Текст книги "Двойной эффект"

Это моя жизнь

Считается, что болезнь деперсонализации-дереализации (БДД) вызывается самыми травматичными жизненными переживаниями.

Основной симптом БДД – субъективное «ощущение собственной нереальности» и отчужденность от окружения. Больные с диагнозом БДД склонны критически относиться к реальности природы и собственного существования. Они могут считать, что их телесные ощущения, чувства и эмоции принадлежат не им, а кому-то другому. Нарушается самосознание.

Выдержка из «Руководства по диагностике и статистике душевных болезней», статья «Болезнь деперсонализации-дереализации».

– ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО КОРИНА ШЕЙФЕР ДАЖЕ НЕ УЧЕНЫЙ?

Этот разговор происходил примерно за четырнадцать месяцев до того, как я оказался пленником в одном из конференц-залов МТ. Мы с Сильвией сидели в «Мандолине», отмечали возможность ее вхождения в высший эшелон МТ. Она только что прошла последнее интервью, в ходе которого встретилась с женщиной, решившей проблему телепортации человека, адреналин в ней так и бурлил.

– Нет? – удивленно спросил я. – Почему она тогда в лабораторном халате?

На всех фото Корины Шейфер, какие я видел, она всегда была в халате. Естественно, я решил, что она из высоколобых.

– Не знаю; это внушает доверие или что-то еще. Но нет – она была секретарем-делопроизводителем.

– Шутишь? Из тех, кто занимается проблемами страховки?

– Ага. Она говорит, что ее философия – нанять самых блестящих ученых и инженеров, потому что рядом с ними она сама умнеет. Один из таких ученых – Уильям Таравал. Он кто-то вроде крестного отца квантовой микроскопии! Если я получу эту работу, он будет моим боссом[23]23
  Квантовая микроскопия – область науки, которая позволяет с помощью сканирующего туннельного микроскопа определить будущее состояние и расположение атомов. Это основа телепортации человека, потому что позволяет решить «проблему непоседы», сущность которой в том, что живой человек имеет тенденцию двигаться. Квантовая микроскопия делает возможным анализ объекта без нарушения его внешней структуры или оболочки. Именно это позволяет сканировать и переправлять такие невероятно сложные объекты, как человеческое тело. Сканирующий туннельный микроскоп устанавливает взаимоотношения между квантовым туннелем и расстояниями, используя фемто-нано, которые называются «пьезоэлектрическими сенсорами», способными под воздействием энергии менять размер.


[Закрыть].

– Никогда о нем не слышал. Однако насчет Корины любопытно. Я всегда считал ее тупицей.

– Ничего подобного. Слышал бы ты, как они рассуждают о будущем телепортации. О возможностях. Только представь, что было бы, если бы телепортация существовала во время Последней войны.

– Ты хочешь сказать, что мы могли бы типа телепортировать оружие?

– Я хочу сказать, что мы могли бы спасти людей. Тысячи! Миллионы! – Глаза ее горели. Говорить с ней о Последней войне трудно: дед Сильвии погиб незадолго до ее окончания. Он только что закончил учиться на врача, когда его призвали. В медицинскую палатку на берегу Средиземного моря, где он работал, попал снаряд с дрона, и, хотя дедушку спасли, он умер по дороге в больницу. Отцу Сильвии было тогда девять лет, и, как много раз говорила моя жена, хотя дедушка умер очень быстро, эта смерть десятилетиями висела над семьей. По ее мнению, это было главной причиной того, что ее родители так эмоционально отдалились друг от друга. – Представь себе, что в каждом полевом госпитале был бы свой ТЦ. Тяжелораненых солдат немедленно телепортировали бы – телеэвакуировали – в больницы в Лондоне или в Дубае. Я бы тогда знала своего деда. Мой отец не был бы таким… – Она отказалась от неласкового, но, несомненно, справедливого определения, которое пришло ей на ум. – Вот почему эта технология так важна. Мы буквально можем спасать жизни. Дьявольщина, мы можем спасти человечество.

Я сделал глоток, слегка подавленный ее энтузиазмом.

