Текст книги "Красный свет"

Глава 6

Джеймс Джиллиам, директор экспертной службы, оставил на столе Мерси выразительную записку: «Срочно приходи, приведи Саморру». Это же сообщение было оставлено на автоответчике и в электронной почте. У невозмутимого Джиллиама появилось что-то очень важное.

Саморра, видимо, получил то же сообщение. По пути в лабораторию он сказал Мерси, что ему придется уйти пораньше. Джанин на утро назначена процедура, и нужно кое-что подготовить. Потом у него найдется время съездить в клуб «Лидо-Бэй», проверить показания Моладана.

– Надеюсь, все пройдет хорошо, – промолвила Мерси.

Не ахти как удачно, подумала она. Но Саморра говорил обо всем неопределенно и вынуждал произносить общие слова. Она только по вечно ходящим в управлении слухам узнала, какой диагноз поставлен Джанин: опухоль мозга. Саморра об этом молчал.

– Это эксперимент, – буркнул он.

Мерси ждала уточнения, но не получила. От этого слова у нее по спине прошли мурашки. Ее напарник всегда был необщительным, поэтому допытываться она не стала.

– Пол, если я чем-то могу помочь, скажи.

– Ничем.

Мерси хотелось рассказать ему, как Хесс сражался с раковой опухолью, хотя врачи говорили, что болезнь убьет его. Тогда – два года три месяца и двадцать четыре дня назад – она верила, что ее надежда и желание способны что-либо изменить. Теперь этой веры уже не было. Но Мерси считала, что все равно нужно надеяться и желать на всякий случай. Хотя в данном случае Полу и Джанин это не могло принести никакой пользы.

Они стали спускаться по лестнице. Мерси прислушивалась к тому, как стучат по ступенькам грубые башмаки Саморры, и сравнивала этот звук с мягким шелестом своих форменных ботинок. Она носила их с любой одеждой, кроме юбки, они были крепкими, удобными и замечательно выглядели. Возможно, знакомый номер два тоже был в форменных ботинках, подумала она.

В лестничный пролет задувал декабрьский ветер, и Мерси ощущала на лице холодный воздух. Голые, черные платаны перед зданием суда раскачивались. Мерси застегнула ветровку и сунула руки в карманы.

– Мне понравилось, как ты осадил Моладана, – сказала она, стремясь приободрить напарника, отвлечь его от тяжелых мыслей. – Не знаю, какое выражение лица было у тебя, когда он разъярился, но оно подействовало.

– Я думал о Джанин.

Что на это скажешь? Мерси представила, что Моладан мог увидеть в Саморре смуглого, стройного мужчину со злобным лицом, сбросившего куртку, чтобы было проще разделаться с ним. Саморру перевели в округ Ориндж несколько лет назад из управления полиции Санта-Аны. Там царили крутые нравы. Пол приехал в ореоле исходящей от него опасности – слухах о том, будто он избил сразу троих, о соревнованиях на «золотые перчатки» в Вестминстере, о вспыльчивости, которую лучше не испытывать на себе. Его отец в юности был чемпионом штата по боксу в среднем весе.

Когда Мерси только познакомилась с Полом, она подумала, что его приятные манеры и сдержанность напускные. Через некоторое время они стали казаться подлинными. Он был действительно спокойным, особенно не суетился, кое у кого это вызывало неловкость, но Мерси вполне устраивало. Открывая двери перед женщинами, Саморра делал это не демонстративно. Поэтому когда шериф Брайтон спросил, как она отнесется к тому, чтобы работать в паре с Саморрой, Мерси согласилась. Он был угрюмым, необщительным, но это лучше, чем склонность к браваде, как у некоторых полицейских. Поработав с Полом три месяца, Мерси знала его немногим лучше, чем при первой встрече. Знала, что у него есть превосходные нарядные костюмы, но их немного.

Однако эта загадочность была приятной. Мерси считала, что большинство людей более интересны, пока их секреты не раскрыты.

– Восточноевропейский акцент был удачным ходом, – усмехнулся Пол. – Это заставило его призадуматься.

