Текст книги "Преступный разум: Судебный психиатр о маньяках, психопатах, убийцах и природе насилия"

Когда доказывается нечестность, эмоции и чувства большинства преступников явно меняются. Я замечаю, как меняется тон голоса. Выражение лица может ненадолго выдать дискомфорт, и только потом возникнет готовая эмоция. Например, появится смущение. Но чаще – раздражение. Иногда они демонстрируют откровенную агрессию. В первый момент негативных эмоций люди обычно говорят менее связно, с трудом подбирают слова. Амит, напротив, продолжал оживленно улыбаться и, не колеблясь, заявил, что удивлен не меньше меня.

Клекли предположил, что психопаты неспособны на эмоциональном уровне воспринимать чувства, которые обычно скрыты в мыслях и переживаниях. Если принять во внимание роль чувств и эмоций в человеческом взаимодействии, то озабоченность Амита статусом становится более понятной. Озабоченность статусом не является чем-то противоестественным. Иногда эти признаки очевидны: марка автомобиля или логотип на одежде. Даже те, кто утверждает, что отвергают материализм, все равно дорожат другими показателями статуса. Например, должностью на работе, квалификацией, спортивным мастерством, знанием культурных традиций, заботой об окружающей среде. В то время как большинство из нас пытается скрыть свое стремление к статусу, Амит, по крайней мере в этом отношении, гораздо более откровенен. Обычно нас удерживает от хвастовства предвосхищение реакции слушателя. Зачем тратить умственные усилия, если мы можем показаться хвастунами. Эта мгновенная эмоциональная реакция обычно сдерживает наш порыв покрасоваться. Иногда мы преодолеваем эту реакцию. Нас может подтолкнуть к этому явная угроза собственному статусу, например покровительственный тон младшего коллеги. Но чаще, если мы и говорим что-то относительно статуса, это замечание вклинивается в разговор случайно. Амит, по-видимому, страдал от нарушения эмоционального механизма, который обычно сдерживает высокомерие, и поэтому вел себя откровеннее.

Психопатов часто карикатурно изображают бесчувственными автоматами. Амит не испытывал недостатка в эмоциях, у него была другая модель реагирования. У него не возникало чувство дискомфорта, которое должно вспыхивать в сознании при ожидании определенных чувств у других. После знакомства с Амитом я понял, почему свидетели описывали его как отстраненного человека. Он выражал свои мысли четко и уверенно, действуя по сценарию, но в более интимных ситуациях выпадал из ритма социального танца.

Склонность Амита ко лжи также можно объяснить следующим: он не испытывал негативных чувств, которые обычно сопровождают желание сказать или сделать то, что может повредить репутации. В результате у него не было склонности к честности по умолчанию.

Дефицит чувств и эмоций проявляется по-разному, и нет формулы, которая подошла бы всем моим пациентам. У Амита наблюдались признаки глубокого дефицита эмоций. Даже когда он испытывал такое экстремальное желание, как убийство членов семьи ради выгоды, у него не возникало сдерживающей реакции. Однако он не соответствовал вымышленному стереотипу психопата. Он не хотел причинять никому вреда, он не желал, чтобы другие страдали. Он не был хохочущим злым гением или серийным садистом-убийцей. Просто ему было наплевать на чужие страдания. Точнее, он не воспринимал чужие страдания.

Независимо от того, насколько серьезными были нарушения психических процессов у Амита, защита посчитала, что, если в его случае принять диагноз «психопатия», объявить его ограниченно вменяемым не удастся[3]3
  Постановка психиатрического диагноза является обязательным, но не достаточным критерием невменяемости или ограниченной вменяемости. Самостоятельному доказыванию подлежит неспособность (при ограниченной вменяемости – неполная способность) к осознанно-волевой регуляции своих действий, а также, по законам Великобритании, непредумышленность совершения преступления. – Прим. ред.


[Закрыть]. Надеясь на снижение срока, он признал себя виновным в убийстве и был приговорен к пожизненному заключению.