– Да. Ну-ка напомни, сколько шипучки ты выпила во время этого интервью?

Она ударила меня по плечу.

– Заткнись! Это поразительно! Я хочу сказать, что Таравал умен. Но Корина? Это совсем другой уровень. Ты знаешь, что она назвала Панчево эскроу в честь ирландского философа Джона Панча?

– Ха. Нет, хотя это общеизвестный факт. Кажется, мне следовало бы это знать.

По тому, как она покручивала в воздухе свой стакан с выпивкой, я видел, что она готова прочесть лекцию.

– Именно его мы должны благодарить за бритву Оккама. Знаешь, когда мы говорим, что простейшее возможное объяснение обычно и есть верное?

– Конечно. Мы с Оккамом такие.

– Тогда ты должен знать, муж, что это совсем не бритва Оккама. На самом деле никакой бритвы не было; на самом деле это что-то похожее на пару длинных тупых пил. Оккаму следовало бы воспользоваться собственным советом, потому что на самом деле он был слишком многословен.

– Слава богу, что у нас нет таких знакомых, – сказал я, подмигнув.

Не обращая на меня внимания, она продолжала объяснять:

– У Оккама были, собственно, два разных принципа: первый, относительно множественности, в основном сводится к тому, что «нужно придерживаться одной гипотезы зараз», и второй – о скупости. Ну, ты ведь слышал о «принципе НУНУ», тупица? «Не усложняй, ничтожный умишко?»

– Ну, это философия всей моей жизни.

– Так вот, НУНУ – это принцип скупости Оккама. – Она собралась отпить, но вместо этого продолжила: – Короче, Джон Панч упростил эти принципы Оккама и свел их воедино, выразив в простой и понятной форме: «Сущности не следует умножать без необходимости». Это и есть суть Панчева эскроу. Блестяще! Сама Корина – невероятно блестящий ум!

Большинство ученых и неученых моего времени соглашались с ней. За десятилетие после гибели «Моны Лизы» страховка чего бы то ни было телепортируемого стала предельно дорогой. Никто не мог себе ее позволить. Изобретя Панчево эскроу, Корина Шейфер практически сняла риск потери: все телепортируемое сохранялось в специальном запатентованном «эскроу», пока не поступит подтверждение, что оно благополучно достигло места назначения. Никто толком не знал, как это работает, поскольку сам процесс был коммерческой тайной, но нам сообщили, что это как-то связано с квантовой спутанностью. Как только человек заходит в фойе, его тело сканируют. Рассчитывается следующая квантовая фаза всех кварков тела, и они переносятся в место назначения[24]24
  Важным аспектом квантовой спутанности и последующей телепортации является обязательная статистическая корреляция между удаленными точками пространства. Эта корреляция сохраняется, даже если измерения производятся независимо друг от друга. Это означает, что измерения, проделанные в одной точке пространства-времени, мгновенно воздействуют на выход в другой точке, даже если свет еще не успел пройти расстояние между этими точками. Иными словами, телепортируясь, вы прибываете раньше, чем отправились. Протокол Панчева эскроу исследует состояние каждого кварка после прибытия и сопоставляет его с контрольной суммой состояний, полученной до отправления. В некотором смысле это все равно что смотреть на солнце: свет движется быстро – насколько нам известно, это самое быстрое движение во вселенной, – но эта скорость не бесконечно велика. При скорости триста тысяч километров в секунду свету требуется восемь с лишним минут, чтобы преодолеть расстояние от Солнца до Земли; поэтому, когда вы видите в небе солнце, на самом деле вы видите его таким, каким оно было восемь минут назад.


[Закрыть]. Затем производится общая проверка суммы состояний всех кварков и атомного строения человека в целом. Если два скана в чем-то не совпадают, процесс телепортации производится в обратном направлении. Иными словами, если при телепортации что-то пойдет не так, самое плохое, что может с вами случиться, – вы выйдете из фойе, потеряв несколько секунд.

