Текст книги "Возвращение"

«Разве он уже это не сделал?» – подумала женщина, подавляя смешок.

– Нет необходимости. Я в порядке. Повязку не снимала, но боли, зуда или иных неприятных симптомов я не чувствую.

– Вам следует принять антибиотик.

– Снова пилюли для ротвейлера? – Женщина пожала плечами. – Конечно, почему нет? Это может подождать до тех пор, пока я оденусь?

– Глядя на вашу сорочку, я испытываю огромное желание сказать «нет». – Ной улыбнулся, и вместо того, чтобы оскорбиться, София чуть не улыбнулась в ответ. – Я серьезно, – продолжил он. – Вам нужно позавтракать, чтобы антибиотик не вызвал расстройства желудка.

Она кивнула.

– Послушайте, – произнесла она, – мне очень жаль, что вчера я запаниковала, увидев кровь.

– Не о чем волноваться. Многие люди не выносят вида крови.

Софии очень хотелось рассказать ему больше, поведать, что от вида и запаха крови она вновь испытала сильнейший прилив ужаса и даже забыла на мгновение, где находится. Все же она ничего не сообщила Ною. Здесь, в мирной покрытой снегом местности, было очень сложно представить жестокость и хаос, свидетелем которых ей довелось стать. Ной, вероятно, решит, что она все придумала.

– Мне нужны мои вещи. Они все еще в багажнике машины, которую я взяла напрокат?

– Я схожу за ними и принесу в вашу комнату.

– Я могу сходить и сама.

– Только не с больным коленом. Я сам все сделаю.

– Ну что ж, спасибо.

Произнеся это, София вышла из кухни и поспешила подняться наверх по ступеням. Она позвонила сначала Дэзи, затем Максу, и в обоих случаях ее сразу переключали на голосовую почту. Женщина положила трубку, не оставив никакого сообщения. Без сомнения, дети решили, что из-за снежной бури она задержится в Нью-Йорке.

Ванная комната на втором этаже была не лишена старомодного очарования. Этому способствовала винтажная система освещения и краны. София наполнила глубокую ванну на когтистых львиных лапах горячей водой и с благодарностью в нее погрузилась. Забинтованное колено она перекинула через бортик, чтобы не замочить, и положила на глаза влажную ткань.

Было очень странно не иметь четкого расписания дел на день. Софии никогда прежде не приходилось сталкиваться с тем, чтобы ей нечем было заняться. С тех пор как на свет появился ее первый ребенок, она убеждала себя, что может получить все – брак, семью, карьеру и успех, – и не давала себе ни единой поблажки, не делала ни одной остановки.

Потребовалась группа террористов, чтобы добиться того, чего никому прежде сделать не удавалось, – заставить Софию устроить себе передышку. Это было очень печально.

Используя психологические приемы, которым научилась во время восстановительной терапии после инцидента, женщина направила свои мысли в иное русло, подальше от планирования, оценивания, сожаления и всего прочего, что могло бы ей помешать насладиться красотой момента. Однако искусство полного освобождения разума от мыслей ей еще только предстояло постичь. Пока подобная практика не казалась ей правильной и была сродни добровольному уничтожению мозга. София сконцентрировалась на настоящем моменте – здесь и сейчас.

Прямо сейчас она не могла не думать о таинственном незнакомце, пришедшем ей на выручку. Ной Шепард, ветеринар. Он совершенно соответствовал своему большому, беспорядочно обставленному дому. Одного его нежного исцеляющего прикосновения в трудный момент оказалось довольно, чтобы завоевать ее безграничное доверие. Женщина и сама не понимала, как это случилось. Возможно, причина тому – медвежья сила Ноя или его умение не демонстрировать ее, а возможно, озабоченное выражение, которое появилось тогда на его лице – необычайно мужественном лице, с квадратной челюстью, поросшей редкой щетиной, будто высеченными резцом скульптора скулами и теплой улыбкой.

«Опять ты строишь планы, София», – сказала себе женщина, выбираясь из ванны.

– Ты видишь в Ное героя, потому что хотела, чтобы тебя спасли, позаботились о тебе, присмотрели за тобой.

