Текст книги "Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь"

Глава 11

– Да, Костя, да… – она таяла под Авериным, а он лишь дышал шумно и хрипло, впиваясь в нее поцелуями. – Еще!..

Ей было жарко, хотелось двигаться, но она могла только царапать широкую спину и кусать подбородок, колючий от щетины. Ему очень идет такая, короткая, которой несколько дней. Которая еще не стала бородой, оттого и колется. Зато, когда Костя трется щекой о ее кожу, это так приятно и щекотно…

– Поцелуй меня, – прошептала куда-то в область ключицы, но он не останавливался, и ей было трудно сосредоточиться. А почему он, собственно, молчит? В прошлый раз так рот не закрывался, а сейчас что изменилось?

– Да, милая, да, потрись еще об меня вот так… – промурлыкал Аверин, и Оля открыла глаза.

Ее прямо в жар бросило. Это что, был сон? Ей снилось, что они занимаются любовью с Авериным, она даже стонала во сне. А он все это время бессовестно дрых, навалившись сверху. Вот почему ей так жарко!

Аверин горячий как печка и тяжелый. Кровь разом прилила к щекам – а она еще и ерзала под ним как мартовская кошка! Хоть бы он спал и не просыпался…

– Оля? – Костя привстал на локте, осмотрел Олю, потом себя. Вид у него был изумленный и немного растерянный. – А почему ты одета?

– Потому что обычно я сплю в пижаме, Аверин! – она старалась сохранять достоинство, хоть это было непросто в пижаме с поросятами, лежа под Авериным и прижимаясь к нему всей нижней частью.

– А почему ты стонала? – он уже окончательно проснулся и с подозрением вглядывался в честные Олины глаза.

– Сон приснился, – ей даже не пришлось врать.

– Сон значит, – Аверин лег обратно и вдавился в нее уже более прицельно. – Хороший сон?

– Неплохой…

– Похоже, милая, сны нам с тобой снятся одни и те же, – он обездвиживал одним лишь гипнотическим взглядом черных глаз. – Расскажешь подробнее? Или, может, покажешь?..

Он склонился очень низко так, что касался губами лица. И конечно сейчас это были совсем другие ощущения.

– А как же твои контракты? – она повернула голову и прикусила ему нижнюю губу.

– Потом договоримся, – он уже тянул ее за собой, и она не собиралась сопротивляться. Глупо. И бесполезно.

Аверин притягивает ее каким-то животным, бешеным магнетизмом. Может, он и на других так действует, взять вон ту же Лию-Лидию. Вроде и замужем, и семья есть, и ребенка мужу родила. А только про Аверина говорить начинает, как кошка на сливки облизывается. И глаза горят. Интересно, сама Оля так же глупо выглядит, когда вспоминает об Аверине?

– Оленька, – ее укусили за мочку уха, она от неожиданности даже вскрикнула, – сними эту пижаму, я запутался.

Но не успела ничего ответить, как на тумбочке завибрировал телефон, мигая светящимся экраном. Они вместе повернули головы и уставились на жужжащий гаджет.

– Это кто может быть? – ревниво спросил Костя. Оля пожала плечами, насколько позволял лежащий сверху Аверин.

– Не знаю. Подай, пожалуйста, телефон или слезь с меня, я так не дотянусь.

Костя потянулся к тумбочке и передал ей телефон, не скрываясь посмотрев на экран. Светка, Олина напарница, она сегодня дежурит.

– Ты уверена, что надо отвечать? – спросил Костя, не выпуская аппарат из рук.

– Ну конечно, она просто так звонить не будет, – Оля прижала телефон к уху и вздрогнула, услышав заплаканный, дрожащий голос всегда уравновешенной Светы.