Панчево эскроу оказалось такой резонансной идеей, что Корине Шейфер удалось быстро собрать необходимый венчурный капитал и открыть фирму, которую она назвала «Международным транспортом», обещая мгновенное, безопасное и надежное перемещение. Первые рекламные объявления МТ утверждали, что осуществляемая им телепортация полностью застрахована от неудач и «во много раз безопаснее» любого другого вида транспорта. Поначалу в рекламе в качестве ведущего использовался даже «Джон Панч», веселый персонаж в сутане монаха XVII века. В маркетинговых материалах «Международного транспорта» часто цитировались подлинные исследования Корины Шейфер:

Установлено, что вероятность гибели пассажира в регулярных авиарейсах составляет один к семи миллионам. Таким образом, путешественнику, совершающему перелеты ежедневно, придется ждать катастрофы девятнадцать тысяч лет. Согласно аналогичным расчетам число телепортаций до того, как с пассажиром произойдет несчастный случай, практически бесконечно.

Выдержка из «Безопасности телепортации» (материал подготовлен исследовательским центром «Международного транспорта»).

Кто может не любить такое чудо, как телепортация? Если это чудо приходит в форме талантливого, хорошо говорящего страховщика и подкрепляется большим венчурным капиталом, тем лучше. Слияние собственно явления, совершенства бренда и коммерческих аппетитов привело к возникновению начинания, достойного Нобелевской премии, которая еще обязательно будет присуждена Корине.

Как только независимые специалисты подтвердили правоту утверждений Корины Шейфер, мир сошел с ума из-за телепортации. По цене меньше стоимости билета на дрон люди теперь могли немедленно и безопасно отправиться в любую точку планеты. Представлению Корины Шейфер о будущем противостояли лишь немногие группы религиозных фанатиков вроде геенномитов. Дав грандиозное обещание создать мир, в котором «путешествия приносят только радость», Шейфер вывела «Международный транспорт» на рынок как наследника Джорджа Стивенсона, Николауса Августа Отто, братьев Райт, Илона Маска и прочих пионеров транспорта в истории. С 2127 года перемещение чего угодно куда угодно стало вопросом нескольких мгновений, если вы пользовались услугами МТ. Всегда одетая в белоснежный лабораторный халат, Шейфер изменила историю человечества и создала новый лозунг:

Отбытие, прибытие… радость!

Поэтому мне так странно было видеть перед собой проекцию Корины Шейфер в слезах. Женщина, изменившая ход истории человечества, теперь плакала над пролитым молоком.

– Не понимаю, – медленно сказал я. – Как Сильвия могла переправить меня в Коста-Рику, если я здесь?

– Джоэль, тут мы вступаем на зыбкую почву, – сказала Корина. – Разбор происшествия займет больше времени, чем у нас есть. Сильвия работала над усовершенствованием Панчева эскроу. Над так называемыми «Сотами».

Пема закрыла глаза. Ее начальница продолжала:

– Мы исследуем использование технологии телепортации в таких областях, как, например, исследования космоса. Мы считаем, что в панике Сильвия могла использовать «Соты» – чтобы грубой силой обеспечить ваше прибытие в Коста-Рику.

– Грубой силой?

Я моргнул, не понимая.

Все трое неловко переглянулись.

– Джоэль, – осторожно начала Корина. – Есть аспекты телепортации, которые мы по соображениям безопасности не разглашаем.

