Текст книги "Что я сделала ради любви"

Глава 5

Их поймал в объектив Мел Даффи, считавшийся Дартом Вейдером[9]9
  Один из главных героев саги «Звездные войны».


[Закрыть] папарацци. Джорджи вдруг почудилось, что она вылетела из собственного тела и наблюдает за трагедией откуда-то с высоты.

– Поздравляю! – воскликнул Даффи, яростно щелкая камерой. – Как говорила моя бабушка ирландка, да будете вы бедны несчастьями и богаты благами.

Брэм за все это время не двинулся с места. Ладонь надверной ручке, рубашка застегнута не на те пуговицы, челюсти плотно сжаты. Значит, объясняться придется ей, но на этот раз она не позволит шакалам взять верх.

Джорджи поспешно приклеила к лицу ослепительную улыбочку Скутер Браун и произнесла:

– Прекрасное пожелание, но при чем тут мы?

Даффи, противный краснолицый пузан с неряшливой бородой, широко улыбнулся:

– Я видел копию вашего брачного свидетельства и говорил с парнем, который проводил церемонию. Он похож на сильно отощавшего Джастина Тимберлейка. – Говоря все это, Даффи продолжал снимать.

– Уже через час материал попадет в редакции, так что сдавайтесь и расскажите, как все было. Обещаю, что пошлю вам классный свадебный подарок. Итак, как долго вы были…

– Никакой истории, – перебил Брэм и, обняв Джорджи за талию, втянул ее обратно в отель.

Игнорируя табличку «Посторонним вход воспрещен!», Даффи успел протиснуться за ними.

– Вы говорили с Лансом? Он знает об этом?

– Отвали, – коротко приказал Брэм.

– Бросьте, Шепард. Сценарий вам известен не хуже меня. Это лучшая звездная история года.

– Я сказал, отвянь! – прошипел Брэм, бросаясь на Даффи. Но прежде чем он успел разбить камеру, Джорджи, в которой еще осталась капля здравого смысла, схватила его за руку.

– Не глупи!

Даффи поспешно отступил, сделал последний снимок и выскочил за дверь.

– Без обид, – заверил он на прощание.

Брэм стряхнул руку Джорджи и бросился за Даффи.

– Прекрати! – прошипела Джорджи, загородив собой дверь. – Какой смысл разбивать его камеру сейчас?

– Мне сразу станет легче.

– Как это на тебя похоже! По-прежнему пытаешься решить проблемы кулаками.

– В противоположность твоей манере улыбаться каждой сволочи, которая наводит на тебя объектив, и делать вид, что жизнь хороша! – прищурившись, рявкнул он. – Когда я в следующий раз решу вломить кому-нибудь, держись от меня подальше!

Появившийся в коридоре рассыльный вынудил Джорджи проглотить запальчивый ответ. Они вновь направились к служебному лифту и в озлобленном молчании поднялись наверх. Едва они зашли в номер, Брэм закрыл дверь ногой и вытащил мобильник.

– Нет!

Джорджи выхватила у него телефон и метнулась в ванную. Брэм ринулся за ней.

– Какого черта ты тут вытворяешь?

Он и опомниться не успел, как Джорджи швырнула мобильник в унитаз. Брэм оттолкнул ее, но спасти телефон уже не представлялось возможным.

– Поверить не могу, что ты это сделала! Скутер однажды случайно уронила в садовый фонтан фотоальбом со снимками предков матушки Скофилд, а потом весь остаток серии пыталась замести следы. Скипу пришлось спасти ее, взяв на себя вину. Но в этот раз ее никто не спасет.

– Ты никому не позвонишь, пока мы вместе не придумаем, что делать – прошептала она.

– Да неужели?

Джорджи, сжав кулаки, выплеснула на него весь гнев:

– Не строй из себя идиота! Я американская икона, не забыл? Лансу чудом удалось вывернуться, а он был мистером Моральная Безупречность в отличие от тебя. Тебе это так просто не пройдет.

Отражение застывшего лица Брэма в зеркале не обещало ничего хорошего.

– Придерживаемся моего первоначального плана, – отрезал он. – Ровно через час твой пиар-агент и тот, кого я собираюсь нанять, представят прессе наше общее заявление. Слишком много спиртного, слишком сильная ностальгия, останемся хорошими друзьями и тому подобная лапша на уши.

