Текст книги "Смеющаяся богиня"

Она сразу увидела себя толстой и неуклюжей, с выпирающими локтями и коленями – такой она ощущала себя, когда была подростком-переростком. Давно уже никто не напоминал ей об этом, и услышать сейчас такое было очень неприятно. Сама того не подозревая, она посмотрела на Сэвиджа так же мрачно, как тогда.

– Когда человек таких габаритов, как я, он не может порхать, словно колибри, – сквозь зубы процедила Ванесса. – Если я хожу с осторожностью, то потому, что должна рассчитывать свои движения, а для других женщин это не проблема. Сомневаюсь, что вам понравится, если я стану спотыкаться об антиквариат. Я вовсе не медлительна и никогда таковой не была. Быстрота – это еще не показатель работоспособности, как вам известно. С точки зрения хронометража движений мой способ намного эффективнее, чем если бы я суетилась, изображая бешеную активность.

Если он и узнал свою излюбленную фразу, которую ему повторили, то виду не показал. Наоборот, страстность, с которой это было произнесено, рассмешила Бенедикта. Она попыталась обойти его стороной, но он встал у нее на пути и сделал шаг навстречу.

– Это я вскоре понял. А как вы думаете, почему я больше не пытался отделаться от вас? Вы вроде бы и не лезли из кожи вон, и тем не менее в доме все шло как по маслу… – Он не говорил бы так, доведись ему увидеть, как сегодня утром она летала по лестницам! – Если бы вы не были в высшей степени одаренной, я никогда не поручил бы вам наблюдение за реставрационными работами. И вы ни разу не подвели меня. Так что сейчас у меня уже сложилось о вас кое-какое впечатление.

– Спасибо, но я могла бы без этого обойтись, – едко ответила Ванесса и подумала, что он не стал бы ей так доверять, если бы узнал правду о ней. Не только о прошлой ночи, но всю ту отвратительную историю, из-за которой она с позором покинула Англию. Интересно, какова была бы его реакция, расскажи она ему сейчас об этом? Вероятно, шок, ужас, отвращение. Все это она уже получила сполна, причем от людей не столь разборчивых, как Бенедикт Сэвидж, и к тому же считавшихся ее друзьями.

– Я подумал, что пора поговорить начистоту, чтобы не казалось, будто я вмешиваюсь в чужие дела.

– В чужие дела? – Ванесса вышла из себя. – Это просто нелепо. Дом ваш, и то, что в нем происходит, не может быть для вас чужим:

Он мрачно улыбнулся, и у него дернулась щека.

– Разве? – Едва уловимая ирония в его голосе сменилась знакомой жесткостью. – Но на самом деле это не мой дом. Меня можно назвать настоящим бездомным, если считать домом то место, к которому человек привязан из-за сентиментальных соображений и постоянно там обитает. За последние пять лет я не помню, чтобы провел более месяца по одному и тому же адресу.

От едва заметной тоскливой нотки в его голосе Ванессе стало его даже жалко, но она вовремя спохватилась. Ради Бога! Этот человек – миллионер, у него есть все, что он пожелает, и еще хватает наглости жаловаться на то, что его жизнь не так хороша, как ему хотелось бы!

В мире полно людей, живущих в картонных коробках, а он жалуется на то, что у него слишком много домов!

– Это ужасно, – жестко ответила она, а он резко поднял голову и посмотрел на нее. – Безработный и бездомный. Неудивительно, что у вас депрессия. На вашем месте я бы покончила с собой.

– На моем месте у вас не было бы таких проблем, – после некоторого молчания заявил он многозначительно, и Ванесса занервничала. – Вы не из тех, кто с легкостью разрешает собственные проблемы, вы принадлежите к категории людей, которые тонут, потрясая оружием.

– Я не сторонник стрельбы, – натянуто произнесла она, смущенная тем, как точно определил он ее характер.

– У нас есть кое-что общее… помимо того, что оба живем в этом доме, не так ли? И законное владение здесь ни при чем. На самом деле дом из этого жилища сделали вы; вы возродили его к жизни и оставили на нем след своей личности.