– Ради бог, хватит ходить вокруг да около, – вмешался Билл. – Телепортация – это печать, использование принтера, мистер Байрам. Та же самая технология. Объект сканируется на одном конце, печатается на другом, а оригинал зачищается. Рециклируется в экофагической[25]25
  Слово «экофагия» буквально означает «пожирание окружающей среды». Экофагическая камера не позволяет нано поглотить все окружающее, включая нас, людей, Землю и со временем самих себя. Самовоспроизводящиеся нано нуждаются для дублирования в источнике энергии. Нано снабжены электрическим и механическим «жгутиками», которые создают миниатюрные потоки в окружающем магнитном поле Земли. Возможно, самая легко распознающаяся и известная опасность молекулярной нанотехнологии – риск, что такие самовоспроизводящиеся нано, способные автономно функционировать в естественной среде, быстро могут во всемирном масштабе превратить окружающую среду в себе подобных; обычно это называют «проблемой серого желе», но правильнее использовать термин «глобальная экофагия». Поскольку самоограничение воспроизводства «серого желе» основано на доступности источников энергии, чем больше органического материала поглотят самовоспроизводящиеся нано, тем меньше его останется для дальнейшего поглощения. Экофагическая камера – это механизм, который регулирует доступность источников энергии для самовоспроизводящихся нано в пределах трехмерной решетки, определяемой длиной, шириной и высотой. Если самовоспроизводящиеся нано оказываются за пределами экофагической камеры, они и их реплики просто исчезают. В случае нано, использующих энергию окисления, такое исчезновение происходит естественным образом после использования имеющегося органического материала, и, если экофагическая камера не поставляет новый материал, нано «умирают от голода». Однако электромагнитные нано нуждаются в экофагической камере для усиления окружающих течений магнитного поля и превращения их в пригодную для использования кинетическую энергию; это означает, что, если камера перестанет подавать энергию, у нано просто кончится горючее. Вы еще не уснули, читая это? Герои!


[Закрыть] камере.

Мои мысли разбегались в миллиардах направлений. Я ухватился за самую абстрактную, надеясь, что она поддержит меня.

– Экофагическая камера?

Пема поджала губы.

– Это основная мера предосторожности при любой работе с нано. Думайте о ней как об оболочке, которая мешает нано бесконечно размножаться. В каждом фойе всех ТЦ обязательно есть экофагическая камера, настроенная на параметры этого помещения. Именно она проводит зачищение и мешает нано вырваться за пределы камеры Панчева эскроу и зачистить…

– Да, да, да, – нетерпеливо перебил ее Таравал. – После подтверждения благополучного прибытия объекта все внутри экофагической камеры – остатки – уничтожается. Пуф, – сказал он, щелкнув пальцами.

Остатки. Уничтожается.

Слова гулко отдавались в сознании, словно камешки падали в пустой колодец. Теперь это была определенно не абстрактная концепция.

Я покачал головой.

– Но ведь это не так… Я думал, вы…

– Вот как это происходит! – заявил Таравал.

Я попробовал подсчитать, сколько раз телепортировался. Сто? Сто пятьдесят? Казалось, мои внутренности заполнил холодный свинец.

– Но… как же Панчево эскроу? – слабым голосом спросил я.

– Да, – сказала Корина Шейфер. – Фокус-группы показали, что людям невыносима мысль о «зачистке», как бы мы ее ни называли. Поэтому мы умолчали об этом. Панчево эскроу – механизм страховки. Он проверяет, соответствует ли личность, напечатанная в вестибюле, той, что осталась в фойе, и если это так…

– Фойе – зачищают? – Я покачал головой, не в силах осмыслить все последствия только что услышанного. – Но все эти люди… Мы всего лишь копии? Копии копий?

– Конечно, нет! – воскликнула Корина Шейфер. – Вы должны понять главное: когда телепортируемый или телепортируемая прибывает к месту своего назначения, исходник перестает существовать. Коммы передаются от гостя к хозяину. В ту минуту, когда Джоэль Байрам выйдет из ТЦ больницы в Сан-Хосе, вы, Джоэль Байрам в Нью-Йорке, утрачиваете личность. И в этом наша проблема.

Если читателю этих строк они кажутся нелепыми, усильте это ощущение в триллион раз, и, возможно, вы хоть немного поймете, что ощутил в тот момент я. Ее слова проникли в мое сознание и взорвались, как ядерная боеголовка. Но поразительно, какими прагматиками мы способны быть даже в худшие минуты жизни.

– Моя проблема, вы хотите сказать, – услышал я свой голос, спокойный, насколько это было для меня возможно. – Так что же теперь будет?

Корина, очевидно, была готова к этому вопросу.

– Джоэль, для меня это новая область – новая для всего «Международного транспорта». Одна деталь, однако, кажется мне более важной, чем юридические последствия. – Она ровно вдохнула. – В эту минуту Сильвия еще не знает, что вы, нью-йоркский Джоэль, живы. Она с коста-риканским Джоэлем – который в глазах закона, компании и вашей жены в данный момент, несомненно, единственный Джоэль. Очень важно, чтобы вы поняли это, поскольку сейчас мы еще можем вернуть корабль на курс.

