Текст книги "пРоза мира. Проза и поэзия о природе мира и человеческой души. Книга 1"

Глава 3. Цветы Молитв

Любимому родному Виталику моему, супругу в Вечности,

Итальянский Сонет после Перехода мужа на Тот Свет.

Там есть земля, я точно знаю – есть.

Однако, не такая же как здесь.

Там ярче свет, там четче каждый звук,

Там нет обид, сомнений нет и мук.

Ты это мне сказал вчера во сне,

Послал мне мысль, как делали мы тут,

И эта мысль вдруг расцвела во мне,

Я поняла, что и за мной придут.

Да, ты придёшь. «Любииимая, не спи,

Здесь тяжело, слезами окропи

Последних дней в иллюзиях плоды.

А тут светло, и тут цветут сады.

Я тоже тут возделывал, любя,

Цветы молитв, идущих от тебя».

Наталья Шахназарова

Неувядаемая Роза. Икона Божией Матери.

Виталий Бондарев (Каледин)

Я покажу тебе свои крылья

(8 сентября 1982 -2 ноября 2021)

Дети
(недетская песенка)

 
Бог Отец и Божья Матерь
Одни на запертой планете,
Мы все – потерянные дети.
Наш смех слезами разукрашен.
Мамочка, вернись.
Мы не плохие и не злые,
но рвем обои голубые.
Нам просто очень-очень страшно,
Мамочка, вернись.
Нам надоели все игрушки:
зверушки, клюшки и войнушки.
Мы поломали кубик-рубик,
Мамочка, вернись.
Вернись, нам очень одиноко.
Не важно: где ты, кто ты, что ты.
Тебя мы очень-очень любим,
Мамочка, вернись.
 

На смерть поэта С. Королёва

 
В белом небе, в сосновом шуме,
Где-то в снегах дикой России
Ты притворился, как будто умер,
Мы встали за гробом, как будто живые.
 
 
В шуме сосновом, в небе белом
Только снежинки друг другу не лгали
Ни жизнью, ни смертью,
Ни словом, ни делом,
Летели, могилу твою заметали,
И не было им тоски и печали.
 

Белые-белые стихи

Ко мне приходила смерть, стояла тихо в углу.

Это не бабка с косой, это тонкое облако, похожее на меня, похожее на тебя.

Я не боюсь, не жалею, что-то я вспомнить хочу… Солнечным зимним днём (было мне лет четырнадцать):

стог в глубоком снегу, широкое белое поле,

огромное синее небо, морозное жёлтое солнце,

и лето в душистом сене, таком – хоть заваривай чай. Что-то я вспомнить хочу…

Душит, сосёт меня страшная эта ночь.

Вот и опять пришла, стоит не в углу, – в дверях, светится молча. Косяк. Давит сильнее дом.

Если б ты знала, как вдруг стало мне жаль себя,

ведь это был я солнечным тем днём.

2016

О дураке

 
Хмурым утром облака печальные
Указали путь мне в страны дальные.
Умный дал мне паспорт, нож и удочку,
Дурачок дал маленькую дудочку.
 
 
Взяв и тут же позабыв про дудочку,
Крепче сжал я паспорт, нож и удочку,
И пошел, чтоб разделять и властвовать,
Чтоб златой подковой подпоясаться.
 
 
Хмурым утром облака печальные
Указали путь мне в страны дальные,
Умный плакал, гроб златой закапывал,
Дурачок цыганочку надрапывал,
 
 
Позабыв про паспорт, нож и удочку,
Я летел и слушал его дудочку,
И, весенним ветром подпоясанный,
Вместе с ним смеялся и приплясывал.
 

Обрядовая песня

 
Ранним утречком
Не видати ярка солнышка,
Не видати ярка солнышка,
Серый дождик проливается.
 
 
Серый дождик проливается.
Плачет горько раскрасавица.
А жених – то дожидается.
А жених – то улыбается.
 
 
ПрОщай матушка,
ПрОщай батюшка,
ПроОщай, братец мой,
ПрОщай, дом родной.
 
 
ПрОщай, дом родной.
Плачет горько раскрасавица.
А жених – то дожидается.
А жених – то улыбается.
 
 
Буду я жить далеко,
С лЮдьми дрУгими,
С лЮдьми дрУгими,
Злыми чУжими.
 
 
Злыми чУжими.
Плачет горько раскрасавица.
А жених – то дожидается.
А жених – то улыбается.
 