* * *

Джиллиам впустил их в свой кабинет и закрыл дверь. Раньше такого не бывало. Обычно он водил их по лаборатории, показывал волосы и нити под микроскопом; карточки с отпечатками пальцев на проекционном фонаре; пули и гильзы; чертежи пулевых траекторий; пленки со снятым пороховым нагаром; манекены и модели для реконструкции пулевых попаданий; ножи и тупые орудия; и вскрытое тело, если они хотели его осмотреть. Джиллиаму хотелось, чтобы они видели все.

Директор экспертной службы в свежем белом халате сел за свой стол. Перед ним лежала закрытая папка, на лице застыло озабоченное выражение.

– Спасибо, что пришли, – произнес он. – Я расскажу о первых лабораторных результатах и о вскрытии здесь, в кабинете. После этого нужно будет обсудить одну проблему. Я думаю, что это проблема.

Мерси промолчала. Она впервые видела Джиллиама таким мрачным. Он всегда избегал встреч с ней взглядами, считая ее привлекательной, и ей потребовалось пять лет, чтобы это понять. Мерси не обращала на это внимания и относилась к Джиллиаму уважительно. Секреты ее не беспокоили – досаждали ей слова.

– Давайте начнем с трупа, – сказал директор.

Обри Уиттакер умерла от массивного коронарного повреждения вследствие огнестрельной раны. Пуля прошла через правый желудочек сердца, проделав отверстие диаметром в полтора дюйма на входе и дюйм и три четверти на выходе. Смерть наступила почти мгновенно, судя по отсутствию отека на входном и выходном отверстиях и низкому уровню гистамина в крови. Ударная сила пули была большой; Джиллиам сообщил, что от удара полопались капилляры в глазах убитой. По разрыву на платье, обожженной коже и внедрении в нее несгоревших частиц пороха Джиллиам сделал вывод, что выстрел был произведен в зоне один или зоне два – в соприкосновении или почти соприкосновении дула с телом. Ела она меньше чем за два часа до смерти: цыпленка и зеленый салат с кедровыми орехами и помидорами. Следов алкоголя, наркотиков, недавнего полового сношения, насильственного или добровольного, не обнаружено. Нет следов удушения, ударов или пыток. Никаких следов борьбы.

– Мы обнаружили четыре очень легкие ссадины, две почти прямо над лопатками, две посередине подмышечной впадины. Причиненных до или после смерти – определить не удалось. Разглядеть их удалось только в ультрафиолете.

Мерси попыталась представить эту сцену, потом написала в синей записной книжке: «Следы волочения».

– Теперь об оружии и патроне, – продолжил Джиллиам и раскрыл папку, чтобы зачитать отчет криминалиста. – Можете спросить о новых результатах Дейва Суитзера, но здесь суть того, что он обнаружил.

Гильза, которую нашла Линда Койнер, была от «кольта» сорок пятого калибра, разумеется, центрального боя. Эти данные отштампованы на гильзе. Были оставлены следы отражателя и выбрасывателя полуавтоматического пистолета.

– Дейв сделал особое примечание, – сказал Джиллиам, – что гильза не новая. Стреляная и набитая вновь по меньшей мере один раз. Имейте это в виду, когда будете готовить дело для прокуратуры.

– Мы думаем, пистолет был с глушителем, – произнес Пол.

– Дейв тоже так думает. В кожу внедрено мало несгоревших частиц пороха, их количество не соответствует разрыву кожи и шелка. Нагара тоже мало. И обтирание пули – это следы смазки вокруг раны – тоже слабее, чем должно быть при выстреле в упор. Он полагает, что причина этого – двух-трехдюймовый глушитель. Я уж не говорю о том, что никто из соседей не слышал выстрела крупнокалиберного пистолета. Отверстие в стекле двери соответствует пуле сорок пятого калибра. По выходному отверстию и прямому пулевому каналу Дейв определил, что пуля была в жесткой оболочке.

Мерси записала это, Джиллиам продолжил:

– Разумеется, мы не можем доказать, что пуля из этой гильзы убила женщину. Не можем доказать, что пуля из этой гильзы пробила стекло. Не можем доказать даже, что убившая женщину пуля прошла через это стекло. Пули у нас нет. Насколько я понимаю, она где-то в океане.

Сначала Мерси всерьез не задумывалась об этом, но теперь задалась вопросом, как достать со дна пулю. Отряд водолазов? Только если удастся получить траекторию. Какова глубина в полумиле или больше от берега, где пуля должна была упасть?

