Текст книги "Дороги Средневековья. Рыцари, разбойники, кочевники, святые"

Да, это сказка, но она связана с самурайскими ценностями. В реальной жизни самураи были разные: добрые, злые, подлые, прекрасные, и идеал – не тот человек, который рубит головы направо и налево (как в кино); идеал – это тот, кто владеет собой и лишний раз не обнажает клинок. Великий сёгун Токугава говорил, что главное искусство – победить врага, не вытаскивая меча: именно тогда меч по-настоящему проявляет свою силу. Это о самурайской сдержанности, самурайском спокойствии и других важных качествах. И об этом же повествует множество историй, посвященных странствующим воинам, кенго – великим мастерам поединка, которые достигают невероятных высот в использовании меча, но при этом не обнажают его зря. Они окружены религиозным ореолом: медитируют, углублены в себя, философствуют, часто становятся учителями и обучают других самураев не искусству боя, а прежде всего выдержке и самообладанию.

Еще один самурайский герой, с которым связано множество легенд, – великий странствующий воин Цукахара Бокудэн. Как и полагается такому мастеру, он создал целую школу владения мечом и имеет множество последователей. История рассказывает, как он однажды переправлялся на пароме с толпой людей, и какой-то буйный самурай начал всех задирать, привязался к Бокудэну и сказал: «Давай сразимся с тобой. Какое направление, какую школу ты представляешь?» А Бокудэн ответил: «Мое направление – это бой без меча. Я тебе сейчас покажу». Буйный самурай заставил паромщика подплыть к берегу, выскочил на сушу и крикнул: «Ну, давай сражаться!» А Бокудэн оттолкнул паром, и они уплыли, оставив задиру на берегу. Бокудэн бросил ему напоследок: «Видишь, это моя школа, я тебя без меча победил». Он прекрасно умел сражаться, но лишь с достойным и лишь тогда, когда это действительно требовалось. Так что самураи – не просто убийцы, они многое таят внутри.

На основе таких представлений возникла школа фехтования Дзигэн-рю – можно сказать, мистическая, пронизанная идеями дзен-буддизма. Последователи этого направления, например, ставили деревянный шест и били по нему деревянным мечом, причем предполагалось, что за день это упражнение нужно проделать несколько тысяч раз. Типичный буддийский вариант вроде бы бессмысленного действия, в процессе которого, однако, на человека снисходит озарение. Сторонники этой школы следуют принципу «Второго удара не требуется», придавая большое значение первому удару, быстрому и мощному. По их убеждению, меч создан для того, чтобы уничтожать противника, а не для самозащиты. Они придерживаются мнения, что всегда надо наступать, но при этом никогда не тренируются на людях. Почему? Может быть, чтобы не выдать какие-то секреты. Или, возможно, потому, что тренировка подобна медитации. Конечно, не все самураи действовали так, но в каждом из них воспитывали священное преклонение перед мечом, необходимость самоуглубления и выдержки.

И всё это не противоречит тому, что идея ритуального самоубийства невероятно укоренилась в философии самураев. В общем-то, она жива до сих пор, хотя самураев формально уже нет. Григорий Чхартишвили в своей поразительной книге «Писатель и самоубийство» (на мой взгляд, лучшей из написанных им) рассуждает о высоком уровне самоубийств в Японии и о непонятном для нас, по-прежнему уважительном отношении к тем, кто добровольно уходит из жизни. Если в европейской культуре самоубийство считается признаком слабости, смертным грехом, то в Японии представления совсем иные. Для самурая сэппуку – благородный способ умереть. Вспомним сорок семь ронинов: они уговаривали своего врага совершить сэппуку, уйти из жизни с достоинством; и когда им самим вместо казни разрешили покончить с собой – им таким образом оказали уважение.

Все мы знаем о традиционном способе: самурай вспарывает себе живот, и ему, возможно, отрубают при этом голову. Женщина самурайского рода кинжалом разрезает себе горло. Одновременно с этим существовало множество других удивительных вариантов. Когда сторонники Тайра массово бросались в море, поняв, что сражение проиграно, – это тоже сэппуку, хотя живот никто не вскрывал. Как я уже рассказывала, предсмертное стихотворение считалось очень важной частью ритуала сэппуку, и один самурай как-то написал его своей кровью на стене. Есть история о самурае, который, осознавая, что проигрывает и не успевает ни помедитировать, ни записать стихотворение, просто поставил свой меч на землю и прыгнул на него с коня. Ну, и совсем уж жуткий рассказ есть о том, как некий самурай, не сумевший выполнить приказание своего господина – взять крепость, – велел закопать себя живым в землю, причем сидящим верхом на коне. И его закопали, вырыв огромную яму, обращенным лицом в сторону невзятой крепости. Хочется надеяться, что эта история выдумана, хотя она говорит о многом.