 
Больше мне не гулять,
С подружками во полюшке,
Больше мне ходить
До тихой реченьки.
 
 
До тихой реченьки.
Плачет горько раскрасавица.
А жених – то дожидается.
А жених – то улыбается.
 
 
Не печалься раскрасавица,
Все пройдет, да все забудется,
Не печалься раскрасавица,
Всё да стерпится да слюбится.
 
 
Всё да стерпится да слюбится.
Плачет горько раскрасавица.
А жених – то дожидается,
А жених – то улыбается.
 
 
Отгорело лето красное.
Плачет горько раскрасавица.
А жених – то дожидается,
А жених – то улыбается.
 

Нежность

Любимой жене Нате

 
Руки мои канаты
Крепко тебя сжимают.
Руки твои котята
Ласковые играют,
Теплые засыпают,
В доме нас только двое.
Нежность она такая,
Счастье
Оно такое.
 

***

Моей Любимой жене – Наташе Шахназаровой

 
      В твой день рождения небо затянуло тучами; А пошли гулять! Начнётся дождь – спрячемся под козырёк или крышу.
      Из всех слов я подарю тебе только самые лучшие, Впрочем, а другие ты от меня когда-нибудь слышала?
Впрочем, а что я тебе ещё не дарил, любимая,
 
 
      Вот этих рук, которые тебя никогда не отпускали?
Из всех девушек на Земле ты самая – самая красивая,
 
 
      Ты рядом со мной, другие мужчины о таком счастье и не мечтали.
      Сегодня вечером будем смотреть у меня дома диафильмы,
      О том, как в волшебной стране живут незабудки, И если захочешь, я покажу тебе свои крылья,
      Я их прячу в шкафу, где висят пальто и куртки.
 

2004—2007

Букет
(стилистический авангард)

привет привет это тебе спасибо ты прекрасней звезд мне уже третий день цветов никто не дарил мы прошли парк проспект мост вдруг букет полетел поплыл ты сказала ничего нельзя изменить пусть плывут цветы по реке я ответил зачем же тогда жить поплыл по воде и вернул тебе букет ты давай ржать дурак для чего лучше бы букет прекрасно уплывал все равно он завянет и я выкину его я молчал в отчаянии потому что знал что больше вообще никуда не пойду пару недель буду жаловаться себе на мировую ложь а потом плюну на мир как на последнюю ерунду и побегу с цветами к дому где ты живешь

2004—2007

Об авторе. Виталий Васильевич Бондарев (Каледин). Осуществлял авторский проект – песенное краеведение. Создал большое количество мелодий, аранжировок, песен на стихи поэтов 16, 17, 18, 19, 20 и 21 веков всех российских губерний. Обрабатывал русский и славянский фольклор, обрядовые песни. Жанры деревенской, народной, духовной песни в приоритете в списке творческого наследия поэта и композитора. Родился 8 сентября 1982 года в городе Стерлитамак, Республике Башкортостан в семье Василия Константиновича Бондарева, гармониста и водителя, и Татьяны Ильиничны (в девичестве Калединой), педагога по математике. Проживал в Кумертау. Самородок, с ранних лет играл на гармони. Параллельно с Литинститутом учился в Московском колледже импровизационной музыки (МКИМ) по классу вокала. Затем поступил в ЯГТИ на актёрское отделение и на работу в Московский Молодёжный Театр Вячеслава Спесивцева, где с успехом сыграл Куприна в спектакле «Яма». Помимо песен писал статьи, заметки, дневники, философские эссе на разные темы, вёл блог на Яндекс Дзене. Есть у Бондарева и книга предсказаний в стиле авангардной Поэзии, лекции историко-культурологического и краеведческого плана к песням из разных губерний России. Как филолог успел проанализировать некоторые стихи Пушкина. Хотя «Мёртвые души» Гоголя держал настольной книгой. Есть у Бондарева (Каледина) и лирика. Песню «Плач Ярославны» по мотивам «Слово о полку Игореве», он посвятил любимой жене Наталье Шахназаровой, которая осталась с двумя детьми – Маргаритой и Дарьей. 2 ноября 2021 года Виталий Васильевич Бондарев (Каледин) после остановки сердца безвременно перешёл в Вечность.

Часть 2. В КУПЕЛИ ВЕЧНОСТИ

Смерти нет, господа! Это можно доказать.

Человеческая личность бессмертна!»

