Текст книги "Возвращение"

Глава 4

Группа лиц, стоящих на расположенном в дальнем углу бального зала возвышении, состояла из трех судей Международного суда и одного представителя Гаагского трибунала, организации, созданной при поддержке ООН и лично королевы Нидерландов, чье генеалогическое древо насчитывало семь поколений голландских монархов. София присоединилась к группе прокуроров, расположившихся на нижнем ярусе, куда их провел организатор мероприятия, попросив подождать. Рядом с Софией находился ее коллега и лучший друг Тарик Абдул-Хаким. Как и она, он был помощником заместителя прокурора в Международном суде, и над делом Умойи они работали вместе. Они были знакомы много лет, со времен стажировки в Лондоне, и София обожала Тарика. Мужчина обладал поистине притягательной внешностью – кремового цвета кожа, пронзительные глаза и классические, словно высеченные искусным скульптором черты лица. Он был талантливым лингвистом и по-анг лийски говорил с приятным акцентом. За время совместной работы их стало связывать гораздо больше, чем просто узы дружбы. Тарик был одним из немногих людей, с кем София поделилась тем, что происходит в ее семье и кому она рассказала о Греге и детях.

– Ты в порядке, Цветочек? – шепотом спросил Тарик.

– Ну разумеется. Отчего бы мне не быть в порядке?

– Вполне возможно, что ты bouleversee[19]19
  Расстроена, потрясена (фр.).


[Закрыть] тем фактом, что твоей бывший муж сегодня снова женится.

София небрежно взмахнула рукой, хотя и знала, что ей не удастся одурачить своего друга.

– Да, он женится. Все к этому шло. Он же мужчина, а они именно так и поступают – женятся вторично. – При этих словах София тихонько усмехнулась. – Кто-то же должен дальше заниматься их воспитанием.

Сарказм не смог притупить боли, овладевшей ею, когда она вспомнила сообщение Макса. В голове тут же возник вопрос, на который не было ответа, – а стоит ли ее карьера той цены, что она за нее заплатила?

– Какое лестное мнение о мужчинах, – заметил Тарик. – После церемонии я отвезу тебя куда-нибудь и напою так, что ты забудешь собственное имя.

– Звучит заманчиво.

– А разве вы, американцы, не так обычно поступаете – отправляетесь в бар и напиваетесь до беспамятства?

София фыркнула:

– Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь. Ты же не употребляешь спиртное.

– Но я его покупаю. Отвезу-ка я тебя в клуб «Силлес».

София знала, что примет приглашение и отправится с ним в этот один из самых популярных клубов Гааги, куда часто захаживает европейская элита. Понимала она и то, что зависть всех посетительниц клуба ей обеспечена, потому что Тарик мог без труда вскружить голову кому угодно. Он был элегантным, с налетом грусти во взгляде, причем грусть эта была неподдельная, хотя немногие знали о побудивших ее причинах. Выпускник Окс форда, один из лучших юристов в мире, Тарик полностью посвятил себя служению Фемиде. Тем не менее, будучи геем и уроженцем Саудовской Аравии, каждый день он вынужден был вести личную битву, на его родине интимная связь с человеком своего пола каралась смертной казнью.

– Благодарю за приглашение, – сказала София, – но после церемонии мне очень нужно домой. Меня работа ждет…

– Аллах не запрещает иметь хоть какое-то подобие жизни.

– Она у меня есть.

– Нет, у тебя есть твоя работа – в суде или в офисе – и есть немного времени на сон. Ах да, я забыл упомянуть об этом твоем ужасном спорте.

– Вовсе он не ужасный. Плавание на дальние дистанции действует на меня благотворно. – София постоянно тренировалась для каких-то состязаний, правда никогда – ни единого раза – не занимала первого места, зато всегда финишировала. Всегда.

Тарику, самой напряженной физической нагрузкой которого был подъем на лифте до нужного этажа, спортивные занятия Софии казались очень опасными.