Она кляла себя за то, что не способна извлечь пулю из громадного Тихого океана.

Джиллиам посмотрел на Мерси с очень странным выражением, потом снова опустил взгляд на отчет криминалиста Неужели он всерьез думал, что она найдет способ достать эту пулю со дна? Что здесь происходит, черт возьми?

– Отпечатков пальцев или заметных аномалий на гильзе нет, – сообщил Джиллиам. – Поэтому перейдем к другим уликам.

Эксперты подвергли анализу ковровые волокна, обнаруженные на кухонном полу, которые взялись не из ковров в доме и в машине Обри Уиттакер: бежевого цвета, смесь полиэфирного волокна с нейлоном. Джиллиам сказал, что такие ковры производят на многих фабриках. Они сравнительно дешевые, и многие их покупают. Точнее он определит позднее, когда у них будет время сравнить образцы более тщательно.

Мерси подумала, что обычный бежевый ковер мог помочь в расследовании не больше, чем свидетель, видевший две руки, две ноги и голову.

Они анализировали шерстинки животных: две с пола кухни, две с обеденного стола, одну с кухонного. Джиллиам заявил, что никакими биологическими способами невозможно отличить козью шерстинку от собачьей, нужно исходить из того, что представляется верным. По его мнению, шерстинки принадлежали собаке, лошади или корове. Две были черными, две светло-коричневыми, две белыми. Каждая была длиной между одним и двумя сантиметрами.

– Найдите мне животное, и мы возьмем с него образцы.

Мерси записала: выяснить, любила ли Обри верховую езду и соприкасался ли кто-либо из ее знакомых с лошадьми, коровами или собаками.

Джиллиам перевернул страницу в папке и снова взглянул на Мерси:

– Мы нашли несколько нитей от женского платья после того, как раздели убитую, перед тем как сделать фото и рентгеновские снимки. Смесь черной шерсти с орлоном, явно не из ее платья. Наверное, из свитера или какой-нибудь верхней одежды – из шарфа или кашне, может быть, даже из шапочки или перчаток. Если нити не из ее вещей – значит, из одежды подозреваемого. Они длиной от двух до трех сантиметров.

Мерси отметила: «Весь шкаф, проверить химчистки».

– След ноги в кухне хороший, – произнес Джиллиам. – Не особенно сильно оттиснутый, но четкий. Можно разглядеть узор подошвы, трещины на каблуке. Размер одиннадцатый-двенадцатый. У покойной, кстати, был десятый женский размер. Если отыскать владельца этого ботинка, то мы докажем, что он был у нее в кухне. Мы искали ботинок по каталогам обувных фабрик, но пока ничего не нашли. Проблема в том, что узоры подошв меняются постоянно, а обувь носится годами. Десятилетиями, если редко ее надевать. И ее производят везде. Можно никогда не найти этого образца.

Джиллиам сказал, что узор подошвы и форма отпечатка указывают на рабочую обувь или обувь для улицы, рассчитанную на долгую носку. Потом он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

– Перейдем к отпечаткам пальцев?

– Джеймс, в них и заключается наша проблема? – спросила Мерси.

Он задумался.

– В зависимости от того, как на это посмотреть.

– Ну что ж, давай посмотрим.

Джиллиам полистал страницы в папке, закрыл ее и заговорил:

– Эксперты отправили карточки с отпечатками пальцев по обычным каналам: АСОПОП, федеральная регистратура; ДКШ, регистратура штата. Отпечатки сняли с поверхностей в доме, с дверных ручек, выключателей, обеденного стола и прочего. Особое внимание было уделено столовым приборам, оставленным на столе, контейнерам из-под еды и грязной кухонной посуде. Мы отобрали все отпечатки покойной перед тем, как отправлять карточки. На это ушло много времени. Собственно, мы отправили еще не все. Нужно время, чтобы сравнить каждый со снятыми у жертвы.

Джиллиам посмотрел на обоих детективов и кивнул, словно отвечая на вопрос. Но Мерси и напарник молчали.

– Знаете, – сказал он, – мы обнаружили там отпечатки двух или трех человек. В сущности, двое могут оказаться одним человеком – отпечатки частичные, нечеткие, сомнительные. Их нельзя отправлять в регистратуры. Но другой оставил свои отпечатки повсюду. На столовых приборах, крышке стола, дверной ручке, кофейной чашке. И... ДКШ установила его личность. Там есть отпечатки пальцев всех людей из правоприменяющих органов, живых и мертвых. Эти принадлежат Майку Макнелли.