Он вылетел из ванной. Джорджи побежала за ним.

– Если одной придурочной поп-звезде мог сойти с рук брак, длившийся менее двадцати четырех часов, то нам не сойдет. Дай мне время подумать.

– Никакие раздумья не помогут нам выбраться из этого переплета, – покачал головой Брэм и направился к стоявшему у дивана телефону.

– Пять минут! Это все, что мне понадобится! – взмолилась Джорджи, показывая на телевизор. – Посмотри пока порно.

– Сама смотри. Мне нужно срочно искать пиар-агента.

Джорджи бросилась к Брэму и снова силой оторвала его руку от трубки.

– Не вынуждай меня и его выкинуть в туалет!

– Не заставляй меня связывать тебя, запирать в чулане и швырять туда горящую спичку!

Прямо сейчас это не казалось такой уж кошмарной перспективой, но потом…

И тут Джорджи осенила совершенно немыслимая идея. Идея куда страшнее, чем всякий убийственный план, который задумал Брэм… Идея такая отвратительная, такая мерзкая…

Она отошла от телефона.

– Мне нужно выпить.

– Керосин горит жарче и быстрее спиртного, – заметил Брэм.

Должно быть, Джорджи выглядела так же паршиво, как себя чувствовала, потому что он не стал набирать номер.

– Что случилось? Ты ведь не собираешься блевать?

Если бы все было так просто.

Джорджи громко сглотнула.

– Т-только выслушай меня. Ладно?

– Выкладывай побыстрее.

– О Господи… – Колени подогнулись, и она уселась на стул. – Думаю… – Перед глазами кружилась комната. – Думаю… должен быть к-какой-то выход.

– Совершенно верно. Обещаю раз в месяц приносить тебе на могилку живые цветы. Плюс в день рождения и на Рождество.

Джорджи не могла заставить себя взглянуть на Брэма и поэтому уставилась на складки своих серых слаксов.

– Мы могли бы… – Она откашлялась. Снова сглотнула. – Мы могли бы оставаться мужем и женой.

Сгустившееся молчание наполнило комнату. Потом в тишину ворвалось пронзительное блеяние телефона, трубка которого слишком долго лежала рядом с аппаратом.

Ее ладони вспотели.

Брэм положил трубку на рычаг.

– Что ты сказала?!

Джорджи сглотнула в третий раз и попыталась взять себя в руки.

– Всего… всего на год. Мы останемся мужем и женой на год.

Слова звучали так сдавленно, словно она силой выталкивала их из горла.

– Ровно через год мы объявим, что… что хотим навсегда остаться друзьями, но не любовниками, и поэтому решили получить развод. Но будем любить друг друга вечно. И… и теперь самое важное. – Ее мысли вдруг смешались, но она сумела вовремя опомниться. – Мы… нужно, чтобы нас видели вместе на людях. Счастливыми, смеющимися, веселыми. Чтобы никого из нас не посчитали… – Она прикусила язык, чтобы не сказать «жертвой», и вместо этого закончила: – Чтобы никого из нас не посчитали злодеем.

Обрывки фраз и хаотические образы постепенно укладывались в стройную систему, как эпизод из ситкома.

– Постепенно в прессу просочатся слухи о том, что я видела тебя кое с кем из моих подруг, а ты видел меня кое с кем из тех кретинов, которые считаются твоими приятелями. Все мирно и тихо. Никаких драм и скандалов.

И главное, никакой жалости. Единственный способ доиграть спектакль. Никакой жалости к бедной, жалкой, брошенной Джорджи Йорк, не способной удержать свою любовь.

Но Брэм требовал разъяснений:

– Мы останемся мужем и женой? Ты и я?

– Всего на год. Это… понимаю, это не идеальный план…

Какое там «не идеальный»! Это еще слабо сказано.

– …но, учитывая обстоятельства, думаю, это лучшее, что мы можем сделать.

– Но мы ненавидим друг друга!