– Олечка, – она всхлипывала и хлюпала носом, – помоги, пожалуйста. Тут Юрку моего привезли, перитонит, он до последнего досидел, дурачок… Когда мне позвонил, я сразу скорую вызвала, но уже опоздали. А я понимаю, что не могу, руки трясутся. И ноги. Страшно так, Оля… – она зарыдала навзрыд, и у Оли заныло под ложечкой. – Выручи, солнце, я тебе век должна буду…

– Я сейчас буду, Свет, успокойся, – она уже забыла об Аверине, просто отвела рукой, и он понял, отпустил. – Уже одеваюсь, беру такси и выезжаю. Пятнадцать минут, вы пока готовьте его. И ты чего-нибудь вколи себе успокаивающего…

Пока договаривала, успела снять пижаму и натянуть джинсы. И только завершив разговор, вспомнила об Аверине. Стало неловко – человек выспаться хотел, а тут среди ночи звонки…

– Костя, ты ложись, мне уехать надо. Это срочно.

Он сидел в кровати, сверлил ее буравящим взглядом, и когда заговорил, в голосе сквозило плохо скрываемое недовольство.

– Тебе обязательно было отвечать? У тебя выходной или у вас в норме дела поднимать среди ночи?

– Это моя напарница, Костя, Юра ее сын. Ему семнадцать лет, он хороший мальчик.

– И что, во всей больнице не нашлось другого хирурга, кроме тебя?

– А если бы твоему сыну понадобилась помощь, ты бы так же рассуждал? – она повернулась к нему, застегивая молнию толстовки. – Света попросила меня, я теперь сама не усну, буду переживать за Юрку. И если завтра мне понадобится ее попросить, Светка не откажет.

Заскочила в ванную наскоро умыться, а когда вышла, в коридоре ее уже ждал одетый Аверин.

– Пойдем, я тебя отвезу, – он надел пальто и достал из шкафа Олину куртку. Теперь ей стало его жаль. Он поехал к ней, хотел отдохнуть от родственников. Отдохнул… Шагнула навстречу и попыталась обнять.

– Костя, оставайся, поспи. А я скоро вернусь. Вот увидишь, я быстро…

Но он поймал ее руки и аккуратно отвел в сторону.

– Поехали. Я уже выспался, Оля, благодарю. Я тебя отвезу и поеду домой.

Чужой. Отстраненный. Безразличный. Просто «отвезу» и все…

В машине они не разговаривали. Оля не считала нужным оправдываться, а Костя просто молчал. Возле больницы она хотела поцеловать его на прощание, но он так глянул, что охота сразу отпала.

– Спасибо, что подвез, – это было самое нейтральное, что можно было сказать. И абсолютно глупое.

Он просто кивнул, дверца хлопнула, и машина сорвалась с места, будто за ними гнались все спецслужбы мира. Конечно, она пренебрегла им. Вместо Аверина предпочла операционную. Кому такое понравится? Сердце горестно сжалось, но думала Ольга об этом ровно до того момента, пока не переступила порог отделения. Дальше все мысли улетучились, остался только Юрка и перитонит, который нужно было победить любой ценой. Даже если платой окажется слишком дорогой Аверин.

* * *

Ольга уже который час ворочалась в кровати, пытаясь уснуть, но сон не шел. Наверное, выспалась за те два раза по полчаса на диване в ординаторской после того, как Юрку увезли из операционной.

От Светланы в операционном блоке толку было мало. Заплаканная, с дрожащими губами и нервно цепляющимися друг за друга пальцами она меньше всего была похожа на всегда собранного и хладнокровного хирурга Антипову. Ольга отправила напарницу в палату вслед за сыном, а сама осталась дежурить вместо нее до вечера. И все это время думала об Аверине.

Вспоминала упрямо сжатые губы, отчужденное выражение лица. Ничего общего с тем жадным взглядом, которым он прожигал ее, нетерпеливо путаясь в складках пижамы. И в самом дальнем уголке души Оля малодушно сожалела, что не выключила телефон, ложась спать. В конце концов, Светка могла попросить Голубых…

Приступы сожаления сменялись гневом. Ну и пусть катится к черту этот самовлюбленный индюк! Как самого месяцами неизвестно, где носит, так это в порядке вещей, а стоило ее один раз вызвать среди ночи на операцию, сразу включил оскорбленного падишаха.

Но потом вспоминалось серое от усталости лицо Аверина, упирающегося лбом в дверной косяк у нее в коридоре, и сердце сжималось от жалости. Он приехал к ней не за сексом, это точно. Он вообще мог не ехать, такой уставший, а завалиться спать дома. Олю вполне можно было отправить домой с охранником.