– Барахтание в ледяной воде в мокром купальнике – это безумие. Тебе нужно повеселиться, Цветочек, нужно, чтобы в твоей жизни появилось еще что-то помимо работы. Я понимаю, почему ты страшишься отпустить себя на свободу. Считаешь, что, если позволишь себе радоваться жизни, это нарушит твою епитимью.

– Да что тебе известно о наложении епитимьи?

– Чувство вины могут испытывать не только христиане, – назидательно произнес Тарик. – Ты чувствуешь вину перед своими детьми, поэтому отказываешь себе даже в малейших радостях. Все просто, но ничем хорошим это для тебя не закончится, вне зависимости от того, будешь ли ты в суде уличать террористов или станешь кататься на велосипеде по улице Хогевег в разгар туристического сезона.

– Верно. Я по-прежнему отделена от своих детей.

– Ты даешь своим детям очень многое – мать, которая заботится о благе мира и старается сделать его лучшим местом для жизни. Неужели ты думаешь, что они предпочли бы, чтобы ты возила их на тренировки по футболу и по магазинам?

– Иногда да. – Она знала, что ничего уже не изменить, но не могла не гадать, как сложилась бы судьба Дэзи, если бы она уделяла дочери больше времени.

– Моя дорогая мама проводила со мной каждый день, но посмотри, кем я стал! Ходячим недоразумением.

– Образованным человеком с широким кругозором.

– Изгоем. Еретиком. – Тарик говорил шутливо, но София безошибочно улавливала в его голосе боль, возможно отличную от той, что терзала ее, но все же чем-то похожую.

– Перестань, – сдавленным шепотом приказала она. Они с Тариком были зациклены на карьере. Пытаясь убежать от своей истинной сущности, Тарик жил лишь своей работой. Это все, что у меня есть, бывало, частенько повторял он. К счастью, иного ему и не надо.

Про себя же София не могла сказать того же, поэтому промолчала. Она заметила приближающихся к ним премьера и королеву, и прочистила горло, предупреждая Тарика. Королева Нидерландов была похожа на всеми любимую тетушку. Она была совершенно очаровательна и, выполняя свои обязанности, обращалась с каждым так, словно он для нее – самый важный человек на свете.

– Сердечно благодарю вас за службу, – сказала она, когда группа высокопоставленных гостей пришла в движение.

«Я важное лицо, – подумала София. – Да, именно так, я важное лицо».

Когда ее представили королеве, она слегка присела в реверансе, который репетировала много дней, и с непревзойденным самообладанием назвала монаршую особу Uwe Majesteit[20]20
  Ваше величество (голландск.).


[Закрыть]. Ритуал приветствия проходил торжественно и единообразно, без сюрпризов. Никто никогда не узнает, что маленькая девочка в душе Софии возликовала. Она представлена королеве, самой настоящей живой королеве!

Королева Беатрикс была юристом, так же как и София. Они могли бы даже поболтать, как две подружки, обсудить, где лучше покупать туфли и обменяться свежими сплетнями.

Выглядел бы их разговор примерно так:

– Вы уже видели новый фильм с Джорджем Клуни?

– Мне нравятся ваши серьги. Где вы их раздобыли?

– Каково это – когда вашим именем называют аэропорт?

– Расскажите мне о своей семье. Как вам удается все успевать?

Да, это был животрепещущий вопрос, который София с удовольствием задала бы другим работающим женщинам. Здесь, во Дворце мира, они наблюдали возрождение к жизни целой нации, а ее заботят такие домашние проблемы. Софии очень хотелось бы знать, как Беатрикс удавалось управлять страной, но при этом сохранить свой брак и семью.

Всегда приходится чем-то жертвовать, прошептал внутренний голос.

Королева сейчас была вдовой, а ее дети давно выросли. София мечтала знать, не сожалеет ли Беатрикс о чем-нибудь, не хотелось бы ей в чем-то поступить иначе, например проводить больше времени со своими детьми, читать им на ночь добрые истории, ограничивать время просмотра телевизора, чаще ходить на родительские собрания.