4
Джо

Джо недавно перевели из другой тюрьмы и направили ко мне на обследование. После прибытия он прекратил принимать лекарства, поскольку тюремному терапевту дали понять, что Джо может обойтись без лечения. Руководители тюремных медицинских служб постоянно говорят о равенстве (паритете) медицинского обслуживания для всех заключенных. Сомневаюсь, что, если бы пациент не находился в тюрьме, ему вдруг резко отменили бы прописанные препараты. Как бы то ни было, меня часто просили выяснить, нуждается ли недавно прибывший пациент в лекарствах, назначенных психиатрами до его прибытия в тюрьму или во время нахождения в других тюрьмах. Похоже, сомнения часто идут не на пользу заключенному, в особенности по сравнению с пациентами, не проходившими судебно-психиатрическую экспертизу. В случае с Джо мне пришлось признать, что есть некоторые вопросы относительно обоснованности приема препаратов против синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ).

Открыв электронную почту, я прочитал письмо от психиатра, поставившего Джо диагноз. На первый взгляд, оно охватывало основные диагностические критерии. Джо рассказал психиатру, что был недисциплинированным и непослушным ребенком, а это, как говорилось в письме, весьма типично для детей с синдромом дефицита внимания. Он редко посещал школу, а его поведение было настолько неуправляемым, что в итоге его исключили и направили в специализированную школу для проблемных детей. Опять же, это обычная картина для данного заболевания.

К подростковому возрасту Джо двигался уже по накатанной: от синдрома дефицита внимания к поведенческим проблемам и далее к более серьезным преступлениям. В письме перечислялись нескончаемые истории неповиновения, сопротивления указаниям, невнимательности и деструктивного поведения – таким образом проявлялся диагноз «синдром дефицита внимания», и я был с этим согласен. Другая сторона диагноза – гиперактивность – теперь стала менее очевидна, но я согласился с объяснением психиатра в письме, что это в порядке вещей. Исследования, демонстрирующие сохранение СДВГ у взрослых людей, также показали, что это больше относится к симптомам дефицита внимания, чем к гиперактивности. Проблема заключалась не в симптомах СДВГ, которые обнаружил психиатр, – просто, возможно, он нашел то, что искал с самого начала.

Моей задачей было оценить состояние Джо и посоветовать тюремному врачу, стоит ли возобновлять прием лекарств. Как врачи, мы (совершенно справедливо) обязаны удостовериться, что есть веские основания для назначения лекарств пациенту. Выписывание рецептов в тюрьме создает дополнительные сложности. В тюрьме стоимость лекарств, в том числе назначенных, гораздо выше, и они могут стать предметом торговли, что опасно. Заключенных заставляют возвращать долги путем запугивания, которое при необходимости подкрепляется реальным насилием. Задолженность перед поставщиками медикаментов делает заключенных очень уязвимыми. Невозможно полностью остановить попадание прописанных заключенным препаратов на местный черный рынок. Тем не менее можно предпринять некоторые шаги для снижения риска. Один из таких шагов – надежное обоснование для выписки рецепта.

Несмотря на разногласия по поводу эффективности психотропных средств, многие из них оказывают положительное влияние на психическое здоровье, что вряд ли может быть случайностью. Лекарства от СДВГ, например риталин или концерта, как и многие другие психиатрические препараты, могут вызывать серьезные побочные эффекты. Кроме того, как это часто бывает в психиатрии, неясен точный физиологический механизм, с помощью которого препарат лечит заболевание. Химическое вещество, известное как стимулятор центральной нервной системы, вряд ли стало бы очевидным выбором для лечения людей, которые и так выглядят перевозбужденными. Неудивительно, что подобное действие этого вещества открыли случайно.

История нашего понимания СДВГ началась с Генриха Гофмана, немецкого врача, который перешел от общей практики к психиатрии. Гофмана убедили анонимно опубликовать серию иллюстрированных рассказов, написанных им в качестве рождественского подарка своему трехлетнему сыну. Эти рассказы считаются предшественниками комиксов. «Забавные истории и потешные картинки, с пятнадцатью раскрашенными иллюстрациями, для детей трех-шести лет» были опубликованы в 1845 г. Это были сказки в стихах, в центре каждой из них – ребенок с необычными привычками. Каспар упорно отказывается есть суп, и через несколько дней погибает и умирает. Увлекшись спичками, Полина случайно поджигает себя, что приводит к смертельным последствиям. Струвельпетер, или Степка-Растрепка (это название использовалось в более поздних изданиях), не следил за собой и стал выглядеть настолько ужасно, что даже автор не мог на него смотреть. Поучительные истории показывают, как неправильными действиями дети навлекали на себя беду. Книга Гофмана была популярна у многих поколений немецких детей. Ее перевели на многие языки, а перевод на английский, сделанный Марком Твеном, был опубликован только спустя четверть века после его смерти.