Костя нуждался именно в ней, она это хорошо чувствовала. Взять хотя бы его откровения об отце – никогда раньше он не позволял себе настолько открываться. Даже когда они почти сутки провели в постели, говорили о чем угодно, только не о личном. Не о том, что у каждого внутри.

Если уж совсем начистоту, то по Аверину она дико соскучилась. Только теперь у нее не повернулся бы язык назвать то, что было между ними, всего лишь «полезными для здоровья химическими и физиологическими процессами, происходящими в организме».

С ним у нее все было по-другому. И не только потому, что он красивый мужчина с потрясающей харизмой. А потому что это мужчина, в которого она влюблена до беспамятства. Ну почему у Юрки началось воспаление аппендикса именно этой ночью? Ну почему хотя бы не утром?..

Где-то в ней тайно еще жила надежда на то, что Костя позвонит или явится днем под ворота больницы, он ведь не умеет сдаваться. Когда ему нужно, он липнет как пиявка, не отдерешь. Значит, ему больше не нужно?..

В груди уже зарождался холодок предчувствия, что на этот раз все гораздо серьезнее. И дело совсем не в обидах, в его последнем брошенном на нее взгляде прослеживалось что-то другое. Необратимое и безвозвратное.

Вернувшись домой, Оля шаталась от усталости. Сил хватило только на то, чтобы пойти в душ и упасть на кровать. Но стоило коснуться постели, на нее пахнуло знакомым ароматом, и сон как рукой сняло.

Следующий час она провела в обнимку с подушкой, пахнущей Авериным, и давилась обидными, бесполезными слезами. Потом еще час сочиняла ему письмо в мессенджере, написала пять разных вариантов. Но отправлять не стала, он все равно был не в сети.

И когда за окнами проявились соседние многоэтажки на фоне сизого рассветного неба, Оля со вздохом признала полное поражение в борьбе с бессонницей. Набросила халат и поплелась на кухню ставить чайник.

Небо стремительно светлело, чайник закипал, а она снова плакала, обнаружив, что любимый лиловый халат в сердечках под руками разошелся по швам. Ей было до ужаса жаль Костю, себя, их таких хрупких и, наверное, уже совсем безнадежных отношений.

Они точно так же разошлись по швам, эти даже не успевшие толком начаться отношения. Но ведь… Ведь можно же расстаться цивилизованно? Аверин едва кивнул ей на прощание, а сам перед этим наизнанку готов был вывернуться, чтобы доказать, что Анютка не его дочь. Значит, им надо поговорить, спокойно и без обид, как взрослые люди. И если Костя не позвонил и не приехал, то никто не мешает это сделать Оле.

Приняв решение, она повеселела. Выпила чай с медом, вернулась в спальню. Решила еще полежать с подушкой, которая пахла Авериным, и незаметно для себя уснула.

* * *

Проснулась, когда время перевалило за полдень, и сразу схватилась за телефон. Костя так и не появился в сети, значит, придется прокатиться на другой конец города. Оля решила не наряжаться – в конце концов, она не ставила целью сразить Аверина. Они просто поговорят, и все.

Но когда надевала куртку, в прихожей на полке увидела пакет, который приготовила для Анечки. Аверин забыл его взять, а она, когда вернулась с дежурства, из-за усталости, скорее всего, не заметила. Обрадовалась, как школьница, которая не выучила урок, а его как раз отменили из-за заболевшей учительницы. И только сейчас поняла, что на самом деле дико волнуется.

Адрес аверинского дома Ольга не знала, но, когда Костя вез ее домой, прочла название улицы и номер дома на воротах напротив. Вбила адрес в приложение для вызова такси и через полчаса уже стояла у знакомых ворот, сжимая в руках пакет с одеждой для Анютки.

Еще несколько минут собиралась с духом, чтобы нажать кнопку звонка. И когда строгий незнакомый голос спросил: «Кто?» – поначалу оторопела и ответила растерянно:

– Я.

