, ведь это означало, что все снова в порядке, и мама просила ее принести вазу и ставила цветы в воду, чтобы потом ахать и охать над ними, как будто под ее глазами не было черных синяков.

Она ненавидела, когда отец с жизнерадостной улыбкой объявлял ей, что они идут на ночной сеанс в кинотеатр «Риальто», где идет новый фильм. Она ненавидела, когда ее мать отказывалась идти к доктору после побоев. Но больше всего Кэт ненавидела самое главное правило, принятое в ее семье, – делать вид, что ничего не произошло.

В то особенное утро она подумала, что с нее хватит таких секретов. Она встала с кровати, надела шорты, бледно-зеленую футболку и кроссовки, расчесала волосы и собрала их в хвост. Кэт решила не ходить в ванную, чтобы не оставлять свою дверь открытой. Она приставила ночную тумбочку к подоконнику и открыла окно как можно шире. Прыгать, кроме как на сирень, было некуда, так что она прыгнула прямо на куст, сломав при этом несколько веток. Скатившись на траву, Кэт оцарапала до крови ногу и, вся облепленная прекрасными четырехлистными крошечными цветками сирени, побежала от дома прочь.

Кэт неслась по Форест-драйв к Мэйн-стрит. Учитывая, что Герхард еще не взял утреннюю газету, было около шести тридцати утра. Райли должен был быть дома, потому что тренировка по бейсболу начиналась в девять.

Кэт пробежала мимо домов Миссони, Беллинджерсов, Макклинтоксов, потом срезала через двор Уилмеров, перепрыгнула через рабицу и приземлилась около кедровой аллеи, которая окаймляла лужайку возле дома Боландов. Как обычно, она пробежала через эту лужайку, взобралась на большой блок системы кондиционирования воздуха, а уже с него – на перила крыльца. Она взобралась на приступочек над окном столовой, а с него – на черепичную крышу.

Кэт не стала стучать в окно, потому что не хотела разбудить отца Райли или Мэтта. Она опустила старую тяжелую раму и просунула в окно ноги, нащупывая пол в его комнате. Здесь, как обычно, был беспорядок. Кэт сняла кроссовки и проскользнула к Райли под одеяло. Ей сразу стало тепло, и не только потому, что она укрылась покрывалом. Райли согревал ей сердце. Она вздохнула, и он проснулся.

– Что случилось? – Он вскочил так быстро, что она чуть не упала с кровати. – Кэт? Ты что здесь делаешь? Отец с меня шкуру спустит!

– Тише ты. – Кэт обняла Райли и притянула его к себе. Она почувствовала, как начинает дрожать ее тело.

– О нет, Скаут. Он снова это сделал?

Кэт кивнула и уткнулась ему в шею. Скаутом ее называл только Райли. Она сразу почувствовала себя в безопасности, ей даже захотелось плакать. Она глубоко вздохнула, от Райли пахло землей, потом и немного банным мылом и дезодорантом. Он, наверное, перед сном принимал ванну.

– В этот раз я позвоню в полицию.

– Он поймет, что это я настучала.

– Тогда я все расскажу отцу. Может, он поговорит с ним. Иначе в один прекрасный день он убьет ее.

– Обними меня.

Райли прижал Кэт к себе. Так сильно, как мог. Она тоже прижалась к нему и разрыдалась.

Райли прошептал ей на ухо, что все будет хорошо.

– Кого ты любишь?

– Райли Джеймса Боланда, во веки веков, – проговорила Кэт между всхлипываниями.

– А я кого люблю?

– Кэтрин Энн Кавано, во веки веков.

– Правильно. И когда мы поженимся, мы будем жить далеко отсюда, а от Вирджила останутся только плохие воспоминания. Какую машину пожелаешь?

– Джип с открытым верхом.

– А какой дом мы купим?

– Дом в горах в Колорадо.

– А потом?

– Бунгало на пляже в Калифорнии.

– А потом?

– Пентхаус в Нью-Йорке.

– Как ты сейчас себя чувствуешь?

Кэт кивнула, она больше не плакала.

– Мне всегда хорошо, когда я с тобой.

– Отлично. Сколько у нас будет детей?

– Двое.

– Мальчик и девочка?

– Да.

– А кто будет первый?

– Девочка.

– Нет, мальчик.

Кэт засмеялась.

– И что мы будем делать всю оставшуюся жизнь?

– Мы будем счастливы.

– Вот и хорошо. – Райли поцеловал ее в макушку. – Ты вся в сирени.