В.М.Бехтерев

Глава 1. Танец цветка

Природа – источник вдохновения танца

Айседора Дункан

Галина Дубинина (Россия)

Филологическая пРоза

Мечта души моей!
Отрывок из книги о Сергее Есенине «Дыхание вечности»

Не гляди на ее запястья

И с плечей ее льющийся шелк.

Я искал в этой женщине счастья,

А нечаянно гибель нашел.

Сергей Есенин.

За окном ночь прикрутила лампадку месяца, погружая мысли и чувства в звездную высь, где таилась юношеская чистота помыслов.

 
Звездочки ясные, звезды высокие!
Что вы храните в себе, что скрываете?
Звезды, таящие мысли глубокие,
Силой какою вы души пленяете?..
 
 
И почему так, когда вы сияете,
Маните в небо, в объятья широкие?
Смотрите нежно так, сердце ласкаете,
Звезды небесные, звезды далекие!
 

Ослепительно яркая комета, прочертив темноту пространства, взорвала его сон… «Смотри, вон ту самую яркую звезду я назову твоим именем – „И – ЗА – ДО – РА“, – нараспев протянул он, – здорово, правда?»

Своим дыханием и теплым шепотом слегка касающихся губ он пытался отогреть ее… Они были тогда вдвоем, в этом же самом гостиничном номере, лицом к лицу постигая открывшуюся им глубину мироздания, в которой глазами звезд тосковали обездоленные души ее погибших малышей…

Завтра предстояло выступать в Мариинском театре перед рабочими и моряками «Авроры». С введением новой экономической политики Айседоре Дункан разрешили давать платные концерты, покрывающие расходы, связанные с содержанием школы.

Она была убеждена, что искусство должно служить народу, который в нем нуждается, поэтому и вырвалась из Европы в нищую Россию, чтобы подарить миру нового гармоничного человека. Она хотела дать детям красоту, свободу и силу через пластику танца. «Из всех правительств мира только Советы заинтересованы в воспитании детей», – считала Айседора. Однако советское правительство уже через месяц после создания ею школы в Москве сняло с себя все обязательства. Но даже когда ее личные средства иссякли, она не сдавалась: «Физический голод – ничто. Я боюсь духовного голода, который царит теперь во всем мире».

У неё в душе на всю жизнь остался светлый образ матери – бедной учительницы музыки, которая, имея много детей, не всегда имела возможность накормить их. И тогда она утоляла их голод произведениями Шуберта и Бетховена. Она играла, а дети танцевали. Именно эта музыка помогла им выжить и спасла от унижения голодом. Именно она вывела ее на мировую сцену.

Исида подхватывала тонкое тело братишки с огромными печальными глазами на худеньком личике и, увлекая за собой, кружила его в танце, пока бледные щеки не заливал румянец, и блеск восторга не рассекал искорками тихую безысходность глаз. «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин, – приплясывая напевала она, – все прошло, да все прошло, все прошло…»

«Родная у тебя душа, наивная…, – он опустился перед ней на колени. Ты – моя утренняя звезда». И он окунулся в ее свет…, в свет богини античного танца. С нею он ощущал себя на счастливых берегах Древней Эллады, рождающей богов и героев.

 
Могучий Ахиллес громил твердыни Трои.
Блистательный Патрокл сраженный умирал.
А Гектор меч о траву вытирал
И сыпал на врага цветущие левкои.
Над прахом горестно слетались с плачем сои,
И лунный серп сеть туник прорывал.
Усталый Ахиллес на землю припадал,
Он нес убитого в родимые покои.
Ах, Греция! Мечта души моей!
Ты сказка нежная, но я к тебе нежней,
Нежней, чем к Гектору, герою, Андромаха, —
 

Взахлеб прочитал он ей свои стихи.

Глаза Изадоры, повергавшие его в нежный трепет и волнение, сделались еще больше и прекраснее. Он притянул их к себе губами и целовал, целовал, пробуя на вкус их брызжущий синью влажный цвет.

«Боже, какие же они у тебя коровьи, – у него это была высшая степень превосходства. – Большие, бездумные, обпечаленные, как же они переворачивают душу – такие родные, родниковые, раздольные… Девочка ты моя милая…»

В эту ночь они так и не смогли уснуть.

Под его горячий шепот она тихонько, со всей неистраченной материнской лаской гладила и просеивала в нежности ладоней солнечные слитки его волос, рассыпающихся в зрелом мгновении любви золотым осенним шелестом. «За-ла-та-я га-ла-ва», – тянула она убаюкивающим голосом и, прислушиваясь к напевным звукам, снова повторяла: «За-ла-та-я га-ла-ва».

