Текст книги "Ну разве она не милашка?"

Глава 4

– Будь у меня такая дочь, как ты, я стыдился бы называться ее отцом! – заявил мистер Голдхангер с неподдельным чувством.

Джорджетт Хейер. «Великолепная Софи»

Полузабытая горечь желчью обожгла горло Шугар Бет. Умные люди обычно стараются держать законных детей подальше от незаконных.

Только не Гриффин Кэри. Он поселил их в одном городе едва не в трех милях друг от друга и в своем закоренелом эгоизме отказывался понять, насколько трудно Шугар Бет и Уинни учиться в одной школе.

Обе его женщины забеременели почти одновременно: сначала Дидди, потом Сабрина Дэвис. Дидди высоко держала голову, ожидая, что муж постепенно справится со своим влечением к женщине, которую сама она считала деревенским ничтожеством. Когда же этого не произошло, она предпочла относиться к происходящему философски.

– Настоящая женщина должна быть выше этого, Шугар Бет. Пусть возится со своей швалью. У меня есть Френчменз-Брайд.

Когда же Шугар Бет рвала и метала из-за того, что ее заставляли ходить в одну школу с Уинни, Дидди с нехарактерной для нее резкостью напускалась на дочь:

– Нет ничего хуже жалости окружающих. Держись прямо и помни, что когда-нибудь все, чем он владеет, перейдет к тебе.

Но Дидди ошибалась. Перед смертью Гриффин изменил завещание и оставил все Сабрине и Уинни Дэвис.

Элегантная особа, стоявшая сейчас перед ней, мало напоминала замкнутую, молчаливую парию, школьного изгоя, ту, которая путалась в собственных ногах и едва не падала, когда кто-то заговаривал с ней.

Странное бессилие овладело Шугар Бет. В детстве она, естественно, не могла управлять взрослыми, поэтому показывала свою власть над единственной, кто не мог ей ответить тем же. Над незаконной дочерью отца.

– Что ты здесь делаешь? – бросила наконец Уинни, не двигаясь с места.

Не могла же она сказать, что ищет работу!

– Я… я проходила мимо и увидела магазин.

Уинни удалось взять себя в руки намного быстрее.

– Тебя интересует что-то определенное?

Откуда такая выдержка? Уинни Дэвис, которую помнила Шугар Бет, мучительно краснела, стоило только кому-то заговорить с ней.

– Н-нет. Просто смотрела.

Шугар Бет услышала свой заикающийся голос и по тому, как довольно вспыхнули глаза Уинни, поняла, что и она тоже это отметила.

– Я как раз получила новую партию из Атланты. Там есть чудесные пузырьки из-под духов.

Она положила руку на нить жемчуга. Шугар Бет уставилась на розоватые горошины. До чего же они похожи…

– Обожаю пузырьки из-под духов, а ты?

Кровь бросилась ей в лицо. На Уинни жемчуга Дидди!

– При виде очередного пузырька я всегда гадаю, кто была та женщина, которой принадлежали духи.

Ее пальцы ласкали ожерелье. Намеренный жест. Жестокий.

Шугар Бет не могла… не могла стоять и смотреть на жемчуга Дидди, поблескивавшие на груди Уинни Дэвис.

Порывисто повернувшись, она пошла к двери. Слишком быстро. Потому что наткнулась на столик, совсем как Уинни налетала когда-то на школьные парты. Медный подсвечник покачнулся, упал и покатился к краю стола. Она не остановилась, чтобы поднять его.

«Ужин сегодня будет отвратительным, и не только потому, что она подаст бифштексы, которые я отказываюсь есть из-за глобального потепления, и тому подобное, но, главное, из-за нее. Почему она не может хоть немного походить на ма Челси, вместо того чтобы разгуливать с таким видом, будто у нее кол в заднице? Я совсем не такая, как она, что бы там ни говорила бабушка Сабрина. И я не богатая сучка!

Ненавижу Келли Уиллман».

– Джиджи, ужин готов, – окликнула снизу мать.

Джиджи неохотно закрыла тетрадь на спиральке, в которой вела секретный дневник еще с прошлого года, когда училась в седьмом классе. Сунула дневник под подушку и свесила с кровати ноги в мешковатых вельветовых штанах. До чего же противная спальня! Обставлена в этом веселеньком стиле Лоры Эшли[13]13
  Компания, основанная в 1953 году дизайнером Лорой Эшли. Продукция отличается мягкой расцветкой, традиционными сельскими узорами и включает одежду, хлопчатобумажные ткани, мебель и хозяйственные товары.