Стражники в красочном одеянии внесли флаги Евросоюза и суда Нидерландов, а потом, с особыми почестями, флаг Умойи, который поместили, словно дерево, в держатель на сцене. Вновь утвержденный в должности посол мистер Бенсоуда занял место у микрофона. За его спиной расположились шесть помощников, держащих каждый по почетной медали. К концу вечера одна из них будет вручена Софии.

– Mesdames et messieurs, – произнес посол, – bienvenue, les visiteurs distingues[21]21
  Дамы и господа, добро пожаловать! Гости отличаются… (фр.)


[Закрыть]… – Он углубился в повествование об истории своей страны.

Медали были вручены с произнесением хвалебных речей. На черном платье Софии этот дар от благодарной нации смотрелся особенно эффектно. Интересный выбор одежды, отвлеченно подумала она. Почетные гости предпочли облачиться в наряды, имеющие потайные карманы для удостоверений личности, а также вырез горловины, который бы наиболее выгодно подчеркнул висящую на груди медаль. Тут София осознала, что она пытается абстрагироваться от происходящего. Она ничего не могла с собой поделать. В ее жизни чего-то недоставало, и она не могла притворяться, что не замечает этого. Как она могла наслаждаться мгновениями своего триумфа, когда ее семьи не было рядом, чтобы разделить ее радость? Эта мысль принесла с собой новый виток ненависти по отношению к Грегу. Для него этот день тоже являлся совершенно особенным, но София очень хотелось бы не зацикливаться на этом. Однако не каждый день мужчина, который был ее мужем, женится во второй раз.

Сцена и микрофон превратили обычных людей в многоречивых помпезных ораторов, и София оказалась запертой в толпе почетных гостей. Нынешним вечером она безрассудно позволила себе выпить два с половиной бокала шампанского, и в результате выступления об исторических событиях она слушала, с силой сжимая зубы, чтобы хоть как-то справиться с дискомфортом, вызванным полным мочевым пузырем.

Гости не спешили расходиться, и женщина поняла, что не может больше ждать ни секунды. Нужно было срочно решить, что станет более тяжким faux pas[22]22
  Тяжкий проступок, ложный шаг (фр.).


[Закрыть] дипломатии – преждевременно покинуть сцену или обмочиться прямо перед королевой.

София сделала шаг назад и, минуя людей ожидающих своей очереди к микрофону, последовала за тянущимися по полу черной змеей электрическими проводами, отвечающими за освещение и звук. В задней части сцены она проскользнула в неприметную дверь и оказалась в пустом коридоре.

Завернув за угол, София столкнулась с двумя облаченными в черное мужчинами, чьи плечи были влажными от растаявшего снега. Они резко обернулись к ней, и женщина замерла на месте, подняв руки вверх. Агенты службы безопасности, подумала она. Всех-то они вечно подозревают.

– Прошу прощения, – пробормотала она, – я ищу туалет.

Следуя указателям, она отправилась в дамскую комнату, миновала вестибюль, в котором пожилая женщина из числа обслуживающего персонала читала голландский развлекательный журнал. София улыбнулась ей.

Воспользовавшись туалетом, София подошла к раковине, чтобы освежиться. Из одной из кабинок донесся звук, который ни с чем не перепутаешь, – кого-то рвало. Как мило, подумала женщина. И какой идиот вздумал напиться на таком важном мероприятии? Дамской сумочки у нее с собой не было, поэтому пришлось пригладить волосы мокрой рукой и поправить макияж бумажной салфеткой.

Из кабинки показалась Фату, та самая девочка, обладающая прекрасным голосом. Несмотря на темный цвет кожи, лицо ее было бледно, но глаза сохраняли осмысленное выражение, они не были затуманены алкоголем или наркотиками. Девочка подошла к одной из раковин и уперлась руками о ее бортик. Волосы ее пребывали в полном беспорядке. Пустив воду, Фату прополоскала рот и вымыла лицо, но каким-то непостижимым образом от этого стала выглядеть еще хуже.

– Выглядишь неважно, – по-французски обратилась к ней София. – Тебе нужна помощь?