У Мерси заколотилось сердце.

– Койнер известно, – пояснил Джиллиам. – Но я должен доложить об этом Брайтону. В ближайшее время.

Саморра посмотрел на Мерси.

Она ответила ему взглядом и произнесла, обращаясь к директору экспертной службы:

– Дай мне сначала побеседовать с Майком.

Глава 7

Спэн, начальник группы нравов, сказал Мерси, что Майк позвонил и сообщил о болезни. И как будто удивился, что ей это неизвестно. В управлении все знали, что они почти неразлучны, большинство, подобно Спэну, предполагало большее. Молодые полицейские относились к ним как подобает – с уважением. Старшие взяли манеру спрашивать о свадебных колоколах. Все это казалось Мерси возмутительным вмешательством в ее личную жизнь, но она ничего не могла с этим поделать.

– Он наверняка дома, – услужливо подсказал Спэн.

Мерси поехала к Майку в каньон Модеска. Зимний день стал хмурым, ветреным, с северо-запада, клубясь, надвигались густые тучи. Мерси подумала, что они похожи на гневного Бога, собирающегося преподать ей какой-то урок. Предположительно буря должна была разразиться к полуночи. Мерси вела машину быстро, девятимиллиметровый пистолет лежал рядом с ней на сиденье, левой рукой она держала руль, правая была свободна для того, чтобы взять рацию или телефонную трубку.

Майк жил в маленьком доме на большом участке, места для собачьих будок за домом было много, соседи жили в отдалении. Каньон назвали в честь оперной звезды, построившей там летний домик в начале девятисотого года. Дом стоял в стороне от грунтовой дороги, его окружали громадные дубы, которые постоянно отбрасывали тень на участок. Отапливался дом до сих пор дровами. Выглядел он оригинально, но был еще более холодным, чем тот, где жила Мерси, и почти никогда не освещался солнцем. Ей он не нравился.

Три месяца назад Майк поселился в этом мрачном доме, соответствующем его преимущественно мрачному настроению, увлечению религией, постоянным разговорам о браке. Он признавался, что чувствует себя опустошенным, хочет ощутить Божий дух, мечтает о стабильности в жизни с женщиной, с Мерси.

Она с уважением относилась к его угрюмости и опустошенности, хотя не понимала их причин. Никто из дорогих ему людей не умирал. Родители, братья и сестры Майка были живы-здоровы. Напарника у него не убивали. Психопат не обводил его вокруг пальца. В жизни все шло превосходно: здоровый, привлекательный, со множеством друзей.

Мерси не верила в какие-то отвлеченные идеи. Она верила в то, что дает результат: Тим-младший = счастье; излишек виски = похмелье; ошибочное решение = дисфункциональная память и кошмары. Иногда ей казалось, что Майк ищет то, чего еще не готов найти.

Она остановила машину возле поленницы и увидела под навесом крыши новый штабель эвкалиптовых дров, покрытый сверху полиэтиленовой пленкой. Фургон с клетками для собак стоял возле дома. Собаки уже лаяли, когда она вышла из машины. Из трубы поднимался дым, его относило ветром к ветвям дубов.

Майк открыл дверь и Мерси поняла, что он пьян. Она уже раза три видела его пьяным, так что ошибки быть не могло. Пьянел он быстро.

– Я подумал, наверное, это ты, – промолвил Майк.

– Три мартини за обедом?

– Бутылка шотландского, которую кто-то подарил на день рождения. Крепкая штука.

Мерси вошла в знакомую обстановку. Плетеный ковер на исцарапанном собачьими когтями полу. Зеленые кушетки, стоящие под прямым углом, достаточно большие, чтобы на них спать. Паровые трубы с журналами, кофейными чашками, игрушками Дэнни. Домашний уж в стеклянном ящике возле окна. Застекленные дубовые шкафы с охотничьими ружьями у стены из сосен. И репродукции в рамках из журналов для любителей природы, которые выписывал Майк, – собаки, птицы, форель.

– Надо полагать, ты говорила с Джиллиамом, – произнес он.

– Да.