Кэт подняла лицо, которое прятала на его груди, и посмотрела в его синие глаза, такие глубокие, что они казались почти черными.

– Я упала в сиреневый куст.

– Как это?

Кэт почувствовала себя в дурацком положении, но рассказала ему правду.

– Я выпрыгнула на него из окна.

– Ты вся мокрая.

Кэт шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Извини, я своими слезами закапала твою майку.

– Нет, это ты вся сырая. Посмотри на свои ноги.

– Я поцарапалась до крови.

Райли отдернул покрывало и откинул его, чтобы можно было осмотреть ее царапины.

– О Боже! – прошептал он.

Кэт посмотрела на Райли и задохнулась от неожиданности. Что-то внутри ее оборвалось. Ей стало так неловко. Она знала, что с мальчиками такое случается, что некоторые мальчишки встают по утрам с эрекцией, потому что им снились эротические сны. Но она и представить себе не могла, что выглядит это именно так.

Она продолжала смотреть на Райли с глупым видом. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Во рту пересохло. Ее соски напряглись. Все, чего она хотела, это прижаться к нему. Ее тело хотело этого.

– Черт, Кэт. Да ты вся в крови.

– Я ж сказала тебе, что поцарапалась.

– Нет, я имею в виду, что у тебя между ног кровь.

– Что?

Кэт посмотрела вниз и застыла в изумлении. Этого не может быть. Кровь просочилась сквозь ее легкие шорты и измазала кожу.

– Думаю, у тебя начались месячные.

Кэт вскочила, оттолкнула от себя Райли и закричала от ужаса. Какая девчонка захочет, чтобы парень увидел ее в таком виде? Что она сделала, что Бог так наказал ее?

Кэт метнулась к окну, но Райли перегородил ей дорогу. Кэт не могла пересилить себя и снова посмотрела, есть ли у него эрекция. Она была, даже еще сильнее.

– У тебя начались месячные. Не переживай. Так и должно быть.

Кэт закрыла лицо ладонями, ей захотелось спрятаться, но Райли убрал ее ладони от лица.

– Ничего такого, Скаут. Серьезно.

– Ничего такого? Да я умереть хочу! Мне так стыдно! Я пришла сюда, потому что хотела побыть с тобой, потому что больше ни с кем не могу поделиться этим и…

– Это в первый раз? Давай я тебе помогу. – Он взял со стула полотенце, слегка прикоснулся к ее бедрам и с сосредоточенным видом начал оттирать кровь.

Кэт посмотрела вниз, ей казалось, то, что он делает, жутко и удивительно. Его движения были так осторожны и естественны, как будто он всю жизнь занимался тем, что заботился о ней. Он так сильно любил ее! Эта мысль так потрясла ее, что по щекам побежали слезы.

– Вот. – Райли поднялся и, избегая встречаться с ней взглядом, бросил полотенце на пол. – Посмотрю, может, осталось что-то из маминой одежды. Пойду проверю.

– Райли, – позвала Кэт.

Он отвернулся от нее и с трудом сглотнул.

– Боже мой, Кэт.

Она увидела в глазах Райли желание, которое не сможет забыть и по сей день. Мир вдруг изменился. Он был для нее всем эти тринадцать лет – противником в играх, другом, братом, жилеткой, в которую она плакала, защитником и парнем. К четвертому классу они поняли, что созданы друг для друга и всегда будут вместе. И в этом никто из них не сомневался. И вдруг все изменилось в одно мгновение. В одно мгновение их отношения перестали быть игрой. Все стало серьезно.

Райли поцеловал ее. Он целовал ее с карнавала, который был еще в шестом классе, и с тех пор они перепробовали разные поцелуи – нежные, с языком, со звуками… Но этот поцелуй не был похож ни на один из тех. Ее сразу пригвоздило к полу. Его губы были такими жадными, как будто он хотел поглотить ее без остатка. В ее голове вертелись всякие образы и мысли – стыд от того, что он увидел кровь, шок от его поцелуя, жар, который она почувствовала внутри тела, его… пенис, такой большой, что казалось, он вот-вот порвет шорты.

Поцелуй продолжался. Руки Райли с ее спины опустились ниже, и, хотя он никогда раньше этого не делал, он как-то очень естественно обхватил ее ягодицы. Что она делает? Остановиться Кэт уже не могла. Поцелуй становился все глубже, она положила дрожащие руки на пояс его шорт, потом залезла внутрь и обхватила его пенис руками. Он был одновременно нежным, как бархат, и твердым, как железо. Она извлекла его из шорт и, прервав поцелуй, посмотрела вниз, на то, что было в ее руках.