С ней было уютно и безмятежно, как младенцу у материнской груди. Она была бесконечно терпима к нему, возможно потому, что была значительно старше. Но кто может определить действительный возраст человеческой души? Недаром в любви, как и в творчестве, его просто нет. Есть только всеобъемлющая страсть в сверкающем водопаде чувств. Чувств, которые обмануть нельзя, а солгать словом она не могла, потому что не знала русского… И это было ее неоспоримое преимущество перед всеми женщинами, и особенно перед той, застрявшей в груди занозой лживого слова.

И еще одно несомненное достоинство было у нее – она понимала музыку стиха, она проникала в слова немыслимым внутренним чувством. Она мечтала создать великую школу искусства, посвященную не только танцу и выразительности пластических искусств, но и поэзии.

Как-то ему попался журнал «Весы» за 1904 год с «Письмами из Парижа» Максимилиана Волошина, в которых поэт восторженно отзывался о Бетховенском вечере Дункан, где она исполняла «Лунную сонату» и Седьмую симфонию…. Танцевать тогда под классическую музыку было ново и дерзко. Поэтическое описание Волошина покорило: «Это молодая девушка с пропорциями тела Дианы Версальской, волнистыми и мягкими линиями. Она вся как ручей, плавно текущий по бархатному лугу, в ней есть трогательность светло-зеленых весенних прутиков плакучей ивы, ее руки мерно качаются над головой, как ветви деревьев в глубине лазури, клонимые ветром…»

И он ощутил, что с этого мгновения в его душе поселилась женщина-Мечта с нежным изгибом туманных рук, в его судьбе появилась Муза, влекущая в неизведанные тайны мира.

 
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда  на деревах
Огонь зеленый шевелится.
То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной…
 

* * *

Сна уже не было. За окном лунный язычок таинственного света полыхнул сильнее, слизывая хмурую ночную мглистость.

 
Ах, у луны такое
Светит – хоть кинься в воду,
Я не хочу покоя
В синюю эту погоду…
 

Ему припомнилась легенда о китайском поэте, гениальном лирике VIII века Ли Бо, в которого влюбилась сама императрица. Но тот бежал от этой любви, щедро вознагражденный императором. Среди проезжей дороги он раздарил все богатства прохожим крестьянам, а сам поселился у реки и по ночам на лодке выезжал на ее середину, любуясь лунным отражением. Оно было так прекрасно, что однажды поэту захотелось обнять это отражение. И тот, прыгнув в воду, утонул.

Он тоже отверг любовь непростой женщины, от которой бежал и мучительно возвращался вновь, и снова сбегал, «не жалея вязи дней прошедших», думая, «что прошло, то больше не придет. И луна, как солнце сумасшедших, тихо ляжет в голубую водь». Но физический разрыв не принес духовного избавления от этой привязанности…

 
Ах, луна влезает через раму,
Свет такой, хоть выколи глаза…
Ставил я на пиковую даму,
а сыграл бубнового туза.
* * *
 

… Сергей услышал за спиной легкий воздушный шелест, нежный едва уловимый аромат закружил голову. Он обернулся…

 
Милая, ты ли? та ли?
Эти уста не устали.
Эти уста, как в струях,
Жизнь утолят в поцелуях.
Милая, ты ли? та ли?
Розы ль мне то нашептали?
 

Она стояла посреди комнаты распустившейся алой розой, в полупрозрачном красном хитоне, с красной керосиновой лампой над головой. Именно такой запомнил он ее там, на сцене Мариинки. Этот доминирующий красный цвет, вырванный отсветом керосинового пламени из темноты, в которую внезапно погрузился зал во время ее выступления. И она, скульптурно застывшая светящейся красной фигурой. Она не успела станцевать всю историю и жизнь человечества, услышанную ею в музыке великого русского композитора. Она успела лишь передать вечную борьбу за существование и обозначить неизбежность грядущих страданий, уготованных всем живущим на земле в скорбном лейтмотиве, повторяющемся в первой части шестой симфонии Чайковского.

Чтобы спасти положение, Изадора, освещая сцену вынесенной кем-то лампой, попросила зал спеть русские народные песни. Их было много, зал пел более часа… Но только когда прозвучали строки: « В борьбе за народное дело ты голову честно сложил», в прожекторах и софитах начал медленно зажигаться свет. Зал ликовал. А опустившийся занавес закрыл, наконец, окоченевшую босоногую Терпсихору, ставшую ярким новым символом революции, которую она воспринимала по-своему, как художник-новатор, стремящийся в танце движением души изваять новый мир свободного человека.