И только сообразив, что спрашивающий – наверняка один из охранников Клима, быстро исправилась.

– Ольга. Ольга Михайловна Кетлер.

Замок щелкнул, калитка открылась, и Оля прошла внутрь. Снаружи у входа в дом ее уже поджидал знакомый охранник, предупредительно отворив тяжелую входную дверь. Но не успела Оля войти, как едва не оказалась сбитой с ног маленьким авериным с косичками.

– Оля! – ее обхватили за коленки так, что невозможно было сдвинуться с места. Следом шла радостно скалящаяся очень узнаваемой – где же были ее глаза? – улыбкой Юля. Аверина-Виноградова.

– Здравствуйте, Ольга! Как хорошо, что вы приехали!

Оля оторвала от своих колен Анютку и взяла ее на руки.

– Привет, малышка! Я так рада тебя видеть!

– Она скучала, – подтвердила Юля, и Оля не могла взять в толк, чему та так радуется.

– Предлагаю перейти на «ты», – проговорила осторожно. От этих Авериных чего угодно можно ожидать…

Но Юльку это не смутило, она счастливо кивнула и повела гостью за собой в гостиную.

– Ты не представляешь, как я тебе рада. Хоть один адекватный человек за столько времени. Они же ненормальные, эти родственнички, причем Клим еще ничего, а у бразера моего точно с кукухой проблемы. Утром вчера как встал злой, оторвался на всех не понятно почему, так второй день и рычит. И главное, Клим очень странно реагирует на все это.

– Как это, странно? – спросила Оля.

– Да никак. Улыбается и делает по-своему. Стебется над ним по полной.

Ольга вспомнила, как иногда снисходительно Клим ведет себя по отношению к дядьке, и тоже улыбнулась. Спохватилась и протянула Анютке пакет.

– Я привезла тебе одежду, которую мы купили, зайчонок!

Девочка нашла шоколадку и снова полезла к Оле обниматься. Юля явно истосковалась по общению, потому что трещала без умолку.

Они сидели на диване в гостиной, Юлька делилась своими горестями, а Оля смотрела на нее и думала, как же хорошо, что Виноградова оказалась сестрой Кости. Вот прям ну очень хорошо. А потом для разнообразия вслушалась в смысл произносимых речей. Как оказалось, все горести сестры Аверина заключались в том, что ее брат оказался домашним тираном и параноиком.

– Он никуда нас не выпускает, – жаловалась девушка, – хорошо, хоть вещи наши привезли. Этот сказал, что ничего покупать не нужно, чтобы не тащить потом лишнее на самолет.

– «Этот» – это Костя?

– Ну да, мой бро. Я сначала не хотела никуда лететь, ни в какую Германию, но тот сам мне позвонил. Марк, – уточнила Юля, глядя в непонимающие Ольгины глаза.

– Ты познакомилась с отцом?

Оле было неудобно признаться, что ей самой было очень интересно посмотреть на Марка Аверина. Как бы по-свински он себя ни вел в прошлом, но гены у этого мужчины определенно железобетонные.

– Сколько ему лет?

– Кому, Марку Генриховичу? – Юля забавно говорила о родном отце, как будто это был ее классный руководитель. – Семьдесят два. Или семьдесят три, точно не помню.

– У тебя случайно нет его фото? – с любопытством спросила Оля и тут же смущенно пояснила: – Просто очень интересно, неужели они правда на него так похожи?

– Как отксеренные все, – подтвердила Юлька и принялась рыться в телефоне. – Нюткин отец потому и отвалил, что ни его, ни меня в ней не просматривалось. Сейчас, он на аватарке в мессенджере есть…

– У Кости дети на него не похожи, – возразила Оля, – а он ни от одного не отказался. Мне кажется, детей любят не за внешность или гены.

– Так я и говорю, что бразер у меня стукнутый… О, нашла! – Юля развернула телефон экраном к Оле, и та с изумлением уставилась на изображение мужчины, которому от силы можно было дать лет пятьдесят. Ладно, пятьдесят пять.

– Не может быть, – прошептала Оля, глядя на такие же черные глаза Марка Аверина, как у его сына, дочери и внука. Ни капли ни поблекшие со временем.

