Текст книги "Ученик мага"

Я откинулся на спинку стула и смотрел, как волшебник ходит по кабинету. Первым делом он закрыл дверь. Потом подошел к полке с книгами про Гудини – они стояли как раз на уровне глаз. Вернее, носа. Прижавшись носом к крайней книге слева, Феруз двигался вправо, обнюхивая каждую из книг. Делая вдох, он напрягал мышцы спины и сжимал кулаки. Казалось, с каждым вдохом он становится все сильней. И только обнюхав каждую книгу, он продолжил свой рассказ.

– Теперь, когда ты доказал, что умеешь беспрекословно повиноваться, – говорил он, – перейдем к следующему этапу. Со временем я поделюсь с тобой кое-чем из своих секретов. А уж как ты распорядишься этими знаниями – решай сам. По окончании курса обучения ты вполне можешь решить, что инструмент этот дарует слишком большую мощь, и что лучше к нему не прибегать. Решение за тобой.

За окном послышался шум аварии, я отвлекся и выглянул в окно, ожидая увидеть кровавое месиво. Но ничего такого там и в помине не было. Я снова обернулся. Феруза уже и след простыл.

Дверь кабинета была заперта изнутри – в замке по-прежнему торчал ключ. Остальные две двери – тоже на замке. Как и окна. Я принялся искать какой-нибудь люк или потайной рычаг… но ничего не нашел. Единственная подсказка обнаружилась под полкой с книгами о Гудини: темная лужица густой как патока жидкости – машинное масло.

8
Ученик мага

– Чтобы стать великим волшебником, – безапелляционно заявил Феруз, когда на следующий день в шесть утра у нас начался очередной урок, – ты должен изучать классиков.

– Каких классиков?

– Во-первых, ты должен проштудировать Робера Удена, Гудини, Калиостро и Келлара. Следующим этапом будет изучение иллюзионистов из числа аскетов, мудрецов и садху – лучших индийских мастеров.

Одетый в костюм для верховой езды: бриджи-джодпуры, сапоги высотой до колена и пиджак в мелкую ломаную клетку, Феруз размахивал стеком из полового члена быка, указывая им на книжные полки.

– Это классические труды, – продолжал он. – Ты должен все их прочесть и выучить. Но сначала тебе надо как следует подготовиться. Самое важное в этом деле – подготовка!

Учитель взял с полки биографию Алессандро Калиостро – чародея и авантюриста, который жил в XVIII веке, – подержал книгу в кожаном переплете в руках, поглаживая твердый корешок, будто это не книга, а драгоценная реликвия.

– До того, как ты близко познакомишься с Калиостро, – просипел он, – тебе придется выучить еще кое-что… Перед хитроумным Калиостро идет гениальный Гудини.

На этом монолог оборвался появлением Гокула с чайным подносом. Феруз приставил стек к груди камердинера на манер сабли, а потом указал им на журнальный столик. Гокул про-шаркал к столику походкой ребенка, влезшего в мамины туфли, и поставил туда свою ношу.

– По мере обучения, – сказал Феруз, как бы подсчитывая, – ты узнаешь от меня ошеломляющие подробности. Иногда истина, которую я тебе сообщу, будет вызывать у тебя вопли протеста. Но, чтобы понять то, чему я тебя учу, тебе придется держать в голове один ключевой момент.

– Я постараюсь понять, – с готовностью сказал я. – Что это?

– Всех величайших мастеров сценической магии и сотворения иллюзий объединяет один-единственный центральный элемент, – Феруз налил себе чаю и вдохнул пар, будто благовоние. – Все они до единого признавали, что в любой магии есть один главный момент.

– Какой момент?

– В иллюзии, – продолжил он, – нет ничего важнее, чем перекрестное опыление информации.

– Это как?

Феруз нарисовал в воздухе стеком букву «Ф».

– По словам Гарри Гудини, – прогремел он, – настоящим иллюзиониста делает только разносторонняя образованность.

