Текст книги "Что я сделала ради любви"

Сьюзен Элизабет Филлипс
Что я сделала ради любви

Глава 1

Шакалы набросились на нее, едва Джорджи вышла на улицу, на свет и солнце апрельского дня. Когда она нырнула в парфюмерный магазинчик на бульваре Беверли, их было всего трое, но теперь стая увеличилась до двадцати человек, а возможно, и больше: хищная, воющая свора папарацци, рыщущая по улицам Лос-Анджелеса с расчехленными камерами.

Вспышки камер ослепляли ее. Джорджи твердила себе, что может выдержать все: разве не они донимали ее последний год? Они принялись выкрикивать бесцеремонные, грубые вопросы – слишком много вопросов, задаваемых в пулеметном темпе, оглушительными голосами. Тысячи слов продолжали сливаться в одно-единственное: длинное, непонятное и не имеющее смысла. Кто-то сунул ей в руки таблоид и завопил в самое ухо:

– Это только что выложили на стенды. Что скажете, Джорджи?!

Джорджи опустила глаза. На первой странице «Флэш» красовалась сонограмма[1]1
  Графическое представление звуковых колебаний. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] младенца. Малыша Ланса и Джейд. Малыша, которого должна была родить она, Джорджи.

Кровь отлила от ее лица. Вспышки мелькали, камеры щелкали, и ладонь Джорджи метнулась к губам. Она столько времени держала это в себе, но сейчас на миг забылась, и глаза ее наполнились слезами.

Камеры ловили все: ладонь у рта, слезы в глазах. Джорджи сдалась. Швырнула шакалам все, что они желали заполучить последний год.

Джорджи уронила таблоид и повернулась, пытаясь сбежать, но шакалы окружили ее плотным кольцом. Она растерянно попятилась, но они были повсюду: за спиной, перед ней, сбоку, совали в лицо камеры, что-то выкрикивали. В ноздри бил издаваемый ими смрад: пота, сигаретного дыма, едкого одеколона. Кто-то наступил ей на ногу. Чей-то локоть вонзился в ребра. Они продолжали наступать, воруя у нее воздух, не давая дышать…

Стоя на крыльце ресторана рядом с парфюмерным магазинчиком, Брэмуэлл Шепард наблюдал за развертывавшейся перед его глазами отвратительной сценой. Он только пообедал и уже уходил, когда почти рядом разразился скандал. Поэтому он остановился на верхней ступеньке, желая рассмотреть все получше. Брэмуэлл вот уже года два как не виделся с Джорджи Йорк, да и до этого лишь мимоходом кивал ей при встрече. Теперь, наблюдая за разбушевавшимися репортерами, он испытывал прежнюю горечь. Со своего наблюдательного пункта на крыльце он смотрел на разбушевавшуюся толпу. Кое-кто из папарацци держал камеру над головой, остальные совали объективы в лицо Джорджи. Она с юности привыкла иметь дело с прессой, но ничто не могло подготовить ее к тому кромешному аду, который разразился в начале прошлого года и продолжался до сих пор. Жаль только, что это не кино и никакие герои не спешили ее спасти. Восемь унизительных лет! Восемь лет Брэмуэлл выручал Джорджи из рискованных ситуаций! Но роль доблестного Скипа Скофилда, верного рыцаря смелой горячей девчонки Скутер Браун, давно сыграна. Пусть на этот раз Скутер Браун спасает собственную задницу или, что более вероятно, предоставит сделать это любящему папочке.

Папарацци еще не заметили Брэмуэлла. Теперь он редко попадал под обстрел их камер. Другое дело, если его увидят рядом с Джорджи: тогда очередного истерического взрыва не миновать. «Скип и Скутер» был одним из наиболее популярных ситкомов в истории телевидения. Восемь лет в эфире, и еще восемь лет простоя, но публика их не забыла, особенно если речь шла о славной девчонке Скутер Браун, буквально обожаемой американцами и в миру носившей имя Джорджи Йорк.

Порядочный человек наверняка бы посочувствовал ситуации, в которой оказалась Джорджи, но Брэмуэлл носил звание героя только на экране, поэтому сейчас, глядя на Джорджи, иронически скривил губы.