– Нет, благодарю вас, madame, – отказалась Фату. – Я не больна, – добавила она, кладя руку на живот.

София не сразу нашлась с ответом. Девочка была еще очень юна, и ей рано было создавать семью, но было в ее облике что-то знакомое, что женщина безошибочно распознала, – проблеск радости, смешанный с отчаянием. София и сама испытывала подобное, а потом наблюдала у своей дочери Дэзи.

– У тебя будет ребенок, – спокойно произнесла она.

Фату потупилась.

– О тебе есть кому позаботиться? – спросила София.

Девочка кивнула:

– Я здесь на стажировке, живу в семье в Лилле. Думаю, при сложившихся обстоятельствах я еще легко отделалась. Но мои хозяева явно не обрадуются этой новости.

– Обрадуются. Возможно, не сейчас, но… со временем, – авторитетно заявила София, чувствуя, как сердце ее переполняют печаль и сожаление. Ее не было рядом со своей дочерью Дэзи, точно так же, как и ее собственной матери не было с ней, когда она была беременна.

Фату отступила на шаг назад и поправила свое национальное платье, которое очень шло ей.

– Тебе лучше? – спросила София.

– На какое-то время.

Женщина положила два евро на тарелочку для чаевых служительницы и вышла в украшенный колоннами коридор. Через окно она заметила, что снег все еще идет, валит пушистыми хлопьями, подсвеченными в свете наружной иллюминации. Скоро двор и сад будут полностью укутаны белым покрывалом.

– Какой снег на ощупь? – чуть слышно спросила за ее спиной Фату.

– Снег? – София мгновенно приняла решение, совсем ей не свойственное. Она взяла девочку за руку и повела ее к выходу во двор. – Идем. Сейчас сама узнаешь.

София отлично понимала, насколько рискованным было даже на несколько минут уходить с официального мероприятия, но сегодня вечером ею овладело странное безрассудство. Дело, которому она отдала два года своей жизни, официально закрыто. Дети находятся на другом конце света – на солнечных Карибах, присутствуют на церемонии бракосочетания своего отца. Никогда еще не приходилось Софии ощущать столь острое чувство собственной обособленности. Также она понимала, что многое в жизни непрочно и мимолетно, как снегопад на побережье Голландии. Приветствие королевы. Гимн, исполняемый хором сирот. Или девочка, которая забеременела, еще не распрощавшись с собственным детством.

Аркообразная дверь, над которой нависли две камеры слежения, являлась окном в изменяющийся на глазах мир. Фату вскрикнула от удивления и произнесла что-то на своем родном языке, затем осторожно вышла под навес над входом. София проследовала во двор, поднимая лицо к небу, чтобы почувствовать на коже прикосновение снежинок.

– Видишь, он безобиден, – сказала она. – И гораздо приятнее, чем дождь.

Фату подошла к ней. На лице ее, освещенном светом фонарей, застыло выражение восхищения. Она радостно засмеялась, ловя снежинки, которые все падали, образуя на земле белую пелену.

– Да, madame, – ответила Фату, – это удивительно.

В памяти Софии запечатлелся образ девочки, со смехом танцующей по двору и ловящей лицом снежинки. Это напомнило женщине о том, что в мире еще остались красота и радость, даже в самых неожиданных местах. Она принялась рассматривать отдельные снежинки на низкой садовой стене, каждая из которых была прекрасна в своем совершенстве.

– Они похожи на крошечные цветы, – заметила Фату.

– Да. – София снова взяла ее за руку. И она сама, и девочка начали замерзать. – Пора возвращаться обратно во дворец.

В этот момент до ее слуха донесся звук шагов и тяжелое дыхание – к ним приближалась большая неясная тень.

– Иди внутрь, – настойчиво повторила она Фату. – Скорее. Я тебя догоню через мгновение.

София узнала силуэт в свете искусственных огней. Андрэ? Она нахмурилась. Спотыкаясь, он шатающейся походкой пробирался вдоль стены здания, оставляя за собой волнообразный след. Женщина недоумевала, что на него нашло. Андрэ исповедовал ислам, запрещающий употреблять спиртное. Она поспешила вперед.