– Учиться будешь много чему, освоишь и теорию и практику. Изучишь математику, химию, искусство и психологию, – Феруз отхлебнул еще чаю. – А затем тебе предстоит разобраться во всем, от пчеловодства до доксологии.

– Доксологии? – переспросил я упавшим голосом.

Волшебник потер подбородок – он не ожидал, что у меня такой узкий кругозор.

– Доксология, – объяснил он, – это наука о религиозных гимнах.

Феруз не дал мне времени на осознание важности этой не слишком развитой области человеческого знания и продолжил:

– Это основа основ для волшебника. Не имеет смысла разучивать фокус, если твой разум недостаточно искушен и развит. Подготовка – это первая часть курса обучения. Построй фундамент – и можешь двигаться дальше. Сами по себе иллюзии – это следующий этап. Затем… – Феруз потянулся, – затем идут «профессиональные» тайны.

– Профессиональные тайны? Какое отношение они имеют к волшебству?

– Достичь высот в искусстве сотворения иллюзий, – объяснил Учитель, – можно лишь раскрывая тайны и применяя полученные знания на практике. Раскрывая чью-нибудь профессиональную тайну, ты сначала подбираешь ключ к загадке, а когда-нибудь потом сам сможешь применить его.

На первый взгляд, Феруз составил всеобъемлющую программу обучения, но меня все-таки несколько смущало, что он мало внимания уделяет тренировке рук. Может, лучше было бы перейти сразу к сути, в смысле, непосредственно к фокусам? У меня накопилось огромное множество вопросов, но стоило мне начать их задавать, волшебник закатывал глаза под потолок и задавал мне встречный вопрос:

– Долго будет длиться обучение?

– Насколько быстро ты учишься?

– Какую плату вы берете за обучение?

– А ты платил отцу за то, что он научил тебя плавать?

– Почему вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

– А разве я так отвечаю?

* * * *

Уроки начинались каждый день в шесть утра. Для начала – четыре часа самостоятельных занятий. В основном мне приходилось осваивать краткие учебники. Все эти теоретические штудии, как и жестокие испытания, которым я еще недавно подвергался во дворе, казались абсолютно бессмысленными. Ну зачем, скажите на милость, волшебнику знать таблицу Менделеева, линнеевскую классификацию кактусов или постоянную Больцмана.

Чем дальше, тем больше я убеждался в ненормальности Феруза. Никогда прежде я не встречал человека, придающего такое колоссальное значение времени и частностям.

Например, он считал что еда – это пустая трата времени, поэтому на любой прием пищи отводил ровно двенадцать минут. При этом он придирался к тому, что приносил Гокул, и редко съедал больше одного-двух кусочков. Обед подавали в пять минут одиннадцатого. Потом в течение четырех часов меня пичкали знаниями из самых разных областей, часто никак между собой не связанных. От нумизматики до монастырской архитектуры Франции XIII века. Ужин подавали в пять минут третьего. После ужина я принимался за выполнение полученных заданий – их количество неуклонно росло.

Странный распорядок дня Феруза и его бессмысленный подсчет каждой минутки – все это наталкивало на мысль, что у него навязчивый невроз. Только человек с больной психикой способен расписать каждое действие в течение дня. Карманные часы всегда были под рукой у волшебника. Иногда я ловил его на том, как он засекает время: столько-то он пил чай, столько-то шел из кухни в кабинет, столько-то читал кусок текста или разбирал почту.

Такая жесткая регламентация времени начинала меня бесить. Но мои испытания были ничем по сравнению с распорядком дня самого волшебника.

Преданный Гокул, прослуживший в доме много лет, знал каждую причуду хозяина. Как-то утром он с юмором рассказал о некоторых из них.

– Он любит, чтобы все было точно. Вода в ванной всегда должна быть ровно сорок градусов; бреется он всегда ровно семью движениями бритвы; пуговицы на рубашке застегивает только левой рукой; ботинки ему нужно перешнуровывать каждый день; ногти на ногах стрижет только по средам вечером; одежду в шкафу вешает лицом на запад; чай размешивает по часовой стрелке, а кофе – против часовой; прежде, чем войти или выйти, обязательно дважды нажимает большим пальцем на дверную ручку; а еще, – слуга улыбнулся, – он не может заснуть, если окно в комнате не открыто ровно на три дюйма.