Вдруг Райли вздрогнул, и струя белой жидкости вылетела из его пениса и испачкала ее футболку.

В этот момент в дверь постучал отец и, не дождавшись ответа, тут же зашел в комнату. Кэт и Райли отскочили друг от друга и встали как для расстрела. В мозгу Кэт с бешеной скоростью пронеслась картинка, которая предстала перед глазами отца Райли, – его сын запихивает известную часть тела в шорты, а девчонка стоит рядом с полотенцем, на котором явно видны пятна крови, и, что хуже всего, такие же пятна заметны и на ее шортах.

Отец Райли навалился на дверной косяк и скрестил руки на груди.

Райли сделал шаг вперед и прикрыл Кэт.

– Пап, это не то, что ты подумал.

– Сынок, мне пятьдесят два. Я вижу то, что вижу, и знаю, что это значит.

Взгляд отца упал на Кэт. Она готова была умереть со стыда. Отец Райли откашлялся и сказал обычным грубоватым голосом, но с оттенком слащавости:

– Дуй в ванную и приведи себя в порядок, Кэт.

– Есть, сэр. – Она тут же выполнила его приказ и с облегчением закрыла за собой дверь в ванную. Однако продолжение разговора она слышала очень хорошо и через закрытую дверь.

– Пап, ты не понимаешь…

– Ну конечно, понимаю.

Кэт прижалась ухом к двери. Что будет делать отец Райли? Если он расскажет ее родителям, что застал ее здесь, ее жизнь на этом закончится. От одной мысли, что об этом узнают ее родители, Кэт стало плохо.

Она слышала скрип половиц, когда отец Райли ходил по его комнате.

– Ты в своем уме?

– Ей надо было с кем-нибудь поговорить.

– Не знал, что от разговоров так пачкаются.

– Я не прикасался к ней.

– Ты думаешь, что я поверю, что кровь потекла сама собой?

– Именно это и произошло. У нее начались месячные.

– Начались что?

Кэт отступила от двери.

– Вирджил избил Бетти Энн этим утром. Кэт испугалась и прибежала ко мне.

Последовала минутная тишина, потом отец Райли пошевелился и спросил:

– Что он сделал?

– Ударил. Избил ее. Он напился в студии, всю ночь корпел над своими дурацкими скульптурами, потом пришел и избил Бетти Энн, как будто она в этом виновата.

Вновь последовала тишина. Кэт прижала ухо к двери и слышала, как отец Райли отчетливо произнес:

– Ты хочешь сказать, что ты знал об этом и раньше и не рассказал мне?

Райли как-то вяло ответил:

– Кэт умоляла меня ничего никому не рассказывать, потому что думала, что будет следующей, на кого поднимет руку ее отец.

Отец Райли тяжело вздохнул:

– Она права. Но если ее и изобьют, то только в том случае, если она будет молчать и дальше. Послушай меня и хорошенько запомни – если в будущем ты услышишь что-нибудь подобное, расскажи мне. Ты понял?

– Да, сэр.

– Я никогда не разозлюсь, если ты придешь ко мне с правдой – не важно о чем, не важно, насколько это будет горькая правда, я обещаю тебе. А теперь ответь мне, ты лишил эту девочку невинности?

– Нет!

– Хорошо. – Отец Райли переступил с ноги на ногу, и половицы вновь заскрипели под его весом. – Но кое что все-таки случилось, я не слепой.

Кэт не слышала, что ответил Райли, очевидно, во всем признался.

Ответ отца Райли был следующий:

– Ни один из моих сыновей не разрушит свою жизнь и не сделает девочку беременной до окончания школы. Такое бывает, но не с Боландами. Понял?

– Да, сэр.

– А теперь иди и купи прокладки в магазине и отнеси их Кэт. А с Вирджилом Кавано я поговорю как мужчина с мужчиной.

Те два дня, которые Кэт провела в Персуэйшн, воспоминания обрушивались на нее нескончаемым потоком. Она вспомнила события и беседы, которые не вспоминала ни разу с тех пор, как залезла в машину Клиффа Тернера и потом оказалась в доме Филлис. Этот разрушительный визит открыл окно в прошлое и причинил Кэт много боли. Теперь она возвращалась обратно.