[Закрыть], который так лю-у-бит мамаша.

Джиджи хотела выкрасить комнату либо в черный, либо в фиолетовый и сменить доисторическую мебель на те потрясные штуки, которые видела в лавочках на набережной. И поскольку Уи-и-нифред не позволила ей это делать, Джиджи повсюду наклеила постеры с изображением рок-групп. Чем гаже, тем лучше.

Накрывать на стол было ее обязанностью, но, войдя в кухню, она обнаружила, что мать уже обо всем позаботилась.

– Ты вымыла руки?

– Нет, madre, я специально натерла их грязью по пути сюда.

Губы матери раздраженно поджались.

– Перемешай салат, пожалуйста.

Ма Челси носила джинсы, застегивавшиеся на бедрах, но мамаша Джиджи так и не переодела занудные серые слаксы и свитер, которые надевала на работу. В прошлом году она и от Джиджи требовала одеваться в такое же дерьмо из каталога «Блумингсдейл». Она не понимала, что это такое, когда все за твоей же спиной обзывают тебя богатой сучкой. Но Джиджи быстро исправила положение. И с прошлого сентября носила только то, что могла найти в магазинчике подержанных вещей Армии спасения. Это доводило Уи-и-нифред до белого каления. Джиджи также прекратила вести себя в школе как последняя кретинка. И нашла новых классных подруг. Вроде Челси.

– Звонила миссис Кимбл насчет контрольной по истории. У тебя тройка.

– Ну и прекрасно. Я не так умна, как ты когда-то.

Мать, хотя и знала, что это неправда, только молча вздохнула и при этом выглядела такой грустной, что Джиджи вдруг захотелось извиниться. Сказать, что зря вела себя как последняя негодяйка. Что снова станет трудиться в меру своих способностей. Но язык отказывался повиноваться. Мать никогда ничего не понимала.

Господи, до чего же противно быть тринадцатилетней!

Уи-и-нифред поставила на стол последнюю тарелку для салата. Сегодня она вынула парадный темно-коричневый фарфоровый сервиз, возможно, потому что отец для разнообразия решил поужинать в кругу семьи. Их дубовый стол-тумба и вполовину не был таким прикольным, как тяжелый французский крестьянский стол, который Уи-и-нифред продала не задумываясь прямо из собственной кухни, хотя Джиджи его любила и в деньгах они не нуждались. Джиджи мечтала, чтобы мать закрыла магазин или хотя бы наняла кого-то себе в помощь, чтобы есть по вечерам нормальную еду, а не замороженное дерьмо. Но мать сказала, что если это так ее волнует, пусть готовит сама. Опять она слышит только то, что хочет слышать!

В салатнице тикового дерева был один из тех готовых салатов, в которые не кладут ничего, кроме латука и сухого морковного дерьма. Раньше, даже часами просиживая в различных советах и комиссиях, мать умудрялась делать настоящие салаты из свежих помидоров, швейцарского сыра и орзо – макарон, похожих на крупные зерна риса. Она даже делала гренки с чесноком, который Джиджи обожала, несмотря на дурной запах изо рта.

– Я хочу орзо, – пожаловалась она.

– У меня не было времени.

Мать подошла к задней двери и высунула голову на улицу:

– Райан, бифштексы готовы?

– Уже несу.

Па круглый год жарил бифштексы в патио на гриле. Он не слишком любил это занятие, но мать утверждала, что мясо на гриле вкуснее, и па чувствовал себя виноватым, потому что постоянно задерживался на работе и к ужину попадал редко. Он был главным управляющим ОФК, что накладывало на него огромную ответственность. Фабрика принадлежала бабушке Сабрине, но управлял ею совет директоров, и ее па, как всякий другой, прошел все ступени служебной лестницы. Джиджи сама слышала, как мать говорила бабке, что ему пришлось работать гораздо больше остальных, потому что он все еще считал необходимым доказывать свое право на должность. Бабушка жила в классном особняке на Синик-драйв в Пасс-Кристиен, ближе к Мексиканскому заливу, что, как говорил па, было достаточно далеко отсюда.