Сэппуку могли использовать как замену казни. Бывало, что две враждующие стороны заключали мирный договор и в нем оговаривали, кто из воинов проигравшей стороны совершит сэппуку. Таким образом убирали самых опасных, могущественных воинов.

Порой самоубийство совершалось в знак протеста, и это встречается в разных культурах, хотя в Японии сильно ритуализировано. Знаменитый самурай Ода Нобунага, один из великих объединителей Японии в XVI веке, в молодости вел себя недостаточно серьезно. Он унаследовал власть от отца, став во главе клана, но в нем не видели достойного руководителя (например, на похоронах отца он швырнул благовония на алтарь, вместо того чтобы аккуратно положить, не желал заниматься своими землями). И тогда один из его вассалов, очень уважаемый человек, покончил с собой, оставив письмо, в котором объяснял, насколько плохо поступает Нобунага, – и тот, конечно, сразу изменил свое поведение, ведь на это ему указали ценой человеческой жизни.

Существовало также дзюнси («самоубийство вслед»), когда слуга или даже всё окружение кончали с жизнью, если умирал их господин. Относились к этому по-разному, и уже с XVII века начали запрещать (как излишнее расходование жизней). Но, несмотря на запреты, некоторые всё равно это делали, а потому были введены очень строгие наказания. Так, из-за подобного самоубийства одного самурая казнили кучу его родственников – в назидание другим. Знаменитый японский адмирал Ноги в начале XX века (хотя считается, что с XIX века сословия самураев нет) хотел покончить с собой, потому что Русско-японская война проходила не так, как ему хотелось, а его сыновья погибли. Однако император запретил ему это, и он, естественно, подчинился. Когда же император умер, то и адмирал, и его жена все-таки покончили с собой, уйдя за господином.

Что уж говорить о других примерах, мало понятных нам. Один самурай по политическим соображениям приказал убить своих младших братьев, и воспитатель этих братьев тут же совершил сэппуку, уйдя за своими учениками (точнее, там было четверо воспитателей: двое совершили сэппуку, а двое других убили друг друга). Ну, и чтобы закончить этот жуткий перечень, вспомним еще одну историю. Когда проигрывало войско одного самурая и ему следовало покончить с собой, вассалам показалось, будто он медлит и не решается. Тогда из них вызвался смельчак, который попросил господина – с соблюдением всех приличий, естественно, – зайти с ним в комнату. Самурай последовал за своим вассалом, и тот совершил сэппуку – показав таким образом, что ничего страшного в этом нет. И в знак уважения господин, конечно же, снес вассалу голову, а затем покончил с собой.

Перепрыгивая из XIII века в XVIII и даже в XX, я хочу показать, что некоторые вещи, сформировавшиеся давно, укреплялись, сохранялись и передавались из поколения в поколение, хотя образ жизни самураев, конечно, менялся. После борьбы Минамото и Тайра в XII веке значение самурайских отрядов, служащих своему даймё, было еще очень велико, но со временем многое преобразилось.

К XV веку произошли существенные перемены. Армии у разных даймё становились всё больше: если прежде они представляли собой самурайские отряды, то теперь туда набирали людей из простонародья. Естественно, сражались они хуже, но количеством превосходили – и это важный момент, который сыграет свою роль в период беспрерывных гражданских войн. Кроме того, в начале XVI века в Японию проникло огнестрельное оружие. Сначала очень примитивное китайское – что-то вроде простых огнеметов, слабо стреляющих (да, китайцы использовали порох не только для фейерверков). А затем, в 1543 году, у побережья Японии потерпел крушение португальский корабль, на котором оказались аркебузы, – и тогда японцы познакомились с ружьями. Легко обучаемые японцы очень быстро освоили аркебузы и стали активно использовать их. При этом отношение к огнестрельному оружию здесь сложилось примерно такое же, как в Европе: европейский рыцарь считал не только ружья, но даже луки оружием простонародья, так как любой человек, не обученный всему комплексу доблестных наук, мог легко убить благородного воина, а это неправильно. Это показано в фильмах Куросавы, многие из которых связаны с самураями: скажем, в «Семи самураях» огнестрельное оружие мы видим только у бандитов, а самураи стрелять не могут (за исключением одного героя, Мифунэ, но он ненастоящий самурай). И в фильме «Тень воина», основанном на событиях XVI века (хотя, конечно, существенно переосмысленных), основное самурайское войско не использует огнестрельное оружие и поэтому погибает от пуль.