Ванесса была ошеломлена тем, что ее собственническое чувство к этому дому замечено и даже стало предметом насмешек. Это было ее тайной, маленькой глупой причудой. И она стала все отрицать:

– Мне приятно видеть, как дом восстанавливается и приобретает прежнюю красоту, но я всего лишь смотритель, выполняющий ваши распоряжения.

– Учитывая, что я почти здесь не бываю, это ваше утверждение весьма спорно.

Ей хотелось бы сохранить между ними нейтралитет и подобающую дистанцию, и потому она уцепилась за возможность истолковать его слова как критику.

– Если вас не удовлетворяет моя работа…

– Я этого не говорил. Наоборот, я в восторге от того высокого уровня, с которым вы ведете непростые дела. Реставрация идет даже лучше, чем я себе представлял. Когда вы закончите перестилать постель, проведите меня по дому и все покажите.

Хотя ознакомить его с ходом работ, осуществленных в его отсутствие, было ее обязанностью и обычно она делала это охотно и с гордостью, Ванесса содрогнулась от перспективы провести с ним наедине еще хоть полчаса. Ведь она так взвинченна! К счастью, отговорка тут же нашлась:

– Я условилась с членами исторического общества, что они придут сегодня утром. Вы говорили, что не возражаете, если я им все покажу, а они в свою очередь предоставят нам возможность ознакомиться с их данными о доме. Можно они присоединятся к нам?

Это предложение восторга не вызвало.

– А мисс Фишер тоже будет?

– Да, конечно, – с невинным видом ответила Ванесса, уверенная, что пожилой даме, классическому образцу болтливой старой девы, очень понравился новый владелец Уайтфилда и если она узнает, что он приехал, то станет жутко надоедать.

Бенедикт поспешно произнес:

– В таком случае я покатаюсь пару часов на «дюзенберге». Вы проведете со мной экскурсию после ленча. Конечно, если это не нарушит ваши планы.

– Как вам угодно, сэр, – почтительно пробормотала она.

– Надеюсь, вы не сказали ей, что я здесь? – нахмурился мистер Сэвидж.

– Конечно, нет, сэр.

– Эта женщина прилипчива как банный лист.

– Действительно, сэр, – вежливо подтвердила Ванесса.

Глаза его сердито блеснули.

– Вы насмехаетесь надо мной, Флинн?

– Нет, сэр, – спокойно соврала она.

– Прекрасно, если так. Я многое могу вынести от своих служащих, в том числе и неподчинение, если они хорошие работники, но я не люблю, когда надо мной смеются.

Это было сказано столь холодным тоном, что Ванесса поняла: кажется, переборщила.

– Никто такого себе не позволяет, сэр, – заверила она серьезно.

Она давно заметила, что он мало смеется, и это утвердило ее во мнении о нем как о бесцветной личности. Хотя он и был порою добродушен, но непосредственностью не отличался. Вместо улыбки губы у него кривились в усмешке, в которой не ощущалось теплоты. Казалось, ничто не могло его удивить.

За исключением сегодняшнего утра, которое застало его врасплох. Результатом стала очевидная потеря его сверхъестественного самообладания. Интересно, сколько же этого самообладания он лишился прошлой ночью, когда был поражен намного больше? Ванесса нервно сглотнула и крепче прижала к себе простыни, которые стали свидетелями того, как она нарушила собственный кодекс поведения. Она опять запаниковала и всеми силами постаралась это скрыть. Ее вина наверняка написана у нее на лице!

К счастью, ее хозяин уже отвернулся и быстро провел ладонью по подбородку с тем же мальчишеским выражением, которое промелькнуло у него в библиотеке, и Ванесса поняла, что ему не терпится насладиться подарком.

– Надеюсь, ваши историки не появятся сию минуту, так что я успею побриться. Я, пожалуй, прокачусь к побережью или, может быть, даже доеду до Колвилла или Порт-Джексона, если захочется. Скажите миссис Райли, что я вернусь к ленчу в час. Думаю, к тому времени они уже уйдут.

– Я постараюсь, чтобы они ушли, сэр, – заверила Ванесса. К часу дня она тоже приведет свои мысли в порядок.