Положение внезапно приняло совсем уж скверный оборот. Двое репортеров сцепились в драке. Один сильно толкнул Джорджи. Та потеряла равновесие и начала падать, а когда в последнем отчаянном движении подняла голову, увидела Брэмуэлла, стоявшего всего в тридцати футах от нее. Лицо Джорджи потрясенно вытянулось, нет, не из-за падения – она каким-то чудом ухитрилась сохранить равновесие, – а из-за того, что свидетелем ее унижения был Брэмуэлл.

Их взгляды скрестились. Мольба о помощи, написанная на ее лице, словно вернула прошлое, и теперь она снова казалась растерянной девчонкой. Он смотрел на нее не двигаясь, смотрел в ее зеленые глаза и не мог не заметить, что она ждет от него помощи.

Это продолжалось всего несколько мгновений. Потом взгляд Джорджи затуманился, но Брэмуэлл успел уловить тот точный момент, когда она осознала, что он не намерен ей помогать, потому что остался все тем же эгоистичным подонком, каким был всегда.

Какого черта она ожидала? Разве у нее когда-нибудь были основания рассчитывать на него?

Ее лицо смешной девчонки исказилось презрительной гримасой, и, поспешно отвернувшись, Джорджи вновь попыталась пробиться сквозь толпу репортеров. Брэмуэлл запоздало сообразил, что упускает редкостную возможность, и сбежал вниз. Но он слишком долго ждал – Джорджи уже врезала кому-то в челюсть. Недостаточно сильно и метко, однако своего добилась: несколько репортеров расступились, образовав клин, так что Джорджи смогла добраться до машины и сесть в нее. Она включила зажигание, и уже через минуту ее «тойота-приус» влилась в пятничный поток автомобилей. Папарацци ринулись к своим мини-вэнам и последовали за ней.

Брэмуэлл скорее всего выбросил бы из головы мысли о случившемся, но стоило ему сесть за руль, как любопытство взяло верх. Куда отправится зализывать раны принцесса таблоидов – ведь ей негде скрыться? Свой невкусный ленч он уже съел, времени у него навалом, так что Брэмуэлл решил последовать за кавалькадой папарацци. И хотя он потерял из виду автомобиль Джорджи, по тому, как виляли машины, он понял, что она едет не зная куда. Наконец Джорджи свернула к бульвару Сансет. Брэмуэлл включил радио, выключил и еще раз обдумал планы на ближайшее будущее. В голову неожиданно пришел весьма интригующий сценарий.

Наконец вся процессия оказалась на шоссе Пасифик-Коаст и устремилась на север. И тут до него дошло: он, похоже, знает, куда направляется Джорджи.

Брэмуэлл потер большим пальцем баранку руля.

М-да, ничего не скажешь… в жизни полно интересных совпадений…

Джорджи жалела только о том, что не может содрать с себя кожу и бросить шакалам. Она больше не хотела быть Джорджи Йорк. Она бы многое отдала за то, чтобы снова стать уважающей себя, сознающей собственное достоинство особой!

Невидимая за тонированными стеклами «приуса», Джорджи вытерла нос и щеки. Когда-то она умела смешить целый мир, теперь же, несмотря на все усилия, стала символом унижения. Единственное, что держало ее на плаву в течение всего позорного, катастрофического развода, было сознание того, что камеры папарацци никогда, ни разу не поймали ее с опущенной головой или с искаженным болью лицом. Даже в самый кошмарный день ее жизни, день, когда муж оставил ее из-за Джейд Джентри, Джорджи сумела изобразить одну из фирменных ухмылок и гордо вскинутый нос своей экранной героини Скутер Браун, что крайне обозлило преследовавших ее шакалов. Но сегодня у нее отняли даже эти жалкие остатки гордости. И свидетелем ее позора стал Брэм Шепард.

В животе неприятно засосало. В последний раз она видела Брэма на вечеринке года два назад. Тогда его окружали женщины… и это было совсем неудивительно.

Рядом взвыл клаксон.

Джорджи не могла находиться в своем пустом доме или терпеть ставшую уже привычной жалость окружающих и поэтому направилась на Малибу, в пляжный домик старого друга Тревора Эллиота. Хотя она пробыла в дороге почти час, бешеный стук сердца не унимался. Мало-помалу она потеряла две самые главные в ее жизни вещи: мужа и гордость. Нет, три, если считать еще и карьеру, постепенно идущую на спад. А теперь еще и это. Джейд Джентри носит ребенка, о котором так мечтала Джорджи!