– Скажи, Гокул, а что случится, если вдруг забыть что-нибудь из этих правил?

Степенный слуга даже подскочил от такой кощунственной мысли и с ужасом вытаращился на меня.

– Нет! Нет! Ничто из этого никогда-никогда не забывается, – пролопотал он.

* * * *

Поначалу я не слишком усердствовал в занятиях. Учеба тоже была не из легких, но ей все равно было далеко до измывательств, которым я подвергался во дворе. Комната без тараканов с мягкой кроватью и изысканной мебелью не шла ни в какое сравнение с помещениями для прислуги. Но вскоре на смену радости пришел ужас – количество работы росло, как снежный ком. Похоже, Ферузу невдомек, что способности человека к запоминанию небезграничны.

Изо дня в день он клал передо мной очередную стопку научных трудов в кожаных переплетах. «Вот тебе еще пара книжек», – ухмылялся он, подкладывая мне штук пять, не меньше. Продираясь сквозь все эти горы литературы, я понял, наконец, в чем заключался коварный замысел волшебника. План жестокий: сначала усыпить бдительность ученика, а потом загрузить его по уши работой. Мало ему было того, что он искалечил мое тело, теперь он хотел еще, чтобы я умом тронулся.

День за днем я открывал для себя все новые и новые отрасли знания. Я изучал все на свете. Все на свете, кроме сценической магии. Однажды Феруз застукал меня, когда я тайком читал книгу про Гудини. Ярости его не было предела.

– Ты что, уже все остальное уже выучил, да? – он шел на меня как разъяренный носорог. – Тогда на, выучи вот это!

В меня полетело штук шесть книг о загрязнении окружающей среды.

– Но зачем мне учить всю эту чушь? – возразил я.

– Ты учишься, чтобы подготовить ум, – на лице Феруза появилось выражение умиротворенной задумчивости. – Если фундамент плохой, развалится даже самое прочное здание.

– Но я просто хочу что-нибудь узнать о фокусах! Я же за этим сюда и приехал… чтобы узнать все про волшебство!

Учитель взглянул на карманные часы. Он молча наблюдал, как секундная стрелка переходит от деления к делению. Прошло две минуты. Я готов был к тому, что после такого вопиющего неповиновения он меня прогонит. Но не прогнал.

Вместо этого Феруз попросту удвоил нагрузку. С каждым часом задания становились все более и более драконовскими. От меня требовалось только безупречное исполнение. Если я выполнял задание меньше, чем на «отлично», за такую работу – она считалась недотягивающей до стандартов – Феруз окатывал меня презрением. В те редкие минуты, когда я удостаивался похвалы, радоваться было особо нечему – хвалили меня таким тоном, что многие сочли бы такую похвалу особой формой выговора. «Жизнь, – говорил учитель, разглядывая свои руки, – не будет разбираться, где ты сделал хорошо, а где плохо – ей нужно только безупречное качество».

Проспав три ночи на кровати с балдахином, я окончательно раскусил гениальный замысел Феруза.

Мягкая кровать предназначалась вовсе не для того, чтобы дать отдых поврежденной спине или уставшей голове. Она была еще одним орудием пытки. Так, единственная роскошь, доступная узникам американской тюрьмы Алькатрас –горячий душ по утрам. Но это вовсе не поблажка, как может показаться на первый взгляд. На самом деле, если бы осужденные были приучены к холодной воде, они смогли бы с легкостью переплыть ледяные воды залива Сан-Франциско и остаться при этом в живых. Феруз поселил меня в этой роскошной спальне, чтобы я стал слабее. На четвертую ночь я решил спать на полу.