Вернее, почти далеко.

Их финансовые отношения были весьма сложны. Кое-какое имущество вроде фабрики принадлежало бабушке, но Френчменз-Брайд был оставлен матери. Правда, та отказывалась там жить, и дом простоял закрытым, пока его не купил Колин. Джиджи любила Колина, хотя он вечно издевался над ней за то, что она не читала всякую муть вроде «Войны и мира». Два года назад он вызвался тренировать школьную футбольную команду, и в прошлом году они даже поехали на чемпионат штата.

Джиджи почти швырнула салатницу на стол.

– Я не ем бифштексов. Сколько раз тебе повторять?!

– Джиджи, у меня был трудный день. Не упрямься.

– А вот и мы.

Отец внес бифштексы на фарфоровом блюде. Красиво. Но даже если бы Джиджи и нравился сервиз, она не позволила бы себе привязаться к нему, потому что мать непременно продала бы его тоже. Прямо у нее из-под носа. Мать была помешана на истории, поэтому так любила антиквариат.

Отец, подмигнув, поставил блюдо на медный треножник. Ему было тридцать три, а Уи-и-нифред – тридцать два. Большинство родителей ее сверстников были намного старше, но Джиджи родилась, когда ее предки учились в колледже. Преждевременно, ха-ха, можно подумать, что кто-то этому поверил!

От запаха жареного мяса рот наполнился слюной, но она заставила себя думать о том, что замороженные продукты хранятся в холодильниках, а всякая утечка фреона вызывает истощение озонового слоя и глобальное потепление, а кроме того, просто позор уничтожать бедных животных. Поэтому две недели назад Джиджи решила стать вегетарианкой. Она пыталась объяснить это за ленчем, но Челси велела прекратить идиотские разговоры. Но эта чудачка Гвен Лу подслушала их и завела долгую интеллектуальную беседу на тему глобального потепления. Словно репутация Джиджи может выдержать публичное появление вместе с Гвен Лу!

– Вино? – спросил отец.

– Разумеется.

Мать вынула из духовки мерзкую картофельную соломку и высыпала ее в стеклянную миску.

Отец снял бутылку со стеллажа, где хранилось вино.

В седьмом классе, когда Джиджи еще дружила с Келли и остальными, Келли утверждала, что па Джиджи похож на Брэда Питта, что было совершенным враньем. Во-первых, Брэд Питт коротышка и старый, а глаза слишком близко посажены. И неужели кто-то мог вообразить, что ее па способен расхаживать с вечно встрепанными волосами и такой щетиной, словно никогда не бреется? И Джиджи ужасно злилась, когда девчонки твердили, что он горячий мужик.

Овалом лица и формой губ Джиджи походила на него, но волосы были темно-каштановыми, а не светлыми. И глаза у нее были не золотистыми, а противно голубыми, как у матери. Но что бы там ни твердила бабушка Сабрина, Джиджи куда больше походила на отца, чем на мать.

Жаль только, что он так много работает. Если бы отец почаще бывал дома, мать, наверное, не открыла бы магазин. Дело не в деньгах. Мать говорит, что, пока Джиджи в школе, а Райан допоздна сидит на работе, ей просто нечего делать, даже при всех ее комитетах. По мнению Джиджи, лучше бы она оставалась дома и готовила приличные салаты.

Райан принес бокалы, и все уселись за стол. Мать прочитала молитву, и отец передал ей блюдо.

– Ну, Джи, как дела в школе?

– Тоска зеленая.

Родители переглянулись, и Джиджи сразу поняла, что следовало бы с самого начала прикусить свой длинный болтливый язык. Они считали, что одна из причин, по которым ее отметки продолжают снижаться, – недостаточный интеллектуальный уровень самих учителей, неспособных заинтересовать учеников на уроках, что было правдой, но не имело ничего общего с ее плохой успеваемостью. Не так давно она испугалась, что ее могут отослать в тот же пансион для одаренных детей, что и Колби Снид, а та и вполовину не была так сообразительна, как Джиджи.

– В основном из-за дурацких выходок одноклассничков, – быстро поправилась она. – Уроки на этой неделе были на редкость интересными, и учителя все так понятно объясняют.

