Текст книги "Русские сказки"

Сказки дядьки-волка

**

Как войдешь в те двери, будет много кого, все к тебе ликами.

Там и меня среди всех увидишь, да не узнаешь.

**

– А как вспомнишь, что я говорил, тут я и появлюсь.

– А не вспомню?

– А коли не вспомнишь, значит, опоздал ты, и нет уж меня в живых, и на Том Свете не сыскать, болван!

**

Раз царевну скрали для царевича одного. Красавица!.. Пальчики мне в шерсть запустила, головой к голове нагнулась, слова ласковые, благодарные… Чуть сам тем царевичем не оборотился, да опомнился, с царевнами ухо держи востро…

**

Говорю ей: – А я тебя съем!

А Она: – А давай лучше Я тебя!

Напугала. Потом-то рассмеялись-развеселились, конечно…

**

Во первой сразу изловили – и в кандалы, и под землю! Оттуда если обратно – только на монашью. Во второй узнал, что человеку, которого я загрыз… словом, через меня ему возмездие пришло… Ну, а дальше-то хуль и понимать? Я сразу в лодку – да к монахам. В какие-то схимные угодил. А уж с той каторги как вырвался – на тебе: небесны врата предо мной, и идти-то всего ничего. Только чё-то хоругвь в руках оказалась. В воротах, правда, пропала и ладно. Вхожу, сияю: «Братья! Други!» И они мне радостно: «Вольххурэй!» – да чарочку. Ну, я, дурак, и выпил… Как выкружился, как до яги добрался – и сам не помню, и напомнить некому. Теперь Её Лесом живу, волью…

 
***
Протянутся веточки
во невесны стороны…
Я повисну капелькой —
ягодкой червонною…
 

Иван царевич на распутье

На пути встал камень.

– Быть или не быть, – хмуро прочитал царевич. – Нет, ну кругом, кругом подъёбки! – Возмутился он и хорошенько пнул камень.

– Отвечай щас, ведьмин клубень, куда мне идти!

Камень смолчал.

Царевич поплелся быть.

Иван-царевич и богатырский конь
(преимущественно в диалогах)

**

– Кабы мне да богатырского коня бы, бабушка! Я на нем – ийех! – враз бы Кощея одолел!

– А ты себе Кощея вообще как представляешь, Иван-царевич? – Спросила баба-яга.

Царевич задумался.

– Ну, какой он, Кощей? Ну? – Настаивала старуха.

– Ну, какой… Ну, бессмертный такой…

– Ага.

– Еще бездушный. Наверное… Ладно, пусть, не это главное. Главное – Елену Прекрасную от него освободить, потому конь мне до зарезу нужен. Дай, бабушка, коня, ты же добрая!

– То есть думаешь – явился к бабе-яге, взял богатырского коня и по своим делам подался? Так, значит, ты выучен?

– Тогда научи меня, неразумного, как правильно, бабушка, яви милость.

– Милость? Ладно, уговорил, явлю милость. Но ты сперва молодильных яблок добудь, с полведра, а после и о деле поговорим.

**

– А вот теперь слушай, добрый молодец, Иван-царевич, и примеряйся силами. Отправишься к сестре моей, тоже яге. Путь, надо сказать, неблизкий, а ты поспешай. Как придешь, наймись к ней в работники. Работать тебе придется без малого три года и три дня. Впрочем, работа самая что ни есть простая – пасти табун ее белых кобылиц: водить тот табун на зеленые луга заповедные, на ключи серебряные, чистить кобылиц тех, причесывать, кормить-поить да убирать в стойлах, да присматривать, чтобы хворых да подранных среди них не случалось, а коли случатся – лечить их, выхаживать. Да вот еще: лишь раз в ночном явится и покроет тех кобылиц Конь Белый, и в свой срок принесет каждая по жеребенку. Тут и твое время на исходе окажется: через три дня жеребята окрепнут, и станет тебе сестра яга давать расчет за твою работу – велит выбирать из них любого, самого наилучшего. А ты проси у нее только одного – того, негодного, что последним народился и не окреп еще, что на сене лежит, чью мать сестра яга сама доила и сама последыша из соски выкармливала. Вот с него-то и вырастишь самого что ни на есть лучшего богатырского коня.