– Andre, – воскликнула она, – qu’est-ce qui ce passe? Что произошло?

– Madame… – запинаясь, пробормотал он и упал на колени в снег, затем завалился на бок, как медведь, подстреленный охотником.

В какой-то промежуток между тем моментом, как он заговорил и как голова его коснулась камней мостовой, София отчетливо осознала произошедшее. «Нет, – подумала она, понимая, однако, что отрицать очевидное бессмысленно, – о нет!»

Она опустилась на колени подле Андрэ, едва ощущая холод через ткань платья и чулки.

– Пожалуйста, пожалуйста, не умирай, – заклинала она.

Едва слова ее сорвались с губ, София поняла, что уже слишком поздно. Прежде ей никогда не доводилось видеть, как умирает человек, но теперь она на подсознательном уровне догадалась о происходящем. Андрэ издал ужасающий стон, затем обмяк и затих навсегда. София все еще не верила своим глазам. Совсем недавно она разговаривала со своим водителем, человеком, который посвятил свою жизнь ее защите. А теперь его нет в живых! Его убили.

Горячий пьянящий запах крови был так силен, что женщина недоумевала, как она его сразу не почувствовала.

В груди и животе Андрэ зияли раны. Возможно, и где-то еще. София не сумела определить, были ли они нанесены ножом или появились в результате пулевого ранения. Она никогда не сталкивалась ни с чем подобным раньше. Когда она опустилась на колени рядом со своим водителем, изумляясь тому, как быстро остывает его тело, она чувствовала себя так, будто ее собственная кровь перестала циркулировать по жилам. Она упала на землю рядом с ним. Андрэ лежал неподвижно в желтоватом свете фонарей.

София огляделась вокруг, удивляясь, что не видит поблизости ни одного охранника. Она стала звать на помощь, и голос ее эхом раздавался по пустому двору. Женщина находилась на грани паники, когда пыталась поправить изорванное и окровавленное пальто Андрэ.

– Пожалуйста, – снова и снова повторяла она, не имея представления о том, о чем просит. – Пожалуйста. – Она прижалась к нему всем телом и приблизила свое лицо к его, будто таким образом могла снова вдохнуть в него жизнь. Это был Андрэ, ее друг, ее добродушный великан, который никогда не совершал ничего дурного и который был бесконечно предан Софии, намереваясь ограждать ее от всех бед, куда бы она ни направлялась.

Ограждать ее от бед.

Рациональная часть ее сознания уже преодолела невыносимое чувство утраты и стала анализировать. Андрэ разыскивал ее не для того, чтобы просить о помощи или сентиментально попрощаться. Это было совсем на него не похоже. Нет, он продержался так долго, невзирая на раны, потому что хотел найти Софию с одной-единственной целью – предупредить ее.

Глава 5

Время от времени София задавалась мыслью о том, как она поведет себя в критической ситуации. Ощутит ли она собственное бессилие? Она не смогла бы ответить на этот вопрос. На деле она не впала в истерику, не дала воли слезам. Все ее чувства будто замерли в душе, оказались забаррикадированными за холодным каменным фасадом. Будто ледяная стена внезапно отгородила ее от внешнего мира. Так и должно было быть. Если она позволит себе почувствовать хоть что-то, то непременно разлетится на кусочки, просто перестанет существовать.

Заслышав за своей спиной какой-то звук, женщина подпрыгнула от неожиданности:

– Фату, как ты меня напугала! Я же велела тебе возвращаться во дворец. – Но София была рада тому, что девочка рядом.

На лице Фату застыло выражение покорности. Очевидно, для нее происходящее не было ни новым, ни шокирующим.

– Мне очень жаль, madame, – сказала она. – Вы его знали?

– Он был моим водителем.