По сравнению со стандартами того времени, Гофман придерживался более просвещенного и гуманного отношения к психическим расстройствам. После усиленной кампании в прессе и среди политиков он основал инновационную психиатрическую клинику во Франкфурте. Наряду с успешной медицинской карьерой он продолжал писать и рисовать, используя эти навыки во врачебной практике. В своей автобиографии он объясняет, как рисовал картинки и рассказывал истории, чтобы успокоить маленьких пациентов и их осмотреть.

Комментаторы интерпретировали краткие описания характеров, которые делал Гофман, как ранние изображения проблем детского поведения – в наши дни они служат основой для диагнозов, которые ставит врач. Например, у Каспара, отказывающегося есть, расстройство пищевого поведения. Сам Гофман писал, что «эти истории не высосаны из пальца, так или иначе, они выросли на плодородной почве».

Имя другого его персонажа позже было принято в качестве немецкого варианта диагноза, введенного только столетие спустя. Не в силах подчиняться указаниям отца сидеть спокойно за обеденным столом, Заппель-Филипп, или Фил-Непоседа[4]4
  В русском издании Федюшка-вертушка. – Прим. ред.


[Закрыть], извивался, хихикал и раскачивался на стуле.

 
Ну, уж Федя наш попался!
Все качался да качался,
Вдруг –  ведь сам же виноват –
Опрокинулся назад.
И за скатерть из всех сил
Уцепился, потащил
Хлеб, тарелки за собой!
Ах, да малый удалой![5]5
  Цит. по: Гофман Г. Степка-Растрепка / Пер. с нем. Ю. Шипкова. – М.: Карьера Пресс, 2012. – Прим. пер.


[Закрыть]
 

В немецком разговорном языке синдром Заппеля-Филиппа используется как термин для обозначения расстройств, связанных с гиперактивностью. Врачи до и после Гофмана замечали, что некоторые дети отличаются чрезмерной непоседливостью, рассеянностью и невнимательностью. В медицинской литературе эти проблемы фигурировали в виде различных диагнозов, таких как дефекты морального контроля, детские гиперкинетические расстройства, минимальные мозговые дисфункции. Только в 1980 г., в третьем издании «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам» Американской психиатрической ассоциации, появился официальный диагноз «синдром дефицита внимания», или СДВ. В четвертом издании этот диагностический термин был дополнен, и теперь он звучит как «синдром дефицита внимания и гиперактивности» – сокращенно СДВГ.

За время своей клинической карьеры я видел, как понятие СДВГ эволюционировало от расстройства детского возраста до проблемы, которая может сохраняться во взрослой жизни. Как и в случае со всеми психиатрическими диагнозами, связанными с повышенной склонностью к правонарушениям, большинство людей с синдромом дефицита внимания преступлений не совершают. Повышенный риск существует на уровне групп, а не отдельных людей, а значит, хотя большинство детей с СДВГ не вырастают в антисоциальных взрослых, дети с СДВГ чаще становятся преступниками, чем дети без него.

В 1930-х гг. доктор Чарльз Брэдли работал в больнице Род-Айленда и исследовал аномалии мозга у детей. Применяемая им техника визуализации мозговой активности широко использовалась до появления более сложных сканеров, которые сегодня мы считаем само собой разумеющимися. Рентгеновская визуализация, которая регулярно использовалась с начала ХХ в., основана на том, что разные ткани поглощают разное количество электромагнитного излучения. Ткани, обладающие сильной абсорбцией, такие как кость, не пропускают бо́льшую часть рентгеновских лучей на пленку. Чем меньше рентгеновских лучей попадает на пленку, тем белее она выглядит. Как следствие, кость на снимке получается белой, а легкие, пропускающие гораздо больше рентгеновских лучей, – черными. Патология выявляется путем поиска неожиданных областей контраста. Перелом создает контраст между костью и не костью там, где его быть не должно. Выявить поражение мозга на обычных рентгеновских снимках практически не удается, поскольку контраст между различными оттенками серого заметить сложнее.