Почему же столько фильмов, книг и историй связаны именно с XVI веком? XVI век – пик самурайской доблести и самурайских войн. Япония была раздроблена на множество владений разных даймё. Император, чья власть священна, не обладал никакой политической силой, и потому разные кланы вели за нее ожесточенную борьбу. Эти гражданские войны продолжались около полутора веков, и казалось, что конца им не будет. Однако появились люди, которые задумались не о том, чтобы просто разгромить соседа и что-нибудь отнять у него, а о том, чтобы подчинить себе всех, объединив страну. И они сделали это – с невероятной жестокостью. Первым, кто подчинил себе почти всю Японию, стал Ода Нобунага. Я уже упоминала о нем: он сперва возглавил небольшой клан (и управлял им неправильно, пока самоубийство вассала не изменило ситуацию), а затем начал бороться за власть. Он вступил в конфронтацию со своим младшим братом, которого клан предпочитал видеть в роли вождя, убил его и завладел его землями. Затем одержал верх над двоюродным братом и получил власть над целой провинцией. Далее он принялся захватывать земли соседей – с жестокостью, необычной даже для того мира, в котором человеческая жизнь значила немного. Нобунага зверски расправлялся со своими соперниками, вырезал, выжигал, уничтожал целые города и провинции. Одновременно с этим он понимал некоторые очень важные вещи. Он одним из первых стал формировать большие армии из простонародья, благодаря чему, кстати, в его войске со временем поднимется еще один выдающийся человек, Тоётоми Хидэёси, сделавший головокружительную карьеру (от крестьянина и простого солдата – к самураю). Нобунага также быстро осознал силу огнестрельного оружия и довольно рано начал использовать аркебузы. Он понимал, что подчинить себе всю Японию сможет, только если победит разных даймё и сломит те силы, которые ему противостоят. И одна из таких сил – многочисленные монахи-воины, прекрасно владевшие боевыми искусствами. Во главе их стояла буддийская секта Икко-икки, имевшая целую сеть монастырей. Нобунага объявил им войну и принялся громить монастыри, осадил главную обитель секты – монастырь Энрякудзи, занимавший важное стратегическое положение над Киото; а захватив его, вырезал всех монахов.

Параллельно он сражался с другими крупными даймё. Сюжет из той эпохи Акира Куросава использовал как раз в «Тени война»: сильный землевладелец Такэда Сингэн, умирая, завещал скрывать свою смерть в течение трех лет, дабы никто не узнал, что их клан ослабел. Но Куросава ввел в эту историю двойника умершего главы клана. Сын его не выдержал три года и пошел сражаться – имея большое войско и большие шансы на успех. Сразился он с тогда еще никому не известным союзником Нобунаги, будущим великим сёгуном Токугавой Иэясу. Войско Такэды Кацуёри значительно превышало войско Токугавы и Нобунаги, но у тех были аркебузы. Те аркебузы требовали сложной перезарядки. Это не как в кино, когда палят без остановки, – после каждого выстрела следовало ждать, пока ружье остынет, чтобы снова его зарядить. И потому они придумали хитрость: во-первых, поставили заграждения, которые войску клана Такэда, известному быстрым передвижением, пришлось обходить; а во-вторых, к каждому отряду аркебузиров приставили по несколько лучников: аркебузиры давали огнестрельный залп, сбивая врагов с лошадей, пробивая доспехи, а затем, пока они перезаряжали ружья, в дело вступали лучники. То есть стрельба шла всё время – то из аркебуз, то из луков. Применение огнестрельного оружия совершенно изменило принципы ведения боя в конце XVI века. Самураи поняли: доблесть – это хорошо, священные мечи – прекрасно, но огнестрельное оружие приносит победу. И в результате Ода Нобунага победил монахов-воинов и всех крупных даймё.