Ей говорили, что она все еще рискует заработать стокгольмский синдром – состояние необъяснимой симпатии, которую заложники начинают испытывать к захватившим их преступникам. Возможно, Ной Шепард взял ее в заложницы, а она об этом даже не подозревает?

Продолжая обдумывать странную идею о том, что она – заложница Ноя Шепарда, София вытерлась, обмотала голову полотенцем и оделась, мысленно обещая себе, что первое, что она сделает, как только выберется отсюда, – это купит одежду по погоде. Брюки ее были безнадежно испорчены вчера. Но она привезла еще пару слаксов из верблюжьей шерсти с атласной отделкой, которые непременно снискали бы похвалу ее безупречному вкусу на встрече с политиком или монархом. Или на завтраке с местным ветеринаром, мысленно добавила она.

София осторожно надела слаксы и тот же черный свитер, в котором была накануне. Затем она обулась, предчувствуя молчаливое неодобрение Ноя Шепарда. Сапоги ее были недостаточно теплые, а высокие каблуки делали их просто опасными. «Очень плохо», – подумала женщина. Направляясь в Авалон, она не ожидала, что ее занесет снегом. Причесав волосы и подкрасив губы, она наконец почувствовала себя человеком. Снова попыталась дозвониться до детей и снова не получила ответа. Возможно, они решили воспользоваться ситуацией и поспать подольше.

София вышла на открытую площадку на втором этаже и с любопытством осмотрелась вокруг. Ей явно хотелось разузнать как можно больше. Дом был построен в классическом фермерском стиле, с большими квадратными комнатами и деревянной отделкой. Несколько помещений выглядели так, будто никто не жил в них долгое время. В одной из комнат на стене висел календарь, открытый на странице «Апрель 2005 года», что лишь подтверждало догадку Софии. Дом был явно слишком велик для одного человека.

София стала медленно спускаться по лестнице, рассматривая висящие вдоль стены фотографии в рамках. Здесь были снимки 1920-х годов в коричневых тонах, с нечетким фокусом и современные, собранные из многих снимков коллажи с множеством незнакомых лиц, разных поколений, в которых женщина улавливала семейные черты и не могла понять, в кого Ной уродился таким огромным.

У подножия лестницы она замерла, чтобы незаметно заглянуть в гостиную. Судя по обстановке, Ной был из тех людей, кто привык держать на видном месте важные для него вещи – диван огромных размеров, большую стереоустановку, широкоэкранный телевизор и стопку видеоигр. Такая комната больше подошла бы подростку лет четырнадцати. В углу стояли барабанная установка, синтезатор, два микрофона и целый ряд рупоров. Обстановка напоминала одновременно и фермерский дом, и студенческое общежитие.

В противоположном конце вестибюля София увидела двери, ведущие на застекленную веранду, которой, судя по всему, пользовались нечасто. За высокими окнами расстилался великолепный пейзаж: широкий покатый газон и подъездная аллея, обрамленная деревьями. По крайней мере, женщине показалось, что это подъездная аллея, но наверняка сказать она не могла, так как все вокруг было укутано толстым снежным покрывалом.

За примыкающим к дому двором расстилалось шоссе, которое сейчас напрочь лишилось привычных очертаний. Где-то в снегу покоилась в кювете ее машина.

Со своего наблюдательного пункта София различила два коттеджа в отдалении, также занесенные снегом. Одним из них был летний домик Уилсонов со сложенными из речного камня стенами и остроконечной крышей. Прямо за ним раскинулось озеро Уиллоу, сейчас скованное льдом. Тем не менее зимой оно выглядело не менее внушительно, чем летом.

Через вентиляционное отверстие в полу в комнату поступал теплый воздух от печи. София подумала, что могла бы простоять вот так целый день, просто глядя на снег и представляя ожидающее ее здесь будущее. Тут внимание ее привлекло какое-то движение – это во дворе показалась группа людей. «Семья», – подумала она и узнала в мужчине Ноя Шепарда. Ее как будто с силой встряхнули. Он шагал рядом с одетой в синий лыжный костюм женщиной, и они вместе тянули санки с тремя малышами.