В конце второй декады ХХ в. ввели новую процедуру для усиления контраста в центральной нервной системе. Вокруг головного и спинного мозга находится узкая полость, которая соединяется с системой полостей в головном мозге. Эта сеть полостей заполнена спинномозговой жидкостью (СМЖ), или ли́квором. Удаление СМЖ и заполнение пространства воздухом позволяет создать более сильный контраст в тканях нервной системы. Хотя доктор Брэдли понимал преимущества этого метода, он также хорошо осознавал его недостатки. После этой процедуры у пациентов возникала сильная головная боль. Доктор Брэдли предположил, что если головная боль является результатом потери СМЖ, то ускорение ее выработки после получения рентгеновских снимков должно облегчить тяжесть и ограничить продолжительность этого побочного эффекта. Для ускорения выработки СМЖ он использовал бензедрин, мощный препарат на основе амфетамина. Результаты не подтвердили его гипотезу – головные боли не уменьшились. Зато наблюдалось заметное улучшение поведения и успеваемости у некоторых детей. Он опубликовал свои выводы, но на врачебную практику они повлияли мало. Только в середине 1950-х гг. психиатры начали использовать родственный препарат, также из амфетаминов, для лечения детей с гиперактивностью.

Джо прописали один из вариантов этого амфетамина. В день моего прихода Джо находился в отделении, которое я посещал последним. В ожидании следующего пациента я смотрел, как надзиратель открыл дверь в приемную и окликнул Джо по имени. Один из заключенных оглянулся через плечо и крикнул надзирателю: «Подождите, босс!»

Аура Джо занимала гораздо больше места, чем его жилистая фигура ростом около пяти футов и десяти дюймов (178 см). Он стоял, прислонившись вытянутой правой рукой к стене, а правой ногой опираясь на низкую скамейку. До того как его прервал надзиратель, он был поглощен беседой с двумя заключенными. Джо ненадолго обернулся к ним, как будто ему нужно было закончить фразу. Когда он двинулся прочь, они громко попрощались и рассмеялись. Затем Джо без всякой спешки направился к двери, покровительственно ухмыляясь надзирателю. Если кто-то из других заключенных и поднимал взгляд, то лишь на мгновение, Джо не установил зрительный контакт ни с кем из трех человек. Иерархия была очевидна.

У многих видов животных особи объединяются в группы в соответствии с определенной структурой. Наличие структуры означает, что группа достигнет большего, чем в сумме отдельные члены. Повсеместно встречающиеся иерархические структуры – один из способов распределения ресурсов. Особи, находящиеся на вершине иерархии, получают больше возможностей: для них становятся более доступны факторы выживания и передачи генов наследникам. В любом случае от согласованных действий все члены группы получают выгоду, даже если они стоят на низкой ступени иерархической лестницы.

О социальном ранге можно сообщать без единого звука. Это очевидно, если наблюдать, как взаимодействуют группы приматов, такие как шимпанзе и гориллы. Особи высокого ранга выпячивают грудь, расставляют широко руки и принимают открытые позы. Подчиненные члены стаи стараются избегать прямого зрительного контакта с теми, кто доминирует. Если не отвести вовремя взгляд, риск нападения возрастет. Бесконтактное послание о соответствующем положении в групповой иерархии обходится всем гораздо дешевле.

Исследования в области социальной психологии показали, что невербальные проявления общественного статуса у людей могут быть более тонкими, но распространены в той же степени. Положение тела и поза, направление взгляда, жесты, а также вокализация – все это используется в попытках захватить власть в определенной группе. Некоторые люди добиваются доминирования над другими с помощью угроз и запугивания, чтобы создать атмосферу страха и вынужденного уважения. И это не единственный способ стать лидером. Например, сопереживая, помогая другим и делясь ценными знаниями, тоже можно занять лидирующее положение. Таких людей называют авторитетными лидерами, в отличие от внушающих страх лидеров доминантного типа.