Большую проблему в течение довольно долгого времени для него представляли жители провинции Ига: считается, что именно там были самые непобедимые ниндзя, странные, загадочные шпионы-убийцы, бесшумные и невидимые. И действительно, в этой лесной провинции жили люди (не только самураи), умевшие вести партизанскую войну, и их никак не удавалось одолеть. Однако Нобунагу ничто не останавливало, он проводил политику выжженной земли. В конце концов пять его армий пошли с пяти сторон на жителей Ига и всю провинцию просто выжгли, вытоптали, стерли с лица земли. Мужчин, женщин, стариков, детей Нобунага уничтожил или подчинил и в итоге распространил свою власть почти над всей Японией. Символом его величия стал выстроенный им семиэтажный замок Азучи; каждый этаж в нем был расписан изображениями разных божеств, и чем выше – тем более могущественные божества украшали стены. На верхнем же этаже, где располагались комнаты самого Нобунаги, росписи отсутствовали, имелось только зеркало – то есть Нобунага мнил себя наиглавнейшим божеством.

Ему оставалось сделать совсем немного, чтобы стать правителем всей Японии, но этот славный путь прервал его же союзник и вассал Акэти Мицухидэ. Он был очень верующим буддистом, и его, очевидно, шокировала та жестокость, с которой Нобунага обошелся с монахами. Совершенно неожиданно для Нобунаги он ворвался и напал на него. Нобунага, однако, успел совершить сэппуку. Мицухидэ провозгласил себя правителем, сёгуном, но пробыл у власти лишь тринадцать дней. Потом его так и называли – «Сёгун тринадцати дней». Другой полководец Нобунаги, Тоётоми Хидэёси – тот самый, который прошел путь от крестьянина до самурая, – примчался мстить за своего господина, разгромил «Сёгуна тринадцати дней» и сам стал правителем Японии.

Хидэёси сумел подчинить север Японии. Прекрасный воин, он усвоил уроки Нобунаги, но одновременно с этим умел вести переговоры. Он знал, что северные даймё не желают ему подчиняться, поэтому пришел на север с большим войском, осадил крепость и велел всем местным даймё явиться к нему. Когда же к нему пришел и подчинился его власти самый знаменитый северный правитель, Датэ Масамунэ («Одноглазый дракон»), стало ясно, что вся Япония легла к его ногам. Совершил он и другую важную вещь: договорился с крупным военачальником того времени – Токугавой Иэясу – об обмене заложниками. Токугава отдал в заложники Хидэёси своего сына, а Хидэёси ему – свою горячо любимую мать. Такая процедура была делом довольно распространенным, но в данном случае – в ситуации, когда более ста лет все воевали против всех и никто никому не верил, – она символизировала взаимное доверие.

И с тех пор они стали действовать вместе. Токугава признал главенство Хидэёси. Хидэёси же мечтал быть сёгуном, но происхождение не позволяло: все знали о его крестьянских корнях. Тогда он вынудил императора и придворных вельмож признать его благородное происхождение, и вдруг нашлись документы, доказывающие, что он выходец из аристократического рода Фудзивара. Таким образом Хидэёси получил разнообразные почетные звания, стал правителем – правда, не сёгуном, а главой правительства. Он построил в Осаке для себя замок, еще более впечатляющий, чем был у Нобунаги, – площадью в квадратный километр, с мощными укреплениями, могучими пушками.

На своем посту Хидэёси произвел несколько важных реформ и принял законы, совершенно изменившие положение самураев. Во-первых, он объявил, что владеть мечом теперь может только самурай (впоследствии это назвали «охотой на мечи»). Надо сказать, что за долгий период войн оружие было практически у каждого жителя, и по решению Хидэёси всех (за исключением самураев) вынудили его сдать. Таким образом, правительство изъяло множество мечей, и в дальнейшем носить их запретили кому бы то ни было, кроме самураев. Во-вторых, законодательно четко разделили занятия разных групп населения. Самураям полагалось только воевать, они не могли ни торговать, ни заниматься земледелием, и под страхом смерти одной группе не разрешалось брать на себя функции другой. Благодаря этому было зафиксировано положение самураев как военного сословия, абсолютно отделенного от остальных.