Мать подняла брови, а отец покачал головой. В чем, в чем, а в глупости ее родителей не упрекнешь.

Отец посолил картофельную соломку.

– Странно, что при всем этом ты не смогла получить больше тройки за контрольную по истории.

Джиджи знала, что ступает на тонкий лед. Положение первой отличницы в классе, если не считать придурочной Гвен Лу, и к тому же самой богатой девочки в городе вызывало искреннюю ненависть окружающих, но если отметки станут еще ниже, она в два счета окажется в пансионе, и тогда придется покончить с собой.

– У меня живот болел. В следующий раз я наверняка сумею добиться большего, вот увидите.

В глазах отца снова мелькнула тревога, которую Джиджи так часто видела за последнее время.

– Почему бы тебе не прогуляться со мной на фабрику в субботу утром? Я там долго не пробуду, а ты сможешь испортить столько компьютеров, сколько успеешь.

Девочка закатила глаза. В детстве она любила ходить на отцовскую работу, но сейчас считала такое занятие слишком скучным.

– Нет, спасибо. Мы с Челси идем к Шаннон.

– Челси и я, – поправила мать.

– Как, и ты тоже приглашена к Шаннон?

– Довольно, Джи! – рявкнул отец. – Хватит умничать!

Джиджи скорчила гримасу, но не осмелилась огрызнуться, как часто проделывала с матерью, потому что, если отец разозлится, ей мало не покажется, а она и без того только что вернула себе право говорить по телефону.

Остаток ужина мать почти все время молчала, что было весьма необычно: когда отец приходил вовремя, она из кожи вон лезла, чтобы развлечь его – весело щебетала, находила занимательные темы для разговора и тому подобное. Сегодня же она явно думала о чем-то своем, почти не обращая на них внимания, и Джиджи ужасно захотелось узнать, имеет ли настроение матери что-то общее с тем фактом что Та, Имя Которой Запретно, появилась в городе.

Она просто на стенку лезла от злости. Ну почему они все вечно от нее скрывают! Джиджи приходилось узнавать о происходившем от Челси, которая, в свою очередь, узнавала об этом от матери. Родители Джиджи вели себя так, словно она по-прежнему оставалась ребенком, хотя весь город знал, что бабушка Сабрина вышла за папашу матери Гриффина Кэри, когда мать уже оканчивала школу, а до этого дед имел другую семью, и вообще кому какое дело? Хотя, нужно признать, Джиджи просто сгорала от любопытства.

Звякнул телефон, бросилась к трубке, поскольку знала, что это Челси.

– Мне можно идти?

Она ожидала, что мать, как всегда, скажет «нет», но та промолчала, поэтому Джиджи, прихватив телефон, побежала наверх. Что-то непонятное творится сегодня в доме.

Уинни молча смотрела вслед дочери, гадая, что сталось с той малышкой, которая хвостиком ходила за матерью. В прошлом году в это время Джиджи прилетала домой из школы, настолько переполненная новостями, что даже заикаться начинала.

Райан посмотрел на дверь.

– Я считаю, что ты не должна ей позволять так много времени проводить с Челси. Девица выглядит как анонс детского порно.

Уинни сжала в кулак лежавшую на коленях руку, но голос оставался спокойным:

– И как же, по-твоему, я должна этого добиться?

Райан вздохнул:

– Прости. Устал. Вот и срываюсь на тебе. Думаю, девочка перерастет свои увлечения и мы получим назад нашу дочь.

Уинни и Райан крайне редко ссорились и за все эти годы вряд ли сказали друг другу хоть одно резкое слово. Все ограничивалось ледяным тоном и короткими холодными фразами. Уинни искренне не понимала, как Мэрилин и Дик могут так себя вести. Во время одного из скандалов Дик пробил дыру в стене гаража, а потом оба смеясь об этом рассказывали. Удивительное дело!

«Ну не мог же я врезать ей», – пояснил Дик, а Мэрилин рассмеялась.

Уинни представить не могла подобных отношений. Да и не вынесет она таких стрессов!

Райан грустно покачал головой:

– В этих обносках она выглядит уличной девчонкой.

И опять виновата Уинни. Сегодня на Джиджи была жуткая блузка, купленная в секонд-хэнде Армии спасения. Уинни следовало бы сообразить, что дорогой гардероб дочери сделает ее мишенью для насмешек, и вовремя отступить, но она хотела, чтобы дочь чувствовала себя комфортно, и слишком долго выжидала.