На лице ни одной морщины. Волосы седые, но как же благородно это смотрится! Чистый тебе лорд…

Ольга всматривалась в знакомые до боли черты, и у нее было чувство, будто она сгоняла в будущее на машине времени и увидела, каким через тридцать лет станет Аверин.

Внизу хлопнули входные двери, послышались голоса.

– Отпустите меня, что вам от меня нужно? – голос был незнакомый, но у Юли вдруг вытянулось лицо.

– Костя? – негромко проговорила она, будто спрашивая, а затем бросилась вниз.

Оля успокаивающе обняла Анечку и вышла следом.

Глава 12

В холле Ольга увидела высокого худощавого мужчину, который отбивался от двоих охранников – не тех, что приехали с Климом. Эти парни были ей незнакомы.

– Костя? – повторила Юля, сделав шаг ближе. Мужчина повернулся, и Ольга с удивлением обнаружила, что он совсем молодой, ненамного старше сестры Аверина. Его и мужчиной назвать язык не поворачивался. Сколько ему, двадцать два? Двадцать три?..

– Юлька? – вскинулся молодой человек и сразу же обрушился с упреками. – Так это твоих рук дело? Говори, куда ты меня впутала? И кто эти амбалы?

Юля молчала, и Ольга мысленно ахнула, когда сообразила, что за Костя сейчас перед ними. С сожалением пришлось констатировать, что как отцу Константину утешиться было нечем – у ребенка действительно от него не было ровным счетом ничего. Как и от самой Юли. Везде одни Аверины… Тем временем между ними протиснулась Анютка и требовательно дернула мать за руку.

– Мам, а это кто?

Молодой человек перевел взгляд на девочку и осекся.

– Аня?.. – спросил севшим голосом и посмотрел на Юлю. Та побуравила парня прищуренным взглядом, а потом подняла голову и громко отчеканила:

– Никто, Нюта. Просто дядя.

– Правильно, Юлька, молодец, – распахнулась дверь, и в нее вошли оба Аверина. Первым размашисто шагал Костя, стряхивая с одежды дождевые капли. – Таких только посылать надо, если по-другому не понимают.

Разве на сегодня передавали дождь? Может быть. Она не смотрела прогноз. Зато сейчас во все глаза смотрела на Аверина. Между бровей все та же упрямая складка, черные волосы усеяны мелкими каплями.

Захотелось стряхнуть их, провести рукой по густым волосам, попутно лаская лоб и виски подушечками пальцев. А вместе с дождем стряхнуть это чужое, бесстрастное выражение лица.

Как же она по нему соскучилась, а ведь и двух дней не прошло! Сам Костя, казалось, ничуть не удивился, заметив Олю. Едва заметно кивнул, давая понять, что ее видит, и обернулся к своему тезке, который переводил потрясенный взгляд с одного Аверина на другого.

Клим широко улыбнулся тетке, потом Оле, подмигнул Анютке и уже с серьезным видом повернулся к шокированному гостю. Аверин заметил жмущуюся к матери девочку и предупредительным жестом остановил Клима.

– Анюта, детка, сбегай к машине, посмотри, мы с тобой этот чемодан в интернете смотрели, – обратился он к ребенку совсем другим тоном. Непривычно мягким и спокойным. – Илья тебя проведет.

– Куртку надень, – подала голос Юля. У нее это вышло невыразительно и безжизненно.

Малышка, радостно кивнув, побежала к выходу. Охранник Илья едва успел выскочить следом, схватив детскую курточку.

Аверин дождался, пока за ними закроется дверь, и развернулся к стоящему перед ними парню. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего, хоть тот пока еще об этом не подозревал. Зато точно знали все остальные.

– Значит, Константин, – хищно подытожил он. Но у тезки, судя по всему, напрочь отсутствовало чувство самосохранения. Или же мозги.

– Слушай, ты что, с ними обоими спала? – ошалело спросил Константин, тыча пальцем в Клима.

– Думай, что мелешь, придурок, – проворчал тот, схватил его за руку и провернул вокруг оси, попутно ткнув кулаком под ребро. Парень упал на одно колено и взвыл.