Андрэ был для нее гораздо большим – человеком, бесконечно преданным ей, хотя она и не была уверена, что заслуживает этого. София знала, что он эмигрировал в Голландию, не имея ни гроша за душой, вообще ничего, и теперь жил в квартирке на окраине района Статенквартир. Она никогда не была у него в гостях и теперь сожалела об этом. Но горевать над потерей друга она станет после, когда снова позволит себе чувствовать.

Она схватила Фату за руку и потянула ее в тень дворца. Снег продолжал опускаться, припорашивая недвижное тело Андрэ.

– Нам нужно найти агента службы безопасности, – произнесла София, входя в здание. В холле они мгновение помедлили, прислушиваясь. Из бального зала доносились музыкальные трели. Первым побуждением женщины было броситься туда и поднять тревогу, рассказать, что кто-то убил ее водителя. Но какое-то чувство, подобное холодному дыханию в шею, заставляло ее колебаться.

София была уверена, что убийство Андрэ вовсе не является случайным. Она огляделась вокруг, но никого не увидела.

– Нам нельзя возвращаться в зал, – прошептала она. – Нам следует пойти в комнату охраны.

Во дворце повсюду были камеры слежения, но Андрэ они не спасли. София постучала в дверь, но ответа не последовало. Тогда она толкнула ее, ожидая, что будет заперто, но, к ее удивлению, дверь распахнулась.

София замерла на пороге. Где-то в районе живота возникло ощущение, которое она испытывала время от времени – трезвая уверенность в том, что случилось худшее. Именно это чувство она испытывала в данный момент. В комнате охраны было темно, лишь тускло мерцали экраны мониторов и прочего электронного оборудования. Тут она заметила лежащих троих мужчин. В первое мгновение можно было решить, что они пьяны и спят, но София ощутила в воздухе едва уловимый запах горького миндаля.

– Газ, – шепнула она Фату. – Оставайся на месте.

София задержала дыхание. Долгие годы занимаясь плаванием, она преуспела в этом искусстве. Мужчины были облачены в одежду сотрудников дипломатической службы охраны. Женщина подошла к одному из них, тому, что распростерся на полу, и дотронулась до его плеча. Тело его было невероятно напряженным и негнущимся. София старалась не смотреть ему в лицо – из носа все еще текла кровь, – когда искала крошечное сигнальное устройство на лацкане его пиджака. Найдя его, она нажала кнопку, молясь про себя, чтобы прибор работал исправно и поднял тревогу охранной группы, работающей в бальном зале, а также антитеррористической бригады, находящейся в отдаленной штаб-кварти ре в Роттердаме. София представления не имела, сколько времени пройдет, прежде чем прибудет помощь.

Ряды тускло мерцающих мониторов не показывали ничего подозрительного. Прием продолжался как обычно. София заметила в бальном зале агента службы безопасности, одетого в черное. Было совсем не похоже, что он получил сигнала тревоги, хотя женщине показалось, что он быстро и эффективно перемещается к невидимой цели. Рука его покоилась на верхней пуговице пиджака, и он что-то говорил в микрофон.

Женщина выбежала из комнаты, не в силах более удерживать дыхание. Закрыв за собой дверь, она заметила Фату.

– Думаю, сработало, – сообщила она. – Они всех эвакуируют и… – Девочка смотрела не на нее, а на что-то, у нее за спиной.

– Ne bougez pas, – произнес низкий мужской голос с сильным акцентом, – ou je tire.

В продолжение двух ударов сердца София не осознавала смысла сказанных слов, затем что-то уперлось ей в шею. «Не двигайся, или я буду стрелять».

Второй мужчина, обладающий большим костлявым, типично голландским типом лица, возник за спиной Фату, и София поняла, что он с самого начала был здесь, притворялся агентом службы безопасности. Сейчас он прижимал пистолет снизу к челюсти девочки.

– Прошу вас, нет, она всего лишь ребенок. Не причиняйте ей вреда! – воскликнула София.

Третий мужчина, африканец, также облаченный в кос тюм агента службы безопасности, ногой толкнул дверь в комнату охраны и, быстро пройдя внутрь, распахнул окна. Значит, София была права насчет газа.