– Хорошо. – Бенедикт повернулся к двери, ведущей в ванную, и бросил ей через плечо:

– Да, между прочим, не заприте меня опять.

Она в ужасе замерла на пороге.

– Простите?

– Вы сделали это только что внизу. Вы заперли двери в библиотеке, когда я ходил посмотреть на машину. Мне пришлось обогнуть дом и стучать в парадную дверь, пока миссис Райли не впустила меня.

Ванесса молча вознесла молитву.

– Неужели? Я, должно быть, сделала это машинально. Прошу простить меня за причиненное неудобство, сэр. Такое больше не повторится.

Если только это в ее силах. Маловероятно, что обстоятельства, вынудившие ее к подобным действиям, повторятся.

Глава 4

– Ну вот, теперь с сыростью покончено, – удовлетворенно сказал Билл Джессоп, поднимаясь с колен перед каменной кладкой в метр высотой, идущей вдоль внутренней стены бывшей столовой для прислуги. – Все хорошо высохло, так что можете приглашать штукатура.

Ванесса тоже поднялась с колен и отряхнула РУКИ.

– Надеюсь, сырость больше нигде не выступит, – вздохнула она.

– Когда дому более ста лет, жаловаться особенно не приходится, – сказал каменщик. – Думаю, беда в том, что мастер, строивший его, не закончил работу.

– Жаль, что он стал жертвой золотой лихорадки, – пренебрежительно сказала Ванесса, так как сама никогда не стремилась к богатству. – Он утонул в затопленном прииске, а мог бы прожить долгую и обеспеченную жизнь.

– Может быть, его влекли приключения, а не само золото, – сказал Билл, крупный, крепкий мужчина, грубоватый на вид, как и материал, с которым он работал. – Или он убежал от кого-нибудь. Вы ведь рассказывали, что его жена проработала здесь кухаркой пару лет после его побега и слыла старой каргой.

– Еще бы не стать сварливой, когда тебя оставил муж, – едко заметила Ванесса. – Жизнь в колонии жестока для женщины, которую некому защитить. Уверена, что она предпочла бы иметь мужа, а не золото.

– Вы так думаете? А я считаю, что она была более практична. Как говорится, на золото купишь и честь, и любовь.

Ванесса обернулась и машинально одернула юбку, глядя, как ее хозяин пробирается между лестницами и досками, загромоздившими вход.

Бенедикт Сэвидж вернулся после поездки явно отдохнувшим: лицо раскраснелось от ветра, а его обычно скупые движения стали более размашистыми и напоминали о высокой скорости, выжатой из автомобиля. Пока она кормила его супом, он долго и утомительно описывал, какой мощной оказалась машина, затем уткнулся носом в журнал по архитектуре, не замечая, что уже ест салат, за которым последовали сыр и крекеры. Ванесса подождала, когда он уйдет из столовой, чтобы поговорить по телефону. Она убрала со стола, поздравив себя с тем, что он, кажется, забыл про экскурсию по дому. К забывчивому, невнимательному и поглощенному своими делами Бенедикту она привыкла.

По спине у нее пробежал тревожный холодок – она сообразила, что про себя называет его просто Бенедиктом. Когда это началось? Она уставилась на него – ей хотелось вновь даже мысленно обращаться к нему «мистер Сэвидж», но ничего не получилось.

– Это циничная точка зрения, мистер Сэвидж, – сказал, продолжая начатый разговор, Билл Джессоп и заговорщицки ухмыльнулся. – Не думаю, что Ванесса с вами согласится.

Не желая попасться на удочку, она чопорно сложила руки и сохраняла почтительное молчание. Бенедикт остановился рядом с ней. Ванесса заметила, что он переоделся в белую водолазку с длинными рукавами, которой она на нем раньше никогда не видела. Новая, решила она. Мягкая материя облегала его мускулистую грудь. Он заправил водолазку в черные брюки, и это подчеркивало безукоризненную фигуру с широкими плечами и узкими бедрами.

Он взглянул на нее, но ответа не получил. Тогда на его лице тоже появилось вежливое выражение.