Впрочем, на долю ученика в доме Феруза выпадало отнюдь не только испытание мягкой постелью. Его ждали и все увеличивающаяся нагрузка, и суровая система испытаний с экзаменами, и необычное время приема пищи, и изучение не относящихся к волшебству дисциплин, и занятия на рассвете – ко всему этому и по отдельности непросто привыкнуть. Но больше всего выводят из себя даже не странные порядки, царящие в доме, а необъяснимые проделки Феруза. Под «проделками» я имею в виду отнюдь не фокусы. Я хотел стать профессиональным фокусником, готов был жизнь посвятить этому искусству. Но были у Учителя и другие способности, и некоторые из них я могу объяснить только черной магией.

А как еще, скажите на милость, можно сменить обувь, не переобуваясь или проникнуть посреди ночи в запертую изнутри комнату? Чем еще объяснить его появления в самых разных уголках дома, если он при этом и шагу не ступал? Откуда еще он мог знать последние новости из жизни людей, с которыми много лет не общался? Или как ему удавалось извлекать информацию из книги, не раскрывая ее, а просто подержав в руках?

Как-то раз я пришел к Гокулу на кухню и попросил объяснить все эти странности. Но он только отвел глаза и уставился на ком теста, который месил.

– Не задавай таких вопросов, – слова его звучали с какой-то зловещей беглостью, которой я в нем раньше не замечал. – Опасные вопросы порождают опасные ответы.

* * * *

Мой интерес к ловкости рук основывался отчасти на скептицизме. Но чем дольше я жил в Алипоре, тем больше опасался истинной некромантии. Впервые в жизни я готов был отказаться от цинизма, который всегда был одним из моих главных жизненных принципов. Однажды я открыто взбунтовался против Учителя, и он обвинил меня в том, что я считаю его черным магом. В ответ на это он сказал, что настоящая магия – это всего лишь удачно созданная иллюзия.

Но мысли у меня уже завертелись… Может ли черная магия быть законной? Если да, то был ли Феруз всамделишным волшебником, способным творить настоящие чудеса? В то время как индийские святые говорят, что их чудеса – это «настоящая магия», Феруз утверждает обратное: его настоящие чудеса – это всего лишь иллюзия.

Со временем я поймал себя на том, что присматриваюсь к Ферузу ничуть не менее внимательно, чем он ко мне. Мы с ним все время наблюдали друг за другом, будто две золотые рыбки в соседних аквариумах. Каждый надеялся подловить другого. Я очень хотел застать Феруза за настоящим колдовством. А он пытался выискать пробелы в моих знаниях – и здесь ему было, где развернуться.

* * * *

Самым тяжелым испытанием за весь день был ритуал экзамена. Без всякого предварительного предупреждения я получал команду принять «экзаменационную стойку». Эту весьма и весьма странную позу явно позаимствовали из какого-нибудь сложного масонского ритуала. Феруз говорил, что она помогает сосредоточиться. Думаю, он имел в виду, что она помогает сосредоточиться именно ему. Мне же надо было поставить посреди кабинета два стула на расстоянии сантиметров шестидесяти друг от друга. Потом мне вручали темно-синюю бархатную повязку, я завязывал глаза, будто меня вот-вот должны были расстрелять, и забирался на стулья – левая нога на одном стуле, а правая – на другом. И тут начинался безжалостный допрос.

Экзамен состоял из пяти вопросов. Стоило мне допустить малейшую ошибку, как мне задавали еще пять вопросов. Феруз очень радовался, что мне никогда не удавалось ответить правильно на все пять вопросов. Он часами развлекался, экзаменуя меня.

– Скажи-ка мне, что такое закон Кулона.

– Это фундаментальный закон, – начинал мямлить я.

– Громче! Громче! Я не слышу вас, юноша!

– Это фундаментальный закон, согласно которому сила взаимодействия двух точечных неподвижных заряженных тел прямо пропорциональна произведению модулей зарядов и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними.

На любом другом экзамене мне тут же поставили бы «отлично». Но Феруза не интересовали мои знания – он выискивал пробелы в них.

– Следующий вопрос… Что такое процесс Джустена?

– Э-э… м-м… – запинался я. – Да я это столько лет назад учил.

– Повторяю: что такое процесс Джустена?