Дверь открыл Тревор.

– Ты спятила?! – ахнул он и, сжав запястье Джорджи, рывком втянул ее в прохладную прихожую своего дома.

Папарацци потеряли Джорджи из виду.

– Мы в полной безопасности, – бросила она с ироничной усмешкой: последнее время она нигде не чувствовала себя в безопасности.

Тревор потер рукой бритый затылок.

– К сегодняшнему вечеру «Е! Ньюс» успеют нас поженить и объявят тебя беременной.

«Ах если бы только!» – подумала Джорджи, следуя за приятелем в глубь дома.

Она встретила Тревора четырнадцать лет назад на съемочной площадке «Скип и Скутер», где тот играл Гарри, полоумного приятеля Скипа. Но он уже давно оставил роли второго плана в бесчисленных комедиях, чтобы стать звездой модных хамоватых комедий, снимаемых на потребу восемнадцатилетних. На прошлое Рождество Джорджи подарила ему футболку с надписью: «Я против шуток ниже пояса».

Несмотря на свои пять футов восемь дюймов, он мог похвалиться пропорциональным сложением и приятными, хотя немного мелковатыми чертами лица, что делало его незаменимым в ролях придурковатых лузеров, которые тем не менее всегда ухитряются оставаться на коне.

– Мне не стоило врываться без приглашения, – выдавила Джорджи, хотя втайне так не думала.

Тревор убавил звук телевизора и, хорошенько рассмотрев Джорджи, нахмурился. Она и сама знала, что страшно похудела и теперь больше походила на скелет, но она почти ничего не могла удержать в желудке. Хотя анорексия здесь ни при чем – ее иссушила душевная боль.

– Почему ты не отвечала на последние звонки? – осведомился он.

Джорджи хотела снять темные очки, но передумала. Никому не интересно видеть слезы клоуна, даже лучшему другу клоуна.

– Понимаешь, я слишком поглощена собой, чтобы заботиться об окружающих.

– Неправда. – Голос Тревора согрело сочувствие. – Судя по виду, тебе не помешает выпить.

– В мире не найдется столько алкоголя… но ты прав.

– Я не слышу шума вертолетов. Иди устраивайся на крыше, а я приготовлю «Маргариту».

Едва он исчез на кухне, Джорджи сняла очки и прошла по пестрому полу террасы в ванную, где можно было привести себя в порядок после атаки папарацци.

Лицо ее тоже осунулось, под скулами появились заметные впадины, и не будь рот таким большим, глаза заняли бы все свободное пространство. Она заправила за ухо прядь прямых как солома волос цвета вишневой колы. Пытаясь поднять настроение и смягчить резкость черт, она согласилась на модный вариант стрижки с длинными неровными прядями и «завлекалочками» на щеках. В дни «Скипа и Скутер» ей приходилось делать мелкий перманент и краситься в клоунский морковно-рыжий цвет, потому что продюсеры хотели сыграть на ее оглушительном успехе в бродвейском римейке «Энни». Эта унизительная прическа подчеркивала также контраст между ее внешностью смешной девчонки и неотразимым Скипом Скофилдом.

Она всегда немного стыдилась кукольно-розовых щек, зеленых глаз навыкате и большого рта. С одной стороны, эти нестандартные черты принесли ей успех, но с другой – в таком городе, как Голливуд, где даже кассирши супермаркетов были настоящими секс-бомбами, некрасивой девушке не на что было надеяться. Сейчас это ее не беспокоило, но когда она была женой Ланса Маркса, суперзвезды боевиков, ей определенно было не все равно.

Во всем теле сказывалась усталость – Джорджи вот уже полгода не посещала танцкласс, да что там: едва могла сползти с постели!

Кое-как обновив тени на веках и накрасив ресницы, она вернулась в гостиную. Тревор совсем недавно перебрался в этот дом. Он обставил его амебообразной мебелью середины прошлого века и, должно быть, предавался воспоминаниям, потому что на журнальном столике лежала книга об истории американской телевизионной комедии положений, открытая на развороте, где на странице красовался групповой снимок актерского состава «Скип и Скутер».