Царевич понуро молчал, в полной мере осознавая все преимущества окружающих его бездушных бессмертных существ.

– И как долог путь до вашей сестрицы? – Раздался его хриплый голос.

– Пешим ходом лет так 17, ну, 15, если знать, где срезать в одном месте. И то – с Путеводителем. Впрочем, есть одно средство…

– Давайте! – Обрадованно закричал доверчивый царевич. – Давайте его, немедленно!

Баба-яга тут же протянула ему стаканчик с густой темной жидкостью. Царевич быстро опрокинул содержимое себе в рот, счастливо выдохнул: «Спасибо, бабушка!» – и, повалившись на лавку, моментально заснул.

**

– Померла твоя Елена, весной еще. Вот, читай. – Баба-яга подвинула к царевичу пожелтевшую газету, и царевич, обмирая, в ужасе прочел: «Елена Кощей, в девичестве Прекрасная, безвременно скончалась после продолжительного обеда в честь празднования своей 100-летней годовщины…»

– Да как же это?.. – Простонал царевич, задыхаясь.– Как это возможно? А-а-а, что-то у меня…

– Как? Дак разговелась не по возрасту, вот и…

– 100-летней годовщины?!! Боже, боже!! Сколько ж я спал?!!

– Не горюй, Иван-царевич! Теперь тебе спешить больше незачем, но времени все же в обрез – давай, завтракай и – не забыл? Ты же за богатырским конем собрался!

– Да на кой мне этот конь без Елены-то моей? – Завопил несчастный царевич, срываясь на рыдания.

– Тебе-то, дурню, ясное дело, ни к чему, а вообще – надобен, – спокойно отозвалась старуха.

Царевич с ненавистью уставился на бабу-ягу и опять заорал:

– Вам надобен, так сами себе и добывайте, а я никуда не пойду!!

– Надо, братец, идти, – на плечо ему легла рука, большая и сильная. Царевич оглянулся. Здоровенный синелицый детина жевал молодильное яблочко. Глаза у него были очень-очень добрые. – Я провожу. Знакомцев своих заодно проведаю.

**

Дядька-волк угрюмо взглянул на царевича и изрек:

– Конь человека из тебя, чучела, сделать может, а ты все «не хочу-не буду»!

– На себя посмотрите!! Я, по-вашему, кто? – Гневно вскинулся на него царевич.

Волк и Синелицый дружно заржали:

– Самец Мертвой Прекрасной Елены!

**

Жеребенок был малюсенький и, кажется, еще и подслеповатый. Худший. Слабейший. Любимейший. Сестра яга смотрела большими, полными слез, глазами.

– Да уймись уже, матушка! Богатырский конь будет, точно. Уж мы проследим, родная.

Иван-царевич и перо жар-птицы

**

Ехали краем поля. Приблизилась и почти настала ночь. Заприметил Иван-царевич, вдалеке будто светится иль горит что – костер ли, другой какой огонь. Направил коня туда. Подъехали.

– Это перо жар-птицы, – сказал Ивану-царевичу бог-ский конь. – Свора царская жар-птицу била-ловила, била-стрелила, била-стребила. Одна жара-птица бежала, перо обронила, перо потеряла. Возьми перо, спрячь поскорей! Пойдем саму жар-птицу поищем. Авось нами спасется. Да через нас.

**

Жар-птицу приковали в келье одной из Гопс-ких обителей по /название реки/. В яркое солнце ее в плотном темном мешке с длинной-предлинной пятой выводили по узким коридорчикам во внутренний двор – под светлое облако солнца. Там мешок стаскивали. На свету оперение тускло отливало свинцом. Птица топталась по двору, встряхивая затекшими тяжелыми крыльями, не пытаясь взлететь.

Ночью все ставни в келье зажимали, как рты ладонями, ее кричащий свет.

**

Ела она во все время мало, чтобы еще чуть жить. Руку, попытавшуюся вырвать у нее перо, скормили ей на другой день. А то одно, оброненное ею у леса, во все время оставалось схороненным у Ивана-царевича.

 
Пока живое было,
ночами оно светилось.
Однажды – рассыпалось в щепоть пепла,
наверное, в тот же час, что и птица.
 

 
***
ты для счастья своего
не бери себе его
не бери себе дара
жароптицева пера
 

2014—2016 гг.