– Процесс Джустена это… – я двумя руками хватался за голову, чтобы не свалиться со стульев, – химическая реакция между растворами хлорида кальция и силиката натрия, которую используют для закрепления грунта при прокладке туннелей.

– Третий вопрос… будет по «Махабхарате»…

Услышав название индийского эпоса, я почувствовал, как правую ногу пронзает сильнейшая боль. В этой поэме триста двадцать тысяч строк, и волшебник постоянно к ней возвращался. Сам он утверждал, что помнит большую часть этого невероятного повествования, и что его освоение послужит отличной подготовкой ученику, чем бы он ни занимался. Это, вне всякого сомнения, самая длинная из записанных эпических поэм. Разобраться в хитросплетениях ее сюжета – уже само по себе подвиг, не говоря о том, чтобы заучить ее наизусть.

– Для начала, – радостно говорил Феруз, – скажи, что случилось после того, как Дхритараштра стал править Куру.

– Дхритараштра был слепой, поэтому фактически правил его брат Панду. Но из-за проклятия тому пришлось оставить трон и вместе с двумя женами удалиться в Гималаи вести жизнь отшельников. Потом пятеро сыновей Панду…

– Достаточно! Скажи, кто написал поэму.

– Доподлинно это неизвестно, – ответил я, – но легенда гласит, что мудрец Вьяса диктовал этот эпос Ганеше, богу с головой слона. Считается, что Ганеша согласился его записать только при условии, что Вьяса ни на мгновение не прервется. Вьяса диктовал очень быстро. Ганеша сломал перо и, дабы не упустить ни слова, сломал собственный бивень и стал писать им.

– Ладно, с этим достаточно, – перебил меня Феруз. – Скажи-ка мне теперь, что такое occipitalla.

Мне непросто было вот так сразу перейти от индийской мифологии к остеологии.

– Это несколько хрящевых костей, образующих заднюю часть черепа у позвоночных животных.

– Ну и на десерт… Скажи-ка мне… – Учитель потер кончики пальцев, будто пересчитывая пачку купюр, – какова химическая формула глутамата натрия.1515
  Глутамат натрия – белый кристаллический порошок, усилитель вкуса. Химическая формула: HOOC.CH(NH₂)CH₂CH₂COONa – прим. автора.


[Закрыть]

– Невозможно! – восклицал я. – Эту формулу никому не по силам запомнить.

Заслышав эти слова, Феруз криво улыбался.

– Правило тебе известно, – говорил при этом он. – Повтори мне его громко и четко.

– Если ученик допускает любую, сколь угодно малую, ошибку во время экзамена, – тарабанил я, словно закон физики, – наставник имеет право задать ему еще пять вопросов.

– Вот именно! – кричал в ответ Учитель. – Так, дай-ка мне подумать, о чем еще тебя спросить.

Феруз требовал от меня знаний, не имеющих ровным счетом никакого отношения к волшебству, и это превратилось для нас в настоящее яблоко раздора. Еще можно сказать, что экзекуции, которым меня подвергали во дворе, и непонятные математические формулы имеют хоть какое-то отношение к основному предмету. Но в изучении таких экзотических областей, как коллекционирование колючей проволоки и инфекции, передающиеся при игре на волынке, точно, совершенно точно нет никакой необходимости, – думал я, засыпая по вечерам.

После того, как я провел ночь на холодном кладбище, у меня началась бессонница. Ночи становились для меня все длиннее и длиннее. Я старался поудобнее устроиться на полу, а мысли перескакивали с одного недавно изученного предмета на другой: с теории квантовой механики – на русских шпионов и рецепты традиционной индийской кухни, а потом вспоминались вездесущие герои «Махабхараты». В свете каких-то жутких космических прожекторов на сцене моего подсознания творилось нечто невообразимо дикое: Кришна будто бы выболтал квантовому физику секретный код КГБ, пока готовил блюдо из курицы под названием «мург мусаллам».