Теперь она не могла отступить. На карту поставлено все. Ее репутация, карьера и более всего – ее израненная гордость… Больше чем гордость. Гордость – эмоция поверхностная, а речь шла о ее личности. Цельности ее характера. Придется признать горькую правду: всю свою жизнь она прожила, не приняв ни одного серьезного решения. Отец управлял каждым этапом ее карьеры, каждым аспектом ее личной жизни – от ролей до внешнего вида и одежды. Именно он представил ее Лансу, который, в свою очередь, диктовал ей, когда состоится свадьба, где они будут жить и тысячу других вещей. Это Ланс постановил, что у них не будет детей. Это он объявил о конце их брака. Тридцать один год она позволяла другим людям определять ее судьбу, и ей до смерти это надоело. У нее два выхода: продолжать жить по чужой указке или прокладывать собственный, пусть и не всегда прямой, путь.

Пугающее, почти воодушевляющее осознание жизненной цели ошеломило Джорджи.

– Я заплачу тебе.

Брэм сразу насторожился и вскинул голову:

– Заплатишь?

– Пятьдесят тысяч долларов за каждый месяц, проведенный вместе. На случай если не умеешь считать, это больше полумиллиона.

– Я умею считать.

– Тот же брачный контракт, только составленный с некоторым опозданием.

Брэм ткнул в нее пальцем:

– Ты сделала это специально? Поймала меня в ловушку, как пыталась поймать Тревора. Ты с самого начала это задумала.

Джорджи, в свою очередь, вскочила со стула.

– Даже такой подонок, как ты, не сможет этому поверить! Каждая минута, проведенная в твоем присутствии, – это еще одно лишнее унижение. Но мне моя карьера важнее ненависти к тебе.

– Твоя карьера или твой имидж?

Джорджи не желала обсуждать с врагом глубоко личные вопросы!

– В этом городе имидж и карьера – синонимы, – отмахнулась она. – Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Именно поэтому ты не можешь получить приличную работу. Потому что никто тебе не доверяет. В отличие от меня. Меня любят, даже несмотря на всю эту историю с Лансом. Чистота моей репутации поможет и тебе. Согласившись на мой план, ты ничего не потеряешь и многое приобретешь. Люди посчитают, что ты исправился, и, кто знает, может, сумеешь сделать карьеру.

Что-то блеснуло в его глазах.

Джорджи поняла, что привела неудачный аргумент, и поэтому быстро сменила тему:

– Полмиллиона долларов, Брэм.

Он повернулся к ней спиной и подошел к балконной двери.

– Шесть месяцев.

Вся решимость Джорджи мгновенно испарилась.

– В самом деле? – выдохнула она.

– Я терплю все это шесть месяцев. А потом мы пересмотрим договор. Кроме того, ты должна согласиться на все мои условия.

В ушах Джорджи завыла сирена воздушной тревоги, но она попыталась призвать на помощь здравый смысл.

– Какие именно условия?

– Дам знать, когда придет время.

– Не пойдет.

– Ладно, – пожал плечами Брэм. – Это была твоя идея, не моя.

– Но это неблагоразумно. И ты выдвигаешь какие-то странные требования.

– Но ведь не мне приспичило сохранить этот брак. Либо мы играем по моим правилам, либо не играем совсем.

Ни за что на свете она не собирается играть по его правилам! Хватит с нее отца и Ланса!

– Договорились, – сказала Джорджи вслух. – Твои правила. Уверена, что они будут безупречно справедливыми.

– О да, как же, можешь на это рассчитывать!

Она притворилась, будто не слышит.

– Первое, что мы должны…

– Первое, что мы должны, – это найти Мела Даффи.

У Брэма вдруг сделался крайне деловитый вид, что несколько обескуражило Джорджи, поскольку Брэм никогда не уделял ни малейшего внимания бизнесу.

– Мы пообещаем, что он может сделать эксклюзивные фото прямо здесь, в номере, но только при условии, что отдаст пленку, отснятую внизу. – Он надменно уставился на нее. – На тех снимках я предстану не в лучшем свете.

На этот раз он прав. На снимках, которые успел сделать Даффи, они скорее выглядят беженцами, чем счастливыми новобрачными.

– За работу! – скомандовала Джорджи. – Надеюсь, ты знаешь, что делать?

– Не дави на меня.