Стук в дверь напомнил Кэт, как она здесь очутилась. После того как она откладывала это несколько месяцев, она все же позвонила агенту по продаже недвижимости насчет дома Филлис. Та прибыла вовремя. Кэт показала дом и двор, это не отняло много времени, потому что показывать особо было нечего, и ждала, когда агент выскажет свое мнение.

– Если вы вложите еще тысяч сорок и чуть-чуть перестроите этот дом, то мы его быстро продадим и он окупится с лихвой. Надо просто поменять кухонный шкаф, столешницу, полы, ванную. Оторвать старый линолеум, отколоть краску, заменить электропроводку и водопровод и, наконец, поставить новую печь.

Кэт кивнула и взглянула за спину Джулиане Дуброуски на кухню Филлис, пытаясь делать это объективно и беспристрастно. Бесполезно. Все, что видела Кэт, – это сцены из ее жизни – вот она готовит шоколадный пирог на первый день рождения Эйдана, вот она пытается справиться с потоками воды, которая хлещет из прорвавшейся трубы прямо на пол, вот она ругается с Филлис, потому что решила бросить колледж, устроиться на полный рабочий день и снимать собственное жилье.

Потенциальные покупатели не будут столь сентиментальны. Они заметят полинялые желтые обои, исцарапанный линолеум и красную ржавую столешницу. Кэт подумала, что «чуть-чуть измените» не очень подходящий термин по отношению к той работе, которую здесь надо было проделать.

– Звучит так, будто мы должны выпотрошить этот дом.

– В общем, так и есть.

Кэт засмеялась:

– Вы понимаете, что она потратила меньше денег, когда покупала этот дом в 1973 году?

Джулиана улыбнулась:

– О, я знаю! Эти старинные дома просто прелестны, особенно те, что стоят напротив парка. Сейчас за них можно выручить четверть миллиона!

Кэт снова попыталась улыбнуться, но получилось не очень натурально.

– Филлис уже ничего не выручит, Джулиана. Она умерла.

Джулиана выглядела смущенной.

– Ну конечно! Я знала Филлис Тернер. То есть я слышала о ней. Ее знали все соседи, и все были поражены вестью о том, что она умерла. – Она обхватила себя руками. – Мама говорила, что она была удивительным человеком. Она так играла в бинго, и ее птицы… Все знали о ее птицах.

– Да, птиц у нее было много.

– Откровенно говоря, только между нами. – Джулиана наклонилась поближе и понизила голос, как будто боялась, что линолеум вставит свой комментарий. – Я думала, что здесь беспорядок. Ну там, знаешь, запах от животных…

Кэт кивнула. Если бы Филлис была здесь, она нашла бы, что ответить. Она представила – Филлис в своем халате лупит газетой «Ньюпорт лайт» Джулиане по губам со словами: «Уноси свой зад из моего дома. Плачет по тебе ремень, которым твоя мать штаны подпоясывает!»

– И кто бы мог подумать, что Филлис была мультимиллионером! Совершенно безумная идея! И сколько ты на ней заработала, когда она умерла?

Кэт с трудом удержалась, чтобы не ударить Джулиану.

– Она оставила немало. Подожди минутку.

Кэт прошла в крошечную столовую и стала смотреть на блестящую прозрачную дверь. Она так скучала по Филлис! Она скучала по ее смеху и по ее репортажу из первых уст с заседаний городского совета Балтимора. Скучала по способности Филлис давать советы каждому встречному по любому поводу и в любой сфере, в коей она сама ничего не понимала.

В Хайлендтауне все знали Филлис как эксцентричную женщину. Впрочем, больше о ней никто ничего не знал, потому что так хотела Филлис. Она не видела необходимости в том, чтобы все подряд знали про ее дела, и то, что дети обзывали ее Сумасшедший Попугай, только смешило ее. Лишь Кэт да Клифф знали всю правду.

Джулиана, очевидно, высказалась не до конца:

– Моя мать говорила, что Филлис играла на фондовой бирже и, когда умерла, оставила четыре миллиона. Это правда?

– Не совсем. (Всего лишь 3,8 миллиона, но зачем об этом рассказывать?)

– И что случилось со всеми этими птицами?

– Мы пристроили их.

Кэт положила ладонь на холодное стекло. Филлис была так добра, что Кэт всегда доверяла ей. Кэт подумала, что она была даже слишком добра, таких людей и не бывает вовсе. Она никогда не показывала свою власть над Кэт. Филлис подарила Кэт все, в чем она нуждалась, – родительскую заботу, среднее образование, помощь в воспитании малыша и даже карточку социальной защиты. Сколько бы человек согласились помочь ей вот так? Сколько бы согласились приютить беременную девицу, которая сбежала из дому, и никогда не просить ее вернуться обратно? Кто бы стал ждать несколько недель, прежде чем приступить к расспросам о ее семье? Кто поддержал бы сплетни о том, что Кэт – сирота, оставшаяся от второй кузины Филлис, девочка, у которой большие проблемы и ей некуда идти, и она останется в доме так долго, как ей того захочется?