Пока я пытался избавиться от этого видения, послышалось царапанье в дверь. Я подскочил. Звук повторился. Пронзительный и непрошенный, как плач младенца на рассвете, звук раздался в третий раз. Я, как всегда, запер дверь изнутри. Внутрь проникнуть было никак нельзя. Но, как всегда, он стоял посреди моей комнаты. Феруз почувствовал, что мне не спится, и явился с лучшим на свете снотворным – внеплановым экзаменом.

* * * *

Навязчивые неврозы часто имеют своей причиной подавленные страхи. Самым ярким примером навязчивого невроза является фобия. Я годами вел записи наблюдений над людьми, страдающими фобиями, и над помешанными. Такое ведение записей уже само по себе граничило с помешательством. Если верить моим записям, то связь между навязчивым неврозом и фобиями очевидна. По моим наблюдениям, чем сильнее проявляется навязчивый невроз, тем более причудливые у человека фобии. Например, одна моя знакомая страдала погонофобией – боязнью растительности на лице. При виде усатых мужчин ей становилось плохо.

У Учителя явно было не все в порядке с головой, так что я мог бы голову прозакладывать, что где-то в самых потаенных уголках его сознания ждет своего совершенно невообразимая, ни с чем не сравнимая фобия. Дело за малым: найти эту ахиллесову пяту.

Что может быть приятнее, чем возможность покопаться в чужих вещах? Едва волшебник оставил меня одного и ушел встречаться со своим приятелем Рублу, как я отложил в сторону научный труд по фонетике, проскользнул в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь, закрыл жалюзи и принялся за дело. Я просто немножечко посмотрю, что у него тут есть, самую малость полистаю… надо же мне найти его ахиллесову пяту.

Комната не могла похвастаться грандиозными размерами, но зато здесь все дышало иллюзорным и необычным. По мнению Учителя, волшебством можно овладеть только через всестороннюю образованность – в этом его конек. По его кабинету было видно, что он по-настоящему этим одержим. Вдоль стен стояли книжные шкафы из лакированного дуба, пронумерованные тома расставлены по темам. Их выбор говорил о потрясающе широком кругозоре хозяина. Среди названий попадались такие перлы, как «Избранные рецепты национальной кухни Папуа – Новой Гвинеи», «Современная вулканология», «Каннибализм: вопросы морали» и «Простейшие приемы пластической хирургии».

На стенах между шкафами висело множество разнообразных медалей, дипломов, фотографий в рамках и прочих регалий. В центре композиции в стеклянной витрине на розовой шелковой подушечке красовалась золотая звезда с двенадцатью лучами – нагрудный знак одной из высших наград Судана. В соседней витрине на подвеске из трехцветного шелка – покрытый эмалью нашейный знак Ордена Республики Нигер третьей степени. Чуть ниже, между военной медалью островов Фиджи, и малавийским крестом «За отвагу», отсвечивала золотом и серебром Звезда Соломоновых Островов. Под медалями в простой рамке висело благодарственное письмо за подписью аргентинского президента Хуана Перрона. Рядом висел диплом парижского отделения Международной академии кулинарного искусства Le Cordon Bleu. Еще ниже под двумя церемониальными джамбиями – арабскими кинжалами – висела студийная фотография пожилого чернокожего человека, поднесшего ко рту трубу. На снимке надпись: «Дорогому другу Ферузу с наилучшими пожеланиями. Луи».

За большим мягким диваном притаился застекленный шкафчик с выдвижными ящиками – в нем тоже были свидетельства бурного прошлого Учителя. Дюжина с лишним самых разнообразных серебряных наград свидетельствовала о его достижениях в таких далеких друг от друга видах спорта, как стрельба из лука, гребля и фехтование. Стоящие рядом с этим шкафчиком напольные часы красного дерева свидетельствовали о том, как трепетно Феруз относился ко времени.

В ящиках рабочего стола, сделанного из орехового дерева, хранилась переписка Феруза с известными писателями, политическими деятелями и учеными. Я пробежал глазами несколько писем. По большей части в них Учителя благодарили за ценные советы.