Она уведомила коммутатор, что не принимает никаких звонков, а Брэм принялся искать Мела Даффи. Три часа спустя Джорджи и ее глубоко презираемый жених были одеты в белое исключительно благодаря усилиям службы доставки «Белладжио». На ней были топ-бюстье и юбка с «рваным» подолом, подклеенная в нескольких стратегически-важных местах специальной портновской лентой, чтобы не упасть. Брэм вырядился в белый льняной костюм и белую сорочку с открытым воротом. Контраст между одеждой, почти коричневым загаром, рыжеватыми волосами и модной щетиной придавал ему вид пирата, который только сейчас спустился с борта роскошной яхты, чтобы взять приступом Каннский кинофестиваль.

Джорджи позвонила друзьям – всем, кроме отца, – и сообщила новости. При этом ей почти удалось изобразить радость и волнение. Еще бы! Ей посчастливилось заполучить главного плейбоя западного мира. К сожалению, одурачить ее друзей – задача не из легких, поэтому она избегала разговоров впрямую и намеренно оставляла сообщения на голосовой почте. Что же до отца… всего сразу она не вынесет. Будет справляться с неприятностями по мере их появления.

Джорджи отправилась в ванную, но скоро там появился Брэм. Какая наглость! Если она сейчас позволит ему вытирать об нее ноги, второго дубля не будет. Он должен увидеть совершенно новую Джорджи Йорк. Поэтому она подняла тюбик с губной помадой, который только перед этим отложила.

– Я не одалживаю свой макияж. Пользуйся собственным.

– Эта штука действительно не смазывается? Не хватало еще, чтобы ты насажала мне на костюм пятен во время французского поцелуя.

– Никакого французского поцелуя.

– Хочешь пари? – Он скрестил руки и прислонился к косяку. – Знаешь, что я думаю?

– А ты и на такое способен?

– Я думаю, что та лапша относительно карьеры, которую ты вешаешь мне на уши, не выдерживает никакой критики. – В номер позвонили. – И ты рвешься продолжать этот фарс, потому что так и не смогла меня забыть.

– О черт, ты догадался!

Она со свирепой радостью всадила локоть ему в бок, прежде чем протиснуться мимо, но до гостиной дойти не успела: Брэм поймал Джорджи и взъерошил ей волосы.

– Ну вот. Теперь ты выглядишь так, словно только что вылезла из постели. А теперь улыбайся нашему славному фотографу.

В номер ввалился Мел Даффи, и воздух сразу наполнился запахом луковых колец.

– Джорджи! Классно выглядишь! – воскликнул он и, оглядев комнату, показал на балкон.

– Давайте начнем отсюда.

Несколько минут спустя они, обняв друг друга за талию, позировали у перил, на фоне заходящего солнца.

Даффи снял крупным планом жениха и невесту, смеющихся над пластмассовым кольцом, и попросил Брэма подхватить новобрачную на руки.

Он кивнул, и прозрачная белая юбка окутала их огромным облаком. Джорджи вцепилась в его бицепс, Брэм смотрел на нее, как влюбленный теленок. Она сунула руку ему за пазуху и ответила таким же обожающим взглядом. Интересно, каково это – изображать эмоции, которых она сейчас не испытывает. Но по крайней мере она сама выбрала свой путь, а это уже кое-что.

Даффи подошел ближе:

– Как насчет поцелуя?

– Именно это я и имел в виду.

Голос Брэма источал чувственность. Джорджи растянула губы в приторной улыбке:

– Я надеялась, ты попросишь.

Он наклонил голову, и она мгновенно перенеслась в прошлое: в день их первого экранного поцелуя.

Тогда она стояла на другом балконе, выходившем на реку Чикаго, рядом с Медисон-авеню-бридж. Как обычно, первые две недели снимались сцены на выезде, после чего предстояло возвращение в Лос-Анджелес, где должны были доснять остаток их пятого сезона. Был воскресный день в конце июля, и полиция временно огородила место съемок. Жара стояла ужасная, и даже дувший с озера ветерок был горячим.

– Брэм уже здесь? – спросил режиссер Джерри Кларк.

– Пока еще нет, – ответил помощник режиссера.

Брэм ненавидел ранние смены почти так же, как ненавидел роль Скипа, и Джорджи точно знала, что Джерри послал ассистентку, чтобы вытащить его из постели.

Джорджи судорожно вцепилась в перила. Скорее бы этот день кончился! Прошел почти год с той гнусной ночи на борту яхты, но она все еще не простила его и не простила себя за то, что позволила ему зайти так далеко. Пока что она довольствовалась тем, что смотрела сквозь него. Только когда начинали работать камеры и он превращался в ее Скипа Скофилда, с нежным умным взглядом и вечно обеспокоенным любящим выражением лица, она немного смягчалась.