– Это не моя точка зрения, а цитата из «Науки любви». Овидий.[4]4
  Древнеримский поэт (43 г. до н. э. – ок. 18 г. н. э.)


[Закрыть] Этому циничному высказыванию около двух тысяч лет, но мне кажется, что время доказало его мудрость. Как вы полагаете, Флинн?

Избежать прямого вопроса было неудобно, но также не хотелось и льстить его самолюбию, согласившись.

– Странно, что вас до сих пор не возвели в рыцарское достоинство и вы не женаты, – уклончиво ответила Ванесса сладким голосом.

Он рассмеялся, а она вытаращила глаза, так как до сих пор его чувство юмора проявлялось лишь в легкой усмешке. У него было лицо прирожденного аскета: узкое, с резко очерченными скулами, прямыми черными бровями и высоким лбом, оно казалось застывшим и суровым. Теперь она поразилась тому, что углядела намек на озорство и пылкость в оживившихся чертах. Когда он смеялся – или спал, – нижняя губа у него делалась пухлой, а обычно он поджимал ее и потому выглядел всегда напряженным. Впервые Ванесса задалась вопросом: откуда у него это необыкновенное самообладание и натянутость в манерах, которые окутывали его словно плащ? А возможно, это была его броня.

Поймав себя на том, что пристально смотрит на его рот, Ванесса ужаснулась и отвела глаза. Он же перестал смеяться и внимательно наблюдал за ней. Ей стало неуютно.

– Я, наверное, скряга, – пробормотал он, – мне не хочется платить за то, что другие получают просто так.

Билл Джессоп засмеялся:

– Вот уж кем вас не назовешь, зная, сколько денег вы ухлопали на этот дом!

– Мистер Сэвидж смотрит на это как на капиталовложение, – ровным голосом заметила Ванесса. – Он надеется вернуть свои деньги, продав дом, как только его реставрируют.

Вероятно, ее ровный тон, в котором ему послышалась враждебность, рассердил его, и он тут же ответил:

– А вы считаете, что я делаю это исключительно по сентиментальным причинам? С чего бы мне быть таким альтруистом? Ни с исторической точки зрения, ни лично меня с Уайтфилдом ничто не связывает… так же как и вас, кстати. – (Ванесса застыла, когда он указал ей на ее место в доме.) – Чего вы от меня ждете? Чтобы я жил здесь постоянно? Дом слишком велик для одного человека, а кроме того, его восстанавливают как постоялый двор. Вы можете представить меня в роли хозяина гостиницы?

– Могу, – сказала Ванесса – воображение у нее явно разыгралось. – Вы ведь привыкли к роли хозяина, принимая многочисленных гостей. Единственное отличие – это то, что они станут платить за гостеприимство, а не нахлебничать… – Но, высказав свое истинное мнение о его гостях, она прикусила язык.

Он же только ехидно ей улыбнулся и посмотрел как-то странно.

– «Роль» – подходящее слово. Я давно понял, что иногда надо общаться с людьми, чтобы уберечь свою уединенность. В юности мне много раз приходилось проявлять любезность, развлекая гостей. Мои родители постоянно принимали друзей и знакомых. К сожалению, я всегда был в центре внимания за неимением братьев и сестер, поэтому научился вести беседу, чтобы скрыть застенчивость и возмущение от тесного общения, которое некоторым людям кажется естественным. Родители были бы очень разочарованы во мне, если бы знали, как мне осточертело бесконечно доказывать, что я их достоин.

Все это было сказано бесстрастным голосом. Ванесса не ожидала от него такой откровенности. Она машинально сделала шаг назад, чтобы отдалиться от него, и представила себе тихого одинокого мальчика, которого родители заставляют стать общительным. Она тоже была единственным ребенком, но ее родители всегда щадили ее чувства и уважали индивидуальность. Надежно защищенная их любовью, она могла порой не послушаться, проявить своеволие и наделать ошибок, зная, что они не будут разочарованы в ней, а станут сопереживать вместе с нею.

– Вы и виду не показывали, – пробормотала она.

– Надеюсь, что это комплимент, а не просто констатация факта, – спокойно сказал он, и Ванесса сообразила, что он повторяет слова из их разговора утром в спальне.