Поразительно, как это мне удалось попасть в ученики к такому потрясающему человеку. Феруз был прославленным фокусником, но его знания простирались далеко за пределы царства магии. Человек безбрежной эрудиции. Казалось, нет предела его возможностям. Выпускник Академии кулинарного искусства, квалифицированный картограф, лингвист и ученый, авторитет в области шифрования и теоретической физики, третейский судья на арене международных отношений, профессиональный музыкант, знаток балета, оперы и кино, страстный собиратель марок – похоже, его талантам нет предела. Для многих людей он был очень значимой фигурой. Для меня он был суровым и кровожадным надсмотрщиком. Впрочем, я старался не забывать, что прежде всего он был моим наставником.

Одно дело уважение. Другое дело – выживание. Важно не спутать приоритеты.

После часового обыска я сдался. Никаких следов фобии не обнаружилось. Но тут меня осенило. Если у Феруза и была ахиллесова пята, то есть один человек, который точно о ней знает, – Гокул.

Я помчался на кухню. Старый слуга крошил овощи.

– Знаешь, Гокул, я тут такую веселую игру придумал.

Камердинер взглянул на меня и улыбнулся.

– Что за игра?

– Надо рассказать, чего ты больше всего боишься. Вот я, например, ненавижу тараканов… вообще терпеть их не могу.

– А я ненавижу змею, – просиял Гокул, выдав свои страхи.

– А Учитель? – со смехом спросил я. – Чего он терпеть не может?

Гокул вонзил нож в доску и уставился на меня с гримасой ужаса.

– Да, есть такая вещь.

Я весь подался вперед, изобразив улыбку.

– Скажи, что это, и мы сможем продолжить игру.

Уголки рта камердинера поползли вниз.

– Не могу.

– Да ладно, это всего лишь игра.

Минут десять я потратил на то, чтобы улестить Гокула. В конце концов, он сдался и согласился рассказать, что ему известно. Правда, он ясно дал понять, что делает это исключительно из спортивного интереса.

– Резинки для денег, – прошептал он мне в самое ухо. – Учитель очень-очень-очень сильно ненавидит резинки для денег.

Если бы я не потратил несколько лет, делая записи о различных навязчивых неврозах, я бы очень сильно удивился ответу Гокула. Но мне и раньше доводилось слышать о боязни резинок для денег. Одна знакомая рассказала мне, что, будучи маленькой девочкой, познакомилась с ныне покойным финансистом сэром Джеймсом Голдсмитом. Все шло хорошо. Но однажды она расшалилась и выстрелила резинкой через всю комнату. Резинка попала на ботинок сэра Джеймса. Легенда гласит, что миллиардер от этого очень сильно расстроился.

Я поблагодарил Гокула за великолепную игру и помчался обратно в кабинет. Я обыскал полки, ящики стола, посмотрел на самом столе и на подоконнике. Нигде ни единой резинки. С недоброй улыбкой я вернулся в гостиную и вновь погрузился в занятия. Теперь можно ничего не бояться… я знал, где у Феруза ахиллесова пята.

* * * *

Притеснения Учителя росли в геометрической прогрессии. Вдруг ни с того ни с сего у меня на левом плече появилась ужасная сыпь. Через три дня одна распространилась до локтя. Когда я показал сыпь наставнику, он объяснил, что это чесотка дхоби – неприятное кожное высыпание, чаще всего появляющееся на внутренней поверхности бедер. В редких случаях она появляется и на других участках кожи. Феруз велел мне обрабатывать больной участок раствором перманганата калия утром и вечером. Через несколько дней сыпь исчезла.

Когда я вылечился, Учитель сделал объявление: скоро настанет время переходить на новый этап обучения – изучение иллюзий как таковых. Не прошло и года.

– И когда мы начнем новый этап?

– Когда ты сдашь последний экзамен!

Форма последнего экзамена была отчасти новой для меня, хотя «экзаменационная стойка» осталась прежней. Сейчас мне предстояло не выдерживать град вопросов, а самому выбрать тему и сделать по ней сообщение. Если мой доклад будет признан неудовлетворительным, то мне придется повторить весь курс по данному предмету. Для того, чтобы доклад был признан «неудовлетворительным», мне достаточно допустить одну-единственную оговорку или неточность. Экзамен начинался на следующий день в пять минут шестого утра.