Кроме того, никакой даймё, даже самый знатный, не мог объявлять войну без одобрения Хидэёси. То есть отныне только он решал, идти против кого-то войной или нет. И в связи с этим возникла довольно странная ситуация: военное сословие – единственное, которому позволялось носить оружие, – существовало, но воевать ему запрещали.

Даймё не могли брать к себе на службу людей, пришедших непонятно откуда, требовалось сначала выяснить, почему человек стал ронином, где его господин, что с ним произошло, действительно ли он самурай. Тем не менее самураи всё-таки пытались устраиваться к новым господам. Более того, в это время самураев нанимали испанцы и голландцы, которые осваивали тихоокеанский регион (например, на Филиппинах), хотя побаивались их и не очень понимали. Существует замечательная история о том, как самураи служили королю Сиама (ныне Таиланд), зарекомендовали себя прекрасными воинами, но какой-то злобный министр их оклеветал. Король приказал всех уничтожить, однако самураи отбились, сели на корабль и уплыли в Японию. Правда, восемь человек в это время отсутствовали – отправились в паломничество по каким-то буддийским местам. Вернувшись, они поняли, что им грозит неминуемая смерть. Король же к этому моменту осознал, что без самураев ему плохо: разные враги узнали, что он их выгнал, и пошли на него войной. Так что он помирился с этими восемью самураями и попросил о помощи. Они согласились и придумали хитрость: предложили королю одеть его войско, состоящее примерно из 500 солдат, в самурайские доспехи. И когда многочисленные враги увидели такую армию самураев, да еще с боевыми слонами, они сразу сбежали – столь славились самураи своим военным искусством. Но всё-таки самураи-наемники – это, скорее, исключение. А в Японии воевать им было не с кем, там наступил мир.

Однако Хидэёси вскоре решил начать войну с Китаем. Сложно понять, хотел ли он просто занять своих самураев или же, как Нобунага, возомнил, будто достиг невероятных высот. Китай в этом регионе был главным государством, обладающим огромной мощью и влиянием. Правила им династия Мин. Кроме того, чтобы добраться до Китая, требовалось пройти через Корею. Японцы попросили у корейцев разрешения пройти, корейцы отказали, и там развязалась жуткая и бессмысленная война. В Корею отправились тысячи самураев, но корейцы дали им неожиданный отпор. Японцы вели себя столь жестоко, что на борьбу поднялось всё население. Началась партизанская война, и самураи застряли в Корее. Стареющий Хидэёси сидел в своем замке в Осаке, уверенный, что Япония побеждает: вассалы так боялись его, что не осмеливались сказать правду.

Кроме того, у него возникли ужасные проблемы с наследником. Он стал господином Японии, которая вот-вот победит Китай, а передавать власть было некому. В конце концов одна из его любимых наложниц, Леди Чача, произвела на свет сына. Однако счастье длилось недолго: ребёнок умер, и Хидэёси потерял надежду стать основателем династии. Скрепя сердце, он сделал своим наследником племянника. Но вдруг его жена родила еще одного сына. Тогда он решил избавиться от племянника. Старый, тяжело переживший смерть первого сына правитель, которого все боялись, к этому моменту, кажется, уже совершенно обезумел. Он приказал не просто убить племянника, а вырезать весь его род, то есть и своих родственников – женщин, детей.

Пребывая в неведении относительно военных действий, Хидэёси предложил китайскому императору начать переговоры. Китайский император, однако, знал, что японцев разбили в Корее, и прислал своих послов, которые вручили Хидэёси китайскую одежду. Тот же, неадекватно воспринимая ситуацию, расценил это как знак подчинения Китая и надел поднесенное платье. В действительности это значило другое: китайский император признавал его правителем Японии и своим вассалом. Когда всё выяснилось (послы отказались кланяться первыми вассалу их императора), переговоры провалились. Японцы, как и корейское население, продолжали нести ужасающие потери в Корее.