Наблюдая за Джо и его товарищами по заключению, я понял, что они используют стратегии доминирования. Эти инструменты хорошо известны в тюрьме, и многое там вертится вокруг доминирующих лидеров. Тем не менее, сужая внимание до конкретных личностей, мы игнорируем обстановку в целом, а именно в ней и происходят важные микровзаимодействия. Почему тюремная среда способствует доминированию, а не авторитету? Мало того, что одна группа (тюремных надзирателей) имеет права и привилегии, которых нет у другой группы (заключенных), так надзиратели еще и получают средства контроля над заключенными. Один из самых известных экспериментов в истории психологических исследований был представлен как доказательство того, что отведенная людям роль может оказывать сильное влияние на их поведение. Филип Зимбардо методом случайной выборки разделил группу студентов по ролям – на заключенных и надзирателей. Затем он наблюдал за развитием настолько кошмарного сценария, что эксперимент пришлось прекратить досрочно. Те, кого назначили на роль надзирателей, начали вести себя жестоко по отношению к студентам-заключенным, которые, в свою очередь, стали более покорными. Хотя Стэнфордскому тюремному эксперименту были посвящены многочисленные статьи в научных изданиях и СМИ, последующий анализ условий исследования и попытки его повторить вызвали серьезные сомнения в том, насколько обоснованы были первоначальные выводы. Одна группа ученых впоследствии провела параллельные исследования, в которых правила, взятые из реальных тюрем, сравнивались с более либеральным режимом. Враждебность между заключенными и охранниками, возникшая в исследовании, имитирующем стандартную тюрьму, не наблюдалась в сравнительных исследованиях с более мягкими режимами. Характер взаимодействия зависел не только от отведенной роли, но и от режима, в котором оно происходило. Быть может, способ приобретения статуса в тюрьме – это результат присутствия людей со склонностью к жестокости? Или же социальная среда тюрьмы отбирает определенные черты, способствующие доминированию?

По пути на встречу со мной Джо спросил: «В чем дело, босс? Меня переводят?» Не зная, что ему предстоит встреча с психиатром, он решил, что это обычное медицинское обследование перед переводом в другую тюрьму. Я сказал, что его не переводят, а я встречаюсь с ним, чтобы проверить назначения лекарств.

– Ага, давно пора, – ответил он. – Доктор Ричардс, вы ведь его знаете, поставил мне диагноз «гиперактивность». Когда я сказал маме, что мне прекратили давать лекарства, она аж подскочила. Она обратилась к моим адвокатам. Вы вернете мне лекарства?

Мы сидели за маленьким шатким столом в комнате для допросов.

Я объяснил, что мы проведем несколько встреч и я не смогу ничего сказать о диагнозе или лекарствах, пока полностью не завершу процедуру. Сначала я хотел получить общую картину. Сколько ему лет? К какому сроку его приговорили? В чем заключалось преступление? Джо сказал, что ему двадцать девять и он отбывает восьмилетний тюремный срок за непредумышленное убийство. Его могут освободить через восемнадцать месяцев. Преступление, за которое Джо отбывал срок, было связано со столкновением двух молодежных группировок, которое быстро переросло в драку. Из-за того, что у кого-то оказалось оружие, драка привела к убийству.

Преступления с использованием ножей вызывают особую озабоченность в Великобритании. Снижение уровня убийств в стране, начавшееся в начале этого века, в 2015 г. сменилось противоположной тенденцией. В итоге использование холодного оружия было названо одной из основных причин недавнего роста числа насильственных смертей. Этот вид преступлений подпитывается сложными социальными проблемами, но насилие среди молодежи, драки между группировками, преступления с использованием ножей всегда присутствовали в обществе, хотя и кажется, будто это явление современное. В качестве доказательства можно обратиться к одной из самых известных трагедий Уильяма Шекспира – «Ромео и Джульетта».

Когда мы смотрим в театре эту пьесу, первая сцена третьего акта может показаться далекой от современных эпизодов уличного насилия. Но для меня сходство очевидно. В знойный жаркий день Бенволио и Меркуцио, два молодых человека из семьи Монтекки, бесцельно слоняются по улицам шекспировской Вероны. Помня о вспыльчивом нраве Меркуцио и о том, как велика вероятность наткнуться на своих соперников, Капулетти, Бенволио хочет вернуться домой. Вражда между двумя группами длится уже давно, что очень расстраивает местных жителей. Не принадлежащие ни к той ни к другой группировке жители Вероны даже вмешивались, чтобы остановить насилие, но это ни к чему не привело. Напряжение между семьями не исчезло. Этот факт устанавливается в начальной сцене пьесы.

ГРЕГОРИО. Я скорчу злое лицо, когда пройду мимо. Посмотрим, что они сделают.

САМСОН. Я буду грызть ноготь по их адресу. Они будут опозорены, если смолчат.

Входят Абрам и Балтазар.

АБРАМ. Не на наш ли счет вы грызете ноготь, сэр?

САМСОН. Грызу ноготь, сэр.

АБРАМ. Не на наш ли счет вы грызете ноготь, сэр?

САМСОН (вполголоса Грегорио). Если это подтвердить, закон на нашей стороне?