Джорджи отвела глаза и поднялась на крышу. По ее периметру стояли горшки с высокими растениями. Они защищали от любопытных взглядов и в то же время позволяли наблюдать за теми, кто в это время дня бродил по пляжу. Джорджи сбросила босоножки и улеглась на шезлонг. За белыми трубчатыми перилами расстилался океан. Несколько серфингистов лениво плескались у волнореза, но сегодня море было слишком спокойным и обуздать волны не представлялось возможным, поэтому их доски болтались на воде, как зародыши в околоплодных водах.

Джорджи задохнулась от внезапной боли. Они с Лансом были парой из волшебной сказки. Он был мачо-принцем, увидевшим за внешностью гадкого утенка ее прекрасную душу. Она была обожающей женой, подарившей ему истинную любовь, в которой он нуждался. Два года ухаживания, год супружеской жизни, и все это время репортеры преследовали их повсюду… но она оказалась не готова к безумию, которое обрушилось на нее, когда Ланс бросил ее ради Джейд Джентри.

В уединении своего дома она часами неподвижно лежала в постели, а на людях изображала приклеенную к губам улыбку. Но как бы высоко она ни держала голову, слухи о ней и истории в газетах становились все более жалостными. Все было рассчитано на то, чтобы вышибить у читателя слезу.

Таблоиды возвещали: «Разбитое сердце храброй Джорджи!»; «Отважная Джорджи на грани самоубийства. Ланс заявляет: До встречи с Джейд Джентри я никогда не знал истинной любви!»; «Джорджи чахнет на глазах! Друзья опасаются за ее жизнь!»

Хотя карьера Ланса была куда более успешной, Джорджи по-прежнему оставалась Скутер Браун, лапочкой Скутер, любимицей Америки, и ураган публичного сочувствия обернулся против него, посмевшего бросить прославленную теледиву. Ланс организовал контратаку:

«Пожелавший остаться неизвестным источник утверждает, что Ланс отчаянно хотел детей. Но Джорджи была слишком занята карьерой, чтобы уделять время семье».

Она никогда не простит ему этой лжи.

На крышу поднялся Тревор с белым подносом, на котором стояли высокие стаканы с «Маргаритой». Тревор сделал вид, что не замечает струящиеся из-под темных очков слезы.

– Бар официально открыт! – объявил он с улыбкой.

– Спасибо, друг.

Джорджи взяла ледяную «Маргариту» и на мгновение прижала холодный стакан к щеке. Она раздумывала, стоит ли рассказывать ему про сонограмму? Даже лучшие друзья не подозревали, что значило для нее материнство. Эта ее боль была тайной. Тайной, которую сегодняшние фото выставили на свет.

– В прошлую пятницу мы закончили съемки «Пары пустяков». Еще один провал.

Она не могла позволить себе три финансовых фиаско подряд. А именно это и случится, как только «Пара пустяков» выйдет на экраны.

Джорджи поставила нетронутый коктейль на столик.

– Отец и вправду расстроен из-за шестимесячных каникул, которые я себе позволила.

Тревор опустился на стул-тюльпан из литого пластика.

– Ты работаешь практически с того момента, как появилась на свет. Полу давно пора немного отпустить поводья.

– Ну конечно. От него дождешься.

– Ты же знаешь, что я думаю о его манере вечно подгонять тебя. Ладно, молчу-молчу. Больше не единого слова.

– Вот и молчи.

Джорджи слишком хорошо знала мнение Трева о ее непростых отношениях с отцом. Мнение, нужно сказать, на редкость точное. Она обхватила рукой колени и прижала ноги к животу.

– Лучше развлеки меня какими-нибудь занятными сплетнями.

– У моей партнерши крыша едет со страшной силой. Если я когда-нибудь заикнусь о том, чтобы сделать с этой женщиной хотя бы еще один фильм, лучше сразу убей меня. – Он переставил стул так, чтобы бритая голова оказалась в тени. – Знаешь, она и Брэм когда-то встречались.

Желудок привычно сжался.

– Одного поля ягода.

– Он торчит дома…

Джорджи резко вскинула руку:

– Прекрати. Я не могу говорить о Брэмуэлле Шепарде. Особенно сегодня.