– Вы всегда сможете нанять управляющего и пожинать плоды, хотя докучать ежедневно вам никто не будет, – сказала Ванесса, не собираясь поддерживать навязываемую ей словесную игру. – Таким образом вы сохраните свой имидж обаятельного, но равнодушного хозяина.

– Отчего у меня такое чувство, что это вовсе не комплимент? – пробурчал он в ответ. – Неужели я действительно такой высокомерный сухарь? Я-то всегда считал себя скорее замкнутым, чем надменным.

Он посмотрел на нее подкупающе-печальным взглядом, как будто считал себя прирожденным романтиком и испытывал от этого неловкость.

– Разумеется, вы можете быть очень замкнутым, когда хотите, – сдержанно признала она, вспомнив многочисленные случаи, когда ей приходилось буквально вытаскивать его к столу из кабинета, где он сидел, уткнувшись в компьютер и чертежные принадлежности, забыв о гостях.

– Я не более замкнут, чем вы. Мы ведь договорились, что вы покажете мне, как идет реставрация.

– Я ждала, когда вы освободитесь, – тут же выдумала Ванесса, видя, с каким интересом Билл Джессоп смотрит на них.

– Неужели? И, наверное, поэтому я Бог знает сколько времени без толку дергал эти проклятые веревки на звонке?

В его голосе прозвучали обвинительные нотки, и щеки у Ванессы слегка покраснели.

– Простите, я забыла вас предупредить, что, пока заменяют трубы, звонки отключены.

Старая механическая система цинковых труб, в которых помещались медные провода, работала до сих пор отлично, и лишь несколько звонков в буфетной рядом с кухней временно отключили.

– Ммм, значит, вы также не слышали, как я вопил в холле?

Ванесса с удивлением подняла брови, так как прекрасно знала, что подобной вульгарности он себе не мог позволить – хорошо воспитан.

– Конечно, не слышала, – ответила она.

– Я уже начал ощущать себя собственным духом, парящим по пустому дому, где никто не отвечает на мои крики и зубовный скрежет, – с нарочитым преувеличением произнес он. – Я ждал, что вот-вот наткнусь на свое златовласое привидение.

– Привидение? – Каменщик навострил уши. – Вы видели привидение?

– Это я рассказала про Мэг, – поспешила вмешаться Ванесса. – Мы больше не задерживаем вас, Билл. Мистер Сэвидж, может быть, мы начнем осмотр с гостиной? Ее уже оклеили обоями…

Не обращая внимания на попытку его увести, Бенедикт объяснил:

– Прошлой ночью я действительно кого-то видел в своей комнате. Если это было привидение, то оно выглядело как живая женщина. А вы когда-нибудь видели эту Мэг?

– Ну, сам не видел, но я никогда не бывал здесь один ночью, – ответил Билл, потирая ладони, словно ему стало холодно. – Я слыхал о том, что здесь раньше происходили странные вещи. До того как судья купил этот дом, он был, заброшен и в нем пару лет никто не жил. Сам-то я даже не знаю, верю или нет в привидения…

– До прошлой ночи и я не верил, – сухо сказал Бенедикт Сэвидж. – Могу поклясться, что она была такая же живая, как вы или я.

– О, лучше быть непредубежденным, – тут же вставила Ванесса. – Существование потусторонних явлений подтверждено фактами. Почему же Уайтфилд не может претендовать на присутствие духов? За последние сто лет убили не одну только Мэг.

– Вы хотите сказать, что привидения еще раз посетят меня? – Казалось, это его заинтриговало. – К счастью, я не нервный. Возможно, «Архитектурный журнал» вскоре напечатает мою статью под названием «Влияние пятого измерения на сохранение архитектуры зданий». Если все мои призраки будут так же красивы и податливы, как златокудрая Мэг, то успех мне обеспечен…

Краем глаза Ванесса увидела, что Билл уже открыл рот и сейчас сообщит, что Мэг была огненно-рыжей, а не блондинкой.