Происходящее казалось настолько сюрреалистичным, что ум ее отказывался испытывать чувство страха. Женщине с трудом верилось, что жизнь ее зависит от одного нажатия пальца на спусковой крючок пистолета. Она ничего не сказала, но сердце ее колотилось так громко, что злоумышленники наверняка это слышали. В голове Софии вертелись два имени – Макс и Дэзи, ее дети. Возможно, она никогда их больше не увидит. Она попыталась вспомнить, когда последний раз видела их, говорила с ними. Вчера она разговаривала по телефону с Максом. Звучали ли в ее голосе нежность, уважение, любовь? Или она стремилась поскорее дать отбой? Или была излишне требовательной? Дэзи всегда ее в этом упрекала. Или, лучше сказать, строгой? Да, пожалуй, она была чересчур строгой.

– Merde! – воскликнул один из мужчин, франкоафриканец, склонившийся над монитором, чтобы посмотреть, что происходит в главном зале. Агенты службы безопасности приняли меры. С оружием на изготовку они быстро и четко отдавали приказы и эвакуировали людей. – Кто-то подал сигнал тревоги. – Произнеся эти слова, он выпрямился с кошачьей грацией, развернулся и наотмашь ударил Софию по лицу.

С ней никогда прежде не обращались подобным образом, и в первое мгновение шок заглушил чувство боли. Потом женщина вспомнила, что испытала схожее ощущение, когда однажды ей по лицу ударили мячом во время матча по хоккею на траве. Перед глазами промелькнула ослепительная белая вспышка, затем все поплыло. София стала падать вперед, на мужчину с пистолетом. Она крепко зажмурилась, так как очень испугалась, что он запаникует и нажмет на спуск.

– Прекрати, – приказал другой человек. – Она нам может еще понадобиться, раз уже подняли тревогу.

«Зачем я могу им понадобиться?» – мысленно спрашивала себя София. Она почувствовала запах пота, исходящий от мужчины, который держал ее под прицелом. Шестое чувство подсказало женщине, что это проявление острого и горького страха, гораздо более опасного, чем холодная решимость. Возможно, он станет следовать приказам, возможно – нет. В любой момент он может нажать на спуск, и ее не станет.

Это так просто.

София заставила себя сфокусировать внимание на мониторах. Агенты службы безопасности полностью взяли ситуацию под контроль. Облаченные в белое официанты лежали на полу, а почетных гостей спешно эвакуировали. «Слава богу, – подумала женщина, – слава…»

– Vite[23]23
  Скорее, быстрее (фр.).


[Закрыть], – произнес франкоафриканец. – И девчонку тоже захвати.

Софию силой потащили вниз по лестнице, затем по коридору в отсек для технического обслуживания. К ним спешила толпа агентов. При виде тускло мерцающих пистолетов София поморщилась. Злоумышленники выставили ее и Фату перед собой, как живые щиты.

– Бросайте оружие, или женщины умрут, – закричал франкоафриканец, пробираясь в бальный зал.

Четыре агента службы безопасности безропотно повиновались, пятый же неуверенно шагнул вперед. В то же мгновение раздался приглушенный звук выстрела, и Фату осела на пол. «Нет, – безмолвно молила София, – пожалуйста, – боже, она же всего лишь ребенок».

Раздался женский крик, и пятый агент бросил оружие и поднял руки вверх.

Большая часть гостей была уже эвакуирована в безопасное место, возможно благодаря поднятой Софией тревоге. Ни королевы, ни премьер-министра нигде не было видно. Оставшихся людей согнали в центр комнаты и заставили лечь на пол лицом вниз. Софии с трудом удалось подавить возглас негодования, когда взгляд ее встретился с черными, пылающими яростью глазами Тарика, распростертого на полу. Внутренний голос предостерегал женщину ни на ком не фокусироваться. Она увидела и репортера Брукса Фордама, который пристально взирал на нее, и стала мысленно заклинать его хранить молчание. В зале оставались и военный атташе, судорожно обнимающий свою семью; на его угловатом лице застыла гримаса холодной ярости и настороженности.