От тех суровых испытаний, что мне пришлось пережить за прошедшие три недели, у кого угодно застыла бы кровь в жилах. Прежде чем лечь спать, я принялся думать, на какую бы малоизвестную тему мне сделать доклад. Феруз обожал все необычное… хорошо, расскажу ему о чем-нибудь из ряда вон выходящем. Спалось мне в ту ночь плохо, наутро голова была тяжелая, глаза все красные, вокруг них обозначились черные круги. Мне предстояло доказать, что я еще на что-то способен.

Нервное напряжение сказалось еще до рассвета. В начале третьего ночи Гокул обнаружил меня скорчившимся под ветвями мангового дерева во дворе. Мне приснился вещий сон, и я, не просыпаясь, вышел из дома во двор. Меня призывало к себе дерево. Оно велело мне забраться на него и сказало, что укроет меня среди ветвей от издевательств Учителя. Оно тоже когда-то было учеником, но провалило последний экзамен, и колдун превратил его в манговое дерево. «Есть только один способ развеять чары, – сказало дерево мне во сне, – надо найти резинку для денег!»

Гокул взял меня за руку так нежно, будто это была и не рука вовсе, а крыло бабочки, и отвел меня обратно в постель.

Три часа спустя я стоял с завязанными глазами на двух стульях в кабинете Феруза.

– Как тебе погулялось во сне? – спросил он, перекатывая слова будто камешки во рту.

– Это все от нагрузок, – горестно вздохнул я, – наверное, у меня больше нет сил сопротивляться.

– Ну что, ты готов к маленькому испытанию?

– Да.

– И какую ты выбрал тему?

– Необыкновенную историю Человека в железной маске.

Феруз изогнул левую бровь.

– Дюма?

– Нет, другую историю.

– Другую?

– Гарри Бенсли… также известный как Человек в железной маске.

– Ну, хорошо, – грозно рявкнул Феруз, кладя карманные часы на стол, – у тебя есть четыре минуты на рассказ о своем Человеке в железной маске, начиная с… этого момента!

– В 1907 году, – начал я, поправляя бархатную повязку на глазах, – лорд Лонсдейл и Джон Пирпоинт Морган отдыхали в клубе после обеда. Два миллионера обсуждали судьбы страны, а потом решили перейти к более прозаическим вопросам. А именно: может ли человек объехать вокруг земного шара и ни разу не открыть лицо. Американский финансист Дж. П. Морган считал такое невозможным. Его компаньон лорд Лонсдейл, с которым они нередко выезжали вместе на охоту, напротив, был уверен, что это вполне осуществимо. Недолго думая, они заключили пари на сто тысяч долларов. Теперь им предстояло найти человека настолько безрассудного, чтобы он согласился выполнить их задание. К счастью для них в комнате для курения присутствовал молодой человек по имени Гарри Бенсли.

Бенсли по натуре был повесой, к тому времени ему уже исполнился тридцать один год. Он буквально подпрыгнул, услышав разговор. Удачные российские инвестиции обеспечили ему безбедную жизнь, и он просто изнывал со скуки, просиживая целыми днями в клубе. Он с радостью вызывался исполнить это задание.

Лонсдейл и Морган поставили ему непростую задачу: Бенсли не должен был ни при каких условиях снимать железную маску. Ему предстояло всюду возить за собой тележку, а выехать он должен был всего лишь с одним фунтом стерлингов в кармане. И еще – никакого багажа, только смена белья. Бенсли должен был проехать через оговоренное число городов в Англии, а потом еще через ряд городов не менее, чем в восемнадцати различных странах. Кроме того, он в своих странствиях он должен был найти себе жену, которая согласилась бы выйти за него замуж, ни разу не увидев его лица. Зарабатывать на дорожные расходы Бенсли должен был сам, продавая открытки, которые повезет в тележке. Миллионеры наняли также людей, которые должны были следить за неукоснительным соблюдением всех этих строгих правил.