– Хочешь сообщить мне, что он обнаружил?

– Хочу, чтобы ты сказал мне.

– Я ожидал этого. Выпьешь?

Он показал ей стакан.

– Нет. Давай поговорим, Майк.?

Они сели на разные кушетки – традиционный знак размолвки между ними. Мерси предпочитала так, Майк, если не бывал разозлен, любил сидеть рядом. Она заметила на ткани кушетки шерстинки, очень похожие на те, которые описывал Джиллиам, – шерсть ищеек.

Майк подался вперед и поставил свой стакан на паровую трубу.

– Я был там во вторник вечером. Пришел около половины девятого, ушел в четверть одиннадцатого. В это время, кстати, она была еще жива.

Мерси слышала, как собаки лают в вольере, а на ветвях дубов каркают сойки.

– Начни сначала.

Майк вздохнул, взял стакан, отпил глоток и посмотрел на нее:

– Это была чисто рабочая встреча.

– Ты имеешь в виду свою работу или ее?

Майк свирепо взглянул на Мерси. Под мальчишеским вихром белокурых волос его глаза были маленькими, злобными.

– Не извращай моих слов.

– Я просто слушаю.

Он снова приложился к стакану.

– Я хотел побольше узнать об «Эпикур сервис». Договориться кое о чем с Обри. Мы намеревались дать ей для встречи с Моладаном микрофон.

– Ты ездил на ужин с пистолетом?

Майк кивнул. Мерси знала, что у него «кольт» сорок пятого калибра. Старослужащие полицейские любили это оружие за его предполагаемую убойную силу. Большинство молодых вооружались девятимиллиметровыми или «Магнумами-357», известными своей предполагаемой убойной силой. Начальная скорость их пули больше на триста футов в секунду, поэтому звук выстрела в отличие от «кольта» глушителями уменьшить нельзя. Майк, плохо разбиравшийся в технических вопросах и любивший прошлое, предпочитал более тяжелый пистолет.

– Где он был у тебя?

– На обычном месте.

– Что сказала Обри?

– Предложила повесить его на стул, но я отказался.

– О чем вы говорили?

– Как прятать микрофон, как играть роль, как заставить Горена Моладана проболтаться, о чем же еще?

– Кто такой Т.Т.?

Майк покраснел. Мерси видела это даже в тусклом свете лампы.

Он откинул со лба вихор.

– Я.

– Что это означает?

– Просто прозвище. У Обри было очень развито чувство юмора.

Мерси молчала, оказывая на него таким образом моральный нажим. Она чувствовала себя опустошенной, обманутой и ощущала приближение ярости.

– Темная Туча, – произнес наконец Майк. – Потому что я всегда серьезен и никогда не улыбаюсь.

– Ты отправил ей открытку. С надписью о дружбе.

– Мерси, это все, что между нами было. Дружба.

Майк допил то, что оставалось в стакане, потом встряхнул лед на дне и поднялся. Шел он неспешным шагом пьяного, с тупой самоуверенностью. Мерси бросила взгляд на стоявший возле кухни столик с телефоном, автоответчиком и блокнотом. Майк обычно вешал кобуру на стул возле него. Только когда его сын, Дэнни, бывал здесь – каждую вторую неделю по выходным – и когда он ложился спать, кобура с пистолетом висела на вешалке с внутренней стороны двери ванной комнаты. Сейчас она была на стуле.

Майк сел на прежнее место, очень бережно держа перед собой наполненный вновь стакан.

– Послушай, Мерси, что я видел в ней. Я видел юное существо, полное сил и жизни. Видел в ее занятии полное растрачивание себя попусту. Таково было мое мнение о ней, и она это знала. С первой нашей встречи. И Обри понимала, я прав. Я делал все возможное в разумных пределах, чтобы вырвать ее из этого мира. Ей требовался друг. Мужчина, который не будет расплачиваться и уходить. Требовался отец и брат. Друг. И я старался быть ей другом.

– Как?

Майк, раздувая ноздри, уставился на нее:

– Брал ее с собой несколько раз в церковь. Мы молились и говорили о выборе, о том, чем еще она могла бы заниматься. Проводили вместе время. Гуляли по пляжу. Ходили в парк. Просто... были. Это не столь уж трудно понять, так ведь? Двух людей, которым достаточно просто быть?