– Отпусти его, Клим, – попросила Юля. И продолжила с очень аверинской интонацией: – Ты и правда, идиот, Костя. Это мой брат. Братья.

– Не стоит нас знакомить, – остановил ее Аверин и подошел к несостоявшемуся зятю поближе, – много чести. А ты, смотрю, борзый. Отпусти.

Последние слова адресовались Климу, и тот с большим неудовольствием отпустил парня.

– Чего, серьезно, этот упакованный чувак твой брат? – изумленно переспросил тот у Юли, потирая руку. Она сдержанно кивнула.

– Тебя сюда привезли не для того, чтобы ты мною любовался, – продолжил Костя. – Но коль уж ты отец моей племянницы, хочется прояснить, какие у тебя намерения насчет Ани. Отцом, как я понял, тебя Юля записывать не стала, зато отчество твое дочери дала. Или ты сам отказался?

Константин совсем по-мальчишески шмыгнул носом.

– Не стала, – ответила за него Юля.

– А ты и не настаивал, – ввернул Клим.

– Я не поверил, что она моя, – хмуро подтвердил Константин. – Она же ни на меня, ни на Юльку вообще не похожа. Теперь-то я понимаю…

– Тест ДНК, – подсказал Клим. – Нет, не слышал?

– Значит так, Константин, – заговорил Костя с явной брезгливостью. – У меня, конечно, чешутся руки сделать так, чтобы твои яйца навсегда перестали производить сперматозоиды, но все же гены – это гены. Аня твоя дочь, и у тебя есть шанс доказать, что ты мужчина, а не унылое дерьмо. У тебя есть три дня, чтобы решить, нужна она тебе или нет, и на что ты для нее готов.

– А что потом? – облизнул пересохшие губы парень.

– Потом они уедут, и ты ее больше не увидишь.

– Как уедут? – теперь он казался растерянным.

Юля смотрела в сторону, Константин смотрел то на нее, то на Аверина, то на Клима.

– Обыкновенно. На самолете, – сказал Клим. Он, как и его дядя, всем видом давал понять, что новый родственник ему не по душе.

– Проводи его, – кивнул головой Аверин охраннику, которого Оля раньше не видела, и она поняла, что это его сотрудник. И уточнил: – За ворота.

– Подождите, – мотнул тот головой и посмотрел на Юльку. – Юль… Можно тебя? Поговорить…

– Можно, – кивнул Клим, – только вместе со мной.

– Говорите, – милостиво позволил Костя, – а я пока отвезу Ольгу.

Он посмотрел на нее, их глаза встретились. Все это время Оля не могла понять, что за предчувствие притаилось внутри. Странное, непонятное и… опасное. Она отгоняла его, мысленно отмахивалась, а оно все равно разрасталось, давило на легкие, то ускоряя, то затрудняя дыхание.

И теперь, глядя в устремленные на нее черные глаза, внезапно поняла.

Все это время, с самой первой минуты, как она в них посмотрела – еще в операционной, – Ольга знала, Аверин считает ее своей. Она могла сопротивляться, упираться, отказываться, но каждый раз он одним взглядом обозначал ее принадлежность. Она была ЕГО женщиной.

Сейчас в его глазах было что угодно – усталость, выжидание, напряженность. Одного не было. Там больше не было ее.

* * *

Оля скользнула на переднее сиденье, Аверин закрыл за ней дверцу и сел за руль. Внешне все было как обычно за исключением невидимой перегородки из пуленепробиваемого стекла, которая наглухо отгородила ее от Аверина.

Они не в первый раз молчали, но даже молчание в этот раз было особенным. Ольга смотрела на загорелые руки, сжимающие руль, и уговаривала себя, что ей все это кажется.

Что Костю выбесил Анин папа, и он сдерживается, лишь бы не сорваться на Оле. Но тут же сама себе отвечала, что он никогда на ней не срывался, наоборот, всегда говорил, что она действует на него успокаивающе.

Атмосфера в замкнутом пространстве автомобиля начинала сгущаться, и когда Костя затормозил у ее дома, Оля лишь вздохнула с облегчением. Так дальше продолжаться не может, им надо поговорить.