Она была в майке и короткой, но не слишком, хлопковой юбке. Продюсеры разрешили ей краситься в более темный цвет, но Джорджи по-прежнему терпеть не могла свои кудри и ничего не могла с ними поделать. Не только волосы, но и она сама принадлежали телекомпании. По контракту ей были запрещены пирсинг, татуаж, сексуальные скандалы и наркотики. Очевидно, контракт Брэма не запрещал ничего.

– Кто-нибудь, найдите этого сукина сына! – раздраженно взорвался режиссер.

– Сукин сын уже здесь.

Брэм выполз вперед. Во рту торчала сигарета. Налитые кровью глаза вопиюще противоречили светло-голубой трикотажной рубашке, наглаженным серым брюкам и скромным часам.

– Надеюсь, у тебя было время проглядеть сценарий? – с неприкрытым сарказмом осведомился Джерри. – Сегодня снимаем сцену первого поцелуя Скипа и Скутер.

– Угу, я читал, – буркнул Брэм, щелчком отправив окурок за перила – Давайте поскорее покончим с этим дерьмом.

Стоя на балконе в своем наряде простой девчонки, Джорджи ненавидела Брэма так отчаянно, что ее трясло. В первые годы она была исполнена решимости видеть в нем мрачного романтического героя, ожидавшего ту единственную, которая сможет наставить его на путь истинный, но он оказался ядовитой змеей, скрывающейся в траве, а она – глупой простушкой, раз не поняла этого сразу.

Они прочитали свои реплики и заняли места. Моторы камер заработали. Джорджи ждала, когда начнется волшебство и Брэм превратится в Скипа.

С к и п (нежно глядя на Скутер). Скутер, что мне с тобой делать?

С к у т е р. Ты мог бы поцеловать меня. Я знаю, ты не хочешь. И сейчас скажешь, что я…

С к и п. Сплошные неприятности.

С к у т е р. Но я не хотела быть сплошной неприятностью.

С к и п. А другая мне и не нужна.

Скип испытующе смотрит в глаза Скутер и медленно ее целует.

Джорджи ощутила прикосновение его жестких губ, и на этот раз магия не сработала. Губы Скипа должны быть мягкими, а от него не пахнет сигаретами.

Она отстранилась.

– Стоп! – крикнул Джерри. – Проблемы, Джорджи?

– Еще бы не проблемы, – ощерился Брэм. – Сейчас всего восемь гребаных часов утра!

– Еще раз! – велел режиссер.

Второй дубль. Третий. Четвертый. Это был всего лишь обычный сценический поцелуй, но как бы Джорджи ни старалась, она не могла заставить себя поверить, что ее целует Скип. Каждый раз, когда их губы встречались, она снова и снова переживала позор той ночи.

После шестого дубля Брэм устремился прочь с площадки, посоветовав ей взять несколько гребаных уроков актерского мастерства. В ответ она проорала, что ему следовало бы прополоскать рот гребаным зубным эликсиром.

Команда привыкла к темпераменту Брэма, но от Джорджи такого никто не ожидал. Ей стало стыдно.

– Простите, – пробормотала она. – Я не хотела срывать на вас свое дурное настроение.

Режиссер уговорил Брэма вернуться. Джорджи покопалась в себе и каким-то образом сумела использовать бушующие в ней эмоции, чтобы показать смущение Скутер. Сцена наконец была снята. И вот теперь ей предстояло снова повторить то, что, казалось, никогда не вернется: поцеловать Брэма Шепарда.

Губы Брэма оказались мягкими, как у экранного Скипа. Джорджи попыталась мысленно спрятаться в том заветном, воображаемом уголке, который создала для себя много лет назад, но что-то ей мешало. Куда-то подевался вкус долгих ночей и разгульных баров. От него пахло чистотой. А она ждала кислого вкуса перегара, горькой желчи его презрения – того, с чем умела справляться. Джорджи ждала, что он засунет язык прямо ей в горло. Не то чтобы она хотела этого – Господи, конечно, нет, – но по крайней мере ей это было знакомо.

Он прикусил ее нижнюю губу и медленно поставил на пол.