«Ах! – мысленно воскликнула София, а потом добавила: – Ну конечно!» Конечно же он женат и имеет детей. Этот мужчина слишком привлекателен, и наверняка немало нашлось желающих связать его узами брака. Если бы не события прошлого вечера, она сразу бы об этом догадалась.

София продолжала наблюдать. Ной сгреб в охапку старшего ребенка, мальчика лет шести, и подбросил его в воздух, отчего малыш радостно засмеялся. Двое других детей тоже засмеялись и захлопали в укутанные варежками ладоши. Идиллическую сценку дополняли две прыгающие по снегу собаки – взрослая и уже знакомый Софии щенок. Такие картинки со счастливым семейством обычно изображали на сентиментальных рождественских открытках. Играя с детьми, Ной чувствовал себя в своей стихии, словно самой судьбой ему предназначалась роль отца. У него было для этого достаточно энергии.

Что-то здесь не сходится, размышляла София, снимая с вешалки в прихожей пальто и надевая его. Ее смущал взгляд, которым Ной одарил ее, когда она спустилась в кухню в ночной сорочке. Это да еще то, что ни одна женщина не потерпела бы подобной обстановки в гостиной: музыкальная система, неоновые часы в виде пивной банки на стене и выставленная на всеобщее обозрение коллекция старых номерных знаков и колпаков ступицы колеса.

Она вышла на крыльцо и на мгновение замерла, полной грудью глотнув морозного воздуха. Затем помахала рукой, чтобы привлечь к себе внимание.

Ной тут же ее заметил и замахал в ответ.

– София, это Гейл, – представил он женщину, – а это Генри, Мэнди и малыш Джордж, которого все зовут Медвежонок.

София поприветствовала семью, призвав на помощь все свои дипломатические навыки.

– Рада познакомиться. Со стороны Ноя было очень мило помочь мне вчера ночью.

– Ной внимателен ко всем, – отозвалась Гейл.

«Это означает: смотри, не возомни себя особенной», – подумала София.

– Что ж, нам пора возвращаться домой, – продолжала Гейл, – у меня пирог в духовке. Увидимся, Ной. Рада была познакомиться, София.

Каждый ребенок непременно захотел обняться на прощание с Ноем. Затем Гейл зашагала прочь, везя за собой санки. Ной отряхнул снег с ботинок и распахнул перед Софией дверь. Женщина вошла внутрь, и щенок посеменил за ней, а взрослая собака побежала по направлению к лесу.

София почувствовала… она и сама не сумела бы объяснить, что именно. В основном облегчение оттого, что эти люди – не семья Ноя.

– Гейл живет по соседству, – пояснил Ной, отвечая на ее невысказанный вопрос. – Она и дети устали сидеть взаперти, вот и вышли на прогулку.

Соседка, значит, подумала София. Не жена. Не следовало бы испытывать такое чувство облегчения, но она ничего не могла с собой поделать. Ей очень хотелось, чтобы Ной оказался хорошим парнем. Пока он оправдывал ее ожидания.

Она последовала за ним в светлую просторную кухню.

– Кофе будете? – предложил Ной.

– Да, с удовольствием. Я сама себе налью.

Женщине не хотелось чувствовать себя гостьей в его доме, но Ноя ситуация, похоже, ничуть не смущала.

Осмотревшись вокруг, она сказала:

– У вас слишком большой дом для одного человека. – София тут же осознала, что сказала глупость. – Я имею в виду, если вы живете один.

– Так и есть. Это семейный дом, – пояснил он. – Раньше здесь была молочная ферма, но потом мои родители прикрыли ее и перебрались во Флориду, чтобы насладиться законным отдыхом. Окончив ветеринарную школу, я решил открыть практику прямо здесь.

Женщина снова обвела взглядом старомодную кухню: выскобленный сосновый стол, буфет, раковина и современный магнитофон, из динамиков которого лилась незнакомая Софии музыка в стиле ска или хип-хоп. Дэзи наверняка бы это понравилось.