– Да, я уверена, что историческое общество этим очень заинтересуется, – быстро вмешалась она, боясь даже думать о том, что он имел в виду под словом «податлива». – Мисс Фишер большая любительница телепатии и тому подобного. Если она услышит, что вас посетили из потустороннего мира, она тут же прибудет с магнитофоном и справочником по аномальным явлениям, чтобы самой все обследовать.

К удовлетворению Ванессы, ее хозяин побледнел, но затем искоса бросил на нее проницательный взгляд.

– Это смахивает не на предупреждение, а на угрозу.

– Простите, сэр, – с удивлением пробормотала она, проследив, чтобы ее голос звучал чуть-чуть высокомерно. – Сегодня утром вы сказали мне, что хотите избежать общения с мисс Фишер, и я подумала, что следует вас предупредить. Вы ведь знаете, как любят посплетничать в деревне…

– Люди могут сплетничать, но поскольку вы – верная и преданная служащая, а Билл не захочет, чтобы его лишили работы, то я не вижу никакой опасности.

Билл вовсе не обиделся, а, наоборот, рассмеялся.

– Я, пожалуй, пойду и займусь южной стеной, пока вы меня не уволили. Приятно было снова вас увидеть, мистер Сэвидж. – Он шутливо отсалютовал и пошел к двери. – Всего хорошего, Ванесса.

– Приятный человек, – заметил Бенедикт Сэвидж, поглаживая ладонью известку на стыках серой каменной кладки. – И к тому же прекрасный работник. Роберт молодец, что нашел его.

Роберт Тейлор, архитектор-реставратор из оклендской конторы Бенедикта, составил план и перечень восстановительных работ. Вначале он основательно занялся этим, но вскоре и он, и его шеф поняли, что Ванесса лучше их со всем справится, вплоть до найма рабочих.

– На самом деле Билла нашла я, – тихо сказала Ванесса. С Робертом они поладили, хотя он оказался не без амбиций и любил порисоваться, поэтому она и решила, что шефу стоит знать, «кто есть кто», – Мне рассказали о Билле в историческом обществе, и я видела его работу в Уайхи.

– Ошибка устранена. – Бенедикт небрежно кивнул и, шутливо прижав руку к сердцу, добавил:

– Только не говорите мне, что и вездесущая мисс Фишер имеет к этому отношение.

Помимо воли Ванесса улыбнулась, и карие глаза ее сверкнули.

– Нет. Сфера компетенции Маделины – кухонная утварь и очаги.

– И призраки. Ванесса отвела взгляд.

– И призраки, – нехотя признала она, чувствуя, как ее все глубже затягивает в трясину лжи. Она откашлялась и спросила:

– Откуда вы хотели бы начать осмотр?

– Разве вы только что не горели желанием показать мне гостиную? В прошлый раз я был занят японским консорциумом, поэтому покажите мне все, что сделано за полгода. Я весь в ваших руках.

Ванесса непроизвольно глянула на свои руки. Она считала, что они слишком большие, как и она сама, но длинные пальцы без колец были тонкие и красивой формы, ногти коротко подстрижены и округло подпилены. Лаком она не пользовалась – ногти и без того блестели.

Этим утром он тоже был в ее руках. Одна ладонь касалась упругой спины, а другая удобно устроилась у него на груди. Пальцы ощущали, как во сне размеренно бьется его сердце. А где были его руки, лучше не вспоминать…

– Флинн!

Она вскинула голову. Его голос прозвучал вежливо, но удивленно, и Ванесса почувствовала, что ее бросает в жар.

– А… да, хорошо. Тогда начнем с главной столовой. Мраморную каминную полку доставили из мастерской на прошлой неделе, и вы сможете убедиться, что значит профессиональная работа, если сравните эту полку с той, что в гостиной…

Ванесса тараторила, пытаясь таким образом убежать от своих уж слишком интимных воспоминаний. Она просто засыпала его техническими деталями, водя по комнатам для гостей, где реставрация почти закончилась, хотя и остались небольшие недоделки по части современных удобств. Но в общем все было выдержано в духе прошлых лет, когда трактир, стоявший на пути к золотым приискам, процветал.