Всего час назад Брэм стоял и смотрел, как ее пытаются затоптать насмерть. Смотрел с привычной, не сходившей с губ улыбочкой. Господи! Как же она ненавидела его! Даже после стольких лет!

Трев милосердно сменил тему, не расспрашивая о подробностях.

– Видела опрос общественного мнения «Ю-эс-эй тудэй» на прошлой неделе? Любимые героини ситкомов? Скутер Браун была третьей после Люси и Мэри Тайлер Мур. Ты даже опередила Барбару Иден.

Джорджи видела результаты опроса, но не могла заставить себя обрадоваться.

– Ненавижу Скутер Браун.

– Ты единственная, кто так говорит. Она икона. Такая нелюбовь не в духе истинных американцев.

– Но сериал не показывают вот уже восемь лет. Почему бы просто его не забыть?

– Может, дело в том, что повторные показы идут по всему миру?

Джорджи подняла очки.

– Когда шоу началось, мне было всего пятнадцать. И едва исполнилось двадцать три, когда отсняли последние серии.

Тревор заметил ее красные глаза, но опять ничего не сказал.

– Скутер Браун – вне времени. Лучшая подруга каждой женщины. Любимая девственница каждого мужчины.

– Но я не Скутер Браун! Я Джорджи Йорк. Моя жизнь принадлежит только мне. Не остальному миру.

– И удачи тебе.

Больше она этого не вынесет. Невозможно бесконечно реагировать на внешнее давление, не отвечая тем же, не борясь с обстоятельствами.

Она еще крепче прижала колени к груди и стала изучать лак на ногтях ног.

– Трев, как ты смотришь на то, что между нами начнется маленький… то есть большой роман?

– Роман?

– Да, у нас с тобой.

Джорджи не могла взглянуть ему в глаза, поэтому продолжала любоваться лаком на ногтях.

– Страстная любовь на глазах изумленной публики. И может быть… – Она мучительно старалась подобрать слова. – Трев, я давно об этом думала… Знаю, ты посчитаешь это безумием. Это и есть безумие. Но если тебе не слишком неприятна эта идея… я подумала… мы по крайней мере можем рассмотреть такой вариант… как свадьба.

– Свадьба? – Тревор вскочил так резко, что опрокинул стул.

Он был одним из самых близких ее друзей, но сейчас Джорджи покраснела от смущения. Это что, еще один позорный момент в ее жизни?

Она разомкнула кольцо рук и вытянула ноги.

– Понимаю, я не имела права сваливаться тебе на голову неизвестно откуда, да еще с таким предложением. И знаю, это бред, настоящий бред. Я и сама так посчитала, когда эта мысль впервые пришла мне в голову. Но если трезво поразмыслить, я не вижу особых недостатков в нашем возможном союзе.

– Джорджи, но ведь я гей.

– Думаешь, я верю этим сплетням?

– Но я действительно гей!

– Значит, ты это так тщательно скрываешь, что почти никто ничего не знает наверняка. – Джорджи опустила ноги с шезлонга и поморщилась, задев едва подсохшую царапину на щиколотке. – Наша свадьба навсегда положит конец слухам. Подумай хорошенько, Трев. Если голубое братство когда-нибудь пронюхает, что ты играешь за их команду, твоей карьере придет конец.

– Считаешь, я этого не знаю? – Он снова потер бритый затылок. – Джорджи, твоя жизнь – настоящий цирк, и как бы я ни обожал тебя, все же не желаю, чтобы меня силком тащили на арену.

– В этом и весь смысл моего плана. Если мы с тобой будем вместе, цирк прекратит свое существование.

Тревор плюхнулся на стул. Джорджи подошла к нему и опустилась перед ним на колени.

– Трев, только подумай об этом. Мы прекрасно ладим. Если мы поженимся, каждый из нас сможет жить своей жизнью, не вмешиваясь в дела друг друга. Представь, сколько свободы ты получишь… получим мы оба. – Она прижалась щекой к его колену, но тут же отстранилась и уселась на корточки. – Мы с тобой не такая странная пара, какой были я и Ланс. У нас с тобой будет традиционный, скучный брак, и уже через пару месяцев пресса оставит нас в покое. Как мне надоело жить под постоянной слежкой! А тебе больше не придется встречаться со всеми этими женщинами и изображать интерес к ним. Ты мог бы видеться с кем пожелаешь. Наш брак стал бы идеальным для тебя прикрытием.