Уинни швырнула салфетку на стол.

– На этот раз ты должен поговорить с ней. Она и без того меня ненавидит.

Как могло до этого дойти? Она так стремилась стать Джиджи именно такой матерью, о которой мечтала в детстве сама. Наверное, Сабрина делала все, что могла, но они слишком зависели от подачек Гриффина Кэри, и она посвятила ему всю свою жизнь и энергию, заботясь только о его комфорте и ничего не оставляя для нуждавшейся в любви дочери. Сабрина страстно ненавидела Дидди Кэри, и сознание того, что соперница родила ослепительную Шугар Бет, а сама она произвела на свет серую мышку, терзало бедную женщину. И даже то обстоятельство, что Гриффин обожал Уинни, не облегчало ее тревог. Безжалостная натура любовника не была секретом для Сабрины, и она постоянно ждала, что в нем наконец вспыхнут чувства к законной дочери.

– Джиджи вовсе не ненавидит тебя, – заверил Райан. – У нее просто трудный возраст.

– Дело не только в этом. Так и врезала бы тем мерзавкам, которые ополчились на нее прошлым летом. И все из зависти.

– Джиджи сыграла им на руку. Ничего, она пройдет и через это, – утешил муж, но Уинни знала, что он беспокоится не меньше, чем она сама. Поднявшись, она принялась ставить посуду в раковину.

– На десерт только мороженое.

– Может, позже.

Райан не был особенно разборчив в еде. Чаще всего он вообще забывал пообедать, поэтому и оставался таким стройным, а Уинни приходилось считать каждый кусок.

Ей необходимо рассказать о появлении Шугар Бет в магазине, иначе получится, что она придает этому чересчур много значения. Но пока она пыталась найти слова, бокал выскользнул из пальцев и разбился.

– Ты в порядке?

Он встал и подошел к ней. Она хотела, чтобы Райан обнял ее, однако он уставился на груду осколков в раковине.

– Конечно. Может, сваришь кофе, пока я уберу?

Бросая самые большие осколки стекла в мусорное ведро, она гадала, почему не испытывает истинного удовлетворения результатами сегодняшней встречи? Годы были беспощадны к Шугар Бет, и Уинни впервые в жизни ощутила, что вырвалась вперед.

Она постепенно начала расцветать в выпускном классе, после того как Шугар Бет и Райан уехали в колледж. Перестала объедаться и нашла в себе мужество остричь волосы. В душе Уинни по-прежнему осталась неуклюжим подростком, но походка и осанка приобрели уверенность, которой ей так недоставало, уверенность, ставшую еще более заметной после свадьбы Гриффина и Сабрины. Она вдруг оказалась богатой наследницей, жившей во Френчменз-Брайд.

Пальцы Уинни поползли к жемчужному ожерелью. Потрясенное выражение лица Шугар Бет стало кульминацией мечты о так долго вынашиваемой мести. Следовало бы больше насладиться ею, да вот почему-то не получалось.

Прошлое прокрадывалось сквозь тиканье часов и запах кофейных зерен, которые поджаривал на плите Райан. Ей снова шестнадцать… она снова бежит через спортивный зал, спотыкается, и тетрадь по алгебре падает к ногам Шугар Бет.

– Отдай!

Высокий пронзительный голос Уинни отдается от стен спортивного зала. Но Шугар Бет поднимается выше на задние ряды скамеек с открытой тетрадью в руках. Высокая, гибкая. Красавица блондинка Шугар Бет была воплощенным злом с душой черной, как сажа.

– Слушайте все! Уинни у нас мастер на все руки! Что там задачки по алгебре, пусть и повышенной сложности! Тут такое!

«Сивиллы» забыли о сплетнях. Сердце Уинни билось так часто, что казалось, вот-вот разорвется.

– Шугар Бет, предупреждаю…

Шугар Бет только улыбнулась и прошла в следующий ряд. Уинни бросилась за ней, но споткнулась и едва не упала.

– Отдай!

Шугар Бет злорадно хмыкнула:

– Не понимаю, почему столько шума. В конце концов, здесь только девочки и к тому же все свои.

Эми нервно коснулась золотого крестика на шее.