Развернулась к нему, набрала полную грудь воздуха, и только успела сказать: «Костя!» – как на губы легла рука, пахнущая до боли знакомым парфюмом и совсем немного кожей, которой был обтянут салон автомобиля.

Тыльной стороной ладони Аверин касался ее губ, и Оля боялась шелохнуться, чтобы не потянуться и не начать целовать эту невозможно пахнущую ладонь.

Не к месту. Не нужно. Это совершенно лишнее.

– Сейчас я́ буду говорить, – он убрал руку, и пришлось закрыть глаза, чтобы себя не выдать.

– Хорошо, говори ты, – кажется, у нее получилось без единой истеричной нотки.

– Я много думал все эти дни, Оля…

– Какие дни, Костя, чуть больше суток прошло, – запротестовала она возмущенно. – А если ты обиделся, что я уехала среди ночи, то поверь… – и снова к губам прижались пахнущие кожей салона пальцы, но Ольга решительно их отбросила.

– Я не могу так разговаривать, Костя, я тебя не вижу. На меня давит замкнутое пространство. Давай поднимемся ко мне, я заварю чай, и мы поговорим. Обещаю не приставать, – подняла вверх обе ладошки.

Аверин повернул голову, она увидела его взгляд и осеклась.

– У меня через три часа самолет. Через час я должен быть в аэропорту. Прости, у меня совсем мало времени.

– Ты хотел сказать, у нас, – вырвалось у нее непроизвольно. Костя покачал головой.

– Нет, Оля. Если у нас, то его уже просто нет.

Теперь он смотрел перед собой, но Ольга была уверена, что он ничего не видит. Ее реальность тоже расплывалась акварельными красками, и приходилось моргать, чтобы хоть немного навести резкость.

– Я не настолько одноклеточный, Оля, и я не маленький мальчик, чтобы обижаться. Ты правильно сделала, что не отказала подруге, ты врач, причем довольно высокого уровня. Пока ты еще не знаешь себе цену. И я безмерно восхищаюсь тобой. Но… – он снова повернулся, и в темноте салона его глаза непонятно сверкнули. – Я точно знаю, что в Испанию ты со мной не полетишь. А мне не всегда известно, в какую часть света меня занесет в ближайшие сутки.

– Разве ты работаешь не на себя? – спросила скорее автоматически, потому что молчать было тяжело.

– Видишь ли, такой род деятельности, как у меня, предполагает тесное сотрудничество с властями, точнее, с госбезопасностью. И однажды настает тот момент, когда понимаешь, что фактически состоишь у них на службе. В любое время им может что-то от тебя понадобиться, и слово «нет» там не котируется. Иногда у меня на передышку остается всего несколько дней, и те часто тратятся впустую. Вот сколько я здесь? Гребанные две недели, а на встречу с тобой получилось выделить всего несколько часов. И те я проспал.

– Послушай, – Ольга все равно была рада, что они начали разговаривать. В разговоре намного проще прийти к компромиссу, чем когда играешь в молчанку. – Я все понимаю. Ты здоровый мужчина со своими потребностями, и если я… то есть ты…

– Потребностями! – поморщился Аверин. – Ты сейчас как врач говоришь или как женщина?

– А что, есть разница? – растерялась Оля.

– Есть, – кивнул он, – только вот я никак не привыкну. Мои мужские потребности здесь совершенно ни при чем. Я хочу вернуться домой, и чтобы там меня ждала моя женщина. Не врач, не директор концерна и не учитель музыки. А ты не можешь без отрыва от производства, так ведь? И не сможешь.

Он не спрашивал, скорее, констатировал.

– Вот за это я тебя и… – отвернулся, покусывая губу, замолчал и потом закончил совсем другим тоном. – Выделил.

– Взрослые люди всегда могут договориться, – это прозвучало настолько беспомощно, что она замолчала.

– Могут, – согласился Аверин, – но потом все равно кто-то из двоих эти договоренности нарушает. Вот почему я предпочитаю контракты. Но теперь я понимаю, что с тобой никакие контракты работать не будут, и знаешь почему? Потому что ты была права, когда спросила, что ты будешь делать, когда я уеду, а особенно, когда время контракта закончится.