А для нее – возможностью избавиться от публичных выражений жалости. Она вернет утраченное достоинство и приобретет нечто вроде страхового свидетельства, которое надежно воспрепятствует ей еще раз броситься в эмоциональную пропасть ради любимого мужчины.

– Поразмысли об этом, Трев. Пожалуйста.

Пусть привыкнет к этой мысли. Только потом можно упоминать о детях.

– Мы оба будем совершенно свободны.

– Я не женюсь на тебе. Ни за что.

– Я тоже, – пронесся над крышей ужасающе знакомый голос. – Уж лучше бросить пить.

Джорджи снова вскочила и, не веря своим глазам, увидела, как по ступенькам, ведущим с пляжа, медленно поднимается Брэмуэлл Шепард. Наконец он поднялся на верхнюю, губы его чуть подрагивали в хорошо рассчитанной ухмылке.

Джорджи едва не задохнулась.

– Прошу прощения, что прервал столь интересную беседу, – заметил он, прислонившись спиной к перилам. – В жизни не слышал ничего подобного. Трев, почему ты никогда не признавался в своей нетрадиционной ориентации? Отныне я ни за что не покажусь с тобой на людях.

В отличие от Джорджи Тревор, казалось, обрадовался Шепарду и гостеприимно ткнул в Брэма стаканом с «Маргаритой».

– Ты же сам свел меня с моим последним бойфрендом!

– Должно быть, я сделал это под кайфом. – Бывший партнер по работе внимательно изучил Джорджи. – Кстати о кайфе… выглядишь дерьмово.

Ей нужно немедленно отсюда убраться.

Джорджи бросила взгляд в сторону двери, но жалкие искры собственного достоинства все еще тлели в пепле самоуважения. Она не позволит Шепарду стать свидетелем ее бегства!

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она. – Это ведь не случайное появление.

Брэм кивком показал на стаканы с «Маргаритой».

– Что это вы пьете?

– «Маргариту». Но я уверен, ты помнишь, где я держу выпивку покрепче, – откликнулся Трев, с сочувствием посматривая на Джорджи.

– Позже.

Брэм расположился на шезлонге напротив Джорджи. Песчинки, приставшие к его икрам, сверкали, как крошечные бриллианты. Морской ветерок ерошил его густые золотисто-бронзовые волосы.

Желудок Джорджи прошило знакомой судорогой. Прекрасный падший ангел.

Образ ангела был взят из эссе, написанного известным телевизионным критиком незадолго до скандала, прикончившего одно из наиболее успешных телешоу в истории. Джорджи до сих пор помнила несколько строк:

«Мы все представляем Брэма Шепарда на небесах. Лицо столь совершенно, что остальные ангелы не могут заставить себя изгнать его, хотя он выпил все освященное вино, соблазнил немало хорошеньких ангелиц и украл арфу взамен той, которую проиграл в небесной партии в покер. Мы наблюдаем, как он подвергает опасности всю стаю, когда подлетает слишком близко к солнцу, после чего камнем падает в море. Но весь сонм ангелов останется заворожен полями лаванды в его глазах, солнечными лучами, запутавшимися в волосах, и будет прощать ему все проступки… до тех пор, пока последний опасный бросок не увлечет их всех в грязное болото…»

Брэм откинул голову на спинку шезлонга. В этом положении его безупречный профиль четко очерчивался на фоне неба. В тридцать три года более мягкие черты его вольной, ищущей наслаждений юности отвердели, что сделало его ленивую, сверкающую красоту еще более разрушительной. Бронза пронизывала его светлые волосы, цинизм портил лаванду глаз, издевательская усмешка маячила в уголках идеально симметричного рта.

Джорджи стало дурно при мысли о том, что этот бессовестный, дрянной человек подслушал их с Тревором разговор. Она не могла сейчас убежать. Не могла, потому что ноги не слушались.

– Что ты здесь делаешь? – пробормотала она.