– Может, не стоит читать, если Уинни против…

Но Шугар Бет проигнорировала ее:

– Вам и не снилось!

Уинни яростно сморгнула слезы. Как бы она ни хотела дать Шугар Бет достойный отпор, та была слишком могущественна.

– Это личное. Немедленно отдай.

– О, не будь такой мямлей!

Золотые обручи в ушах Шугар Бет блеснули, когда она откидывала назад густую гриву волос. Поднеся к глазам тетрадь, она громко прочла:

– «Он смотрел на мои обнаженные соски».

Девочки покатились со смеху, все, даже Эми, хотя она снова коснулась крестика.

Подмышки Уинни были мокры от пота. Она начала записывать свои фантазии несколько месяцев назад в специальной тетрадке, которую хранила в глубине шкафчика.

– Прекрати, Шугар Бет.

– Нет, читай дальше!

Линн, не отрывая глаз от Уинни, сбрызнула косички лаком для волос, который выудила из сумочки.

Шугар Бет оперлась отливающей металлическим блеском туфелькой о сиденье предыдущего ряда.

– «Потом он просунул широкую сильную ладонь в мои крохотные кружевные трусики».

При этом она выразительно подчеркнула слово «крохотные»: не слишком тонкий намек на то, что трусики Уинни были не такими уж крохотными.

– «Я раздвинула ноги еще шире».

Уинни больше никогда не вернется в школу. Это очевидно.

– «Другая рука скользнула по внутренней стороне бедра…» – Шугар Бет широко раскрыла глаза в притворном ужасе: – Господи, Уинни Дэвис, да ведь это порнография.

– А мне нравится, – заявила Линн, выдув пузырь жвачки.

Шугар Бет перевернула страницу:

– «Я люблю тебя, Уинни, со всем пылом страсти».

Она замолчала, бегая глазами по строчкам. Пытаясь найти оружие, которое окончательно уничтожило бы Уинни. Много времени это не заняло.

– О Боже. Вы только послушайте. «Я раскинула ноги еще шире, когда его длинные пальцы стали теребить мой бутон. Я выдохнула его имя…»

В ушах Уинни звенело. Зал начал медленно кружиться. Из горла вырвался тихий беспомощный стон.

– «О, мой дорогой, дорогой…» Райан!

Кровь застыла в жилах Уинни.

– Эй, Шугар Бет, что это вы тут делаете?

Из глубины зала к ним шел Райан Галантайн в компании с Диком Джаспером и Бобби Джарроу. На всех троих были куртки с логотипом команды, потому что на сегодня была назначена игра. Но Уинни видела только Райана, высокого, светловолосого, загорелого, предмет своих фантазий, и сейчас с ужасом наблюдала, как он поднимается к Шугар Бет.

– Слушай, Шугар, я думал, у вас собрание.

– Сейчас иду. Просто решила почитать девочкам, что пишет Уинни. У нее настоящий талант.

– Да ну?

Он поцеловал Шугар Бет, игнорируя школьный запрет на публичное выражение дружеских чувств, обернулся к Уинни и одарил ее мимолетной улыбкой.

– Я тоже хочу послушать.

Уинни поняла, что придется бежать из Парриша навсегда. Но когда отступила, поскользнулась и упала грузным мешком, застряв бедрами между рядами сидений.

– Прекратите, – попросила Эми, но, как и остальные, она немного побаивалась Шугар Бет и поэтому говорила не слишком убедительно.

Шугар Бет мельком глянула на Уинни и снова опустила глаза в тетрадь.

– С чего же начать? С обнаженных сосков или крохотных трусиков?

Райан рассмеялся и по-хозяйски обнял плечи Шугар Бет.

– А может, с того места, где она называет имя своего возлюбленного.

Уинни затошнило.

– Да, именно отсюда.

– «О, мой дорогой…»

– Довольно, Шугар Бет.

Все дружно обернулись на голос с резким британским акцентом. Уинни кое-как высвободилась и, с трудом встав, молча смотрела, как мистер Берн, ее любимый учитель, неторопливо идет к скамьям. Сегодня он надел серый в белую полоску жилет поверх старой черной водолазки и связал длинные волосы в хвост.