– Какой корабль?

Таравал, явно разозленный тем, что человек его масштаба вынужден выслушивать объяснения, адресованные такому плебею, как я, взмахнул рукой. Над столом для совещаний появилось видеоизображение.

– Записано несколько минут назад, мистер Байрам, – сказал он.

Запись была сделана камерой службы безопасности больницы. Перед больницей припаркован большой мощный кемпер. Из больницы выходят двое, мужчина и женщина. Мужчина движется неуверенно, женщина помогает ему идти. Изображение пары увеличилось, и стало ясно, что эти двое – мы с Сильвией. Моя жена вела меня к кемперу в Коста-Рике.

Тревога. Комната окрасилась в пастельные, затем в серые тона. Время ползло улиткой. Холодный свинец в моих внутренностях, яд. Ну, соберись!

Но я не мог найти горизонт. Комната завертелась и не желала остановиться. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы держать руки за спиной, потому что мне отчаянно нужно было за что-нибудь ухватиться. Многочисленные внутренние органы спорили, какой из них сдастся первым. Я чувствовал, как желчь щекочет язычок в горле.

Твою мать!

Желудок наконец не выдержал, и меня вырвало. Рвота прошла прямо через голограмму и выплеснулась на роскошную древесину стола.

Таравал попытался отскочить, но кресло прочно, эргономично держало его ягодицы. Рвота вылилась прямо ему на колени.

– Отвратительно! – крикнул он, пытаясь отряхнуться.

Я почувствовал себя чуть лучше. К тому же, несмотря на протесты тела, я сумел удержать руки за собой.

– Комната, пожалуйста, убери, – сказала Пема.

– С удовольствием, мисс Джигма, – прозвенела в ответ комната.

Через мгновение все рвотные массы пожрала невидимая орда прожорливых самовоспроизводящихся нано. К несчастью, запах с одежды Таравала они не вывели.

Пема отодвинулась от испачканного коллеги.

– Джоэль, существуют другие варианты, – сказала она. – Но каждый более губителен, чем то, что предлагает Корина.

– Нет, Пема, – быстро осадила ее начальница. – Вариантов нет. Правда нет. – Она подмигнула мне – ни дать ни взять добрая бабушка. – Джоэль, подумайте, что будет с бедной Сильвией, когда она об этом узнает. Думаете, она согласится на счастливый полигамный брак с двумя Джоэлями? Нет. Если об этом узнают, Сильвия сядет в тюрьму. Вы станете парией. Мы проверяли всевозможные модели, исследовали все возможные последствия, и результат всегда был неутешительным. Всегда! Существует вероятность – свыше девяноста процентов, – что один из вас или оба вы умрете, скорее всего, покончите с собой. В тридцати четырех процентах моделей слухи о вашем существовании вызовут эффект политического домино и приведут к революциям, распаду общества и хаосу. Армагеддон, Джоэль. Поверьте, я видела эти данные. Я говорила с учеными и много раз перепроверяла их выводы. Любые перестановки в нашем сценарии ведут к одному и тому же: лучшее решение для всех, в том числе и для вас, чтобы вы как можно быстрее прошли зачистку.

Срань господня, они действительно хотят убить меня. Или зачистить. Разве это не одно и то же, учитывая, что уже существует другой «я»? Не знаю, что делать. Для меня это слишком.

Сосредоточься на Сильвии.

– Геенномиты правы, – пробормотал я, все еще не в силах поверить. – Вы, ребята, – зло.

– Они не правы. Они луддиты, – сказал Таравал, стараясь держаться от меня подальше на случай, если меня снова вырвет. – Никто не хочет никого убивать. Когда вы телепортируетесь, это вы выходите на другом конце. Дело в том, что в фойе уже нет личности. Это остатки, биомасса, расходный материал. Разве бабочка сохраняет свою куколку? Подумайте об этом разумно, мой мальчик. Сколько раз в жизни вы телепортировались? Вы действительно считаете, что каждый раз мы вас убивали?