Мерси казалось, что ее кожа горит. Ей становилось трудно видеть. От злости ее поле зрения суживалось, цвета исчезали, и она словно бы смотрела на мир через ствол дробовика.

– Совсем не трудно. Майк, что ты находил в этом?

– Что значит – в этом?

– Яснее выразиться не могу.

Майк отпил глоток виски и поставил стакан.

– Обри мне нравилась. Я понимал ее неприятное положение. Она была милой, с хорошим чувством юмора, и все окружающие помыкали ею, начиная с родителей. Обри не видела их три года. Я чувствовал себя ее... защитником. Человеком, который может наставить ее на новый путь. Вот что я находил в этом, Мерси, я чувствовал себя добрым. Я не хотел от нее никакой платы. Я ничего для себя не искал. Только дарил ей вежливое отношение и уважение. Просто самую обычную любезность. Благодаря этому чувствовал себя... добрым. И нужным. Думаю, Обри нуждалась во мне.

– Она была влюблена в тебя?

Майк посмотрел на огонь в камине, в окно, потом опустил голову.

– Думаю, у нее зарождалось подобное чувство. Я понял это, когда увидел, как она старалась приготовить ужин. Раньше не понимал.

– Был ты влюблен в нее?

– Нет. Неужели ты не слышала, что я говорил?

– Не слышала, что ты не любил ее.

– Не играй со мной словами. У тебя это получается лучше, и пользоваться этим нечестно.

– Я спросила, был ли ты в нее влюблен.

– А я ответил – нет. Что тут непонятного?

Мерси почувствовала, как его гнев берет верх над ее гневом, уничтожает его, словно встречный огонь. И несколько секунд молчала, надеясь, что Майк остынет. Но по цвету его лица и нервозному взгляду поняла, что этого не происходит.

– Я влюблен в тебя, – сказал он.

Мерси никогда не слышала, чтобы эти слова произносились с такой злобой.

– О Господи, Майк! – промолвила она.

Мерси встала и подошла к камину, ощутив тепло. Старые половицы скрипели под ее ботинками. Порыв ветра засвистел в дубах, зашелестел пленкой на поленнице. Она пошла к кобуре, столику с телефоном, окну, выходящему на юг.

Никогда еще чувство и долг не смешивались у Мерси воедино, не тянули в разные стороны. С Хессом у нее не возникало разлада, бывали только разногласия. Тепло от камина и гнев Майка вызвали у Мерси боязнь замкнутого пространства и слабость. Пустота внутри сменилась сухим жаром.

Неужели она просто невероятно эгоистичная стерва, приносящая своим мужчинам либо смерть, либо страдание?

– Во многом причиной этому ты, – заявил Майк.

– Объясни, пожалуйста.

– Ты никогда... никогда не предлагаешь мне ничего.

Мерси посмотрела на Майка. Он говорил, держа стакан у рта.

– Не прикасаешься. Не целуешь. Не болтаешь. Не планируешь. Не мечтаешь. Не позволяешь мне чувствовать себя необходимым или хотя бы присутствующим. Не делаешь ничего.

– Да, это правда.

– И так что же мне остается делать?

– Влюбиться в другую женщину.

– Я же сказал тебе, что не был влюблен в нее! Не понимаешь?

Мерси наконец поняла. На это потребовалось несколько минут. Майк был прав. Он говорил правду. По крайней мере часть правды.

– Ты влюблялся в нее. И не знал, что делать, боялся того, к чему это может привести.

Майк повернулся к ней, теперь в его лице было что-то умоляющее, по-детски пылкое. И, пошатываясь, встал.

– Я ни разу не прикасался к ней с такой мыслью. Я пожимал ей руку. В тот вечер, уходя, обнял за плечи, но...

Мерси показалось, что ее сердце бросили с грузом за борт судна. Она подошла и взглянула на него:

– Но что, Майк? Ты никогда, никогда... Но дальше что? Какова последняя фраза?

– Я никогда не делал ничего такого. Держался так же, как ты.

– Но...

– Но мне нравилось ее общество.

– Нравилось.

– Очень. Я... я жаждал его. Мне нравилось, как Обри выглядела, двигалась, разговаривала, что говорила. Мне хотелось быть с ней. В одной комнате. С нею мне хотелось делать все то, что я хотел делать с тобой. Но я держал эти желания под контролем полностью, на сто процентов.