Хотя он был самым молодым учителем в школе, почти все его боялись из-за острого языка. Но и уважали тоже. Он не показывал фильмов в классе и требовал, чтобы все трудились в полную силу. Уинни обожала его. Он никогда не был язвителен с ней и даже давал почитать свои книги, утверждая, что она должна расширять кругозор.

Шугар Бет в отличие от остальных ничуть не испугалась и не забеспокоилась. Наоборот, посмотрела ему прямо в глаза.

– Привет, мистер Берн. А мы здесь время убиваем от нечего делать. Правда, Уинни?

Уинни не смогла заставить губы пошевелиться. И вообще ничего не смогла.

– Вы обе идите за мной.

– У меня сейчас собрание, мистер Берн, – пояснила Шугар Бет сахарным голоском. Сама вежливость, ничего не скажешь. – Готовимся к выпускному балу. Надеюсь, вы будете у себя через час?

В этот момент она удивительно походила на Дидди, известную умением впихнуть заседания школьного совета между любимыми сериалами.

Никто из остальных учителей не смел слова сказать Шугар Бет из опасения впасть в немилость к Дидди, но мистер Берн еще не понял, как велико влияние Дидди в городе.

– Мне совершенно все равно, что у тебя сейчас назначено.

Шугар Бет пожала плечами и отдала тетрадь Райану.

– Это я забираю, – объявил мистер Берн.

Сердце Уинни куда-то покатилось, когда Райан вернул тетрадь. Сначала Шугар Бет публично унизила ее перед одноклассниками, а теперь даже мистер Берн узнает, какая она извращенка. А Райан… она больше никогда не посмеет взглянуть на него.

Шугар Бет спорхнула вниз с тетрадкой в руках. Уинни, с пересохшим горлом, увидела, как тетрадка переходит в руки мистера Берна.

Желто-коричневые стены смыкались над ней, когда они проходили по коридорам. Шугар Бет весело щебетала, похоже, не обращая внимания на то, что остальные молчат. Уинни тащилась сзади, едва поднимая ноги.

Перед дверью классной комнаты мистер Берн остановился. Уинни упорно смотрела на уродливый коричневый кафельный пол. Но видела лишь старые черные мокасины, которые мистер Берн начищал каждый день.

– Насколько я понимаю, это твое, Уинни.

Она заставила себя поднять голову и сквозь пелену горечи увидела в его глазах знакомое высокомерие одновременно с добротой, которую никто, кроме нее, вроде бы не замечал.

Он протянул ей тетрадь.

Уинни так до конца и не поверила, что он возвращает предательское сочинение, но все же взяла тетрадь дрожащей рукой.

– С-спасибо.

Шугар Бет беспечно хихикнула.

– Мистер Берн, сначала вам бы следовало почитать, что написала Уинни. Все знают о ее талантах, но, бьюсь об заклад, вы и не подозревали, что она настолько творческая личность.

– Увидимся завтра на занятиях, Уинни, – бросил он, не глядя на Шугар Бет. – И ожидаю, что ты сумеешь выдавить из себя что-нибудь остроумное об этой занудной Эстер Принн[14]14
  Героиня романа Н. Готорна «Алая буква».


[Закрыть].

Уинни утвердительно дернула головой и прижала тетрадь к груди. Но перед тем как отвернуться, мельком увидела лицо Шугар Бет, во взгляде которой сверкнула старая знакомая ненависть. Уинни точно знала причину этой ненависти. Той самой, которая всегда будет стоять между ними. Хотя у Шугар Бет было все, чего не имела Уинни: красота, популярность, самоуверенность и Райан Галантайн, – Уинни обладала тем единственным, чего так отчаянно хотела и добивалась Шугар Бет.

Любви их общего отца.

Уинни выбросила в мусор последние осколки и снова унеслась мыслями к еще одному событию того года, бесконечно более мучительному, чем разоблачение ее сексуальных фантазий, но тут же одернула себя и оглянулась на теперь уже взрослого Райана. Он завернул манжеты легкой голубой рубашки. Как ей нравились его запястья, форма рук, их изящество и сила!

Она стала его подругой, жилеткой, в которую он плакался в то лето, когда Шугар Бет бросила его и вышла за Даррена Тарпа. И хотя в его отсутствие Уинни не успела превратиться в лебедя, все же не была больше гадким утенком, и он это заметил.