В гримерной он закутал рыдающую от нервного напряжения, посиневшую от холода звезду в теплую шаль и, крепко прижав к себе, отогревал в своих объятиях жаркими ударами ослепленного ее искусством сердца.

«Ее танец – танец цветка, который кружится в объятиях ветра и не может оторваться от тонкого стебля», – вспомнил он поэтическое определение Волошина. И удивился, что сам стал этим ветром…

 
* * *
 

Она обессилено опустилась на пол, обхватив руками колени и положив на них голову с васильковой бездонностью распахнутых глаз.

Сегодня особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв…

– Это не Е-зе-нин, – отрицательно качнула она головой.

– Правильно. Гумилев. Мастер, верно?

Она согласно кивнула. «А ведь тут прямое нарушение грамматики, – задумчиво отметил Сергей, – Надо бы – руки какие? Обнявшие колени, но „обнявшие колени“ – ничего не видно, а „колени обняв“ – сразу видно позу! Ну, понимаешь, как у Родена! Ну, как у тебя, чудо ты мое роденовское!»

И ему нестерпимо захотелось прикоснуться к этому чуду – безмятежным ребенком оказаться в зыбке ее коленей и без слов выплакать всю свою жизненную тяжесть на ее теплой, как солнечный луг, все принимающей груди.

 
Все мы порою, как дети,
Часто смеемся и плачем:
Выпали нам на свете
Радости и неудачи.
Глупое сердце, не бейся.
 
 
… Жизнь не совсем обманула.
Новой напьемся силой,
Сердце, ты хоть бы заснуло
Здесь, на коленях у милой…
 

И он пошел к ней как слепой, ощупывая перед собой ладонями призрачную тьму… Он хотел припасть к этой женщине, как в ту памятную ночь, обхватить четкий изгиб ее шеи, но его вытянутая рука словно коснулась поверхности воды, ее тело маслянисто растеклось под ней тугой влагой… И голова его тоже потекла, стены комнаты раздвинулись… И где-то там, в спиральных витках, он осознал, что прикоснулся к вечной тайне Бога, воплощающего энергию мысли в форму.

И в эти секунды, сливающие его с космическим потоком вселенской любви, он ощутил саднящее чувство вины перед нею:

«Дорогая, я плачу, прости… прости…»

И тут из воздушного плетения световых нитей возник ангел со скрипкой. И поэт прокричал ему своим сорванным горлом: «Передайте Парижу, что я не боюсь его. На снегах нашей родины мы сумеем закрутить метелью…»

Смычок в руках ангела дрогнул и коснулся струн. Музыка трепетно вздохнула ожившими голосами вселенной. Властные звуки подхватили его и закрутили в ослепительный кокон. Он успел увидеть заплаканную Айседору в комнате на Пречистенке и трех музицирующих ей ангелов с картины неизвестного итальянского художника XV века, приобретенную в антикварной лавке. Она очень дорожила этой картиной, потому что один из ангелов был похож на него, а он, ее русский муж, на погибшего маленького сына…

«До чего же удивительная женщина эта Изадора», – озарила внезапная мысль. Пытаясь создать танец будущего, она хорошо изучила искусство прошлого, черпая из него темы, сюжеты, ваяя живой язык своей пластики из застывшей позы древних эпох: греческой вазовой живописи, скульптуры, картин мастеров итальянского Возрождения».

Один из самых знаменитых ее танцев, в котором она рассказывала о весне, о любви и рождении жизни, был навеян «Весной» Боттичелли. А самым дорогим и сокровенным детищем стал для нее «Ангел со скрипкой» с фрески художника Мелоццо да Форли, в которого силой своего искусства она вдохнула жизнь.

Но несовершенство мира, кровь и жестокость войн были несовместимы с символом любви. И божественная скрипка стала звучать где-то в заоблачных высотах. Музыка становилась все трагичнее, разбивая радостное мироощущение ее творчества и иллюзии о воцарении на земле власти искусства. В самые мучительные минуты душевного разлада она ставила пластинку с аргентинским танго… Сорвавшийся диск почерневшей луны крутится под патефонной иглой все быстрее и быстрее…

Черные крылья большой птицы закрыли свет.