– Добро пожаловать в супружескую жизнь, миссис Шепард, – мягко сказал он и в этот же момент, пользуясь тем, что рука была скрыта складками юбки, больно ущипнул за ягодицы.

Джорджи облегченно улыбнулась. Наконец-то Брэм стал собой.

– Добро пожаловать в мое сердце, – так же нежно ответила она, – мистер Джорджи Йорк.

И тайком вонзила ему локоть в ребра, так сильно, как только могла.

Когда Даффи ушел, за окном уже стемнело и рассыльный просунул под дверь записку. Гостиничный коммутатор осаждали звонками, у дверей отеля собралась орда фотографов. Джорджи включила телевизор, и тут же услышала новость о своей свадьбе. Пока Брэм переодевался, она уселась на диван и стала ждать.

Все были шокированы. Никто не подозревал о грядущем событии. И поскольку на телевидении были известны лишь самые скудные детали, новостные каналы пытались заполнить провалы в репортаже комментариями так называемых экспертов, которые не знали абсолютно ничего.

«После краха своего первого брака Джорджи вернулась к знакомым отношениям…»

«Возможно, Шепард устал от жизни плейбоя…»

«Действительно ли он взялся за ум? Джорджи – богатая женщина».

Из спальни вышел Брэм в чистых джинсах и черной майке.

– Сегодня мы уезжаем.

Она приглушила звук.

– Я не слишком рвусь возвращаться в Лос-Анджелес. Не забудь, придется удирать от толпы фотографов. Как сказала бы принцесса Диана, «мы все это уже проходили».

– Я обо всем позаботился.

– Ты даже о себе не способен позаботиться!

– Тогда позволь мне объяснить: я не останусь здесь. Можешь поехать со мной или объяснять прессе, почему твой новый муж бросил тебя одну.

Он явно выигрывал эту схватку, поэтому Джорджи ограничилась тем, что прошипела:

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Как позже выяснилось, он действительно держал ситуацию под контролем. На темной погрузочной платформе их ждал фургон сантехника. Брэм швырнул внутрь чемоданы, сунул водителю пару сложенных банкнот, помог Джорджи забраться в кузов, сел сам и закрыл дверь.

В кузове воняло тухлыми яйцами. Они устроились в крошечном пространстве у дверей, поджали колени и прислонились спинами к багажу.

– Нам, пожалуй, не стоит ехать в этой помойке до самого Лос-Анджелеса, – заметила Джорджи.

– Почему ты вечно ноешь?

Он прав. За последний год она окончательно расклеилась. Но это должно измениться.

– А ты думаешь только о себе.

Фургон отъехал от погрузочной платформы, и Джорджи от толчка привалилась к Брэму. До чего она дошла! Бежит из Вегаса в фургоне сантехника!

Она прижалась щекой к его согнутым коленям и закрыла глаза, пытаясь не думать о том, что ждет их впереди.

С к у т е р. Я никогда не смотрю на звезды.

С к и п. Почему?

С к у т е р. Потому что, глядя на них, я кажусь себе такой маленькой! Меньше соринки. Я скорее суну руку в клетку со львом, чем взгляну на звезды.

С к и п. Это безумие, звезды прекрасны.

С к у т е р. А на меня они действуют угнетающе. Я хочу многого добиться в жизни, но как это сделать, если они постоянно напоминают, насколько я ничтожна?!

Наконец фургон съехал с шоссе и остановился на ухабистой земляной дороге. Брэм спрыгнул на землю. Джорджи высунула голову. Темнота была непроглядной, и они, похоже, забрались в самую глушь.

Джорджи спустилась и осторожно подобралась к капоту фургона. Свет фар выхватывал деревянную табличку с надписью «Джин-Драй-лейк». Рядом возвышался потрепанный постер с рекламой какого-то рок-фестиваля.

Брэм разговаривал с водителем старого темного седана. Джорджи не хотелось ни с кем разговаривать, и поэтому она осталась на месте.

Водитель фургона прошел мимо с чемоданами в руках.

– Мне вы ужасно понравились в «Скип и Скутер», – объявил он.

– Спасибо.

Жаль, что она не нравится людям в других картинах!

Водитель седана вышел и уложил чемоданы в багажник, после чего мужчины уселись в фургон и укатили. Джорджи и Брэм остались одни. Лунный свет падал на его волосы.