– Как это мило – жить в доме, в котором вырос, – заметила женщина.

– Полагаю, да. А вы откуда родом? – поинтересовался он.

– Из Сиэтла, но мы много раз переезжали.

Каждые несколько лет ее родители вдруг решали, что пришло время сменить обстановку. Дома, в которых они жили, становились все более роскошными, так как практика родителей приносила все больший доход. Внешнее выражение успешности и благосостояния было очень важно для семьи Линдстром, гораздо более важно, нежели то, что дочери постоянно приходилось привыкать к новой школе и пытаться завести новых друзей.

– Я, бывало, завидовала детям, которые жили как вы, – призналась София. – Тем, кто мог назвать домом какое-то одно место.

– Хорошо, что мне здесь нравилось, иначе я бы возненавидел все на свете, – ответил Ной, печально улыбаясь.

София зажала между ладонями кофейную чашку из толстого фарфора. На ней была изображена корова под аркой радуги и подпись: «Молочная ферма Шепардов, Авалон, штат Нью-Йорк».

– Это настоящая старинная чашка, – заметила София, – а не одна из псевдовинтажных вещиц, которыми изобилую сувенирные магазины.

– Да, она подлинная. – Ной долил ей кофе. – Так вы жили за границей?

Конечно же ему интересно. София не могла его в этом винить. Вопрос заключался в том, как много ему можно рассказать?

– Я жила в Гааге, – сказала она и, мгновение помедлив, добавила: – В Голландии. – Она не была уверена, знает ли он, где это. – Я служила помощником заместителя адвоката в Международном суде. Последнее дело, над которым я работала, заключалось в привлечении к ответственности военного диктатора, связанного с синдикатом, незаконно сбывающим алмазы.

– Я и не знал, что американским гражданам позволено работать в Международном суде, ведь наша страна не входит в эту организацию.

София удивленно заморгала:

– Откуда вы знаете такие подробности?

– Ну, это же было в газетах. А я читаю не только журналы по ветеринарии.

– Простите. Да, вы правы, США не являются членом этой организации, как и Китай, Ирак или Северная Корея, но мы надеемся… – Женщина не договорила, сочтя излишним углубляться в политику при сложившихся обстоятельствах. – Но в Международном суде работают американцы. К тому же моя мама канадка, и у меня двойное гражданство.

Ной поставил на стол кувшин молока и большую картонную коробку.

– Я заехал вчера в булочную, еще до снегопада, – сказал он. – Угощайтесь.

Открыв коробку, София обнаружила внутри четыре булочки с корицей в блестящей глазури. Ной купил их в пекарне «Скай-Ривер» в Авалоне.

– Я попробую, но только половинку, – ответила женщина.

– Да ладно, рискните, съешьте целую.

– Придерживаясь своей диеты, призванной помочь мне преодолеть смену часовых поясов, я должна сейчас налегать на белки – например, ветчину и яйца или что-то в этом духе.

– Яйца я могу вам достать, но никакой ветчины, – произнес Ной. – Мяса я не ем. Четыре года я потратил на то, чтобы научиться лечить животных, а не готовить и есть их. Мясо не выглядит привлекательным для человека, который зарабатывает на жизнь тем, что поддерживает животных живыми и здоровыми. Кое-что я все же себе позволяю, – добавил он. – Например, морепродукты. Это потому, что среди моих пациентов никогда не числились креветки или форель.

– Понимаю, – отозвалась София. – Это… похвально.

– Но странно. Не бойтесь, скажите это, если действительно так считаете.

– Нет, не считаю. – Софии доводилось есть самые разные мясные блюда: от стейка под соусом тартар до жареной козлятины. В Азии она пробовала глаза овцы, а в Кении – варево из коровьей крови, смешанной с молоком, – традиционное кушанье народа масаи. – Временами я ела очень странные блюда, – добавила она.

– Вы приехали сюда в отпуск или…

Женщина почувствовала настоятельную потребность рассказать ему об инциденте, о той ночи, когда ее личность была сломлена и она стала совершенно иным человеком. Но конечно же она не стала изливать душу перед этим незнакомым мужчиной, каким бы привлекательным он ни был.