ГРЕГОРИО (вполголоса Самсону). Ни в коем случае.

САМСОН. Нет, я грызу ноготь не на ваш счет, сэр. А грызу, говорю, ноготь, сэр[6]6
  Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть].

Страхи Бенволио подтверждаются, когда к ним подходит группа Капулетти, и почти сразу же его вспыльчивый приятель вступает в перепалку с дерзким предводителем отряда Монтекки.

ТИБАЛЬТ. За мной, друзья! Я потолкую с ними. Словечко-два, не больше, господа!

МЕРКУЦИО. Словечко-два? Скажите, какая важность! Я думал, удар-другой.

ТИБАЛЬТ. Я всегда готов к вашим услугам, дайте мне только повод.

Снизить напряженность не дает и появление Ромео. Вместо того чтобы вступить в схватку, Ромео, не желающий драться, поскольку влюблен в Джульетту, пытается разрядить обстановку. Он говорит Тибальту, что ему нравится фамилия Капулетти, а Меркуцио воспринимает это как предательство: «Трусливая, презренная покорность!» Их спор внезапно накаляется с появлением клинка. Во время короткой и яростной потасовки Меркуцио получает удар шпагой и умирает на месте.

Этот эпизод показывает, как мимолетная встреча двух групп молодых мужчин-соперников может перерасти в агрессию, а затем стать еще более опасной, если в руках есть оружие. Присутствие зрителей только раздувает пламя агрессии, поскольку участники боятся потерять лицо. Совет Бенволио уйти, поскольку «в жилах закипает кровь от зноя», подтверждается исследованиями. Установлено, что повышенный уровень агрессии связан с более высокой температурой окружающей среды. Более четырех веков назад Шекспир описал столкновение, которое не было редкостью в Англии времен Елизаветы I.

Когда Шекспир писал «Ромео и Джульетту», уровень убийств все еще был в десять раз выше, чем в середине ХХ в. Уровень убийств продолжал падать, пока с начала 1960-х гг. направление кривой не изменилось и уровень насилия не пошел вверх. Тем не менее стоит отметить, что даже на пике уровень убийств в Англии и Уэльсе, доходивший до 1,8 на 100 000 человек в 2003 г. (включая 173 жертвы доктора Гарольда Шипмана), составлял лишь одну двадцатую часть от пика среднеевропейского показателя в Средние века. И все же шекспировское изображение стычки между группировками перекликается с теми историями, которые я постоянно слышу от молодых пациентов-мужчин.

Судя по тому, что я прочел о Джо в его медицинской карте, я ожидал получить достаточно ответов «да», чтобы поставить диагноз, но мне недостаточно было убедиться, что у него СДВГ. Мне хотелось его понять, а не просто определить симптомы. Я предупредил Джо, что экспертиза может проходить не так, как он ожидал. Я объяснил, что она будет включать общее обсуждение многих аспектов его жизни. К счастью, хотя Джо с нетерпением ждал возобновления приема лекарств, ему также нравилось разговаривать. Как он выразился, у него был «дар болтливости».

Сначала я расспросил о важных людях в его жизни и какую роль они сыграли. Когда он рассказал о своих близких родственниках, я набросал семейное древо, чтобы проверить, правильно ли все понял. Его мать была самым важным для него человеком. «Она всегда была рядом». Она приезжала его навестить всего несколько дней назад. «У нее была тяжелая жизнь. Поэтому она стала жесткой». Джо не испытывал особых чувств к отцу. Его родители никогда официально не расходились, но отец не особенно участвовал в воспитании, поскольку уже имел наркотическую зависимость, когда Джо было около восьми лет, и после этого часто сидел в тюрьме. Тюремные сроки были короткими – в основном за кражи в магазинах ради того, чтобы иметь средства на свое пристрастие. В течение нескольких дней или недель после освобождения он появлялся дома, но потом исчезал, поскольку не мог устоять перед тягой к наркотикам. Джо привык не думать о нем. Мать больше не вышла замуж и, насколько знал Джо, не завела серьезных отношений. Джо сказал мне, что не допустил бы этого.