– Они не будут молчать, – нервно пробормотала Джорджи. – Ты и сам это знаешь. Слишком пикантная история!

– К тому времени как она выплывает на свет, мы уже будем дома.

Дома…

Джорджи не представляла, как они разместятся в ее маленьком съемном домишке. Придется побыстрее найти другой, достаточно большой, чтобы они виделись как можно реже.

Открыв дверцу машины, Джорджи взглянула на часы. Два. Прошло всего двенадцать часов с той минуты, как она проснулась и обнаружила, что попала в ужасный переплет.

Брэм уселся за руль. Оказалось, что он ездит быстро, но осторожно.

– Друг через пару дней приведет мою машину в Лос-Анджелес. Если нам повезет, именно столько времени пройдет, прежде чем все сообразят, что мы уехали.

– Нам нужно где-то жить, – сказала Джорджи. – Я попрошу моего риелтора что-нибудь найти, и побыстрее.

– Мы будем жить у меня.

– У тебя? Я думала, ты оккупировал пляжный домик Трева в Малибу.

– Я приезжаю туда, только если хочу убраться подальше.

– От чего? – Она сбросила босоножки. – Погоди! Кажется, Трев говорил, что ты живешь на квартире?

– А что плохого в квартирах?

– Плохо то, что они маленькие.

– Ты всегда была таким снобом?

– Я не сноб. Не можем же мы ежедневно сталкиваться нос к носу!

– Да, нам придется тесновато в одной спальне. Хотя спальня достаточно велика.

Джорджи полоснула его яростным взглядом.

– Мы не будем жить в квартире с одной спальней!

– Не живи, если не хочешь, но это моя квартира и я никуда не уйду.

Теперь она поняла. Именно таким образом он намеревается все уладить. Для него существует только два мнения: его и неправильное. Он не потерпит никаких возражений.

Голова болела, шея затекла, но Джорджи не видела смысла спорить о чем-то, пока они не добрались до Лос-Анджелеса. Она отвернулась и закрыла глаза. Легко решить, что отныне станешь хозяйкой своей жизни. Куда труднее претворить этот план в жизнь.

Она проснулась на рассвете. Оказалось, что во сне она прислонилась к двери, и теперь шея окончательно перестала гнуться.

Они проезжали по извилистой улице, застроенной жилыми домами, почти скрытыми густой зеленью.

Брэм посмотрел на нее. Если не считать густой щетины, бессонная ночь никак на нем не сказалась.

– Где мы? – нахмурилась Джорджи.

– На Голливудских холмах.

Они проехали высокую изгородь из фикусов, сделали поворот и оказались на подъездной аллее, по обе стороны которой стояли каменные колонны. Впереди показался большой рыжеватый каменный дом в испанском колониальном стиле. Бугенвиллея обвивала «фонарь» с шестью арочными окнами, дикий виноград поднимался по круглой двухэтажной башне, возвышавшейся на одном конце дома.

– Я знала, что ты лжешь насчет квартиры.

– Это дом моей подружки.

– Твоей подружки?!

Он остановился перед входом и выключил мотор.

– Тебе придется объяснить ей, что произошло. Будет лучше, если она услышит историю от тебя.

– Хочешь, чтобы я объяснила твоей подружке, почему ты женился?!

– Предпочитаешь, чтобы она все прочла в газетах? Не считаешь, что я должен быть более внимателен к любимой женщине?

– Ты в жизни никого не любил. И с каких пор у тебя только одна подружка?

– Все на свете бывает в первый раз.

Брэм отстегнул ремень безопасности и вышел из машины.

Джорджи поспешила за ним к одноэтажному крыльцу с аркадами, выстланному синими и белыми испанскими изразцами. Несколько терракотовых цветочных горшков стояли между тремя маленькими скрученными каменными колоннами того же рыжеватого цвета, что и штукатурка.

– Мы никому не скажем правду об этом, – прошептала она. – Особенно женщине, которая, что вполне понятно, непременно захочет отомстить.

Брэм ступил на крыльцо.

– Если она относится ко мне так же серьезно, как я думаю, значит, будет держать рот на замке и ждать, когда все закончится.

– А если нет?

Брэм поднял бровь.

– Давай будем честны, Скут. Ты знала хоть одну женщину, которая не питала бы ко мне серьезных чувств?