Судье Ситону энергии и знаний было не занимать, но финансовые возможности не позволяли ему замахнуться на что-то большее, чем косметический ремонт старого здания. Ванесса была уверена, что он искренне одобрил бы те работы, которые произвел незнакомый ему наследник в этом заброшенном историческом уголке независимо от корыстных причин, которыми руководствовался. Возможно, судья на это и рассчитывал, когда составлял то необычное дополнение к завещанию. Он знал, что Ванесса разделяет его любовь к этому старому, полуразрушенному зданию, что она смотрит на Уайтфилд как на свой дом, которого у нее никогда не было. Он был рад заразить ее своей страстью к истории и, может быть, полагался на то собственническое чувство, которое зародил в ней и которое не позволит ей бросить Уайтфилд, когда его самого не станет. Думать так было намного приятнее, чем предполагать, что судья упомянул о ней в завещании либо из жалости, либо считая, что она сама не сможет за себя постоять.

Гордость Ванессы за выполненные работы не ускользнула от ее спутника, пока он покорно, словно школьник, слушал ее объяснения. В начале экскурсии по дому он в основном молчал, но потом стал прерывать ее вопросами по существу, что подбодрило ее, и Ванесса уже перечисляла сделанное не только формально, но и с большой долей энтузиазма и даже восторженности.

Она забылась, отчего даже двигаться начала по-другому, походка сделалась легкой, а лицо оживилось.

– Я рад, что для вас современная ванная не является непростительным нарушением целостности реставрируемого интерьера, – заметил Бенедикт, оглядывая водопроводные трубы, выступавшие из кафельной стены в одной из маленьких гостиных, которую переделали под ванную комнату для соседней спальни.

– Это ведь будет гостиница, а не музей для туристов, где никто не захочет жить, – сказала Ванесса. – За свои деньги люди желают получить необходимые удобства. Если мы ради достоверности эпохи предложим им умывальник с кувшином и ночной горшок, то не думаю, что многие с этим смирятся! В семидесятые годы прошлого века в этой части света было еще далеко до цивилизации. Я хочу сказать, что люди здесь жили в течение всего нескольких десятилетий и энергии им хватало лишь на то, чтобы с трудом заработать на жизнь. Поскольку комнаты для гостей восстановлены в соответствии с тем временем, я не вижу повода для недовольства. А кухни и ванные должны быть доведены в любом случае до современных санитарных норм. На это Бенедикт задумчиво ответил:

– Мм, бадья перед камином теряет свою грубоватую прелесть, когда представляешь, что вначале придется натаскать вверх по лестнице ведер двадцать горячей воды.

– Вам таскать все равно ничего не пришлось бы, – кисло заметила Ванесса, – достаточно дернуть за шнур звонка.

– Вы не высокого обо мне мнения, а, Флинн? – спросил он. – Вы небось думаете, что я не способен себя обслужить. В общем, не мужчина, а тряпка.

– Нет… конечно, нет, сэр, – поспешила сказать Ванесса. Но ему не обмануть ее своей кротостью. Ничего себе тряпка – с таким стальным телом и повелительным взглядом! – Я… это входит в мои обязанности – следить за тем, чтобы вы не занимались домашними делами…

– Во время студенческих каникул я работал на стройке… к ужасу родителей. Возможно; я произвожу впечатление избалованного богатого сынка, но я стараюсь не удаляться от действительности.

– Конечно, сэр, – спокойно ответила она. Он прищурился.

– Вы что, хотите уморить меня этим вашим «сэр»?

– Нет, с… – Ванесса прокашлялась. Это слово машинально срывалось у нее с языка, когда она чувствовала, что надо быть начеку. – Нет, конечно, нет.

– Я ненавижу, когда вы так говорите.

– Как говорю?.. Как именно?

– Соглашаетесь со мной отвратительно сладким тоном, – отрезал он. – И не говорите, что я вам за это плачу. Терпеть не могу, когда мне поддакивают. Мужчины или женщины – все равно.

Он подчеркнул слово «женщины». Ванессу бросило в жар, так как это кое-что подразумевало. Если вчера ночью она сказала ему «да», то она потеряла право на уважение к себе!

Она застыла, увидев, что его глаза удовлетворенно и хищно заблестели. Краска, залившая лицо, выдала ее – он понял, что она уловила сексуальный намек в его замечании.