Соблазнила его именно она, и Райан почти растерялся, обнаружив себя в постели с ней одним прекрасным днем, когда его родители были на работе. Поняв, что забеременела, она сначала боялась сказать ему, но Райан поступил как настоящий мужчина, женившись на ней. И даже сказал, что любит, а она притворилась, будто поверила. Но и тогда и сейчас знала, что его чувство к ней – всего лишь бледная имитация того, что он испытывал к Шугар Бет. И по сей день он ни разу не посмотрел на Уинни так, как смотрел когда-то на соперницу.

Она вытащила из шкафчика две керамические кофейные кружки и поставила на разделочный стол.

– Помнишь тот случай… когда Шугар Бет нашла мою тетрадь в спортивном зале и пыталась прочесть вслух.

Райан сунул голову в холодильник.

– У нас еще есть сливки и молоко?

– Посмотри за апельсиновым соком. Я… написала сексуальную фантазию о нас обоих.

– Правда? – Он наконец достал картонный пакет и, выпрямившись, улыбнулся жене. – Что за фантазия?

– Она не рассказывала?

– Черт, не помню. – Улыбка поблекла. – Это было сто лет назад. Ты слишком зациклена на том, что было в школе. – Райан с такой силой захлопнул дверцу холодильника, что чайная коробка восемнадцатого века, стоявшая наверху, угрожающе качнулась. – Не понимаю, почему тебя это так волнует. В конце концов, у тебя есть все. Френчменз-Брайд, несколько миллионов на трастовом вкладе, и даже фабрика когда-нибудь станет твоей. Зачем зря тратить время, думая о том, что случилось в школе.

– Я не трачу.

Ложь. Бессовестная ложь. Те трудные годы сформировали всю ее дальнейшую жизнь: интеллект, чрезмерное внимание к собственной внешности и даже отношение к обществу.

Кофеварка всхлипнула в последний раз. Райан вынул контейнер и стал наполнять кружки. Уинни поняла, что больше оттягивать нельзя.

– Сегодня в магазин приходила Шугар Бет.

Только жена могла заметить крошечную, пульсирующую на щеке жилку. Он наполнил кружки, вставил контейнер обратно и оперся бедром о стол.

– И что она хотела?

– Просто осматривалась. Вряд ли она знала, что это мой магазин.

Он любил кофе с молоком, но сейчас даже не открыл пакет.

– Парриш – маленький город. Рано или поздно вы должны были столкнуться.

Уинни стала мыть тарелки.

– На ней дешевый свитер. И выглядела она усталой. – С таким же успехом она могла повесить на шею табличку с перечислением собственных комплексов. – Но все так же красива. И стройна.

Райан пожал плечами, словно потеряв интерес к разговору, но по-прежнему пил черный кофе. Ей хотелось сменить тему, но она никак не могла придумать, что сказать. Может, он чувствовал то же самое, потому что отставил кружку и медленно обволок Уинни взглядом.

– Так как насчет сексуальных фантазий?

Она закрутила кран и вымучила улыбку.

– Мне было всего шестнадцать, поэтому все излагалось достаточно скромно. Но пожалуй, меня можно уговорить на кое-что более рискованное после того, как Джиджи уснет.

Он скрестил руки. Уголки идеально очерченных губ чуть приподнялись.

– Да ну?

Она обожала его улыбку, но сейчас ужасно устала, нервничала и хотела только одного – принять теплую ванну и свернуться в постели с книгой. Однако подошла к мужу и сунула руку между его бедер.

– Определенно.

Он слегка прикусил ее грудь.

– Впервые жалею, что у нас в доме почти взрослая дочь.

Она отняла руку и изобразила чувственное мурлыканье:

– Не позволяй мне забыть о своем обещании, слышишь?

– О, не позволю. Поверь, ни за что не позволю.

Он чмокнул ее в щеку и отступил.

– А пока что не мешало бы напомнить ее высочеству, что убирать кухню – ее работа.

– Спасибо.

После его ухода она завернула оставшийся бифштекс в пленку и сунула в холодильник, пока Джиджи не выбросила. Потом взяла кружку и понесла в кабинет. Нужно подготовить кое-какие бумаги для городского общества по благоустройству и позвонить насчет концерта, но Уинни подошла к окну и долго стояла, глядя в никуда.