– Я как раз хотел объяснить, – вмешался Трев. – Брэм иногда пользуется другим моим пляжным домиком, тем, что чуть дальше по берегу. Я еще хотел его продать. Но поскольку он предпочитает оставаться безработным, ему больше нечего делать, кроме как часами валяться на пляже и надоедать мне.

– Я не совсем безработный, – отмахнулся Брэм. – На прошлой неделе, например, я получил предложение засветиться в новом телевизионном реалити-шоу. Если бы я не был вдрызг пьян, когда мне позвонили, возможно, принял бы приглашение. Но все к лучшему. – Он взмахнул узкой ладонью с длинными пальцами. – Чересчур много работы.

– Ясно, – обронил Трев.

Джорджи лихорадочно оглядывала пляж в поисках фотографов. Собственно говоря, эта часть берега была личным владением, но папарацци проникнут куда угодно, лишь бы снова получить снимок ее и Брэма. Ее тошнило при мысли о том, что человек с репутацией Брэма Шепарда снова станет частью ее публичного кошмара.

Брэм закрыл глаза – абсолютно правдоподобный образ скучающего аристократа, которому вздумалось позагорать на солнышке… обманчивое впечатление, поскольку Шепард, которого вышибли из школы за хулиганство, рос в чикагском Саут-Сайде[2]2
  Огромный трущобный район, населенный иммигрантами, переселенцами с негритянского Юга и пуэрториканцами.


[Закрыть] с отцом, бездельником и пьяницей.

– Надеюсь, ты спрятал свои бритвенные лезвия, Трев. Говорят, что наша Скутер мечтает покончить с собой с той самой минуты, как жизнь нанесла ей столь жестокий удар. Лично я считаю, что она должна отпраздновать избавление от того кретина, который считался ее мужем. Джейд Джентри, должно быть, рехнулась, когда позволила себе увлечься мистером Всеамериканская Мечта. Скажи правду, Скут: у Ланса Маркса уже давно нестоячка, верно?

– О, да ты по-прежнему ведешь себя как идеальный джентльмен. Приятно это видеть.

Джорджи чувствовала, что ей необходимо сбежать, но так, чтобы со стороны это не казалось поспешным отступлением. Она неторопливо поднялась со своего места и поискала глазами босоножки, однако слишком поздно сообразила, что не помнит, где их оставила.

Брэм открыл глаза и одарил ее ленивой насмешливой улыбкой, которая растопила сердца многих разумных во всех других отношениях женщин.

– Я читал, что счастливая парочка снова отправилась к чужим берегам, где занимается своей разрекламированной благотворительностью.

Ланс и Джейд провели медовый месяц в Таиланде, куда прибыли с гуманитарной миссией. Джорджи никогда не забудет их пресс-релиз:

«Мы хотим воспользоваться нашей известностью, чтобы обратить внимание на любимое детище Джейд: борьбу с эксплуатацией детей в секс-индустрии».

У Джорджи не имелось любимого детища. Все, на что она была способна, – это выписывать щедрые чеки.

Она лихорадочно огляделась в поисках босоножек.

Брэм указал пальцем под шезлонг, на котором она сидела.

– Теперь эти двое ратуют за внедрение законов против туристов-педофилов, и пока они осаждают конгресс, я слышал, ты опустошаешь магазины Фреда Сигала.

Это оказалось последней каплей, терпению Джорджи пришел конец.

– Как же я тебя ненавижу!

– Не верю. Скутер не способна ненавидеть своего возлюбленного Скипа. Особенно после того как он восемь лет своей жизни провел, вытаскивая ее из совершенно идиотских ситуаций.

Джорджи схватила босоножки и принялась в спешке их надевать.

– Прекрати, Брэм, – остерег Трев.

Но Брэм явно разошелся:

– Помнишь, как ты умудрилась свалиться в озеро в шубе матушки Скофилд? А как выпустила из клетки мышей на ее ежегодной рождественской вечеринке?

Если она не станет реагировать на подначки, он замолчит. Но Брэм всегда любил медленные пытки.

– Ты ухитрилась попасть в переплет даже в день собственной свадьбы. Хорошо, что мы не досняли шоу до конца. Я слышал, что по сценарию должен был обрюхатить тебя во время медового месяца. Если бы продюсеры не прикрыли лавочку, я бы зачал маленького Скипа!