И в этой ситуации в 1598 году Тоётоми Хидэёси умер, оставив маленького сына. Понимая это, перед смертью он разработал хитрый план: выбрал пятерых крупнейших даймё Японии (предпочтя тех, кто враждовал друг с другом, чтобы они никак не могли сговориться) и назначил их регентами при своем сыне до тех пор, пока тот не вырастет. Сложилась очень интересная ситуация. Власть принадлежала сыну Хидэёси – Хидэёри, но за него должны были править пятеро регентов. И они, конечно, сразу после смерти Тоётоми Хидэёси начали думать, кто станет главным. Двое из них обладали наибольшим влиянием: Маэда Тосииэ, которому Тоётоми поручил воспитание наследника, и Токугава Иэясу, главный полководец при бывшем императоре. Старый Маэда довольно быстро умер, Токугава тут же переехал в Осаку, и наследник оказался в его руках. Но в этот момент появился другой полководец, Исида Мицунари, невероятно преданный роду Хидэёси и желающий спасти наследника и разбить Токугаву. С огромным войском он пошел против регента.

Друг Токугавы с небольшим гарнизоном встал на защиту его крепости. Они держали оборону несколько дней, пока не осталось всего десять защитников, которые в итоге совершили сэппуку. Однако им таким образом удалось задержать войско, и Токугава смог собрать довольно большую армию, способную дать достойный отпор. В узком ущелье рядом с местом под названием Сэкигахара произошла битва между Токугавой и его противником (ставшая самым масштабным сражением за всю историю Японии). Мицунари занял очень выгодное положение: он блокировал ущелье, его войска и силы его союзников стояли на склонах горы, откуда могли легко атаковать подходившего Токугаву, имевшего к тому же меньшее войско. Однако союзник Мицунари предал его, изменил самурайским принципам: его люди, бросившись с горы в атаку, пошли не против Токугавы, а против войск Мицунари. Токугава в итоге победил.

В 1603 году он стал сёгуном и почему-то сохранил жизнь Хидэёри – сыну своего бывшего господина. Будучи мальчиком, тот не представлял угрозы. Однако, повзрослев, возжелал власти, к чему его подталкивала мать и все недовольные Токугавой. Оппозиционеры сконцентрировались в его замке в Осаке, и он попытался поднять восстание. В 1615 году войско Токугавы, которое использовало огнестрельное оружие и пушки, захватило замок в Осаке, казавшийся неприступным. Естественно, Хидэёри и его мать совершили сэппуку. И на этом череда войн в средневековой Японии завершилась. Если не считать еще одно небольшое восстание, которое будет подавлено, то можно сказать: сёгуны из рода Токугавы обеспечили стране два с лишним столетия мирной жизни – с начала XVII до середины XIX века.

В 1639 году издан приказ о закрытии страны: в Японию перестали впускать европейских торговцев и миссионеров, ограничившись торговыми отношениями с Китаем и Кореей, и такое положение сохранялось до середины XIX века. Самураи же, оставаясь военным сословием, больше не воевали. Они беспрерывно тренировались в военном искусстве, достигали удивительных успехов, однако в реальных войнах не участвовали (что было хорошо для страны, но плохо для них самих). Они обратили внимание на другие искусства: начали писать стихи, занялись философией и тому подобным, сохраняя при этом воинские умения, но одновременно поднимая свое сословие до интеллектуальных высот. Конечно, ходили слухи и о подлых самураях, которые, например, закладывали собственные мечи, чтобы выручить деньги, или даже занимались подпольной торговлей. Да, такое наверняка было – да и как еще могли выживать те, кто не имел земель?

До середины XIX века Япония вела средневековый образ жизни – со всеми его достоинствами и недостатками. В стране сохранялось представление о самурайской доблести. До тех пор, пока в 1854 году у побережья вдруг не появились американские корабли под командованием коммодора Перри, с современным для того времени вооружением. Незваные гости вынудили сёгуна подписать торговый договор с Америкой и допустить желтоволосых варваров в Японию. Это шокировало страну. Японцы поняли: если они хотят сохранить свою независимость и прежний образ жизни, то придется модернизироваться.

Всё это подтолкнуло к реформам молодого императора Муцухито, вступившего на престол в 1867 году, в четырнадцатилетнем возрасте. Известный как император Мэйдзи, Муцухито придумал всё не сам: его окружали сторонники реформ, последовательно проводившие политику европеизации, изменений в стране. И для самураев в этот момент рухнул их старый мир.