«Я такое спрашивала?..» – Оля прижала ладонь к губам, чтобы случайно не сказать это вслух.

– Тебя не интересуют шмотки, салоны и светская жизнь. С одной стороны это хорошо, а с другой… Ты не сможешь сидеть без дела в ожидании меня, а я буду чувствовать себя негодяем, заточившим в своем доме талантливого хирурга, который мог бы спасти не одну жизнь. И я это говорю без иронии.

Теперь они оба смотрели, как дождь барабанит о капот машины. Стеклоочистители время от времени скользили по стеклу костлявыми лапами, сгребая воду вниз. И Оле хотелось разбить стекло, чтобы они сгребли и эту звенящую, пугающую тишину.

Ей хотелось повернуться к Аверину, схватить за воротник пальто и хорошенько встряхнуть, а потом крикнуть: «Посмотри на меня, Костя, это же я. Это же мы, зачем ты это делаешь с нами?»

Но она лишь царапала пальцами сиденье машины так, чтобы ему не было видно, и время от времени запрокидывала голову, чтобы слезы не вздумали сбежать из слезовыводящих протоков. Однако, какие причудливые формы иногда принимают в ее голове знания анатомии…

– Ты помнишь, как в геометрии доказывают теорему о параллельных прямых? – заговорил Аверин, и его голос доносился до нее словно сквозь вату. – Путем доказательства от противного, когда мы предполагаем, что они пересекаются в какой-то одной точке. Но из определения параллельных прямых известно, что у них нет общих точек. Понимаешь, Оля? – теперь ей казалось, что его глаза горят в темноте, как уголья. Или это потух «огонь, пылающий в крови моей», оставив после себя лишь тлеющие угли? – Нет общих точек, априори. По определению. А значит, эти прямые не пересекаются, сколько бы они не продолжались. До бесконечности.

Она молчала. Что тут можно сказать? Аверин вышел из машины и помог выйти ей. Дождь иссекал пространство мелкими каплями, оседая на волосах и одежде. И хоть Аверин подкатил машину к самому подъезду, Ольга почему-то намокла.

Он уже взялся за дверцу, когда она решилась и окликнула из-под навеса.

– Костя! – и когда он обернулся, растянула губы в широкой улыбке. – Разве мы не поцелуемся на прощание?

Он стоял под дождем, смотрел на нее, а она продолжала тянуть губы, впиваясь ногтями в ладони, спрятанные за спиной.

Аверин в два шага оказался под навесом, подошел так близко, что стало еще больнее. Протянул руку, приложил ладонь к щеке и большим пальцем вытер дорожку от предательницы-слезы, все-таки прорвавшейся наружу. Она потерлась щекой о его ладонь, потом прижалась губами. Это же в последний раз, значит можно.

– Не надо плакать, – наклонился он к ней и взял ее лицо в руки. Такой высокий. И уже почти чужой.

– Я и не плачу, – Оля в доказательство снова улыбнулась, хоть губы совсем не слушались. – Это все дождь.

Аверин наклонился еще ниже, продолжая удерживать своими теплыми ладонями ее лицо. Губы соединились, дыхание смешалось. Его глаза блестели так близко, она не выдержала и тоже обхватила его небритые щеки. Небритые и… мокрые?

– Костя… – прошептала пораженно.

– Это дождь, – прошептал он в ответ. – Прощай, моя милая, нежная девочка.

Слишком пронзительным был этот поцелуй, слишком влажной кожей они соприкасались, сваливая все на дождь, который безразлично барабанил об навес.

Костя оторвался от нее и прерывисто выдохнул. Оля цеплялась за его пальцы. Он бережно повернул ее руки ладонями вверх и поцеловал. Потом резко развернулся и пошел к машине. Не оглядываясь.

Оля стояла, опустив руки, и смотрела, как он садится за руль. И лишь когда дверца захлопнулась, заработал двигатель, и автомобиль тронулся с места, только тогда она поняла, что вот сейчас, в эту секунду Аверин ее окончательно отпустил.