– Неужели?

– Да. И ты дура, если не веришь этому.

– Ты убил ее?

Майк, пошатываясь, обогнул кушетку, споткнулся, схватил Мерси за руку и отшвырнул в сторону. Она ударилась о стену, но устояла, прижав руки к сосновым бревнам.

– Да, – сказал Майк. – Купил глушитель. Поужинал с ней, потом застрелил ее. Арестуй меня.

Мерси снова посмотрела на столик с телефоном, и Майк заметил.

– Ты понимаешь, я шучу. Так ведь?

– Я подумаю об этом. А сейчас уезжаю.

Майк повысил голос, в нем звучали страх, стыд и еще невесть что.

– Мерси, извини меня за то, что сейчас сделал. Я сам не свой. Ты понимаешь, что я сам не свой. Понимаешь, правда?

– Да. Оставайся на месте.

И, пристально глядя на него, она пошла к двери.

Майк стоял как вкопанный, словно в изумлении, только теперь осознав, что сделал. По его красному лицу покатились крупные слезы, и уголки рта загнулись вниз, как у древнегреческой трагической маски.

– Мерси, прости меня. Я очень люблю тебя. Не уходи. Не исчезай и ты.

Она двинулась к машине быстрыми, мелкими шагами, потому что бежать означало бы выказать страх. В одной руке Мерси держала ключи, другую положила на рукоятку пистолета. Перед тем как сесть в машину, взглянула на заднее сиденье. Потом завела мощный мотор. Увидела Майка, появившегося в дверном проеме, затем в зеркале заднего обзора летящую веером грязь, когда «импала» с ревом рванула с места.

* * *

Мерси остановилась у магазина в Ориндже, чтобы купить бутерброд и дневные газеты. Ее руки все еще дрожали, когда она опускала монеты в прорези автоматов. Сердце колотилось часто, неровно и словно бы вхолостую. Во рту ощущался дурной привкус. Какой-то бродяга попросил у Мерси денег, и ей захотелось садануть его пистолетом.

Она позвонила в управление Саморре, ей требовалось поговорить с ним, но он все еще был в больнице.

Мерси снова села в машину, поехала в дальний угол почти пустой стоянки и там расплакалась. Дала себе ровно минуту, потом остановила слезы глубоким, прерывистым вздохом. «Трусливый гад, – подумала она. – У него не хватит мужества убить кого-либо».

И теперь она получила от него признание в убийстве. Пьяное, но все-таки признание. Его можно использовать для получения ордера на обыск и как улику в суде. Или просто допустить, что это было сказано в гневе, имело противоположный смысл.

Мерси понимала, что Майк не убивал Обри Уиттакер, однако, возможно, делал с ней почти все остальное.

Она вышла из машины, немного побродила и снова села за руль. Достала книжку с расписанием встреч и посмотрела, что ей предстоит до конца дня. Хотя любовник, возможно, изменял ей с проституткой, потом признался в ее убийстве, ее ждали кой-какие приятные дела.

Например, встреча с психиатром Сидом Боттсом – его имя Мерси нашла в записной книжке-календаре Обри Уиттакер – видимо, предпоследним человеком, видевшим ее живой. А в половине третьего – с наставником бессемейных христиан ньюпортской маранатской церкви Лансом Спартасом, одним из двух клиентов Обри, которые значились в федеральной регистратуре владельцев огнестрельного оружия. У него был автоматический сорокапятикалиберный «смит-вессон», купленный три месяца назад. В пять часов – с Бобом дель Виджо, владельцем строительной компании, политическим донором, клиентом Обри Уиттакер.

И еще бутерброд – кусок индейки с черным хлебом, лежавший на сиденье нетронутым. «Соберись с духом, женщина» Мерси позвонила в больницу, но Саморра только что ушел.

Убийство Обри Уиттакер освещалось на первых страницах местных газет – «Таймс», «Реджистер» и «Джорнал». Пока никто из репортеров не раскопал ничего неизвестного ей. Все три газеты называли Обри «профессиональной спутницей». Ни одна не упоминала «Эпикур сервис».

Мерси сложила газеты, бросила их на заднее сиденье и посмотрела в ветровое стекло на чернеющее небо.