Интересно, что примерно тогда же (чуть пораньше) на другом конце Азии османские султаны тоже поняли: то самое войско, которое прежде обеспечивало их величие, – войско янычар – давно стало тормозом развития государства. В конце концов янычар перебили, и началась модернизация Османской империи. В Японии шли похожие процессы: в течение нескольких лет велась борьба между сторонниками сёгуна и сторонниками молодого императора, но сёгун (последний сёгун из рода Токугавы) довольно быстро ушел в отставку, сёгунат пал, и император, что неожиданно, взял власть в свои руки. Вокруг правителя собрались его единомышленники и противники сёгуна, но при этом далеко не все приверженцы императора поддерживали модернизацию. Многие выдвигали лозунг «Да здравствует император! Долой варваров!» – то есть европейцев и американцев.

Эта запутанная борьба разных группировок привела к гражданской войне между сторонниками сёгуна и сторонниками императора. Император вроде бы победил, начались реформы. Но в этот момент среди тех, кто выступал за императора и против сёгуна, подняли головы враги модернизации. При этом выступающие против реформ подчеркивали свою верность самурайским доблестям. Казалось бы, подобного не могло происходить в XIX веке, и всё же… Во главе противников модернизации стоял мощный клан Айдзу, который поднял восстание. На борьбу встали вассалы клана – люди разного возраста. Они объединялись в отряды, которым давали красивые названия, в частности, юноши 16–17 лет образовали «Отряд Белого Тигра». Когда замок Айдзу – центр сопротивления – осадили правительственные войска, «тигры» вышли навстречу противнику, а отойдя от замка, обернулись и увидели, что замок горит. Они решили, что замок взят (это была ошибка, на тот момент их сторонники еще успешно сопротивлялись), и двадцать юных воинов совершили сэппуку. Девятнадцать из них погибли. Двадцатого подобрали живым, он дожил до 30 лет, а после смерти его похоронили вместе с отрядом «тигров», к которым в Японии до сих пор относятся с почтением. Замок пал лишь через несколько дней, и после этого более двухсот мирных жителей (женщины, старики, подростки) тоже совершили сэппуку, чтобы уйти вслед за своими господами.

Примерно в те же годы произошло восстание, организованное Сайго Такамори – приближенным императора Мэйдзи. Такамори поддерживал императорскую власть, выступал против сёгуна, но, не желая модернизации, отошел от двора. В своих владениях он создал частные школы – по сути, военные училища, – в которых формировал свою самурайскую армию. С этой армией он позже и отправился на штурм очередного замка. Интересно, что рассказы о том восстании во многом повторяют старинные сказания о самураях. Вышли они во время сильной метели – так и сорок семь ронинов отправились мстить, когда мела метель. Перед последней битвой Сайго Такамори – человек XIX столетия – вел себя как полагалось самураю: исполнял ритуальный танец, играл на лютне, пил саке со своими собратьями, то есть совершал ритуальные действия, словно полководец XVI века. Естественно, когда его войско проиграло, он совершил сэппуку.

Япония стала проводить очень быструю и удачную политику модернизации и европеизации. В течение первых лет правления императора Мэйдзи сословие самураев было упразднено. В конце XIX – начале XX века самураев несколько подзабыли, но в 1930-е годы, с усилением милитаризации страны (когда Япония в очередной раз начала покушаться на Корею и Китай), самурайское наследие – правда, в его худшем виде, – снова оказалось востребованным. Тем самым «белым тиграм» – мальчикам, покончившим с собой, – установили памятник на холме Иимори, где находятся их могилы. Муссолини, заключивший союз с Японией, пожертвовал для этого колонну из Помпеи, увенчанную римским орлом.

Самурайский культ постепенно начал возрождаться. После поражения Японии во Второй мировой войне жизнь людей существенно изменилась. И сегодня самураи с их кодексом, мечами, прекрасными стихами, доблестями – это, с одной стороны, часть поп-культуры (красивые, увлекательные, романтичные истории, которые хорошо продаются в виде фильмов, книг, игр и т. п.), а с другой – важная составляющая японского наследия, которую пытаются возродить консервативные милитаристические круги.

Удивительная попытка воскресить самурайские доблести – история выдающегося японского писателя Юкио Мисимы. Наверное, никто не рассказал о его странной жизни (и смерти) лучше, чем Григорий Чхартишвили, и потому мы закончим эту главу цитатами из его книги «Писатель и самоубийство»:

«Пьесы Мисима писал следующим образом: сначала – финальную реплику, потом весь текст, начиная с первого действия, без единого исправления. Так же поступил он и с пьесой собственной жизни. Когда финальный эпизод был придуман, остальное выстроилось само собой.