Еще в младшей школе из-за отсутствия отца Джо решил, что должен взять на себя роль главного мужчины в семье. Прежде чем он смог четко сформулировать причину, он начал защищать свою мать от других мужчин. Он вспоминал, что отталкивал их своим поведением, «прогонял их». Он также говорил о защите репутации семьи. Героиновая зависимость отца стала причиной жестоких насмешек над ним и его семьей, но готовность Джо прибегнуть к насилию вскоре отучила детей дразнить его по этому и любому другому поводу. Однако на одного взрослого, живущего по соседству, это произвело обратный эффект. Вероятно, подстегиваемый реакцией Джо, этот человек, казалось, получал удовольствие от того, что заводит подростка. Если он мимоходом сталкивался с Джо, то называл его сыном «ушлепка». Власть героина над жизнью наркомана означает, что он рискует потерять все, даже самоуважение. Для Джо смыслом существования было уважение. Интересно, что человек, издевавшийся над Джо, был из семьи, которую Джо считал соперничающим кланом.

Семья была важной частью жизни Джо. У него было две сестры, причем одна из них старше его на полтора года, но с самого детства он считал своим долгом присматривать за ними. Теперь обе обзавелись детьми, и все четверо племянников его боготворили. Его мать росла в семье с пятью детьми, и большинство его тетушек, дядюшек и их детей жили в той же части города; некоторые сидели в той же тюрьме, где я с ним встречался.

Мы перешли к его школьному опыту. Когда Джо было десять лет, среди учеников появился физически более крупный мальчик, и это угрожало подорвать с таким трудом завоеванный авторитет Джо. В последнем классе начальной школы Джо доминировал не только в своем классе, но и над всеми мальчиками в школе. Не имело значения, что новый мальчик был крупнее и, возможно, сильнее, – Джо и помыслить не мог об отступлении и готов был добиваться большего, чем любой другой на его месте. Такое положение дел сохранилось и во взрослом возрасте: если он сталкивался с человеком, который мог одолеть его физически, Джо подбирал любой доступный предмет и использовал его в качестве импровизированного оружия. Новый соперник в начальной школе, столкнувшись с необузданностью Джо, отказался от неизбежной драки и, прихрамывая, ушел с колотой раной от острого карандаша, который Джо воткнул ему в бедро. Так Джо наглядно показал не только этому сопернику, но и всем остальным, что будет с тем, кто попытается его свергнуть.

Мне стало интересно, как Джо объяснит, почему его жизнь пошла именно по этому пути, и я спросил об этом. Не раздумывая, он начал с рассказа о районе, где вырос. Во время беседы я заметил, что, если у него появлялся повод упомянуть свой район, он с гордостью произносил его название. Он считал, что это часть его личности. При всей любви к родному району Джо часто описывал его как жестокий и бедный. Для него этот район отличался от других бедных районов или от более благополучных. Но более благополучные районы его не интересовали. Другие неблагополучные районы были территорией соперников. Похоже, как и в случае с Монтекки и Капулетти, достаточно было родиться по другую сторону произвольной разделительной линии, чтобы стать чьим-то врагом.

В 1970 г. в одной статье был описан эксперимент Бристольского университета, в ходе которого группе из сорока восьми мальчиков-подростков из местной школы показывали картины двух художников-абстракционистов – Василия Кандинского и Пауля Клее. Мальчиков просили выбрать одну из шести пар картин двух «иностранных художников», при этом фамилии художников не называли. После этого их отводили в сторону и каждому объявляли, какому художнику он отдал предпочтение. Стоит заметить, что, хотя группы были обозначены как «Клее» и «Кандинский», мальчиков распределили по группам случайным образом, независимо от их предпочтений. Им сообщили, что в качестве вознаграждения за участие в эксперименте раздадут деньги и сами мальчики смогут проголосовать, как эти деньги распределить. Участников разделили, поместив в индивидуальные кабинки, и выдали буклет, в котором они должны были отметить, сколько денег достанется другим. Единственным средством идентификации была принадлежность к группе Клее или Кандинского.

Когда буклеты собрали и сопоставили оценки, выяснилось, что мальчики систематически давали больше денег тем, кто был в группе того же художника. Особенно интересно, что они были готовы отдать меньше денег своей группе, если это означало, что можно максимизировать разницу между группами в пользу своей. Исследователи стремились свести к минимуму фактическую разницу между группами. Принимая решение, мальчики не могли учитывать отношения со своими сверстниками, поскольку не знали, кто в какой группе находится. Не было причин полагать, что у этих групп будет общее будущее. Простая идентификация себя как части группы, по-видимому, активизирует психологические процессы, которые заставляют нас желать, чтобы «наша» группа была лучше другой.