– Я просто решила сменить обстановку. Мне нравилась моя работа, но…

– Но теперь вы здесь.

– Работа в Гааге вынудила меня отказаться от самых важных в мире ценностей, – сказала София, думая о том, как просто ей разговаривать с Ноем. – А именно от моей семьи. Я осознала, что не могу одновременно иметь и семью, и работу, поэтому от чего-то пришлось отказаться. Работа в Международном суде очень важна, но любой адвокат, обладающий соответствующей подготовкой и практикой, может это делать.

Коллеги не раз говорили ей, что она сошла с ума, что ее работа стоит любых жертв, но София в это больше не верила. Она не сумела бы ответить почему, но у нее возникло ощущение, что Ной Шепард ее поймет.

– Мне захотелось жить поближе к своим детям и внуку.

Ной перестал жевать и внимательно посмотрел на собеседницу, затем сделал глоток молока:

– Прошу прощения. Вы сказали – внук? Я не ослышался?

София улыбнулась:

– Его зовут Эмиль Чарльз Беллами, или просто Чарли. Ему скоро будет полгода.

Ной не скрывал удивления:

– Вы вовсе не выглядите как женщина, у которой могут быть внуки.

– Да, мне часто это говорят.

Опустив глаза на тарелку, София с удивлением обнаружила, что незаметно для себя умяла целую булочку.

– Что ж, – продолжил Ной, – малыш будет рад вас видеть. Меня и самого воспитывала бабушка, поскольку родители были очень заняты на молочной ферме. Мы с бабушкой до сих пор очень тесно общаемся и каждое воскресенье вместе обедаем. Она с мужем живет в Индиан-Уэллсе.

– А вот я едва помню своих бабушек и дедушек, – призналась София. – Родители мамы жили на Солнечном побережье Британской Колумбии[26]26
  Британская Колумбия – провинция Канады.


[Закрыть], а родители отца – в Палм-Спрингс. Иногда я смотрю на их фотографии, и мне кажется, будто это совсем незнакомые люди. Я очень жалею, что не узнала их получше. Моя канадская бабушка говорила с легким английским акцентом, но у меня никогда не было возможности расспросить ее о жизни – о детстве и о том, как она оказалась в Канаде.

– Тем более хорошо, что вы приехали сюда ради малыша…

– Чарли.

Софи не знала, как дочь отнесется к ее приезду, ведь у них были довольно натянутые отношения.

– Я что-то не то сказал? – поинтересовался Ной.

– С чего вы это решили?

– Вы смотрите на меня так, будто я что-то не то сказал. У меня есть сестры, и я точно знаю, как изменяется лицо женщины, когда парень сморозит глупость.

– И как же оно изменяется?

Ной потянулся через стол и нежно провел большим пальцем по бровям Софии:

– Становится хмурым.

От его прикосновения по телу женщины пробежала дрожь, но ей было приятно.

– Вы вовсе не сказали ничего плохого. Просто никто из моего окружения не считает, что я приняла верное решение, оставив работу. Вы же не стали убеждать меня, как важна моя миссия, подобно моим коллегам по суду.

– Значит, вам ни к чему слышать это и от меня тоже. Кроме того, о выборе между семьей и работой не может быть и речи.

София почувствовала, как ее переполняет тепло. К горлу ее подступил ком, говорить стало тяжело. Она вдруг ощутила необъяснимое желание сжать его ладонь и попросить снова коснуться ее. Сильное притяжение к этому мужчине явилось для нее полной неожиданностью, как гром среди ясного неба. Она поймала себя на том, что рассматривает его губы, глаза, каждую мельчайшую черточку. Помимо физической привлекательности он завоевал ее расположение еще и тем, как смотрел на нее и какие при этом произносил слова.

– Хорошо, а сейчас-то в чем дело?

София улыбнулась, несмотря на переполняющую ее печаль:

– Я просто подумала о том, что, если бы кто-нибудь сказал мне эти слова давным-давно, жизнь моя могла бы сложиться совсем по-иному.