Хороший вопрос. Сколько раз я телепортировался? Точно больше ста. Неужели я сто раз копировал и убивал себя?

Мои тревогу и смятение постепенно сменил закипающий гнев. Не знаю, отчего меня тошнило – оттого ли, что все внутри переворачивалось, или я просто хотел покончить со всем этим.

– Да? Если я действительно шлак, отходы, почему вы до сих пор меня не убили?

– Хороший вопрос, – сказал Таравал. – Корина?

– Мы не убийцы, Джоэль, – умиротворяюще сказала глава корпорации, бросив короткий злой взгляд на Таравала. – Решать вам. Только вам. Я с радостью предоставлю в ваше распоряжение все ресурсы и возможности «Международного транспорта», чтобы вы могли принять решение, но заверяю вас: будем ли мы обдумывать его минуту или год, есть всего одно логичное решение, благоприятное для всех. Подумайте о Сильвии. Даже если бы мы каким-то волшебным образом смогли создать для вас личность-двойника, вы полагаете, она смирится с тем, что у нее теперь два мужа? С которым из вас она решит остаться? Подумайте если не о благе человечества, то хотя бы о благе вашей жены. Решитесь на небольшую жертву ради нее и всех нас.

– На небольшую жертву. Но ведь это мой выбор, так? – сказал я.

Тогда почему мои руки по-прежнему связаны за спиной?

Они не собирались меня освобождать. Они не знали, что я все понял. Похитители сняли маски. Мы просидим в этой комнате столько времени, сколько мне понадобится, чтобы решиться на самоубийство, это ясно. Может, даже если пройдет достаточно времени, я, учитывая ретроспективу, сломаюсь и соглашусь.

Не усложняй, ничтожный умишко. Умереть хочешь?

Думать тут было не о чем. Ответ – нет. Может быть, в Коста-Рике и был парень, похожий на меня, но это не я. Я хотел снова увидеть свою жену. Я.

У этой проблемы есть решение, только оно не в этой комнате.

Но я не мог просто велеть им убраться. Если бы я это сделал, они точно нашли бы менее изящный способ «зачистить» меня. Возможно, сфальсифицированное нападение террористов… может, они даже рискнут сообщить о «несчастном случае» при телепортации. Заменят грандиозную пиар-катастрофу на другую, поменьше. Я понял, что открываю рот.

– Да, Джоэль? – выжидательно спросила Корина. – Вы хотите что-то сказать?

Вот оно. Ты всегда хотел стать рок-звездой.

– Пожалуй, – сказал я. – Понимаете, я человек без убеждений. – Я говорил спокойно, равнодушно, почти монотонно. – Я человек, не умеющий разрешать противоречия.

Они заморгали, недоуменно переглядываясь. Вероятно, гадали, не сошел ли я с ума. Корина сказала:

– Не уверена, что понимаю.

– Я объясню, – ответил я, обдумывая план спасения. Я не знал, сколько у меня будет времени.

– Есть одна песня, – спокойно продолжал я, хотя мысли в голове неслись стремительно. – Старая. Некоторые назвали бы ее старой и заплесневелой. Но это не так. Она нормальная.

Первым делом прыгни на стол. Оттуда самая свободная дорога к выходу. Подпрыгни, повернись налево, спрыгни со стола справа от Таравала.

– Песня о боязни отчуждения, о борьбе за свою сущность.

Вели Дэвиду открыть дверь. Могут ли аппы контролировать комнаты, за которые отвечают, когда они отсоединены? Подумала ли Пема об этом?

– В общих чертах так: если вы не верны себе, если поступаете не так, как чувствуете, природа отплатит вам. Кармическое правосудие.

Когда окажешься в коридоре, иди быстро, но не беги. Не привлекай внимания, если этого можно избежать.

Таравал улыбнулся, но как-то неприятно; он смотрел на голограмму Корины.

– Он отказывается. Я предупреждал.

Пема озабоченно подалась вперед.

– Вы говорите «нет», Джоэль?

Ищи зеленую дверь. Беги наверх, не вниз. Поднимись на тринадцатый этаж.