Кэт чувствовала, что должна рассказать Филлис правду о том, откуда она пришла, кто она на самом деле и как оказалась в Балтиморе, но ей так и не хватило мужества. Она убеждала себя, что будет лучше, если она сделает вид, будто ничего вообще не случилось. И сейчас, в свои тридцать семь, она понимала, что ложь не так сильна, как боль, и что рано или поздно боль даст о себе знать, воздав за прошлое, и за ложь в том числе.

Очевидно, это время пришло.

– Хотелось бы озвучить цену, если можно.

Голос Джулианы вернул Кэт к реальности. Теперь Райли знает, как найти Эйдана, это время нескольких дней, если не часов. Она должна найти Эйдана до того, как его найдет Райли. Она первая должна рассказать правду сыну, а не какой-то незнакомец.

Кэт прислонилась к прохладной двери и на секунду закрыла глаза. Больше это не комната ее фантазий, и притворяться дальше нет смысла. Она отправилась в Персуэйшн, чтобы отомстить, а вернулась оттуда совершенно опустошенная. Мать умерла. Филлис умерла. Они с Райли больше не были родственными душами.

Как дом Филлис нужно было «чуть-чуть изменить», так и подход Кэт к жизни явно нуждался в некотором изменении.

– Ну что, Кэт? Тебе потребуется время подумать?

Кэт посмотрела на маленький огороженный забором внутренний дворик, на спутанную живую изгородь из кустов роз и подумала, тяжело ли Филлис было каждую весну и раннее лето подрезать свои любимые кусты. Если даже да, то Кэт не замечала этого. Каждый раз, когда Кэт предлагала свою помощь по хозяйству, Филлис отвергала ее и предлагала сосредоточиться на ее собственной жизни. «Старики полны желчи, – говорила она. – Наслаждайся жизнью, пока молода».

Филлис умерла, сидя у окна в своем любимом кресле. По телевизору шло «Доброе утро, Америка», а на ее коленях лежала газета, открытая на рубрике «Спортивные новости». «Массированный удар», – сказал доктор. Священник местного церковного прихода заверил Кэт, что Филлис почила с миром. И как все потом узнают, покинула она этот мир, будучи неслыханно богатой. Дядюшке Клиффу и его семье Филлис завещала автограф бейсболиста Кола Рипкина и миллион долларов, о существовании которых никто никогда не догадывался. Кэт и Эйдану она оставила все остальное – дом, сорок длиннохвостых попугаев, остаток на счете, ценные бумаги, портфель акций и индивидуальный пенсионный счет.

– Я не могу этого сделать, – сказала Кэт. Джулиана открыла от удивления рот. – Я только что поняла, что не могу продать этот дом. Это единственное, что осталось от Филлис. Я отремонтирую его и сама буду в нем жить.

Джулиана слегка пожала плечами и отдала Кэт карточку.

– Ситуация на рынке непредсказуема. Залоговая сумма может…

– Я понимаю. Прости, что отняла твое время.

Кэт проводила Джулиану через маленькую гостиную к входной двери, и тут зазвонил сотовый. Она достала его из кармана.

– Эйдан! Наконец-то!

– Что случилось, мама? Все в порядке?

– Все нормально! Сын, если тебе какие-то звонки на твой телефон покажутся странными, ты ведь мне расскажешь? – На другом конце линии повисла тишина. – Эйдан?

– А этот считать?

Кэт облегченно вздохнула.

– Смешно, – ответила она.

– Так вы с Нолой все еще обживаете Большое Яблоко?

Как ей объяснить сыну, что они успешно обжились в Нью-Йорке, но зато их выгнали из Персуэйшн в Западной Виргинии? Эйдан не знал, куда они отправились, он, вероятно, даже не предполагает о существовании такого места, как Персуэйшн, как и о том, что там проживает его папочка и что его жизнь может перевернуться вверх дном.

Кэт заверила себя, что поступает правильно. Эйдан все равно потребует правду. Он заслужил ее.

– Нью-Йорк – замечательный город, дорогой. Могу я пригласить тебя на ленч?