– Хотя должен признать, что в некоторых случаях мне нравится услышать «да» из женских уст, – добавил он, явно провоцируя ее.

Загорелые щеки Ванессы стали ярко-красными, а глаза под золотистыми ресницами потемнели и сделались похожи на тлеющие угольки. Усилием воли она совладала с обуявшей ее яростью.

– Я уверена, что такие случаи бывают… – Она оборвала фразу, но презрительное «сэр» витало в воздухе и подстрекало его.

– Вы покраснели, Флинн.

– Это оттого, что мне неловко за вас, – вызывающе ответила она.

– Да ну? – Он насторожился. – А могу я узнать, почему?

– Потому, что некрасиво насмехаться над служащими, которые не могут вам ответить тем же, – презрительно сказала она ледяным тоном.

Он поморщился, так как понял справедливость ее колкого замечания, но тут же спокойно парировал:

– Согласен. Только я не смотрю на своих служащих как на подчиненных. Они работают со мной и для меня, так что с обеих сторон возможны взаимные уступки. Название вашей должности, может, и заключает в себе элемент подчинения, но, думаю, мы оба знаем, что вы очень самостоятельны, и это ставит вас в особое положение. Я не удивлюсь, если в том, что касается Уайтфилда, вы считаете меня подчиненным вам.

Ванесса виновато заморгала, и выражение его лица смягчилось.

– А что касается умения дать отпор, – продолжал он, посмотрев на нее с кислой миной, но уважительно, – вы только что доказали свои способности. Вы облили меня вежливым презрением в наказание за мою вольность. – Он отошел к окну, выходящему во двор, обнесенный низкой кирпичной стеной. – К сожалению, я не могу пообещать, что исправлюсь. Последнее время у меня непредсказуемое настроение. Наверное, это возрастное.

Он говорил раздраженно, а Ванессу позабавило столь несвойственное ему угнетенное состояние, и она решилась сказать:

– На прошлой неделе я нашла на чердаке старую трость. Может быть, вам ее принести? Он круто повернулся.

– А теперь кто ехидничает? – Его улыбка была холодной и едва заметной, той, к которой она привыкла. – Вы еще встречаете каждый день рождения с радостью. Подождите, когда вам стукнет тридцать, тогда ваши виды на будущее изменятся. Мне странно, что вы, такая молодая, настолько поглощены историей.

– Я просто интересуюсь, и я вовсе не намного вас моложе…

– На десять лет. – Как всегда, он был предельно точен. – Вам следует с девической мечтательностью смотреть в будущее, а не на покрытое паутиной прошлое.

– Опыт прошлых лет помогает сделать правильный выбор, – благонравным тоном сказала Ванесса. – В историческом обществе есть люди значительно моложе меня. Мы принимаем даже школьников начальных классов. – Она помолчала, но не смогла удержаться, добавив:

– И я никогда не отличалась девической мечтательностью.

– Отличались, – неожиданно произнес он, внимательно глядя на ее лицо с широко распахнутыми глазами и строго сжатым ртом. – Держу пари, что вы были переполнены мучительными и наивными переживаниями, пока жизнь не ударила вас. Вам, вероятно, было труднее приспособиться к обстоятельствам, чем другим девочкам. Сверстники наверняка дразнили вас из-за вашего роста и думали, что вы старше, чем на самом деле.

Она отпрянула, пораженная тем, что он попал в точку, описывая ее переходный возраст.

– Да не смотрите на меня так, Флинн. Это вовсе не колдовство, а простая сообразительность. Я догадался, так как меня третировали по прямо противоположным причинам. Я был недотепа и слабак. Лишь в семнадцать лет у меня стал ломаться голос, а в элитарном пансионе, где я учился, сила мускулов была главным признаком мужественности и критерием, что ты ровня другим. К тому же я страдал астигматизмом и из-за этого не мог носить контактные линзы. Все школьные годы меня называли слизняком и очкариком. С другой стороны, поскольку я был слабым, мне пришлось овладеть искусством заговаривать зубы, что в конечном счете оказалось весьма полезным в жизни. Как вы считаете?