И тут Джорджи взорвалась.

– Это должен был быть не какой-то Скип, а близнецы! У нас должны были родиться близнецы! Мальчик и девочка. Очевидно, ты был под такой балдой, что даже эту маленькую деталь не сподобился запомнить.

– Непорочное зачатие, полагаю. Можешь представить Скутер голенькой и…

Больше Джорджи не могла этого выносить и круто развернулась к двери, совершенно забыв, что на ней всего одна босоножка. Вторую она держала в руках.

– На твоем месте я бы остался, – лениво бросил Брэм. – Десять минут назад я видел, как фотограф устраивался в кустах, что на той стороне дороги. Должно быть, кто-то заметил твою машину.

Джорджи чувствовала себя в ловушке. Брэм полоснул по ней взглядом – одна из его неприятных привычек – и спросил:

– Скотти, ты, случайно, не начала курить? Мне нужна сигарета, а Трев отказывается держать пачку для гостей. Настоящий бойскаут! Если не считать грязных отношений с представителями его же пола.

Тревор попытался снять напряжение:

– Знаешь, Джорджи, я только потому мирюсь с ним, что тайно вожделею его совершенного тела. Какая жалость, что он предпочитает традиционный секс!

– Ты слишком брезглив, чтобы вожделеть его, – парировала Джорджи.

– Присмотрись получше, – сухо ответил Трев.

Какая несправедливость! Бесчисленные пороки давно уже должны были свести Брэма в могилу, но он выглядел шокирующе здоровым.

– Теперь он занимается в тренажерном зале, – заявил Трев театральным шепотом, словно передавал особенно пикантную сплетню.

– Брэм в жизни не подходил к тренажерам, – фыркнула Джорджи. – Он получил свои мускулы, продав то, что оставалось от его души.

Шепард улыбнулся и повернул к ней лицо порочного ангела:

– Расскажи лучше, как ты планируешь вернуть утраченную гордость, выйдя замуж за Трева.

Джорджи скрипнула зубами.

– Клянусь Богом, если ты скажешь хоть слово…

– Не скажет, – вмешался Трев. – Брэмуэлла никогда не интересовал никто, кроме его самого.

А вот это истинная правда, и все же Джорджи была неприятна мысль, что Брэм подслушал ее разговор с Тревом. Они вместе работали восемь лет. В семнадцать его эгоизм был бездумным, однако, по мере того как росла слава, поведение Брэма становилось все более безрассудным. Нетрудно было заметить, как с годами он становился все более циничным и себялюбивым.

Он лениво положил ногу на ногу.

– По-моему, ты слишком молода, чтобы отказываться от истинной любви.

Джорджи чувствовала себя столетней старухой. Ее сказочный брак распался, положив конец мечтам о семье и мужчине, который будет любить ее ради нее самой, а не ради карьеры в кино.

Она поспешно опустила на глаза темные очки, гадая, что хуже: шакалы, слоняющиеся перед дверями дома, или то животное, что сидит перед ней.

– Я не собираюсь обсуждать с тобой эту тему.

– Вот она, оборотная сторона всеобщего поклонения, – ответил Брэм.

– Тебе об этом не приходится беспокоиться, – фыркнул Трев.

Брэм поднял стакан Джорджи, пригубил и передернулся.

– Никогда не видел, чтобы публика так близко к сердцу принимала развод знаменитостей. Удивительно, что ни один из твоих сбрендивших фанатов не устроил самосожжение.

– Люди считают Джорджи членом своей семьи, – пояснил Тревор. – Они выросли вместе со Скутер Браун.

Брэм поставил стакан.

– Но они росли и со мной.

– Видишь ли, Джорджи и Скутер, по существу, один человек, – указал Тревор. – В отличие от тебя и Скипа.

– Слава Богу, – бросил Брэм, поднимаясь. – Ненавижу этого напыщенного ботана!

Но Джорджи любила Скипа Скофилда. Любила в нем все. Его большое сердце, его преданность, вечное стремление защитить Скутер от семейки Скофилд. Его внезапную влюбленность в ее глупую круглую физиономию и растягивающийся, как у клоуна, рот. Любила все… кроме человека, в которого превращался Скип, после того как камеры переставали работать.