– И это лишает вас душевного равновесия.

– Полагаю, вы правы.

– Тогда не стоит сожалеть о прошлом. Это бессмысленно.

Замечание Ноя оказало на женщину больший терапевтический эффект, чем многие часы, проведенные с психоаналитиком, но она понятия не имела, как отогнать дурные предчувствия. София очень много работала над собой, чтобы не допустить погружения в пучину сожалений. Благодаря своей работе она не могла сокрушаться о несправедливости, творящейся в мире. Но жестокая правда жизни заключалась в том, что София не могла быть в двух местах одновременно. Она сделала выбор и теперь пожинала плоды, осознавая, какую цену пришлось заплатить ее детям.

– Не все так просто.

Ной пожал плечами, встал из-за стола и отнес посуду в раковину.

– Скорее ситуация настолько сложна, насколько вы сами ее таковой делаете.

– И это говорит человек, у которого нет собственных детей! – резко воскликнула София, разозленная собственной уязвимостью.

Ной стоял к ней спиной, но женщина догадалась, что ее слова причинили ему боль. Что-то изменилось в его осанке, возможно, то, как внезапно напряглись его плечи. Защитный механизм? Господи, ужаснулась София, а вдруг у него где-то есть дети? Или его реакция ей только померещилась?

– Мне очень жаль, – поспешила сказать она. – Вы просто задели больное место, вот я и стала обороняться.

Он повернулся к ней:

– Все в порядке. Какой у вас размер обуви?

– Что, простите?

– Какой у вас размер обуви, спрашиваю. Хочу подыскать вам что-то получше ваших сапог.

– Седьмой.

Ной отправился в кладовку и мгновение спустя вернулся, неся в руках ботинки на толстой подошве. Он поставил их к печной заслонке.

– Моя младшая сестра, бывало, надевала эти снегоходы. Можете поносить их, пока не обзаведетесь обувью, больше подходящей к местному климату.

Ботинки были далеко не модные, но отлично подходили для снежной погоды.

– Спасибо, – сказала София. – И благодарю за завтрак. Он был очень вкусным.

– Не за что.

– Я собираюсь пройтись до дома Уилсонов, – продолжила женщина. – По крайней мере, осмотрюсь, устроюсь.

– Никуда вы одна в такую погоду не пойдете.

– Мне приходилось переживать и худшие ситуации, – пробормотала она.

– В самом деле? Какие же, например?

– Такие, например, как оказаться в заложниках под прицелом пистолета или упасть с моста в ледяную воду в грузовике.

Ной от души расхохотался:

– Ну, тогда мне следует называть вас Зеной – королевой воинов.

Софии вовсе не хотелось, чтобы он решил, будто она разыгрывает его, но здесь, в его уютном фермерском доме, затерянном посреди неизвестности, ее слова звучали абсурдно.

– Давайте так с вами договоримся, – произнес Ной. – Мне нужно сделать кое-какие дела, а потом мы вместе пойдем в летний домик.

– Я в самом деле настаиваю на том, чтобы заплатить вам, – заявила женщина. – Я причинила вам столько неудобств и злоупотребила вашим гостеприимством.

– Вы же знаете, что денег от вас я не возьму, – запротестовал он.

София ничуть не удивилась.

– Тогда я придумаю иной способ отплатить вам.

– Договорились, – согласился Ной. – Вернусь через полчаса.

С этими словами он ушел по делам. Софии никогда прежде не приходилось жить там, где людям нужно было присматривать за хозяйством. Или навещать соседей раньше восьми часов утра. Или выкармливать щенков из соски. Или предоставлять кров совершенно незнакомым людям.

А она именно таковой и являлась – чужой в чуждой земле. Чужой самой себе. Она больше не узнавала собственную жизнь. Городская жительница София с карьерными амбициями за одну ночь превратилась в занесенную снегом безработную женщину в позаимствованных ботинках. К тому же за ней принялся ухаживать некий доктор Дулиттл. Ее коллеги в Гааге ни за что не поверили бы своим глазам, если бы увидели ее в эту минуту.