В помещении присутствовали и несколько детей. Они должны были быть эвакуированы в первую очередь, но четверо все же оказались лежащими на полу. Все они хранили пугающее молчание, даже самые маленькие не издавали ни звука. Но они жили в стране, долгое время пребывающей на военном положении. Очевидно, им и не такое приходилось переживать.

Франкоафриканец быстро взял ситуацию под контроль и стал раздавать приказы людям в одежде официантов. Они тут же вскочили на ноги, подобрали пистолеты агентов службы безопасности, затем перевернули вверх ногами столы со всей сервировкой. Из сервировочных тележек извлекли ружья, которые были спрятаны там под стопками льняных салфеток. София понимала, что, сколько бы ей еще ни оставалось жить, она навсегда запомнит зловещую, леденящую кровь тишину, в которой быстро расстреляли пятерых агентов службы безопасности. Террористы действовали четко и слаженно, не создавая хаоса, и это еще больше испугало Софию.

Впервые она посмотрела в лицо человеку, который удерживал ее. Он был уроженцем Африканского континента, и щеки его еще хранили мальчишескую округлость, а глаза лихорадочно блестели, возможно от употребления наркотиков. Женщина надеялась лишь, что антитеррористическая группа уже мчится во дворец по улицам города.

София посмотрела на распростертую на полу Фату, недвижимую и истекающую кровью. Девочка тихонько застонала, моля о помощи. Женщина шагнула к ней, и тут же резкий окрик за спиной заставил ее замереть на месте.

Но лишь на мгновение.

– Это же абсурд, – сказала София. – Мы же находимся во Дворце мира. Нельзя оставлять детей умирать на полу. – Она опустилась на колени перед Фату. Рана ее кровоточила, но девочка была в сознании, она часто моргала и постанывала от боли.

– Остановитесь, – приказал франкоафриканец. – Не трогайте ее. Отойдите.

София не обратила на него ни малейшего внимания. Она вдруг осознала, что может с успехом игнорировать все что угодно, включая убийцу, даже если он держит ее под прицелом. Она сосредоточилась на девочке, прижимая к ее ране стопку льняных салфеток. Каким-то чудом выстрел в упор не убил ее. Возможно, именно таково было намерение террористов.

– Отойдите от нее немедленно, – взорвался мужчина.

София даже не взглянула на него. В нее будто вселилась некая неведомая сила. Не мужество и не чувство сострадания или гнева. Женщина была абсолютно убеждена, что не сумеет перенести еще одного убийства, даже если в нее станут стрелять.

Выстрела не последовало, но мальчишка-африканец оттащил ее от Фату. Террористы приказали всем оставаться на полу и принялись закрывать двери. «Мы заложники, – подумала София, – нас взяли в заложники». Крупный франкоафриканец и блондин, ранее разносивший шампанское, затеяли спор о том, как лучше поступить – остаться во дворце и вступить в переговоры или же отступить под прикрытием живого щита.

София прошла обязательную подготовку самообороны и инструктаж о том, как нужно вести себя в случае захвата заложников. Как и во всем касающемся ее работы, существовала определенная схема поведения, которую женщина никак не могла вспомнить. Что же нужно делать? Во-первых, оценить ситуацию. Ну, это совсем просто. Ситуация очень плоха, чертовски плоха. Во-вторых, изолировать злоумышленника. В-третьих… София забыла, что следует делать дальше.

В памяти ее всплыло утверждение о том, что, хотя в политической среде было очень популярно провозглашать, что никто не пойдет на сделку с террористами или экстремистами, в действительности неповиноваться было очень опасно. В случае с захватом заложников самое главное – выиграть время, а также посеять разногласие в стане противника. Последнее они превосходно делали и без постороннего вмешательства, и София восприняла возникшую перепалку как хороший знак. Она одна продолжала стоять, удерживаемая вселяющим ужас опасным мальчишкой. Кажется, Брукс Фордам вознамерился что-то сказать. Когда взгляды их встретились, София чуть заметно качнула головой, призывая его хранить молчание.