– Я говорю о том, что это была основополагающая песня группы «Culture Club». Выражающая оптимистический гнев молодежи в 1980-х. Боевой клич, призывающий сбросить оковы общества угнетателей.

Мой голос невольно зазвучал громче.

Хорошо помня эту песню, я начал напевать вступление. Таравал посмотрел на Пему так, словно я спятил. Корина Шейфер опустила голову.

– Вы только послушайте, какие слова, друзья, – сказал я и затянул: «Я человек без убеждений. Я человек, который не умеет…»

У меня худшее в мире чувство направления, но это была не дурацкая карта острова сокровищ. Я продолжал наставлять себя.

За дверью повернуть налево, пройти четыре двери, найти зеленую дверь.

Я превратил это в мантру:

Вверх! Налево! Вниз! Ведя себя как босс. Налево. Направо. Вверх! Вверх! Вверх! Вверх!

Тринадцатый этаж. Счастливое число 13. Отлично. Я даже не знаю, кто будет спасать мою шкуру, когда я туда доберусь.

– Джоэль, я думаю, мы… – начала Корина, но я прервал ее песней:

Ты приходишь и уходишь, приходишь и уходишь… о, о, О!

Теперь повернуть назад нельзя. Пой так, словно ты в дýше.

Я закрыл глаза и проорал:

– Карма, карма, карма, карма, карма хамелеон!

Тишина.

Ничего не случилось.

Не вышло.

– Ну хорошо, – сказала Корина. – Думаю, надо вызвать…

Ее голограмма застыла. Таравал и Пема тоже застыли.

Получилось. Давай, давай, давай!

Я перестал делать вид, что у меня связаны руки, и вскочил на стол.

К сожалению, это был предел моей ловкости. Поворачиваясь влево, я утратил ориентацию, проходя через голограмму Корины, поскользнулся и, падая на пол, всей тяжестью, головой вперед врезался в Таравала.

Он не шелохнулся. Даже не смог открыть рот, хотя и застонал от боли.

Проклятие! Больно!

Мне некогда было беспокоиться, не повредил ли я себе что-нибудь. Могу только поблагодарить адреналин, заполнявший мои вены, за то, что избежал первоклассного нокаута. С трудом поднимаясь с пола, я сказал:

– Дэвид, пожалуйста, открой дверь.

– С удовольствием, сэр, – ответила комната.

Я вышел в пустой коридор. Он был буквально лишен любого подобия жизни. Им не нужны свидетели, мрачно подумал я. Эта пустота прекрасно отражала то, как я в тот момент чувствовал себя. Один в целом мире. Пуст. Сейчас Джоэль Байрам не может подойти к коммам.

Я решил оставить грусть на потом. Повернул налево и быстро пошел по коридору, считая двери справа от себя. Бежевая, бежевая, бежевая, зеленая[26]26
  Международный зеленый знак выхода в свое время вызвал множество споров. Давным-давно, в 1970-е годы, департамент пожарной безопасности в Японии провел конкурс, предлагая всем представить знаки и рисунки, которые, по их мнению, могли бы означать выход. Целью конкурса была разработка условного знака, который можно было бы распространить по всей Японии. После изучения всех поданных вариантов был определен победитель – некий Юкио Ота. Он предложил зеленый знак в виде человека, бегущего к двери. Затем, примерно в то же время, когда «Карма хамелеон» попала в чарты, Международная организация по стандартизации выбрала знак Оты для международного использования. Зеленый человек столетиями не менялся, и зеленый цвет стал настолько знаком, что отпала необходимость изображать бегущего человека. В 2100 году зеленый цвет с белой стрелкой стал международным стандартным обозначением выхода в чрезвычайных ситуациях, и появились зеленые двери.


[Закрыть]. Вот она передо мной. Знакомый зеленый цвет означает аварийный выход. Оставалось только открыть дверь, подняться на четыре этажа и отдаться на милость тех, кого я там найду. Пема пообещала, что они помогут. Помощь мне была, несомненно, нужна.

Я положил руку на дверную ручку и потянул, но возникла сложность.

Дверь была закрыта.