– Сегодня?

– Да, сегодня.

– У меня лабораторная по физике в два часа.

– Сейчас только одиннадцать. У нас есть немного времени. Мне правда хочется поговорить с тобой. Это важно.

– Я догадываюсь, но…

– Что, если мы встретимся в «Джи энд Эй»? Когда в последний раз ты ел хот-дог с чили?

Близился полдень, и этот денек впору было заносить в Книгу рекордов Гиннесса. Райли сидел в кабинете, и его дожидалась толпа нетерпеливых пациентов. Кэрри отправила ему утром сообщение и спросила, есть ли у него время. Новый подрядчик клиники послал ему по электронной почте сообщение, что электрическую проводку, которую протягивал старый подрядчик, надо менять, поскольку она сделана не по стандарту. Сегодня утром пришлось втиснуть в плотный график встречу с представителем кредитного отдела, которая продлилась целый час и закончилась тем, что Райли сунули под нос официальную бумагу.

Первому национальному банку Персуэйшн не приглянулся его график погашения долгов за последние шесть месяцев, выплаты по которому выполнялись от случая к случаю, и он наложил арест на имущество должника и выставил на аукцион дом Боландов.

И ни слова от Кэт.

Райли мерил шагами свой офис и стонал от разочарования. Возвращение Кэт было чудом и одновременно ошибкой. Почему она не ответила на его звонок? Почему уехала из города, не попрощавшись и не сказав, когда он познакомится с Эйданом? Никаких мыслей по этому поводу не было, и последние два часа Райли провел, беспокоясь об этом. Мэтт сказал, что встретил Кэт и ее подругу возле дома Боландов воскресным утром и что Кэт нервничала и вела себя глупо, но об отъезде ничего не сказала. Мэтт поговорил с Мэдлин из «Черри-Хилл», и та сказала, что женщины позавтракали, а потом внезапно уехали, но вроде бы ничего плохого не случилось.

Как только Вирджил начал выздоравливать, Райли спросил его, что он слышал о дочери.

– А почему я должен что-то слышать? – был его ответ.

Так что Райли оставалось только гадать, что случилось между счастливым сексом и ее внезапным отъездом из города. Может, что-то вынудило Кэт так поступить? Или уезжать вот так – это ее любимое занятие?

В дверь постучали. В кабинет заглянула Иззи, но Райли вскинул руку, останавливая медсестру на полуслове:

– Знаю, знаю, надо пристроить очередного пациента, и это срочно.

– И это тоже, но не только. – Ее лицо скривилось. – Не хочу вас огорчать, но в приемной сидит доктор Матис и желает вас видеть. Она едва сцену не закатила.

– Должно быть, ты шутишь?

– Тук-тук. – Поверх головы медсестры появилась голова Кэрри, на лице ее была напряженная улыбка.

Казалось, Иззи вот-вот заплачет.

– Простите меня, доктор Боланд.

– Все в порядке.

Райли позволил Кэрри зайти, она тут же закрыла дверь. Она была в темной юбке и пиджаке, который облегал ее фигуру так плотно, что, казалось, невозможно просунуть между тканью и ее кожей даже зубную нить.

– А к тебе трудно попасть, Райли.

– Да. Потому что я недоступен. – Он потянулся в кресле. Он почти стыдился того, что дважды чуть не влюбился в нее, первый раз во время их обучения в медицинской школе, и потом, три года спустя, когда Кэрри запустила свой проект и выбрала Персуэйшн в качестве места для сбора данных.

Может быть, его ослепила ее улыбка? Возможно, ему показалось, что он снова влюбился так, как он влюблялся только в Кэт, и решил, что устроить свою жизнь с успешной, привлекательной коллегой не самая худшая доля? Но, лежа на смертном одре, Бетти Энн Кавано спасла Райли жизнь.

– Чего ты хочешь, Кэрри?

Она подсела ближе и усмехнулась:

– О, какой некорректный вопрос! Разве ты сам не знаешь?

Райли покачал головой:

– Я в затруднении. Будь так любезна, выручи меня. Что именно ты хочешь услышать до того, как поймешь, что между нами все кончено?

Казалось, его слова задели Кэрри.

– Мне кажется, все очевидно. Я пропускаю твои звонки и сообщения, потому что не хочу разговаривать с тобой. Я сказал своим сотрудникам не пускать тебя ко мне, потому что не хочу видеть тебя. Ты желаешь, чтобы я написал это на рекламном щите? А может, накропал столбец в «Чарлстон дейли мейл»?